Путь в Wonderland. Бессмертные витязи. Легенды Русского Севера

© Сергей Юрьевич Соловьев, 2024

ISBN 978-5-0062-9447-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Есть многое на свете, мой друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам

Шекспир,» Гамлет»

ПРОЛОГ

Всего превыше: верен будь себе.

Уильям Шекспир

Монах Викториус продирался через густые ветви кустов и плотного перелеска, по тропинке, пробитой среди тёмного леса. Он старался осторожно переступать острые сучья, поваленные деревья. Монах осторожно, стараясь не сдирать мох с лежавшего на земле ствола, с трудом переступил его, держась руками за громадные ветви. Закричала птица, и он, опустился на корточки, пережидая опасность. Если было надо, оглядывался, надо, прятался среди ветвей. Здесь нечего было стыдится, надо было лишь уцелеть, и исполнить предназначение. Его голова стала лишь компасом для рук и ног, для того, что он должен, обязан был совершить. Разум очистился, страха и дрожи в руках и ногах больше не было. Он предал себя в руки Бога и должен был исполнить предназначение, и очистить землю от страха и скверны. Ещё вчера спрашивал себя: « А отчего я, Господи?». Но, сегодня понял, что нет у Бога других воинов, и только он сможет, и постоит здесь за Божью правду. Но, он не должен погибнуть раньше времени, а просто обязан был дойти до этого скрытого места…

Правда, и вспоминал с благодарностью, то, что пришюл сюла. Рука, вернее, левая кисть, покрытая коростой, излечилась. Тот источник, показанный по большому секрету охотником -манси и вправду оказался чудодейственным. Два дня он обмывал руку той водой, и кожа очистилась, по благословению Господню. Но, охотник предупреждал:

«Пить ту воду нельзя, умрёшь. Вода эта только раны лечить хороша, но не для питья»

Вознёс путник благодарственную молитву к Небесам, что не был забыт ни Девой Марией, ни святым Мартином в этих далёких краях. А было даровано ему исцеление, за смелость, честность и верность своему слову.

Монах прислушивался к каждому треску веточки, к самому тихому шороху листьев. Очень опасался погони, хотя подсыпал при трапезе хозяевам усадьбы сонного зелья. Когда он уходил, долго дожидался, что все уснут. Заснул даже пёс в своей будке, а иначе точно бы за ним увязался. И тогда бы хвостатый обязательно его бы выдал. Сейчас в горле монаха снова пересохло, и он потянулся к фляге с водой. Вынул пробку, и сделал всего лишь один глоток. Воду следовал беречь, и Викториус это знал. Но вот, опять закричала ночная птица, и монах снова остановился. Осторожность не была лишней.

Так он вставал, и замирал, становясь похожим на столб рядом с деревом, к которому прижимался. Он должен был дойти, просто должен… Вот, заметил, как юркнула по стволу встревоженная белка. Ему помогало, что он видел в темноте, как серая сова. Никто не знал о такой его способности, только отец настоятель старого монастыря, отец Юлиан…

***

Он вспоминал то место, казавшееся теперь таким далёким- предалеким, просто прекрасным.. Этот остров Маргит, с невероятно красивой готической церковью. Там, как вспоминал монах, даже зимой было тепло, можно сказать, что теплее, чем здесь летом… И всё было бы хорошо, если бы король Лайош Великий не пожелал бы разузнать о прародине магьяр… Где был Первый Магьярок? Та, Великая страна венгров, страна песен и сказаний? Викториус стоял сейчас перед отцом настоятелем, зачитывавшим послание их короля:

«…Повелеваю тебе, Юлиан, отправить монаха из твоего монастыря, дабы он доподлинно узнал, где находится наша Родина, наш древний Дентумогер. Та земля, о которой остались одни сказания, и неизбывная тоска и грусть в сердце каждого венгра. Здесь и деньги, я посылаю двести золотых монет, и грамоты, дабы моего посланника встретили с честью…»

– Вот видишь, сын мой… Ты хорошо знаешь русский, турецкий и латынь. Знаешь медицину, и сможешь этим прокормится в долгой и непростой дороге. Молод, умён и силён, и выдержишь тяготы опасного пути. Твой путь начнется в Польше, затем, ты доберёшься до Данцига, и на корабле дойдёшь до Королевского города, Риги. (Рика, Рикка- королевство, царство на скандинавских языках. Sverige, Svearike – в переводе Королевство шведов).Дальше, достигнешь Новограда, и пойдёшь в далёкую Югорскую Землю. Там ты и станешь искать Дентумогер.

– Я постараюсь исполнить, то что должен, отец мой, – и Викториус поцеловал руку настоятеля.

Тот положил руки на плечи ещё юного монаха, долго смотрел в глаза ученика, и тихо произнёс:

– Помни главное, Викториус… И пусть ты видишь в темноте, как лесной кот, но ты не дьявольское отродье, а прекрасное божье творение. Ведь Бог так решил, и вложил в тебя это умение. Не проклятие, а именно умение, и оно поможет выжить в дальних странах. Буду ожидать твоего возвращения… Но, будь готов к испытаниям- ведь история венгров полна страха и ужаса, ты сам знаешь наши сказки и легенды. Береги свою душу, не дай ей сгинуть во Тьме, ведь я посылаю тебя в страну Смерти.

– Благодарю тебя, отец настоятель. Я готов к подвигу, – и Викториус поцеловал руки настоятеля.

Два монаха держали под уздцы мула, гружёного вьюками. А покидавший обитель с тоской и надеждой поглядел на стены, увитые виноградом, с уже большими, острыми, листьями.

«Я смогу вернуться, я обязательно смогу вернуться», -просто приказал он сам себе. Монах горячо и долго крестился на святое распятие на воротах монастыря. Опустив голову, сел в седло, и не оборачиваясь, послал мула лёгкой рысью по пыльной дороге.

***

Викториус поправил полы своей войлочной куртки, или по-местному, армяка, и пошёл дальше. Это места показывал ему сын хозяина дома Кущи, Сотр. Тогда его отец сломал ногу, а монах вправил кость, наложил жгут по-толковому и шину из деревянной плашки. А через месяц славный охотник Куща уже мог спокойно ходить по тропам и лесным дорожкам, и почти не хромал. Тогда и Сотр стал показывать чужаку кое-какие заветные места. Но говорил, так тихо, и вместе с тем уверенно:

«Запретное это место, Витяй (так его называли местные, манси). Есть тут ещё и старые люди, совсем старые. Те, кто не умирают. Там, дальше, за перевалом, их охотничья тропа. Они там гонят оленей. Я видел, мой отец видел, как это бывает. Догонит этот великан свою добычу, и отрывает голову. Сильны они безмерно, куда сильнее обычного человека …Но людей не трогают, без нужды. Иногда, правда, девку забирают».

Викториус тогда и спросил, так, на всякий случай. Привычка была такая, да и настоятель послал в эти места, что бы всё разузнал. Монах и старался:

«А где же их тайные святилища, или просто святые места? Кто же был здесь владыкой, до вас?»

Сорт долго сидел тогда у костра, ворошил угольки веточкой, смотрел на монаха сквозь языки пламени, и начал рассказ:

«Давно это было, куда как давно… А правила, да и правит этими местами сама Калтась-эква, по -русски -Златогорка, или Заряница, а те бессмертные великаны- слуги её. Но пришло время, заснула Златогорка, заледенела, и спрятали её в тайном месте. И называют её люди теперь не иначе как Сердцем Земли, и во сне она помогает тем, кто её просит. Но спрашивать надо только доброе, от всего сердца, тогда поможет. А там, Витяй, запретные места, худые, где спят её бессмертные слуги. Те, кто решили не оставаться на земле…»

Ну и Викториус начал готовиться. Знал, что должен был успеть всё, что задумал, за одну ночь. Хорошо, что охотничья заимка Кущи была недалеко от запретного перевала. И в вечер, монах сварил доброе зелье, опоил хозяев, и так смог пойти в это место. Жалел ли о своём коварстве? Нет, не жалел. Ведь он действовал так ради знаний, которые и дают подлинную силу ищущему. Так его наставлял учитель Юлиан.

Оставалось идти совсем немного, он заметил многочисленные провалы на этом плато. Видно, из-за этого местность и назвали запретной. Надо было идти внимательно, и неосторожность вела к гибели. Немало охотников сложили здесь свои головы.

Викториус передохнул, положил свой посох на землю, и принялся разматывать верёвку. А перед его глазами, словно вживую, возникли образы тех моряков, с большого нефа «Старый Гусь».

***

Теперь припоминал, морскую дорогу, их корабль, пропахший сельдью от трюма, до вымпела большой мачты. Их судёнышко вышло из пристани вольного имперского города Ростока.

Он искал у пристани судно, готовое доставить его до Риги, Королевского города, построенного датчанами. Вокруг него кипела жизнь. Носильщики переносили громадные рулоны драгоценного сукна, обёрнутые для бережения в серый холст, большие запечатанные кувшины с вином, огромные связки железных прутьев, годных для разной работы.

– Осторожней, монах! Смотри, а то отдавят здесь твою набожность! – засмеялся один из моряков.

– Так я по делу, сын мой, – проговорил Викториус, хотя был вдвое младше этого человека, – должен добраться до Риги, по повелению моего пресвитера, Юлиана.

– Так мой корабль сегодня и уходит. Всего пять серебряных монет, и мы домчим тебя по Восточному морю (Остзее, немцы так называли Балтийское море) до земель Тевтонского Ордена. И, за кормежку, если ты не ешь очень много, то ещё по четыре медяка в день!

– Я учился на медика, – смиренно произнёс Викториус, опустив очи долу, как следовало смиренному служителю церкви, – ведаю и добрые зелья. Многие магистры наставляли меня. Я смогу ьыть вам полезен…

– Тогда с тебя только пять монет, если пообещаешь лечить моих оборванцев, на судне « Старый гусь».

– Буду рад вам помочь, во славу Господню…

И монах расположился на корабле, и с неплохим комфортом. Отдыхал на мешках с шерстью. Правда, селёдочный запах насквозь пропитал даже доски, и непривычки было тяжеловато. А на палубе, ещё тяжелее, видеть, как свинцовая гладь моря перекатывается, скользит, увлекает их судёнышко, и Викториусу опять стало дурно. Он схватился обеими руками за борт судна, свесил вниз свою голову, и его стошнило. Да так тяжело, словно он весь, изнутри, рвался сейчас наружу.

В дороге, один матрос сильно порвал себе руку, а Викториус умело зашил рану, перевязал. И не загнило, не упала лихорадка на несчастного, всё вышло по его честной молитве. Тут уж сам кормщик порывался поселить монаха в своей каютке, да Викториус не захотел покидать матросов, с которыми успел подружиться.

От Риги через два дня должен был идти караван к Пскову, к русским землям. Старший военного караула города осмотрел грамоты монаха, уважительно глянул на тяжёлые печати.

– Проезжай, – почти с подобострастием произнёс седобородый воин, – неподалёку есть хорошая харчевня, – ночью улицы перекрывают, так что заканчивайте свои дела до захода солнца.

Викториус приглядывал за носильщиком, который не спеша вёз на тачке его вещи. Деревянное колесо этой штуки подпрыгивало и скрипело на булыжной мостовой, и монах до смерти боялся, что сейчас его два ларя упадут в канаву. Это средоточие помоев и всевозможных нечистот, воняло немилосердно, и было, наверное, подобно Ахеронту и Коциту древних легегнд. По крайней мере, так сейчас считал Викториус, он даже наложил на себя крестное знамение.

– Что такое, святой отец? – испугался носильщик.

– Всё хорошо, сын мой, – успокоил его монах.

Собственно, канава была далеко, футах в трёх, но всё равно монах себе это представлял очень живо. Викториус вошёл в тот дом, где так соблазнительно пахло жареной колбасой и свежим хлебом. Монах перекрестился, положил денежку и завладел такой тёплой ковригой. Есть ему сейчас хотелось просто неимоверно.

Наконец, трактирщик отвёл нового постояльца в его комнату, и Викториус коротал целые сутки вовсе не в молитве, а наевшись, беспробудно спал под тёплым одеялом. Старался отоспаться, за целую неделю своего бессонного путешествия по морю.

По сухопутью топали они ещё с неделю до границы, а затем, только за два дня добрались до самого Нового города. Новый град поразил монаха деревянными домами, и деревянной же мостовой. А дальше, по рекам, добрались до Великой Перми. И здесь, Викториус был просто раздавлен величественностью этих мест. Этими горами, извилистыми реками, глухими лесами. И, непонятно откуда взявшимися сокровищами- обилием серебряной посуды. Цена у этих предметов была немалой, одно блюдо позволило бы прокормится год целой семье. А тут, этого добра имелись целые возы, и это не было преувеличением…

То что казалось мифов, легендой, сказкой, было правдой, гораздо худшей чем она есть. В одном селении, Витяй, как теперь звали Викториуса, дневал, ожидая лодьи. Коротал день перед горшочком ягодного взвара, которым его гостила хозяйка. Не за так, а за доброе дело, сумел вытянуть железную занозу из руки хозяина дома. Всё сделал, как надо, промыл, полил ещё и хлебным вином, а затем намазал мёдом и наложил чистую повязку.

– Ну, спасибо тебе чужеземец, помог… А то, и горячка на меня могла упасть, – благодарил его строгий Кудим.

– А куда супруга ушла? Я же говорил, что не надо ничего…

– Скоро придёт, Витяй, не беспокойся. Вот, хлеба поешь.

Монах налил себе ещё питья, и от хлеба не отказался. Кто же от доброго угощения нос воротит? И сам был рад, что помог хорошему человеку, так что хорошо было на душе.

– Заходи, заходи, Ульта, не побрезгуй домом, – раздался голос хозяйки и скрипнула дверь, и раздались шаги ещё одной женщины.

– Чужой здесь? – резанули по ушам слова, да словно не человек их говорил.

Кудим вскочил с места, так, что едва стол не опрокинул. Схватился за палку, но увидел, кто вошёл, так и уронил свою дубьё. Ни слова не сказал, только поспешно отвернулся, и выскочил из горницы.

Монах весь напрягся, испугавшись не на шутку. Потянулся за ножом, но всё же положил руки на стол, показывая, что доверяет хозяевам. Зашла эта Ульта, а за ней стояла Лия, жена Кудима.

– Вот он, Витяй, мужа моего спас. Ты помоги ему, Ульта. Раскрой, что ему делать? Какая у него дорога?

Незнакомка жёстко глянула на него, так, аж сердце его заледенело. Света и так было здесь не густо, но сейчас словно тени густой массой полезли к столу. Женщина вздохнула, и произнесла:

– Как икотка захочет… Я не в своей власти.

Она села, долго смотрела на него, затем её голова запрокинулась, и женщина начала говорить, теперь совсем другим голосом:

– Красавчик, здравствуй. Заждалась уж, не знала, придёшь, не придёшь! – и рассмеялась так, что у Викториуса зубы свело, – дойдёшь, знаю… Ты же ведь, в темноте видишь?

Сначала речи женщины казались Витяю смешными, но как сказала гадалка про ноктолопию, тут у монаха по спине мурашки побежали. Он деланно улыбнулся.

– Но рушить наше не смей, а то разорву, так что только твоя голова на колу останется! – и опять засмеялась, – а так живым в свой монастырь вернёшься, на остров Маргит. И за нож не хватайся, но наставника своего, Юлиана, опасайся! – закончила свою речь Ульта, закрыв руками своё лицо.

Так она сидела долго, отдыхала. А затем, Ульта её увела. Витяй долго думал, вспоминая, что случилось. Вот ведь невидаль какая! А в имперских землях за колдовство на костёр ведут, а здесь – ведьма среди людей живёт, в дом её водят! Угощают, берегут!

– Ну что, всё понял, Странник? Ну, иди с Богом, тебя уже в лодье ожидают!

Его взяла с собой ватага, торговый люд, собравшийся идти за Камень, как здесь называли Рипейские горы. Они пошли верх по Каме, где часто встречались в пути длинные купеческие лодьи, и челны местных пермяков. Бывало, что тянули своё судёнышко и бечевой, когда стоял сильный ветер. И небо менялось часто, показывая свой суровый нрав, то хмурилось, то сияло. Извилистая река неспешно несла на себе суда и лодьи, увлекала смелых неизведанными далями. На берегах чернели громадными стволами старые деревья, покачивались, махали им громадными ветвями. Так шли и шли по воде, потом попали и в Чусовую. Та река была непростой, с суровым и яростным характером. Такая, полная тайн и угрожающе неприветлива на первый взгляд.

«Вот и Чусовая, великая наша река, – сказывал с неповторимым говором кормщик Викториусу, налегая на весло, – такой у неё, резвый характер

– А чего в ней?

– Ведь только она через Камень прошла, словно горячим ножом скалы разрезала, – а резвой Вишере и то оказалось такая задача тяжкой. Не перемогла. И ведь силу набрала на той стороне Камня, и пробилась сюда. Вот, смотри, как у нас красиво… И скалы, и камни аж до самого неба выросли, нигде такого нет. Видать, как добра к нам Златогорка, – неожиданно произнёс кормщик, – Места здесь непростые, с оглядкой пойдём, что бы на Древних не попасться, или что бы вогулы-стражи не осерчали. Есть там места, камнями помеченные, там хода чужим нет, слова не скажут, сразу порешат. Но, ничего, до городка дойдём, а там и видно будет.

Вот в этом городке встретился Викториус с юным охотником Сортом и его отцом Кущей.

***

Викториус осторожно пробирался между камней, начал разматывать длинную верёвку. Закрепил её конец, почти исступлённо выдохнул, и полез в этот ход в горе. Каждый шаг давался непросто, и монах всё боялся оступиться, держался рукой за шероховатую стену, ставил ногу всей подошвой. Но, шёл и шёл, спускался по наклонному ходу. Правда, опять и опять твердил сам себе, что будет лучше, и он должен дойти. Правда, за камнями, заметил чей -то костяк, в обрывках меховой одежды. Дело, как видно, было непростое, и очень опасное.

Он прошёл мимо валунов, миновал разрушенную арку, где заметил незнакомые письмена. Не удержался, и перерисовал вырезанные в камне странные буквы. Почувствовал, что очень устал. Достал флягу, и попил из неё немного. Он встал на колени, и начал молится. Поминал и Господа Бога, всю Святую Троицу, Деву Марию. И благодарил их всех, что видит в темноте. Здесь, у этой арки, был ещё один ход вниз. Чёрная, пречёрная дыра, выглядевшая совершенно по-адски. Монах пытался принюхаться, а вдруг серой пахнет, как в Адском узилище, гле грешники горят вечно… Но, Викториус обвязал свой рот и нос тряпкой и начал спускаться вниз.

Он попал теперь в высокий коридор. Тоннель был высоким, и тёмным, очень тёмным. Пол здесь, что удивительно, был отшлифован до гладкости. Викториус начал мерить шагами на слух, и через пятнадцать его глазам открылись чудные рисунки на стенах, с головами людей, окруженными светоносной аурой. Краски потускнели, но было понятно, где красный цвет, а где золотой…,

.Краски не потускнели за много лет, и настенные картины были очень яркими и красивыми. Присмотрелся, и заметил рядом с этими существами и маленьких человечков. Слышал он раньше о дактилях- пальцах, малых людях ростом в ширину пальца, и о таинственных ледяных великанах далёкого Севера.

Шаг за шагом монах двигался вперёд и вперёд, и показалось, именно показалось, что блеснула обитая золотом дверь Правда, вся увитая паутиной… Могучий косяк блистал золотыми вкраплениями в чёрном камне, словно золото пролилось мелким дождём по аспидному граниту.

Викториус осенил себя крёстным знамением, и осмотрелся, опасаясь ловушек. Эта дверь была закрыта на бронзовый засов, и открыть его оказалось легко. Как- то, повинуясь инстинкту, монах подпрыгнул, и уде потом заметил громадный, позеленевший медный капкан у двери. Теперь осторожно выдохнул. Пыль покрывала здесь всё, и слоем, наверное, в полфута точно. Монах заметил каменные лежаки, а на них, или в них, залитые глиной, находились человеческие костяки. А около них стояли громадные каменные сосуды, а в них человеческие черепа, тоже залитые глиной. Мертвецы словно спали, и ожидали, что их разбудят ото сна…

Монах достал тяжёлый молот из заплечного мешка. Он слышал, как отцы инквизиторы уничтожают останки еретиков и колдунов, сжигая их грешные тела, и дробя кости тяжёлыми молотами. Викториус взвесил в своей руке то орудие Божьей Воли, и снова поглядел на эти скелеты. Раньше, когда думал об этой обители, представлял, как он сокрушает этих демонов, и становится подобным Давиду. И вот, здесь не один Голиаф, а почти три десятка этих неукротимых великанов. А он один, самый —самый-самый… Но, как —то неприятно было на душе, как представил себе, что леят во все стороны осколки костей…

Сказать честно, он сроду и бродячую собаку не пиннул, кошку не ударил. А тут лишить надежды на воскрешение, на возрождение, этих..,всё же людей… А может быть, попробовать их воскресить самому, такая вот шальная мысль зародилась в его голове. Он бросил молот, и решил, что точно вернётся сюда.

А дальше, в другом зале, он увидел и саму Златогорку… Нет, просто статую, выразительную, выполненную из белого камня, и украшенную золотом. Он опять взялся за свинцовый карандаш, зарисовав, что обнаружил. Монах схватил одну штуку, и спрятал под плащом, здесь, как доказательство. Всего лишь Золотой перстень, лежавший у статуи. Здесь было много изделий из ярого металла, но Викториус пришёл не за ним, а лишь за Знанием, и он его получил.

Ему показалось, что в в темноте, у пола, шныряли маленькие, ростом в ширину пальца, человечки. По его ушам вдруг ударил сильный, давящий, свист, очень высокого тона. Сердце у него билось часто-часто, он дышал с трудом, согнулся от боли в животе. Монах в страхе схватился за уши, и просто побежал из этих горных покоев, Надо было выбираться отсюда, билась одна мысль в его голове…

***

Монах сидел за столом в келье отца-настоятеля, перед ним стояла глиняная кружка с вином. Это скромное обиталище едва освещалось сальной свечой, потрескивавшей от собственного жара. Он поглядывал на своего более пожилого собрата, опустившего глаза на объёмистый том, который тот жадно сжимал в своих руках, словно опасался, что какая-то сила лишит его столь вожделенной вещи.

– Токайское? – с надеждой в голосе спросил Викториус, – три года жил без нашего золотого вина, в далеких северных странах.

Отец Юлиан неспешно просматривал книгу монаха, иногда возвращаясь к началу повествования. Пресвитер рассматривал повзрослевшее лицо собеседника, своего ученика. Да, эта книга стоила таких усилий, ох как стоила…

А Викториус сейчас вспоминал страшные слова той, пермской колдуньи, сказанные почти два года назад. Он иногда посматривал краем глаза на своего пресвитера, делая вид, что отпил из кружки. Та колдунья, Лия, предсказала всё точно. Проверять же е последнее изречение не было никакого желания.

– Но, есть некие вещи, которые я не могу понять, сын мой… – спросил Юлиан, – Я прочитал, что ты обнаружил само Сердце Земли, и его стражей?

– Я не посмел уничтожить творение Божье. Что создано Богом, значит, и есть правильно. По Его же невысказанному и неоткрытому промыслу. Кто я такой, чтобы судить об этом? А весть об этом я разделил, так что бы недостойный не смог ы прочесть и прикоснуться к этой тайне. Часть дневника с картой местности и метками, которые я оставил, отдал на сохранение в Перми, в тамошнем монастыре. Всё написано по -латыни, там это прочесть не смогут, вдобавок всё зашифровано… И вот, этот код, обещающий подлинное могущество, я укрыл в этом томе, а без него дневник не прочесть. Код- это трафарет для чтения дневника, и он спрятан в переплёте книги. Так, будет всего разумнее распорядится этой тайной.

– Может быть, ты и прав сын мой. Там могла быть хитроумная ловушка, гибельная для нечестивца. В их смысле, не в нашем. И тогда тебя бы ожидала страшная смерть, – возвышенно изъяснялся Юлиан, и даже сжал своей сухой рукой крест Божий.

Викториус понимающе усмехнулся, и легко кивнул, соглашаясь с наставником. Но, тут его лицо скривилось, словно от страшной боли, и монах начал говорить, будто выдавливая из себя тяжкие слова:

– Ты меня отравить собрался, отец настоятель?

Юлиан склонился, просто весь вытянулся над старым столом, а его наперсный крест волочился по дубовой столешнице. Хитро усмехнулся, и показал замшевый мешочек. Больше всего он сейчас напоминал змея-искусителя, каким его рисуют на святых иконах.

– Нет, теперь нет… Ты прошёл последнее испытнание. И смысл его в том…

– Что нельзя никому доверять?

– Конечно. И любая верность должна быть оплачена, сын мой… Всё имеет свою цену, и каждый должен быть готов её оплатить!

Пресвитер с удовольствием смотрел на такого блещущего умом монаха. И незаметно убрал уже приготовленный мешочек с ядом. Да, настоятель поначалу действительно желал бы отравить его, чтобы навсегда сомкнуть уста этого посланца. Книга без дневника интересна для чтения, но совершенно безобидна. А дневник человек незнающий в жизни не прочтёт. В том пресвитер Юлиан теперь стал совершенно уверен. Тайну будут хранить лишь просвещенные, и тогда, когда придёт назначенное время, они получат подлинное могущество и власть…

ЧАСТЬ1 Между старых холмов

«Не в звездах держится наша судьба, а в нас самих»

Уильям Шекспир

ГЛАВА 1 Кащей и его невеста

Долго выслеживал этот охотник оленя. Высматривать следы на этой каменистой почве, вообще было делом непростым. Но он терпеливо шёл и шёл, когда надо, бежал, не давая добыче оторваться от него, и спрятаться, уйти в заросли. Это продолжалось долго. Но, наконец, олень опять решился побежать. Голова, гордо увенчанная ветвистыми рогами, прямо держалась на сильной шее прекрасного животного, и как- то немного отклонялась назад, во время бега. Это было невероятно красиво, и преследователь просто любовался природной грацией животного. Тёмные глаза оленя косили назад, самец с удивлением смотрел на своего неутомимого преследователя, на такое странное существо. Ему не были помехой ни рытвины, ни ветви, даже поваленные деревья страшный преследователь перепрыгивал с такой лёгкостью, словно имел даже крылья за спиной. Олень убегал от стаи волков, однажды смог сбросить со своей спины даже рысь, а тут, не мог оторваться от неукротимого и странного существа.