Конец. Начало

Глава 1

20 лет назад.

16.08.2090 год, пригород Моссити, Федерации Независимых Конгломераций.

Вечер давно стал поздним. Дождь барабанил по крыше и окнам, наполняя прихожую монотонным приглушëнным шумом. Он шëл весь день, и всë никак не собирался заканчиваться. Наоборот даже, ближе к сумеркам заурчал где-то вдалеке гром, а теперь и вовсе приблизился к дому. Вместе с громом всë чаще за окнами вспыхивали молнии, раскрашивая непроглядную черноту ослепительно белым цветом.

В любом другом случае мне было бы страшно. Я бы забился под кровать, куда не способен проникнуть ни один монстр, и ждал бы, когда всë стихнет. Но сейчас, в яркоосвещëнной прихожей, увлëкшись новой игрушкой, я и не замечал грома с молниями.

Сегодня с утра отец вручил мне красную «Ferrari». Я даже не надеялся еë заполучить. Каждый раз с упоением разглядывал еë на витрине, когда мы ездили в торговый центр, но сколько бы не уговаривал родителей, они всегда твердили, будто это слишком дорого. Маленькая, чуть больше моей ладони, точная копия настоящей «Ferrari». Все детальки повторены один в один. А если залить бензин, всего несколько капель, то даже двигатель заведëтся. Дорогая, но я бы не пожалел на неë никаких денег.

Заполучив машинку, я немедленно выстроил в прихожей гоночную трассу. Самое просторное место в доме, хотя все домочадцы регулярно задевали то один скат, то другой. Я притащил и остальную коллекцию своих машинок, но не было среди них ни одной, что смогла бы соревноваться с «Ferrari».

Вскоре после первых сумерек мама велела мне идти спать, но я приложил все усилия, лишь бы задержаться ещё на пять минуточек. Пришлось переместиться на второй этаж прихожей. Места там было меньше: сильно ограничивали перила, а «Ferrari» регулярно улетала с лестницы к входной двери. Но и это меня устраивало.

– Влад! Ну что такое? Я уже в сотый раз говорю, чтобы ты спать шёл, – строго проговорила мама после очередного неудачного манёвра.

Сегодня она была доброй, как бы не пыталась это скрыть. Отцу выписали огромную премию за какое-то там изобретение, и мама просияла от счастья. Весь день строила планы и искала способы «поэффективнее потратить деньги», как это папа назвал. А мне машинку подарили, и мир неожиданно стал таким ярким, что я едва в туалет успел добежать.

Мама вернула мне непослушную «Ferrari», но не ушла. Встала надо мной, чего-то ожидая. Высокая, с шикарными тёмными волосами, пружинками спадающими на плечи. Одета она была по-домашнему. Пижамные штаны с жëлтыми завитушками и футболка с пëстрой бабочкой на пышной груди.

– Ещё пять минут, мамуль, и всё. Честно-пречестно! – молитвенно протянул я и посмотрел на неё такими щенячьими глазами, что она сдалась. Этому меня недавно научила сестра, и неожиданно многие вещи стали необязательными.

– Пять минут. Не больше, – вздохнула мама и бойко спустилась по лестнице.

И, конечно, пять минут растянулись до десяти, потом до пятнадцати. До честного получаса не хватило совсем чуть-чуть, когда в дверь постучали. Среди раскатов грома я бы на это даже внимания не обратил, но из гостиной раздался мамин голос:

– Кто там на ночь глядя? Жень, ты откроешь?

– Не знаю. Сейчас, – отозвался папа, появившись в прихожей из столовой. Высокий, крепкий, в очках в тонкой оправе, от чего казался мне самым умным человеком на свете. Он заметил меня, улыбнулся и коротко спросил: – Играешь, бандит?

На это я со всей ответственностью кивнул и повёл машинку на очередной вираж.

Отец открыл дверь. На пороге стоял человек в чёрном, блестящем от влаги дождевом плаще. Голову его накрывал просторный капюшон, скрывающий лицо.

Весь мрачный образ ночного гостя, да ещё молния, сверкнувшая в этот момент за его спиной, заставили меня забыть про машинки и припасть к перилам. Было страшно. Я чувствовал, какая неотвратимая угроза исходит от гостя. Словно глядишь в дуло автомата и понимаешь, что тот скоро выстрелит. Вот только понимал это, как будто, я один.

– Павел Алексеевич? В такое время? – добродушно удивился папа.

– Евгений, нам надо поговорить, – произнёс гость хриплым сдавленным голосом. – Это не может ждать.

Отец вздохнул, развёл руками и пригласил гостя войти:

– Раз ждать не может, то ладно. Проходите в гостиную. Вам что-нибудь налить?

– Нет.

Павел Алексеевич сделал шаг, но мгновение замер и уставился на меня. Я не видел его глаз, но кожей ощутил, как пристально он меня разглядывает. Всё равно, что подопытную крысу на вскрытии. И от этого кровь похолодела в венах, а челюсть свело судорогой. Захотелось немедленно расплакаться. Чтобы пришла мама и прогнала этого странного человека.

Это продолжалось всего секунду, показавшуюся мне вечностью, и прошло, как только Павел Алексеевич двинулся дальше.

Я так и сидел какое-то время с зажатой в руке машинкой, ошарашенный и не понимающий, то ли бежать за помощью к маме и рассказывать ей, какой плохой человек пришёл к нам в гости, то ли поспешить спрятаться под кроватью, пока ничего дурного не произошло. За этой нелёгкой дилеммой меня застала старшая сестра Кира.

– Ты чего ещё не спишь-то? – сонно спросила она, проплывая мимо в одной пижаме.

Кира так бы и пошла дальше, не дожидаясь ответа, но я её остановил:

– Там какой-то дядя пришёл, и он мне не нравится. Он весь в чëрном и очень-очень страшный, – поделился я вполголоса.

– Ну так иди и скажи ему, чтобы шёл отсюда, – недовольно отозвалась сестра, а потом вдруг остановилась, словно неожиданно проснулась, и шёпотом поинтересовалась: – А папа знает?

– Конечно, знает. Он сам ему дверь открывал.

– Ну и всё тогда. Давай закругляйся. Время уже первый час ночи.

– Ну, ещё пять минут, – протянул я по привычке, вот только не учёл, что на Киру это не действует. Она сама кого хочешь разжалобит, а приёмов у неё столько, что хоть чёрный пояс выдавай.

– Быстро спать, – с нажимом повторила она.

А я только и смог, что недовольно проворчать:

– Когда-нибудь мне тоже исполнится двенадцать, и никто не будет меня загонять спать, как маленького.

– Ну да, ну да, и овсянку по утрам тоже есть не заставят. Конечно. Иди уже.

Она проследила, как я разбираю гоночную трассу и неуклюже пытаюсь взять всю свою коллекцию машинок сразу, проводила взглядом до двери в спальню и сказала напоследок:

– То-то же. И не думай, что если полночи провозишься со своими машинками, завтра тебе дадут поспать до обеда.

Злая она была. Ни разу не сказала мне доброго слова. Но я всё равно еë любил и частенько отстаивал в школе еë честное имя. Впрочем, Кира об этом и не догадывалась, наверное.

Продолжать играть в своей комнате было не интересно, так что я аккуратно расставил машинки на полке у стола. Только «Ferrari» взял с собой. Потом зашторил окно, чтобы молнии не мешали спать, и забрался в кровать. Из света оставил только ночник в виде спирали ДНК. Не то, что бы я боялся темноты, просто предпочитал оставаться во всеоружии даже ночью. Заодно проверил и пистолет под подушкой. Пулек в обойме полно, одна в патроннике, так что всем монстрам и чудищам я готов был дать отпор.

Стоило мне расслабиться, как сквозь шум дождя послышались голоса с первого этажа. Прямо под моей комнатой находилась гостиная, где разгорался бурный спор между отцом и таинственным Павлом Алексеевичем. Пока я слышал лишь гул отцовского баритона и ни одного слова разобрать не мог, но было ясно, что он раздражён. Потом появился и натужный хрип Павла Алексеевича.

Я закрылся одеялом с головой, чтобы ничего не слышать, но голоса становились всё громче, и меня это пугало. Перед глазами всплывали фигура Павла Алексеевича чернота под его капюшоном. Уже казалось, что это никакой не человек. В лучшем случае инопланетянин с какого-нибудь Марса. Там же нашли руины подземного города, как я слышал в какой-то передаче, а вот и их обитатель пожаловал ко мне домой. Или, что ещё хуже, это тот самый монстр, что жил одно время у меня под кроватью и каждую ночь пытался меня съесть. А теперь он договаривается с отцом, чтобы тот не мешал. Такая версия казалась мне самой правдоподобной.

Внезапно что-то грохнуло, заставив меня всем телом вздрогнуть, и следом проревел надрывный хрип:

– Да какого чёрта, Женя? Ты же понимаешь, что стоит на кону! Так нельзя! Это будет конец всему! Конец! Понимаешь ты, сколько денег мы потеряем? Никто тебе не позволит запустить эту технологию!

– А сам ты понимаешь, о чём меня просишь? Ты вообще думал, когда сюда шёл, что это самый худший вариант из всех? Это настолько дико, что я просто не понимаю, как у тебя это в голове укладывается, – ещё громче отвечал ему отец.

– Это единственный вариант! Либо он один, либо…

– Что? Либо что? Убьёшь нас всех? Тебе правда настолько плевать на людей, что ты готов ради этих скотов пойти на преступление?

– Это система! И если она рухнет, погибнут сотни тысяч! А миллионы лишатся рабочих мест и сгинут от голода. Вот на что мне не плевать. А один человек – это меньшая жертва. Даже четыре человека – это не так страшно. Это всего лишь издержки производства.

– Сотри тысяч погибнут? – срывая голос переспросил отец. – Сотни тысяч? Это ваши аналитики придумали? А сколько смогут жить спокойно и не умирать от укуса какой-нибудь змеи, это они не считали? Или от глупого отравления синтетическим мясом? Или…

– Это утопия! То, что ты предлагаешь, невозможно.

– Это реальность! Я всё доказал! Формулы, расчёты, десятилетнее исследование, описанное до мельчайших подробностей. Я же представил вчера на симпозиуме человека будущего!

– Всё это лишь теория! Ничего больше.

– А прототип? Что ты на это скажешь? Я вывел живой прототип, который не отличим от обычного человека! Вырастил его!

– Его нет.

– Как нет?! Как нет?!! Я же…

– Прости, Жень, я неправильно выразился. Он исчезнет сегодня, хочешь ты этого или нет.

Отец не успел ответить. Раздался грохот, звон битого стекла и выстрел. Потом ещё один. И ещё.

Больше у меня сомнений не осталось. Гость на самом деле был монстром, и никакое одеяло от него не поможет. Требовалось укрытие понадёжнее, чтобы держать оборону.

Схватив пистолет, я сполз на пол и забрался под кровать. Натянул одеяло пониже, чтобы оно закрыло меня, как штора. И затаился.

Снизу раздался крик мамы. Безумный, нечеловеческий, и от него мне совсем стало плохо. А затем прозвучали ещё два выстрела, и всё стихло.

Слёзы катились из глаз, в горле застрял ком и мешал вздохнуть. Я хотел, чтобы всё это оказалось сном, щипал себя за руку и кусал кончик языка, но никак не мог проснуться. Я хотел сжаться, чтобы стать невидимым, но боялся пошевелиться и выдать своё укрытие. Так и лежал, стиснув до боли пистолет и целясь в сторону двери, прислушиваясь к каждому шороху.

Шаги раздавались с первого этажа, до мурашек спокойные. А потом скрипнула первая ступенька на лестнице. Монстр поднимался за мной, я знал это точно. И едва сдержал крик, когда дверь в мою комнату открылась.

– Малыш, ты здесь? – прохрипел Павел Алексеевич. – Я тебя не обижу.

Но я ему не верил и задержал дыхание, чтобы стать ещё незаметнее. Изо всех сил я надеялся, что укрытие меня спасёт, и монстр уйдёт прочь, не учуяв запах моего страха.

Павел Алексеевич прошёл по комнате, задержался на минуту у полок с моими машинками, пошелестел листами на столе и хмыкнул:

– Неплохо рисуешь, малыш. Из тебя бы получился неплохой художник.

Он знал, что я здесь, и момент, когда он меня найдёт, оставался делом времени.

Павел Алексеевич дошёл до кровати и остановился. Резко наклонился и откинул одеяло. Крик ужаса вырвался из моей груди. Я выстрелил, промазал, начал отползать, но монстр протянул руку и ухватил меня за руку. Дёрнул на себя.

– Не подумай, что мне это нравится, но я не могу оставить тебя в живых, – безразлично сказал он.

И одной рукой ухватив за шею, поднял меня перед собой. Я задыхался и чувствовал, как неприятно намокли штаны. Боль пронзила мою шею, но как бы ни брыкался я, освободиться не получалось.

А Павел Алексеевич смотрел из-под капюшона горящими диодами бионических глаз. Его неподвижное лицо оставалось равнодушным, будто вовсе он был не человеком, а машиной для убийств. Острое, злое, с сухими тонкими губами, скривлëнными от ненависти.

Я прощался с жизнью и отчаялся получить спасение. В полумраке ночника, едва отметив шестой день рождения.

И вдруг увидел, как в распахнутую дверь на цыпочках входит Кира. Она была мертвенно бледна, и в глазах её застыл ужас, но она шла ко мне на помощь с табуретом наперевес.

Я даже обрадоваться не мог. В голове творился хаос, все мысли и страхи смешались, шумели до писка в ушах. Я наблюдал, как Кира со всей силы, что могло родить её хрупкое тельце, врезала табуретом по спине Павла Алексеевича. Тот ойкнул и повалился на пол, едва не накрыв меня своим телом. Кира сходу добавила ему уже по голове. Потом взяла мою руку, заставила встать, и мы побежали так далеко, как только могли. Босиком, в одних пижамах, ничего толком не соображающие, но живые.

Глава 2

Сейчас.

06.06.2110. Моссити. Федерация Независимых Конгломераций.

Жаркий полдень завис над площадью Лованиель. Солнце не жалело никого, изо всех сил пытаясь превратить асфальт в сковородку и поджарить то, что на ней окажется. Специально выведенные для северных широт пальмы и цветы в клумбах беспомощно чахли в ожидании вечерней прохлады, а все, кто являлся счастливым обладателем хотя бы одной пары ног, попрятались в многочисленных офисах, забегаловках и магазинчиках.

Небоскрёбы, с четырёх сторон окружившие площадь, пестрели анимированными вывесками. Рекламировалось всё, начиная от сайтов с нейрорелаксом и заканчивая премиальными протезами с повышенными характеристиками, которые предлагалось выбрать при заказе. А если присмотреться повнимательнее к голограммам поменьше, то можно было и доставку синтетической еды заприметить, и 3D-печать секс-игрушек на любой вкус. Даже клонирование домашних животных имелось, но, судя по размерам объявления, мало кто решался заполучить быстростареющую болезненную копию любимого котика.

Главное место на площади Лованиель занимал банк «Концерн». Первые этажи восточной башни «Нео-Квант» были отведены под его офис, а панорамные окна полностью отдавались под рекламу. Роскошные девушки, будто сошедшие с глянцевых обложек и надевшие соблазнительную миниатюрную форму, предлагали взять кредит на всё, что угодно, будь то кроссовки или ипотека. И всюду обещали самую низкую в Моссити ставку. Впрочем, везде имелись приписки таким шрифтом, что даже подойдя вплотную, их можно было прочитать только через лупу. «В кредит должны быть включены страхование жизни, страхование здоровья, страхование имущества, страхование гражданской ответственности, страхование…» и дальше по списку на несколько строк.

Через три окна, оставленных для демонстрации банковских будней, виднелся просторный операционнт-кассовый зал с парой диванчиков по центру, окружённый полукругом кассовых столов. Посетителей было совсем немного. Пару мужчин в строгих костюмах, несколько подростков с яркими стрижками и в куртках на голое тело, да пожилая дама, явно пришедшая не за кредитом на продукты.

Наблюдать за происходящим в банке можно было с любой точки на площади. В том числе и из бургерной с автоматизированным обслуживанием, где мы с Олегом и обосновались. Лишних ушей здесь было не больше, чем в канализации. Если не считать жучков в каждой лампе.

Пока я пристально изучал обстановку и обдумывал, как лучше провернуть дело и что может понадобиться, Олег осматривал принесённый дроном заказ и разочарованно ворчал, что бургер мог бы быть и побольше, а картофель-фри слишком пережарен и об него зубы сломать можно.

Поесть он любил. Центнер мышц, напичканные датчиками, микросхемами, полупроводниками и усилителями, требовали лошадиных порций калорий. К двадцати шести годам Олег модифицировал в себе едва ли не каждый орган. Как-то раз он сказал, что собирается стать сверхчеловеком, и с тех пор пихал в себя всё, что попадалось под руку. Даже один глаз заменил на оптику с двадцатикратным увеличением и чутким сенсором, способным уловить самые незначительные движения. На второй не хватило денег, но я готов был поспорить, что при первой же возможности Олег заменит и его.

– Зачем тут что-то думать? – в очередной раз удивлялся он моим попыткам обсудить план ограбления. – Как всегда, сделаем всё быстро. Войдём и выйдем.

Иногда мне казалось, что во время одной из операций Олегу защемили инстинкт самосохранения. Иначе я не мог объяснить, почему он с таким легкомыслием брался за каждое дело. Говорил, что любит импровизировать, но на деле получалось, что в нужный момент он просто терялся и пучил на меня глаза в ожидании подсказки.

Если бы я не знал его десять лет и не изучил как облупленного, то мог бы и повестись на такую уверенность. Но, наученный опытом, рассчитывать на удачу я не хотел. В прошлый раз дал последний шанс и пожалел. Уж лучше потратить время и заранее выяснить нюансы и узнать, к примеру, где находится комната охраны.

– Как всегда не получится, –напомнил я. – Это тебе не филиал где-нибудь в пригороде вынести. Главный офис, как-никак. Да ещё почти в самом центре города.

– А как по мне, одно и тоже. Только куш маленько побольше. Вот подумай сам: если мы выключим охрану, то чем это будет отличаться? Уходить то от погони всё равно придëтся.

– Слушай, мы в прошлый раз ювелирку чисто вынести не смогли. Потом от охотников неделю ныкались по всей пустоши. А почему так получилось, ты не забыл? Потому что решили «войти и выйти», чтоб его.

– Вот только не надо опять про прошлый раз вспоминать. Нечего было по людям стрелять, – огрызнулся Олег.

– Ой, да иди ты лесом!

– Опять лесом? Никакого разнообразия. Чуть что – сразу лесом. Такое ощущение, что цензура все остальные адреса запретила.

– Тебя что, подальше послать, что ли?

– Ага. Я б за новой газировкой сходил, а то в сухомятку бургер похож на картон. Не люблю я всю эту синтетику. Вроде и похоже на настоящее мясо, но всë равно не то.

– Я не пойму, ты про прошлый раз хочешь поговорить, про то, куда тебе идти пора или про то, что нам в этот раз надо будет делать? – загорелся я. Бесило, когда он начинал пороть чушь, в которой ни один здравомыслящий человек не разберётся.

– Войдём и выйдем, брат. Всё проще, чем видосик в интернет выложить.

– А потом?

– Суп с котом. Тебя это устроит?

– Короче, всё с тобой понятно. Бесишь. Опять мне придëтся всё самому прорабатывать, пока ты будешь рядом ошиваться и нудеть, что всё не так.

– Да, потому что мы, как обычно, просто зайдём и выйдем. А ты сейчас навалишь проблем и будешь с ними же и бороться.

– Значит, серьёзно ты сегодня не настроен. Нахрена тогда со мной поехал? – иссякло моë терпение.

– Просто так, – широко улыбнулся Олег и захлюпал через трубочку остатками газировки.

Вечно с ним так. Пока готовишься к делу, он изо всех сил пытается казаться легкомысленным дурачком. Юморит по поводу и без, задирает, подкалывает и в целом считает себя чуть ли не самым умным. Хорошо хоть в ответственный момент он собирается, концентрируется, и положиться на него можно, как на себя.

– В общем, – продолжал я. – Хранилище с ячейками нам нужно по любому. Это заказ. С остальным как получится, но там в соседнем хранилище лежит полтонны золота. Заказчик поможет отмыть его без своей доли. Два с половиной миллиарда рублей. Как тебе такое?

– На покушать хватит, – равнодушно отозвался Олег, вгрызаясь в бургер, и уже с набитым ртом спросил: – Делим на пятерых? Или ты эту мымру с собой опять возьмёшь?

– Не мымру, а Исиду. И да, в этот раз без неё не обойтись.

Исида была из тех, кто утром может вскрыть пенсионный фонд «Кантри Индастриз», самый крупный в федерации, а вечером получить контракт от службы кибербезопасности этой самой «Кантри Индастриз» на отладку файрвола и прочей программерской фигни. И, конечно, только она, одна из всех, кому я доверял, могла взломать охранную систему банка «Концерн», чтобы дать нам время на всё необходимое.

– Интересно, у неё в паспорте так и записано? Исида какая-нибудь Ивановна, – громко сглотнув, спросил Олег, и прицелился на следующий укус.

– Я как-то сомневаюсь, что у неë вообще есть паспорт. По-моему, она давно удалила себя из всех баз данных и перестала существовать юридически.

– Ну получить-то она его должна была. Наверняка он до сих пор лежит где-нибудь под подушкой, как сувенир. Такой, знаешь, старый и потрёпанный, ещё с двуглавым орлом на гербе.

– С чего ты решил, что она такая старая? Ей от силы лет двадцать.

– Выглядеть она может хоть на шестнадцать, но я то знаю, что это старая занудная девственница, от которой все мужики убегали раньше, чем она трусы успевала стянуть.

– Не все, не преувеличивай.

Олег уже собирался ещё раз откусить от бургера, но замер с раскрытым ртом. Медленно повернул ко мне голову, расплылся в хитрой улыбке и протянул:

– Погоди-ка! Так у тебя с этой стервозой что-то было? А чего ж не рассказывал? И как тебе? Все колючки достал из пиписьки?

– Нет у неë никаких колючек. Что ты там опять себе нафантазировал, грязный извращенец? – попытался отшутиться я, поняв, что сболтнул лишнего.

Но Олег уже ухватился за это и не собирался сдаваться, пока не услышит подробности:

– А ты с темы не съезжай. Мохнатку её теребонькал? И как там? Глубже, чем в Марианской впадине или не так всё ужасно? Сухость на уровне Сахары или влажность, будто в тропических лесах?

– Понесло борозду по кочкам короче, – закрыл я лицо ладонью. Если продолжить спор, то Олег разузнает даже то, чего никогда и не было. – Доедай свой бутерброд и погнали на базу. Мы и так уже здесь задержались на целый час. И прекрати так многозначительно хлюпать газировкой. Всё равно ничего больше не скажу.

Олег из вредности исполнил мою просьбу медленно, с показным смаком пережёвывая каждый кусочек, а потом ещё настойчиво хлюпал в стакане, выискивая остатки газировки среди льда.

Наконец мы покинули бургерную и на старом неприметном «Ford» направились к окраине города. Я не боялся, что всё сказанное нами попадёт в службу безопасности банка. За этим проследит Исида и когда данные наблюдения будут передаваться на сервер, просто их сотрёт. Может, заодно послушает, что о ней говорил Олег, и даст ему пару звонких затрещин. Ну и мне заодно, потому что язык за зубами не держал.

По какой-то девчачьей прихоти она хотела окружить свою жизнь ореолом таинственности. И если почти всë, что с ней происходило до переезда к нам, и впрямь было секретом, то о нашем романе не догадывался разве что слепой. Или Олег, у которого логика барахлила ещё со школьной скамьи.

С трудом и растратив дневной запас терпения, мы прорвались через вязкие заторы центрального округа к третьему транспортному кольцу. Оттуда по лабиринту многоярусных автострад вырулили к жилому комплексу «The Life», больше известного как «Заблявь». Дальше ещё пять километров между человейниками, посеревшими уже при постройке и навевающими уныние. И, проскочив под шестым кольцом, на полном ходу въехали в Рассею. Пустошь, где цивилизация ограничивалась автоматизированными заводами и фермами. Всё же остальное, что когда здесь строил человек, давно пришло в запустение и постепенно разрушалось.

Так было всегда, сколько я себя помню. Практически всё население сосредоточилось в больших городах, а следы былой жизни растворялись под натиском природы. Когда-то, наверное, здесь кипела жизнь, дороги гудели от нескончаемого потока автомобилей, берега рек и озëр использовали как пляжи, а вокруг многочисленных дачных домиков чернели ровные огороды. Но ближе к середине двадцать первого века власть в стране досталась «либералам-прогрессивистам», мечтающим построить западную цивилизацию. Им потребовалось всего десять лет, чтобы избавиться от лишних затрат на неперспективных территориях, а ещё через десять лет Российская Федерация превратилась в Федерацию Независимых Конгломераций. Прогрессивисты вообще любили всё переименовывать. Их раздражали старые названия городов, улиц, площадей, словно те несли в себе оскорбление. Москву переименовали в Моссити, но это я, по крайней мере, знал. А вот как раньше назывался, к примеру, Неополис – ближайшая к Моссити конгломерация – я понятия не имел. Что до территории между многомиллионных мегаполисов, то еë называли Рассеей. Может, это тоже было каким-то пренебрежением, но мало кого вообще волновало, что происходило за порогом их квартирки, а уж далëкая пустошь и вовсе представлялась диким, страшным местом, о котором не хочется ни говорить, ни вспоминать.

В Рассее обитали немногочисленные племена кочевников, собиравших вещи на руинах и разводящих скот. Суровые ребята, которые обычно сначала стреляли, а потом уже разбирались с миром ты пришёл или с войной. Да и среди соплеменников нравы у них не отличались дружелюбием. Жёсткая иерархия, независимо от того, патриархат у них царил или матриархат, а каждого провинившегося в лучшем случае изгоняли из племени, которое они обычно называли миром.