У входа нет выхода

Глава 2

ИЗ НИОТКУДОВСКА В НИКУДАТЬЕВСК

Во всяком добре ключевое слово «регулярность». Нерегулярное добро – это зло, которое решило поразвлечься.

Ведьмарь будет рассуждать о глобальных законах по искоренению голода в масштабах вселенной, а шныр просто молча сунет кому-нибудь яблоко или пирожок да и пойдет себе дальше.

Чем сильнее любят – тем больше запрещают. Если хочешь наверняка уничтожить того, кого любишь, разреши ему все.

К мудрости ведут два пути – скорби либо добровольного самоограничения, то есть, в общем-то, той же скорби, только осознанной. Если ты не выбираешь второй путь, первый сам выбирает тебя.

Лучше взять меньше, но донести, чем взять много и бросить на полпути.

Сила человека проявляется в том, насколько сильно он сумеет наступить на себя.

Фреда меланхолично созерцала пустоту на водительском сидении.

– А где??? Что ты сделал с водителем? – поинтересовалась она голосом человека, не уловившего соли анекдота.

Сашка ощутил, что виноватого она нашла.

– Вот он! Лови! – Сашка бросил ей куртку.

Фреда с ужасом оттолкнула ее сразу двумя руками. Куртка упала. Теперь, когда ее разоблачили, она более не притворялась живой.

– Нет! Ты с ним что-то сделал!!! А-а! – Фреда закрыла глаза и коротко вскрикнула, подавая сигнал к всеобщей панике.

В ту же секунду завизжала Лара, демонстрируя отменную вокальную подготовку. Макар деловито посоветовал ей заглохнуть. Одновременно он навалился животом на спинку, касаясь лбом зеркальца. Недоверчиво, точно подозревая невидимку, пошарил рукой.

– Во, дела! Водилы реально нет! Кто-нибудь рулить умеет?

Показывая, что она и сама неплохо справляется, маршрутка лихо нырнула между двух трейлеров и ушла в крайний ряд. Подрезанный грузовик замычал как обиженный бык.

– Я! – сказал Сашка, снесший недавно на дедушкиной «Ниве» соседям дачный забор.

– Ну так займись!.. – поощрил его Макар.

Сашка хотел перелезть, но Фреда вцепилась в него:

– Только попробуйте кто-нибудь тронуть руль! Я поняла! Мы идем по компьютеру!

Даня недоверчиво посмотрел на продавленное сиденье, на дребезжащую дверь. Увидел пачку кефира и мятый журнал.

– По спутнику! – скептически сказал Даня, наблюдая, как маршрутка раздраженно гудит выскочившей на дорогу псине и лихо сворачивает, окатывая ту грязной водой из лужи. – Во! Спутник прочухал биологическую активность и задал коррекцию курса с учетом направления разбрызгивания жидкости!

Сашка пытался освободиться, но сделать это без грубости было невозможно. Фреда повисла на нем клещом. Живым не отпустит. При этом Сашка не сказал бы, что она паниковала. Просто человек такой. Ни одно действие в ее присутствии не может быть совершено без ее одобрения.

– А если это шоу? Нас везут на платформе и незаметно снимают нашу реакцию? И в эфир? А? – выдвинула Фреда другую версию.

Услышав, что ее могут снимать, Лара мгновенно успокоилась и поправила волосы.

– Можно неприличный вопрос? Кто тут подсадной со студии?

– Я! Разве не видно? – заявил Кирилл, но, обнаружив, сколько народу на него сразу уставилось, дал задний ход. – Все-все! Не надо меня убивать! Я уже заглох! Какое шоу, народ? Вы хоть одну камеру видите?

– А если скрытые? – деловито предположил Ганич, аккуратист в костюме.

Кирилл покрутил у виска пальцем.

– В этом дребедане? Даже если и втюхать тут какую-нибудь вебку – она ж показывать будет как глаз дохлого таракана! Для эфира не пойдет! – сказал он со знанием дела.

Лара постучала телефоном по колену.

– Ничего не понимаю! Здесь должны быть все палки!

Фреда посмотрела на нее испепеляющим взглядом.

– Палки в лесу, – сказала она и, отпустив Сашку, села.

Маршрутка, наконец, вырвалась за пределы МКАД и помчалась между пестрых новостроек. Район тут был просторный, новый, дороги широкие, свободные. В повороты маршрутка входила лихо. Как Сашка ни берегся, а боднул лбом стекло.

– Мы отсюда не выберемся! Мы обречены! – спокойно произнесла девушка со смертными жетонами.

– Не каркай! – набросилась на нее Фреда.

«Жетоны» пожали плечами и длинным ногтем пририсовали к виселице завершающую перекладину.

– Я не каркаю! Я знаю!

Даже Рине и той стало жутковато. Она жалела, что дала Кузепычу обещание молчать. А не будь этой клятвы – что бы она сказала? «Мы едем в ШНыр!» – «Куда-куда?» – «Да в ШНыр! Это школа ныряльщиков такая, где на лошадях на двушку летают через мертвый мир и достают оттуда закладки!»

Маршрутка выехала на длинную прямую дорогу, и ее перестало болтать. Опередив Сашку, Даня быстро привстал.

– Девушка! Можно ли попросить вас в виде огромного одолжения убрать черепную коробку? – обратился он к Ларе.

– Куда? – растерялась она и немедленно получила исчерпывающий ответ:

– Нестрого перпендикулярно спинке, но таким образом, чтобы уровень макушки оказался ниже уровня верхнего среза сиденья!

– А-а?

– Бошку убери!!! – предельно упростил Даня и неожиданно ловко, пользуясь своим циркульным ростом, перевалился животом сразу через два кресла. Мелькнули бесконечные ноги. Спасаясь от них, Лара с писком пригнулась. До нее, наконец, дошло, зачем уровень макушки должен быть ниже.

Подошвы застучали по спинке, и Даня вынырнул уже с другой стороны. Скользнул на водительское место, схватился за руль и нажал на тормоз. Сашка смотрел, как утапливается педаль.

– Стой, моя хорошая! Тпрру! – приказал Даня.

От лошадиного слова маршрутка начала притормаживать, но взбрыкнула и продолжила лететь вперед. Даня вцепился в руль и попытался перестроиться в крайний ряд. Руль послушался, но опять же на поведении маршрутки это никак не сказалось.

– Попробуй затормозить сцеплением! – посоветовал Сашка.

Даня кротко оглянулся на него, точно спрашивая: думаешь, сам не знаю? Выжал сцепление и, последовательно переключаясь, стал понижать передачи. Когда дошел до первой, микроавтобус лихо выехал на встречку и, бесстрашно прорезав поток, повернул на перпендикулярную улицу.

– Это бесполезно, господа! Я устраняюсь! – пафосно произнес Даня и перелез обратно в салон.

Там он сел как истукан и устроил на коленях руки ладонями кверху. Что-то, чего никак нельзя было ухватить, шевелилось в его памяти. Что-то важное, ускользающее.

В стеклянной банке, на треть заполненной водой, плавали окурки. Сквозь забрызганное краской стекло – треснувшее, с жившим в трещине подсвистывающим сквозняком – на Даню смотрел скупой и четкий красками московский двор. На солнечном диске сидела золотистая пчела и чистила лапками крылья. Даня подул на нее. Пчела взлетела и, сердито ударяясь в стекло, мячиком запрыгала к верхнему краю рамы.

– Я предупреждала: все мы умрем! – с глубоким удовлетворением в голосе произнесла девушка в черной майке. От ее голоса мороз исходил.

Кирилл коснулся пальцем жетонов.

– Послушай, солнце!

– Ненавижу солнце! – оборвали его «жетоны».

– Да не злись ты! Спросить льзя?

– НЕТ!

– Тебя никогда раньше не душили подушкой? А, солнце?

Девушка оттолкнула его руку.

– Ты что, тупой? Я не солнце! Я Алиса, придурок!

Обидеть Кирилла было невозможно.

– Придурок! – сказал он, обращаясь к себе. – Знакомься! Это Алиса, которую никогда не душили подушкой!

– Баран!

– И которая активно разучивает названия животных! – Кирилл торжествующе огляделся.

Алиса, замолчав, отвернулась. Кирилл явно считал себя победителем, однако Сашка в этом усомнился. Парень не должен сражаться с девушкой на равных и ее оружием: языком. Они существуют заведомо в разных измерениях. Ну чем орлу тщеславиться перед дельфином? Что он умеет летать? А дельфин плавает. Кирилл же вел себя, как бородатый профессор философии, который, нацепив юбку, отправился на завалинку и сказал, потирая ручки: «Ну, бабки, держитесь! Ща я вас всех переаргументирую!!!»

– Попробую выпрыгнуть! Раз телефоны здесь не ловят – может, снаружи заработают! – крикнул Сашка и рванул дверь.

Замелькал асфальт с мелкими лужицами. Сашка попятился. Он и не представлял, что они едут так быстро. Фреда, додумавшаяся все снимать, направила на Сашку круглый глаз мобильника.

– Не надо! – не удержавшись, крикнула Рина.

– Почему не надо? Надо! Прыгай! Чего ждешь? – нетерпеливо потребовала Фреда.

Сашка прикинул расстояние до газона. Травка – это, конечно, заманчиво, но промахнешься и размажешься по высокой бровке. Уж лучше асфальт. Он высунул голову. Ветер резанул его по щеке. Ударил по глазам, на мгновение ослепил.

– Когда будет тридцать километров – крикнешь! – велел он Дане.

Даня перевалился животом через водительское кресло и уставился на спидометр.

– Девяносто! Гадство! Почему нет пробок? Опа! Скоро светофор! Может, хоть слегка притормозит… Есть! Пошел вниз! Семьдесят! Шестьдесят!

– Прыгай! – Макар подтолкнул Сашку сзади.

– Крутые – вперед! – Сашка повернулся и схватил его за водолазку. Он действительно способен был вышвырнуть Макара из маршрутки, настолько тот его достал.

– Отпустил меня! – негромко приказал Макар.

– А то что?

Макар с угрозой хлопнул себя по карману.

«Блеф! – подумал Сашка. – Сунет руку в карман – улетим из маршрутки вместе!»

– Сорок! – крикнул Даня. – Тридцать пять!

Сашка оттолкнул Макара и вернулся к двери. Скорость уже не казалась такой высокой. Несколько метров пробежит, а потом будет перекатываться. Главное, чтобы водители задних машин не надумали обгонять их справа.

– Давай! – заорал Даня.

Сашка с силой рванулся в проем, и… тут случилось нечто необъяснимое. Упругая сила подхватила его и, как котенка, откинула назад. Сашка осознал, что сидит на полу микроавтобуса, вцепившись, как в спасательный круг, в ногу Макара.

«Полная защита, грустный пень! Хоть колеса отрывай – на днище доедет!» – вспомнила Рина слова Кузепыча.

Фреда оторвалась от экрана мобильника.

– Засняла! – крикнула она возбужденно. – Ты отделился от маршрутки где-то на полметра, а потом тебя вдернуло обратно! Что-нибудь почувствовал?

– Радость полета! – раздраженно ответил Сашка.

Маршрутка вновь набирала скорость.

– Давайте высунемся и поорем! Кто-нибудь да услышит! Только лучше с другой стороны! Там машин больше! – Кирилл сгоряча хотел ударить в стекло кулаком, но Макар его удержал.

– Не, зачем? Ручки беречь надо! – сказал он миролюбиво.

Наклонился, вытянул из-под сиденья огнетушитель и его донышком раза четыре со знанием дела тюкнул в стекло. Оно покрылось сеткой трещин, но удержалось. Макар, не смущаясь, продолжал настойчиво долбить. Удара после десятого стекло провалилось, повиснув на удерживающей его резинке.

– А теперь орем! Дружненько! С чувством! – велел Макар девушкам.

Сам орать не стал. Не желал выступать в хоре.

Девушки кричали, размахивали руками. Лара, которую Сашка держал за ноги, под конец высунулась из окна по пояс, оказавшись у открытого бокового стекла неспешно обгонявшей их легковушки. Едва ли такие девушки часто заглядывали водителю в машину, однако он даже головы не повернул.

– Проехал как протезный! Хоть бы шевельнулся! – с обидой сказала Лара, когда Сашка с Кириллом втянули ее назад в маршрутку.

– Ты для него слишком шумная. Ему нравятся тихие тетеньки с тапочками в зубах! – встрял Кирилл.

– Ладно, суслики! По-хорошему не хотят замечать – заметят по-плохому! – с угрозой предупредил Макар.

Не успел никто понять, как это «по-плохому», а Макар уже уперся ногой и отодрал от кресла спинку. Сашка никогда не видел, чтобы кто-нибудь что-либо раскурочивал с таким хладнокровием.

Макар высунулся в окно. Спинка ударила в лобовое стекло двигавшейся по соседней полосе «Тойоты» и отлетела на обочину. На стекле появился скол. Водитель вывернул руль. Совсем близко Сашка увидел недоумевающее полное лицо и дрожащие щеки.

Сашка не выдержал. Высунулся, закричал, замахал сорванным с шеи платком. Он знал, что не заметить его невозможно. Сам-то он мог описать даже шариковую ручку, торчащую у толстяка из кармана.

Кто-то потянул его за рукав. Толкнул на сиденье. Даня.

– Успокойся! Он нас не видит! И ты успокойся! Положи гасилку на место! – Даня отобрал у Макара огнетушитель, которым тот намеревался окончательно добить «Тойоту».

– Он же дернулся! – сказал Сашка убито.

– Дернулся, потому что услышал удар! – пояснил Даня. – Нас для него не существует.

– А люди, которые пытались маршрутку с остановки тормознуть? Они пустоте руками махали? – усомнился Сашка.

– Подозреваю, что саму маршрутку они видят. Но нас и то, что мы бросаем, – нет! – Даня проводил взглядом огнетушитель, который беспокойные ручки Макара все же вышвырнули из салона.

– Сядь и положи ладошки на коленки! – миролюбиво посоветовал он Макару.

– Я поняла, почему маршрутка № Н! «Н» – неизвестность! – внезапно произнесла Алиса.

Даня недоверчиво хмыкнул. Мистики выше двух метров встречаются редко. В столь высоко расположенную голову ничего потустороннего обычно не залетает.

– Ну «неизвестность» так «неизвестность»! Господа! Давайте перестанем бегать, вопить и попытаемся разобраться! Кто-нибудь раньше ездил в маршрутке № Н?

Молчание.

– Тогда должно существовать нечто, всех нас объединяющее. Если поймем это, то поймем и почему нас здесь собрали. Давайте прикинем: есть у нас что-нибудь общее?

– Кроме меня, тут все уроды, – буркнула себе под нос Алиса.

– Возраст, – подала голос Фреда. – Кому тут больше шестнадцати – поднимите руку.

Кирилл немедленно вскинул руку.

– Мелюзга вы все!!! Мне семнадцать!

– Кирюша! Ну-ка покажи еще раз тот пропуск! – мягко попросила Лена.

– Запросто! – рука Кирилла с готовностью нырнула в один карман, в другой, в третий. Поиски велись с исключительной решимостью, но пропуск не появлялся. Лена насмешливо ждала.

Первым потерял терпение Даня.

– Хорошо, возраст! – кивнул он. – Но возраст – это слишком очевидно. В Москве триста тысяч таких, как мы.

– А чего так сразу Морква? А если я не из Морквы? Кто еще не из Морквы? – обиделась Фреда.

«Неморквичей» оказалось много. А Лена так даже из Киева.

– Отлично. Значит, не только Москва, – уступил Даня. – Если на то пошло, я сам из Новосиба. Год назад сюда перетащились и теперь регулярно жалеем… Давайте думать дальше! Внешность, рост, спортивная подготовка, психотип, гендерный признак – у нас разные. Тут сходства искать бесполезно.

– Гендерный чего? – нахмурился Макар.

Сашка заметил, что слово «психотип» ему тоже показалось подозрительным, но про него он спрашивать не рискнул.

– Дяденька ты или тетенька, – объяснила с последнего ряда Рина.

Макар скосил на нее глаза, проверяя, всерьез она или нет, и сделал понимающее лицо.

– Анализируем дальше. Есть ли среди нас гении? – продолжал выяснять Даня.

Кирилл снова вскинул руку.

– Кирюша, золотце! Опусти лапку и продолжай искать пропуск! – с южной мягкостью в голосе попросила Лена. – Кроме Кирюши, другие гении есть?

Кроме Кирюши и скромно зарумянившегося Дани, кандидатов не оказалось.

Даня заиграл складками кожи на лбу.

– Конечно, заманчиво было бы признать, что мы если не гении, то хотя бы таланты каждый в своей области, – он с грустью поднял глаза и сразу их опустил, – но все же опасаюсь, не это здесь определяющий фактор.

– А ча ты на меня посмотрел? Ты, удлиненный! – взорвался Макар.

– Я на тебя не смотрел!

– Да уж! Позырил на меня и стал пороть всякую фигню! Намекаешь, я тупой?

Сашка почувствовал, что разборки могут затянуться надолго. И без того они уносились от Москвы на полтора километра в минуту.

– Он на тебя не смотрел. Он посмотрел на меня! – сказал Сашка и поймал благодарный взгляд Дани.

– Я смотрел на него! Да-да!

Вынужденно удовлетворившись ответом, Макар цыкнул в выдавленное окно.

– Спелись? Этот длинный лидера корчит, а ты за ним табуретку носишь? Ну ладно!.. Берегите себя, ребята!

Фреде надоело снимать. Она опустила руку с телефоном.

– Давайте с другого бока! Как мы вообще оказались в маршрутке № Н? Каждый конкретно? Вот ты? – она ткнула пальцем в Лару.

Оказалось, Лара ехала пробоваться как модель в рекламу летней коллекции одежды.

– Мне у метро бумажку дали! На фотопробы!

– Мчаться по бумажке, которую дали у метро… За город, одной! О небо! – пропела Лена.

– Ты что-то хочешь сказать? – подняла брови Лара.

– Я сказала: «О небо!»

Окостюмленный аккуратист Влад Ганич направлялся забирать монитор и колонки у человека, который позвонил ему вчера вечером. Кто он, Влад не понял. Какой-то знакомый знакомого.

– Я сразу почуял, что ты любитель халявы! – заявил Макар. Влад с негодованием поправил галстук.

Кирилл сообщил, что оказался в маршрутке № Н случайно. Ему кое-кто понравился, а он, по природной робости, постеснялся подойти на улице. Однако когда у него спросили, кто именно понравился, Кирюша стал темнить. Явно было, что он выбирает между журавлем в небе и синицей в руках.

– Ну с этим все ясно… Врать будет до последнего! А ты чего тут делаешь? Вот ты, мальчик! – Фреда бесстрашно ткнула пальцем в Макара.

Макар поперхнулся. Последний раз «мальчиком» его называла инспекторша по делам несовершеннолетних.

Случайно опустив глаза на запястье Макара, Сашка увидел с наружной стороны ладони три маленьких круглых шрама сизого цвета. Явные следы окурков, которые тушили о кожу.

– Это кто тебя? – спросил Сашка.

Макар посмотрел на руку. Сжал и разжал кулак. Сизые ожоги наполнились кровью и стали фиолетовыми.

– Не твое дело! – резко сказал он и, спрятав руку за спину, пересел к окну.

– Это он себя сам, – шепнул Сашке Кирилл.

– Почему сам?

– Рядом и ровные. Если бы кто-то, он бы дергался. Вроде как наказывал себя за что-то. Фиг его знает! – опасливо сказал Кирюша.

Сама Фреда ехала узнавать про новый гуманитарно-театральный колледж, о котором случайно услышала по радио. Причем услышала так, что не поняла ни названия, ни точного адреса, а только, что проезд от метро «Планерная» на маршрутке № Н. Да и вообще, оказалось, в Москву Фреда прилетела только позавчера, поселилась у бывшей жены своего репетитора и за полтора дня успела объехать семь институтов и три университета.

– В общем, и тут все глухо. Ничего общего, – подытожил Даня.

Маршрутка ехала долго. Спокойная киевлянка Лена даже ухитрилась вздремнуть, причем из двух соседствующих плеч выбрала плечо Влада Ганича. Спать, прислоняясь к Кирюше, было нереально, потому что он каждые три секунды подскакивал, чтобы с кем-нибудь пообщаться. Влад не стал стряхивать голову Лены, но было заметно, что он страдает и воспринимает ее как нестерильный объект, угрожающий костюму.

Макар с недоверием высунулся в окно.

– Во дела! Кажись, подъезжаем! – сообщил он.

Маршрутка замедлялась. С шоссе они давно свернули. Потянулись однообразные бетонные заборы, изредка с граффити. Доехав до конца последнего, № Н с неохотой перевалила на разбитую неасфальтированную дорогу. Справа было поле. Слева – подмосковный лесок, пестрящий частыми березками и накрытый желтеющими, точно ни на чем не держащимися шапками кленов.

Машина ехала медленно, враскачку. Минут через пятнадцать остановилась у ворот. Ворота открылись. Маршрутка снова тронулась, проехала метров двадцать и остановилась окончательно.

Сашка дернул дверь и осторожно вылез. Сделал шаг, ожидая, что упругая сила подхватит его и швырнет обратно. Маршрутка стояла на асфальтовой площадке, окруженной кустами сирени. За ними был заурядный двухэтажный дом. Два корпуса и соединяющая их галерея. Невысокая лестница, широкое крыльцо и черная двойная дверь. Рядом – синяя табличка, по которой расползались тараканы неразличимых букв.

– Что там написано? Видит кто-нибудь? – спросил Сашка.

– Там написано: ШНыр!

Сашка обернулся. С ним рядом стоял человек по имени Рина и щурился на солнце.

– Ты что, отсюда видишь? Ну и зрение!

– Да не, не вижу. Я их раньше читала, – признала она со вздохом.

– Как читала?

– Ну я, в общем-то, сама отсюда. Велели встретить, проводить и ничего не объяснять. Такие дела. – Рина виновато пожала плечами, и Сашка понял: ей и самой это задание не особо нравилось.

Сашка запоздало сообразил, что в маршрутке она сидела тише всех и не паниковала.

– Так это ты нас сюда затащила? Удушу! – завопил Макар и кинулся на Рину.

Сашка поймал его сгибом руки за шею, попутно обнаружив, что все уже выбрались наружу.

– Утихни! – велел он и спросил у Рины: – Чего дальше? Куда нам теперь?

Рина посмотрела вначале на солнце, а потом на телефон, проверяя, не отстает ли солнце от часов в телефоне.

– Ну пошли! Нас ждут! – сказала она и, повернувшись, направилась к ШНыру.

Переглядываясь, остальные последовали за ней.

– Только не я! Я не пойду! – сказала Фреда и, обогнав всех, пошла первой.

Алиса шагала, с удовольствием наступая на проросшие между плитами головки желтых цветов. Если где-то цветка не было, она специально делала зигзаг, чтобы раздавить цветок в другом месте.

– Если эту подсадную тоже считать, то нас десять, – заявила она.

– Ну и ча? – озадачился Макар.

– А нича! – передразнила Алиса и с вызовом звякнула смертными жетонами.

Конец августа – начало сентября