– Это Вася, – представила Маша. – Наш Верховный Стратег.
– Боря, – сказал я и тоже помахал ручкой. – Очень приятно.
Но Вася, не обращая на меня внимания, сразу зашептал на ухо Маше что-то едва слышное, шипящее и булькающее.
– Меня хотят казнить, – сказала Маша.
– Чего ж сразу и казнить? – удивился я. Строго тут у них оказывается.
– Да твой визит ещё на меня повесить решили, а это по совокупности – кирдык! Но Вася мне поможет, потянет время.
– Почему?
– Он же умный, стратег. Он понимает, что победа на войне важнее наказания одной еретички.
– А я подумал, он тебя любит.
– Ну, – смутилась Маша, – мы единомышленники.
К нам тем временем приблизился ещё один кикимор, постарше, с козлиной бородкой и дикарскими татуировками по всему телу. Земляне себя так в двадцать первом веке уродовали. Начал этот бородач на Васю наезжать, даже за руку схватил. Бормотал по-ихнему, по-кикиморски, но и без перевода было понятно, что не одобряет он меня, Машу и Васино с Машей сюсюканье.
– Коля, самый главный у нас, – пояснила Маша. – Типа генеральный директор акционерного общества. Очень строгий.
– И контрольный пакет акций у него? – спросил я.
– У него, – вздохнула Маша.
– Видно, что ушлый, – сказал я.
Коля между тем продолжал чего-то сердито шипеть, руками размахивать, Вася пытался возражать, а я украдкой озирался.
Свободные от дискуссии кикиморы на нас внимания почти не обращали, занимались своими делами. Жали, сеяли, возделывали в поте лица своего. Двигались степенно, без суеты, детвора не шалила, бабы не скандалили, пьяных было не видать. Складывалось впечатление благолепия и гармонии.
– Расклад такой, – снова заговорила Маша. – Меня казнить не будут, пока ты оборудование не предоставишь. Твоим друзьям временно ничего не будет, но уйти не смогут, путь вашей лодке стражей везде перекрыт. Тебе большой мешок алмазов будет, как я обещала. Давай скорей на алтаре клянись, что генераторы припрёшь.
И тут Коля сам ко мне обратился:
– Кляныс, чито нэ обманыш. Своим богом кляныс ы Матыръю нэдров тоже покляныс. А эсли обманэш, пилядь буду и над зымлёй тыба найду ы показню.
Ну, поклялся я, короче. А что было делать?
7
Когда я вернулся, мои друзья устанавливали вокруг «Соляриса» фугасные заряды.
– На всякий случай, – жёстко сказал Маусс.
– Очень своевременная предосторожность, – одобрил я.
– Ты где был? – подозрительно спросил Урляев.
– Гулять ходил, – ответил я.
– А где кикимора? – спросила Наташенька.
– В каюте у меня сидит, – зачем-то соврал я.
Экипаж закончил работу и отправился ужинать, селёдку с лапшой доедать, а я полез в Сеть, выискивая всю имеющуюся информацию о кикиморах. Её было мало. Первое поселение обнаружил Маусс, случайно, в ходе обычной проходки на предмет касситерита. От предложения разместить у них нашу миссию кикиморы уклонились, от культурного обмена отказались категорически. Этнографическую экспедицию не пустили на порог. Выражали протест по поводу работы подземных лодок в ареале обитания. Да кто же их, низкотехнологичных, слушать будет? И тут я наткнулся на забавный текст за авторством некоего Ораториева.
Ораториев, как выяснилось, являлся фигурой знаковой, для некоторых был кумиром, для большинства – эдаким интеллектуальным скоморохом. Его эссе «Нужны ли они им?», «Догонит ли улитка черепаху?» и «Обречены ли города на геостационарной орбите?» стали культовыми в определённых кругах. Имел статус легального диссидента, регулярно выплачивал штраф за антирелигиозные высказывания в публичных местах, пропагандировал эвтаназию. Наверняка был сексотом КоГноБеза, ну а кто им не был в наше время?
Тезисы его меморандума сводились к необходимости самого пристально внимания к проблеме изучения кикимор. Он ратовал за скорейшее установление дипломатических и культурных связей, торговых отношений и глобального внедрения агентуры. После этого переходил к неожиданному выводу о неизбежности войны с кикиморами, а после и вовсе призывал к тотальному геноциду. Собственно его сочинение и называлось: «Мы их или они нас?».
В дверь каюты постучали. Странно, капитан обычно вламывался без стука, Наташенька тихонько скребла ноготками, если наведывалась с визитом, а Урляев ко мне не заходил. Я открыл. На пороге в полном составе застыл экипаж «Соляриса». Маусс держал в руке пистолет, а Урляев сжимал разделочный нож. Наташенька изящно придерживала на плече бухту полимерного буксировочного троса.
– Где твоя красавица? – спросил Сашка.
– Вы что задумали? – ответил я вопросом, шагнув назад.
– Не психуй, Пухлик, – проворковала Наташенька. – Мы её не больно зарежем.
– Шли бы вы карстом, – сказал я.
– А с чего ты так завёлся? Она же не человек и даже не животное. Не поймёшь чё! За неё срок не дадут, а бабла срубим немеряно, все кредиты закроем, – сказал Урляев.
– Ты представляешь, сколько за её потроха Анатомический Музей отвалит? – сказал Маусс.
– Да вы, друзья, охуели, – сказал я и захлопнул дверь каюты.
Я заклинил замок, для верности привалил дверь ящиками с образцами и заказал экстренную аварийную телепортацию.
8
Ораториев потчевал меня чёрной икрой, какими—то хитрыми тефтелями, жульеном из марсианских грибов и красным чаем с натуральным мёдом. Нехило живут легальные диссиденты. Мёд нынче двадцать пять рублей кило, а про грибы я даже не знаю, где и за какие деньги их купить можно.
– Так вы прочитали мою статью? – спросил Ораториев.
– Да. Мне показалось, что вы единственный кто уделяет проблеме кикимор должное внимание.
– Я предпочитаю называть их люди тени. Как они сами себя называют.
Он смотрел на меня чуть насмешливо, говорил уважительно и ждал когда я уйду. Надо было его как-то зацепить, и я попробовал:
– Странно с ними всё.
– Что странно?
– Ну, человечество готовилось к встрече с инопланетянами. Искало инопланетян и боялось инопланетян. Написали кучу книжек и наснимали кучу фильмов. А разумная жизнь обнаружилась в недрах планеты. Новая раса, самобытная культура, использующая психокинетику и экстрасенсорику. И всем по фигу!
