Ведьмин путь

Вернувшись с балкона в комнату, я прошла на кухню, «позлила» конверт и собралась с духом. Довольно гнить и протухать, была – не была… Взяв конверт, я резко оторвала боковой край, и на стол посыпались бумаги. И что-то тихо звякнуло. Да ладно…

Разворошив карты, билеты и документы, я нашла браслет. Скромная, узкая серебряная «змейка», носится на предплечье. Кончик «хвоста» – к локтю, и в суровое время у меня будет немного магии. На два-три заклятья… но будет. Верховная лично заговаривала – сила к силе, магия к магии, «уголь» к «углю», и этот наговор работает ровно сутки. До утра максимум браслет меня примет, а не успею… В лучшем случае не отзовётся, в худшем – рассыплется трухой.

Вот спасибо, не беспомощным младенцем в омут, чтоб поплыл… Не запрещенный искусственный «уголь», но тоже кое-что.

Разобрав бумаги и обнаружив, что на всё про всё мне отведено два дня, я быстро их распланировала. Доделать амулеты, закончить с архивными делами, сдать ценные бумаги… Собраться. А что брать? Я привыкла в командировки летать – метлой и налегке. Всё необходимое покупала на месте – и зарплата позволяла, и тряпки часто приходили в негодность. А сейчас…

А впрочем, будет день, и будет пища.

Соображу по ходу пьесы.

Глава 2

Магия позволяет решать множество проблем,

но и создаёт их не меньше.

Джоан Роулинг «Сказки Барда Бидля»

Уютно пели колёса поезда, и пахло чаем.

Закрывшись в купе, для меня одной предназначенном, я удобно устроилась на верхней полке и внимательно изучала документацию. Едва сев в поезд, я обнаружила в багажном отсеке сумку – привет от Верховной, с «реквизитом», легендой и напутствиями. И, конечно, не удержалась от соблазна. Ехать – двое суток, а я так давно не работала, что сразу и нервно приступила к делу.

От изучения легенды-роли отвлёк телефонный звонок. Достав сотовый, я улыбнулась. Натка. Мама.

– Алё, Златуся! – заверещала она звонко, едва я взяла трубку.

Я насторожилась. Это ненормально… «Мимимишками» Натка не страдает. И не шибко разговорчива, больше слушает. А она заливалась соловьем:

– Ты в дороге, да? Верховная добилась своего? О, конечно, я всё знаю! Чтоб я не знала, как у дочи дела! Куда едешь? А когда на месте будешь? – трещала Натка, глотая окончания. – А зачем, расскажешь? Или это страшный секрет Круга?

Я попыталась вставить хоть слово – то же «привет», но…

– Ты замаскировалась, надеюсь? Ты, несуразность рыжая, слишком заметна, а это вредит делу. Кроме, конечно, того, когда на тебя твой бывший парень запал – этот, из наблюдателей. Но теперь-то тебе приключения не нужны, верно? Волосы покрась в чёрный. Нет, лучше в белый. И пудры побольше! И…

– Нат! – не выдержала я, наконец сообразив. – Ты что, опять беременна?

А в ответ – тишина. Только тихое сопение. Ну, точно…

– Когда? – сурово спросила я.

– Не знаю… – Натка шмыгнула носом.

Не успела обрести черты одна проблема, как проявлялась вторая.

– А за пацанами кто присмотрит?

Она только вздохнула.

– Так, – я посмотрела на часы. – Давай-ка на этом остановимся. Проревись, успокойся и перезвони. Порядок действия запомнила?

– Угу, – Натка снова шмыгнула носом и послушно положила трубку.

Я бросила сотовый на подушку и невидяще уставилась в окно. Чёрт…

Натка, моя приёмная мать – нечисть. «Лиса». Мне было четыре, когда на нас с мамой напала спятившая нечисть – по документам «паук», а на самом деле… Останки опознанию не поддавались. Мама погибла. Натка находилась рядом и бросилась на защиту ребёнка – для нечисти чужих детей не бывает. А в ярости «лисы» страшны – разорвала противника на лоскуты, распустила на нитки, выпила силу нападавшего и поглотила душу. И забрала меня к себе. Маленький городок – почти деревня, даже документы оформлять не стали. Отец и остальная родня если и существовали в природе, то признаков жизни никогда не подавали.

От меня ничего не скрывали: да, нечисть, да, немного колдовать умеет, да, такие «волшебные люди» существуют. А я без неё боялась даже на улицу выходить. Пока мне не исполнилось тринадцать лет, и не проявилась сила ведьмы. Когда же Натка поняла, кого пригрела, было поздно.

«Лиса» – редкий и опасный вид нечисти. Она пряталась от ведьм больше ста лет, но когда на первый выплеск моей пробудившейся силы нагрянула сама Верховная, сбежать не успела. А я отказывалась уезжать в неизвестный и страшный Круг, в огромный и чужой город, без своей приёмной матери. Моя будущая наставница договорилась, с кем надо, и Натке дали патент и позволили жить рядом со мной – под строжайшим надзором, но жить. И растить детишек.

Спустившись вниз, я нервно прошлась по купе взад-вперёд. Беременной она раскисала, становилась чувствительной, плохо соображающей и злой. Инстинкт сохранения рода требовал рвать на части всех подозрительных, а подозрительной в такие моменты становилась даже я. Даже оба её родных сына. Однажды Натка соберётся и уйдёт… подальше. И пара несовершеннолетних оболтусов останется без присмотра и контроля старшего рода. И это плохо. Особенно для меня. Из-за их проделок я и лишилась самого главного – силы. И не дай бог…

Наверху тихо завибрировал телефон.

– Да, Нат? – взяв сотовый, я села на нижнюю полку.

Она снова засопела в трубку.

…а о том, что родная мать – бывшая ведьма Круга, а я – потомственная в восьмом поколении, я не знала до последнего. Видимо, мама хотела рассказать, когда сила проявится, но… не сложилось. Сама она никогда не колдовала – выгорела на работе, как потом объяснили. И сбежала от мира ведьм… как и я.

– Нат! – повторила я и быстро добавила: – Пацанов своих мне не всучивай!

…из-за них я всё потеряла.

– Нет, не всё, – возразила Натка невозмутимо. – Я их не оправдываю, они очень виноваты… Но я уже не раз тебе говорила: жизнь с потерей силы не заканчивается. Тебя лишили только четверти возможностей. От остального – мира магии, Круга и своего мужчины – ты отказалась сама. Да и от себя – тоже. И…

– Не будем об этом, – перебила я сухо. В оконном отражении опять померещился «рудимент», и я отвернулась. – Пристраивай своих охламонов по заклинателям. Я умываю руки.

– Дочь, да я звоню-то не из-за мальчишек, – вздохнула приёмная мать. – А за тебя порадоваться. Что ты из раковины из своей вылезла. И взялась за дело. Давно пора.

Я смутилась.

– Какая у тебя легенда?

– Фотограф. Некий клуб любителей истории и старинной архитектуры нанял меня, чтобы собрать фотодосье на мелкие купеческие города, – я инстинктивно перебрала бумаги. – Дескать, столичную архитектуру рассматривают со всех сторон, а мелкие сибирские городки, сами по себе являющиеся памятниками архитектуры, изучать никто не хочет. Буду бегать с фотоаппаратом и создавать видимость бурной деятельности. И – нет, я не красилась и не собираюсь. Шапки хватит.

Натка одобрительно хмыкнула, помолчала и задумчиво произнесла:

– Странное это дело, дочь. Я иду за тобой по следу, тянусь, смотрю, и многое мне не нравится. В городе. В деле. Да и в тебе.

А я-то что?..

– Боишься. Слишком боишься. Успокойся. Ты справишься.

Даже на таком расстоянии ей хватило силы воздействия – мягкая «лапка» провела по моим волосам, скользнула по позвоночнику… И мне сразу полегчало. Внутри словно невидимые узлы развязались, и тело расслабилось. И напряжение отпустило. И поверилось.

– Спать ложись, – посоветовала она. – Успеешь начитаться. Выспаться впрок полезней.

– Нат, – я вернулась к прежней тревожной теме. – Когда тебе рожать?

– Не знаю, – повторила приёмная мать. – Это всегда неожиданно – может, через месяц, а может, через год. Будто ты не в курсе. Смотря сколько сил потребуется малышу для выживания. Но пока есть время, я подстрахуюсь. С заклинателями договорюсь, с ведьмами… Не переживай. И будь осторожна.

– И ты. Ночи, Нат.

– Уже скорого утра, дорогая, – она улыбнулась. – Созвонимся.

И ни о чём больше не спросила. А я не стала рассказывать – ни про поручение, ни про пропавших ведьм, ни про сон. У Натки есть свои тайные тропы к необходимым знаниям, в которых я так и не смогла разобраться. «Лисья» сила – увидеть «объект», обнюхать следы – и понять, куда и к чему они приведут. Но раз она ни о чём не предупредила… Вероятно, я зря боюсь. Просто не по себе, раз впервые за три года вышла из зоны комфорта.

Отложив бумаги, я взобралась на полку с ногами и уставилась в окно. Заснеженные поля, посеребренные полной луной, одинокие хутора, мигающие скудным оконным светом, чёрные полосы далёкого леса, моё сумрачное отражение.

…может, Натка права, и не всё для меня потеряно. Может, права и Верховная – занимаясь делом, я открою в себе новый источник силы. И жизни, какой бы отвратительной она ни казалась. Ведь однажды что-то не позволило мне совершить глупость – без метлы и страховки рухнуть с высотки в звёздную ночь. И сейчас появился шанс найти это «что-то», вцепиться в него руками, ногами и зубами, чтобы вернуться, если не к себе… то просто к прошлому. Посмотреть на него со стороны, оценить масштабы разрушения, найти уцелевшее. И понять, что, не считая «рудимента», образовалось ещё.

За стенкой зашуршали соседи. В соседнем купе ехали куда-то две парочки. Весь день они пили коньяк и вели задушевные «поездатые» разговоры, к вечеру уснули, а сейчас проснулись и завозились. Зазвенели рюмки, и под аккомпанемент колёс зычный мужской голос затянул: «Чёрный во-о-орон, что ж ты вьё-о-ошься-а-а…». Я отключилась от размышлений, слушая и проваливаясь в сон.

– Почему ты уходишь?

Альберт смотрел прямо, ясно, без труда читая мои мысли. Все, до единой, я ведь сняла защитный амулет. И всё понимал. Но зачем-то требовал ответа, хотел услышать. А я не могла найти слова. И силы. Прежней решительности – как не бывало.

– Сам знаешь, – я отвела взгляд и крепче сжала ручку чемодана.

– Решила за нас двоих, и моё мнение тебя не интересует? И не учитывается?

Я осмелилась поднять взгляд и тут же отвернулась:

– Себя и Круг я уже подвела… больше никого не хочу. Не настаивай. Зачем тебе такое… позорное пятно на репутации и в досье? Тебе прочат место в Совете наблюдателей, а я… – и резко сменила тему: – Ты был прав, когда говорил, что связи с нечистью до добра не доведут. Доволен?

– Однако от них ты не отказываешься, – заметил он так же резко. – Такси вызвать?

Да, неба и метлы меня лишили вслед за «углём»… Один – один.

– Не стоит, – я подняла чемодан. – Отпусти. Как прежде уже не будет, а как иначе… я не знаю. Не умею. Не злись, – попросила тихо. – Прости. И не надо помогать.

Пора привыкать делать всё самой.

– Позвони, как доберёшься.

Знал же, что не позвоню. И я знала, но зачем-то кивнула, обещая. И даже смогла улыбнуться. Подхватила тяжелый чемодан и…

– …туалет закрывается! – бубнил монотонный голос. – Через полчаса остановка, и туалет закрывается!

Я тряхнула головой, прогоняя остатки тяжёлого сна. Прислушалась, села и схватила со стола пакет с умывальными принадлежностями. Семь лет дружной совместной жизни, а погрустить, вспомнив, некогда – скоро остановка, и туалет закрывается. Не до сантиментов. Я собрала волосы в высокий хвост, обулась и вышла из купе. Люблю дорожную жизнь – реалистичная романтика, и только и успевай всё успевать.

Серый чемодан, тот самый, лежал открытым на нижней полке напротив. Вернувшись после очереди в заветное заведение и умывания, я без аппетита сжевала «Доширак», выпила чаю, посмотрела на бумаги и решила, что завтрашний вечер – мудренее сегодняшнего утра. Приеду, осмотрюсь и решу, что делать и как быть. А пока, действительно, высплюсь. На месте мне всегда было легче работать, чем заранее.

И до вечера я спала с короткими перерывами на поесть и послушать очередной романс от соседа-певца. И слушала с удовольствием, пока он не запел зачем-то «Я ехала домой…» Едва услышав затравочную фразу, я достала сотовый, надела наушники, включила инструментал и снова уснула.

Все три «наказательных» года я так ужасно спала…

Город плыл в низком тумане – тоскливый каменный призрак из забытого прошлого. Низкие, пришибленные дома, закутанные в вечерний сумрак, тусклые фонари. Поезд замедлял ход, а я сидела, одетая и собранная, и ожидала прибытия. Картина за окном не радовала. Что я здесь забыла?.. Себя?.. Время покажет.

Поезд остановился. Я перекинула через плечо кофр и подхватила чемодан. Сходила только я, остальные – полвагона – толпились, чтобы выйти покурить да сгонять за пивом. На перроне – ни души, кроме проводников, ни встречающих, ни провожающих. Первый путь, одинокий киоск, низкое и обшарпанное здание вокзала, некогда зелёное, а нынче страшное. И ни табло, ни носильщиков. А такси-то здесь есть?..

Внутри вокзал оказался ещё страшнее: пара унылых киосков, старое табло, облезлые стены, «подмигивающее» освещение и никаких сидений, указателей и средств для ловли террористов. Темень, сырость, угрюмость и крайняя неприветливость.

Посмотрев на часы, я занервничала. Семь вечера. Туманные сумерки и стремительно надвигающаяся ночь. Незнакомый город. Таинственное и гиблое для ведьм место. Скорее, в общем, до гостиницы…

Я пересекла крошечный зал ожидания и вышла на привокзальную площадь. Ну, как «площадь»… Бетонные заборы со стороны путей, скудное двухфонарное освещение и дворик три на четыре метра у заснеженной дороги, через которую начинались жилые дома. Автобусов, маршруток или такси, конечно же, не было. Частников – тоже.

Глухая провинция…

Остановившись под фонарём, я достала из кармана куртки карту. До гостиницы – три квартала… И перехватила чемодан поудобнее. Можно, конечно, вернуться в здание вокзала и поискать там хоть одну живую душу да расспросить, узнать телефоны службы такси… Но чутьё подсказывало, что лучше добираться самостоятельно. Оделась я, как обычно, неброско, волосы спрятала под чёрную шапку, но – приезжая. Одинокая и молодая с виду девица с чемоданом. Кто знает, какой тут народ…

Запомнив направление, я бодро перешла через дорогу и двинулась к гостинице. После тёплого купе морозная сырость пробирала до костей. На узких улицах лежал снег вперемешку с зелёными листьями, с крошечных балконов-для-цветов капало за шиворот. Двухэтажные кирпичные дома с полуподвальными этажами чередовались с покосившимися бревенчатыми «памятниками деревянного зодчества». А между ними – скудно освещённые сумеречные дворики, огороженные коваными заборами, заросшие кустами, тополями и берёзами.

Чемодан, подпрыгивая, грохотал колёсами по припорошенному снегом старому асфальту. Я торопилась, скупо глядя по сторонам. Завтра осмотрюсь, сейчас бы дойти, и быстро…

Гостиница мало чем отличалась от других домов, даже вывески не было. Двухэтажное кирпичное здание на набережной, высокое крыльцо, витые чугунные перила, лапы плакучих берез у зашторенных окон и над крышей. Остановившись, я перевела дух, нашла взглядом номер дома, освещенный бледным светом фонаря, и подняла чемодан. Добралась… Туманная пустота города и озадачивала, и пугала. Вроде, всего-то восемь вечера, а народу – ни души. В больших городах в это время жизнь только начинается, а здесь…

На мой звонок долго никто не отвечал и свет в тёмных окнах не зажигал. Держа ладонь на кнопке, я огляделась. Заснеженная брусчатка старой набережной исчезала в тумане, поглощавшем свет фонарей, над речкой стелилась седая хмарь, в десяти шагах от гостиницы виднелся костлявый силуэт моста. Наверно, летом тут полно народу… если он вообще есть в этом странном городишке.

За время марш-броска я вспотела, а сейчас, несколько минут постояв на месте, начала мёрзнуть. Изо рта при дыхании вырывался пар. Наверно, минус два-три градуса, но так сыро и мерзко… И снег пошёл. Замелькал крупными хлопьями в высохшей зелёной листве, заплясал в свете чугунных фонарей у крыльца. Распечатка с номером брони и телефоном гостиницы лежала в заднем кармане джинсов, но, подпрыгивая на крыльце в ожидании чуда, я усомнилась, что здесь есть сотовая связь. И интернет. Людей-то не видать.

Ослепив, неожиданно и ярко вспыхнуло ближайшее окно. Я вдруг подумала, что сейчас мне навстречу выйдет представительная дама в кринолине, парике, с канделябром… Ладно, не в кринолине – для него поздновато, но в кружевном пеньюаре, бархатном халате и с нарумянено-напудренным лицом. А вышла, с трудом открыв тяжёлую дверь, девчонка лет шестнадцати, в пуховике поверх широкой фланелевой пижамы и войлочных чунях.

– Здрастье, – зевнула она. – Проходите.

Высокая для своего возраста, волосы удлинённым чёрным каре с розовыми кончиками, левый висок выбрит, левая бровь и нижняя губа проколоты.

– Меня Анжелой звать, – простодушно поведала девица. – А вас?

– Злата, – я подняла чемодан, показавшийся очень тяжелым. – Добрый вечер. У меня забронирован номер.

– Сегодня заселение? – и она снова зевнула в ладошку, демонстрируя безупречный чёрный маникюр.

– Да.

Холл был крошечным, квадратным и ледяным. На высоком потолке горела старинная люстра. Сквозь облупившуюся краску на стенах проступала кирпичная кладка. Пара дохлых драцен, плотные шторы в пол, старый палас и пара кресел со столиком – вот и всё «убранство». Коридор, застеленный вытертой багряной дорожкой, убегал влево и вправо от холла, прячась во тьме.

– Пойдёмте, – Анжела заперла входную дверь, достала из кармана пуховика вполне современный сотовый телефон и выключила свет.

Мы прошли по левому коридору вглубь, следуя за подсветкой от телефона, и остановились у последней двери. Дальше – тёмная площадка и лестница наверх. Девица толкнула скрипучую дверь, и мы оказались в приятном полумраке. Комнатка небольшая, но теплая. Обогреватель, маленький холодильник, диван, наспех застланный пледом, ноутбук с подключёнными наушниками. Плотно зашторенные окна и старинные стол с парой стульев. Всё освещение – тусклый торшер у стола.

– Чаю хотите? – она сразу включила чайник. – Садитесь пока и давайте паспорт.

Я оставила чемодан у двери, с недоуменным любопытством изучая помесь старины и современности. У ближней стены – громоздкий комод, поцарапанный и покосивший, а на нем – микроволновка и плита с двумя конфорками. Современный чайник на высоком овальном столе, стулья с резными ножками, а на спинках – модно рваные джинсы со стразами, крошечный кожаный рюкзачок с заклепками… Старинную кладку стен закрывают постеры с солистами популярных рок-групп.

Сняв куртку, я села на стул и вынула из кофра подложные документы. По реальному паспорту ведьмы среди людей никогда не работают – порой у нас слишком большая разница между фотографией и датой рождения. Анжела села на диван, поставила на колени ноутбук и деловито защелкала мышкой.

– Ваш номер – пятый, – доложила она наконец и отставила компьютер. – Сейчас, ключи найду… Есть хотите?

– Очень, – призналась я и полезла в кофр за влажными салфетками.

От «Доширака» уже тошнило, а кроме него есть только крекеры. Хрен редьки не слаще.

– Завтрак, обед и ужин всегда здесь, в холодильнике, я дверь не запираю, – девчонка встала и неспешно захлопала ящиками комода. – Посуда вот тут. Заходите, ешьте. Правда, готовлю я не очень… Зато всё рядом и горячее. Ближайший типа рэсторан, – протянула она со странным акцентом, – а вообще-то стрёмная столовка – через реку, на другом конце города. Ещё есть две пивнушки – типа кофэйни и пабы. Но там только фигню какую-нибудь нальют.

Через две минуты Анжела поставила передо мной тарелку с макаронами по-флотски и кружку для чая. «Не очень» оказалось вполне даже очень. Пока я наливала чай, девица села напротив, исподтишка изучила меня и заметила:

– Вы поди столичная? – и с уважением посмотрела на мои руки, унизанные кольцами-амулетами. – Не мешают фоткать? Вон там, в корзинке, пряники. Берите.

– Нет, снимать не мешают, только обрабатывать, – я согрелась и расслабилась. – Кроме меня постояльцы есть?

– Есть, – Анжела сначала удивила положительным ответом, а потом цифрой, – пятеро, – и пояснила с гордостью: – Вы не думайте, что у нас глушь, у нас интересно. Дома старинные, мосту – триста лет… Хотите, экскурсию завтра проведу? Триста рублей и фотки на аватарку. А еще у нас комната ведьмы есть, самой настоящей. Хотите, покажу? Здесь, в гостинице. Сто пятьдесят рублей.

А она молодец, хваткая…

– Разве тебе в школу завтра не надо?

– На каникулах? – фыркнула девица. – Вот ещё!

Ах, да, людские правила…

– А взрослые в гостинице есть?

– Бабуля, – она устроилась на стуле, поджав ногу. – Это её дом. Приболела вот, спит. Но вообще она старенькая, я всё делаю – и убираюсь, и готовлю, и заселяю, и выселяю.

– А родители? – я налила себе вторую чашку чая.

Анжела пожала плечами и с отрепетированной, натянутой небрежностью ответила:

– На Кубани. Я оттуда. Раньше приезжала только на каникулы, а теперь вот… решила остаться.

– Свобода от родительской опеки? – я улыбнулась.

– Шарите, – она одобрительно щёлкнула пальцами.

Скрипнула неплотно прикрытая дверь, и в комнату просочилась кошка. Мелкая, тощая, полосатая… необычная. Сев, кошка принюхалась, уставилась на меня, а взгляд отсутствующий.

– Это Рунка. Руна. От ведьмы осталась. Она тут жила года три назад. Приехала зимой и через неделю пропала. Ведьма, – пояснила Анжела. – Мы заявление подали, а без толку. Не нашли. Хотели её вещи вынести, но не смогли – они назад возвращались. Утром в коробки соберём, снесём в подвал, а к вечеру они опять в комнате, на прежних местах. Не верите? А я правду говорю! На экскурсии все одну вещь берут, прячут где-нибудь или с собой носят, а ночью она исчезает и на место возвращается. И кошка вот осталась. Только вы её не трогайте. Она не любит чу…жих, – девица запнулась и протянула: – О-го! Может, и вы ведьма?

Кошка подошла и потерлась о мои ноги, позволила почесать себя между лопаток.

– Может, – я усмехнулась. – И на обе экскурсии согласна. И… о других постояльцах не расскажешь?.. Кто здесь, зачем? Просто интересно.

– А чё ж нет? – согласилась она, недоверчиво наблюдая за ласкающейся Рункой. – Понимаю: мы ж не в Питере, да и не сезон вроде как, чтоб народу столько… Один дедок – художник, живёт в первом номере. Не то вырос тут, не то служил. Мост рисует. Во втором номере – молодожёны. Приехали с десятью чемоданами костюмов – фильм и фотки делать, под старину. В третьем номере – какой-то парень. Мутный такой, фиг знает, зачем приехал. Неделю живёт, а я его вообще не вижу, закрылся и спит. Мы с бабулей придумали еду под порогом оставлять – ну, проверять, не помер ли. Так всё съедает. В четвёртом номере – женщина, местная, типа писательница. Сбежала от детей роман дописывать. Пятый вот ваш. Седьмой – ведьмы.

– Спасибо, – поблагодарила я, вставая. – И ещё вопрос. У вас всегда так рано спать ложатся?

– Не, это из-за тумана, – Анжела тоже встала и взяла для «подсветки» сотовый. – С ним призраки приходят. Поэтому мы даже свет не включаем, чтобы они не видели, куда идти. И вы не включайте, – посоветовала серьёзно. – И шторы задвигайте, если хотя бы компом пользуетесь.

И, провожая меня до номера на втором этаже, она шёпотом пересказала очень распространённую в сибирских городах легенду. Дескать, на костях город стоит. Когда ветку Транссиба тянули да город строили, умерших тут же и хоронили – в траншеях, в фундаментах домов, чтобы ямы лишние не копать. С тех пор здесь и толпятся души неупокоенных. Типа мстят живым, да. За что – непонятно, вероятно, собственно за жизнь.

– И они реально с туманом приходят, по вечерам, с реки, – добавила Анжела, отпирая мой номер. – Я как-то приехала, пошла ночью на крыльцо покурить. Стою, вокруг туман. И вдруг на крыльцо мужик взбегает, рук нет, глаза белые, матерится. А следом из тумана ещё один как выскочит, и за руку меня хватает, а схватить-то не может – дух же… Я курить с тех пор бросила, – подытожила не то с гордостью, не то с сожалением.

Я поставила про себя галочку. Надобно проверить.

– И о таких слыхали, кто шёл вечером с работы, попал в туман – а на утро его в речке находят. Заманивают и утаскивают. Так что вы осторожнее. Если туман застанет – в любой дом стучитесь, всегда пустят. Только свет надолго и ярко не зажигайте.

Я кивнула, поблагодарила её и прошла в свою комнату.

– Туалеты и душевые – напротив по коридору, – сообщила Анжела напоследок. – Ещё там кухня есть с посудой, если сами готовить захотите.

Она дождалась, когда я на ощупь доберусь до прикроватной тумбочки и включу лампу, и с «ну, пока» удалилась.

Я огляделась. Большая старинная кровать у стены, окно, рядом – стол-стул плюс кресло, громоздкий шкаф от угла и почти до двери – частично книжный, частично бельевой. Высокий обшарпанный потолок и промозглый холод. Но под столом нашёлся старенький обогреватель.