Страсть на холсте твоего преступления

Я открываю глаза, молча смотря на потолок и чувствуя, как намокло от слез моё лицо. Грудь по-прежнему болела, как будто все было отдалённой реальностью. Я осмотрелась и убедившись, что одна, приняла сидящее положение, сжав ткань майки в области груди. Я не могла заплакать, не могла закричать, оставалось размеренно дышать и слышать треск ткани под сжатым кулаком. Той ночью, я что-то в себе утратила, что-то важное и необходимое.

Я спустилась вниз, свет в доме был погашен, а значит все либо спят, либо никого нет. Иногда Эйвон оставался в гостевой комнате, а Харрис мог подолгу не возвращаться домой. У охранников тоже был свой небольшой домик около ворот, который я часто осматривала в поисках лазейки или слабого места. Не стоит думать, что я не пыталась сбежать ночью. Все оказывалось бессмысленным, когда двое жилистых охранников приводили меня домой за руки, тащили, словно мешок. А на пороге стоял Харрис, молча и грозно отчитывая меня холодом глаз. Он запирал меня в комнате, не позволяя разгуливать по дому несколько дней, лишь приносив мне еду. Но он не знал, что пока в моих руках бумага и карандаш, я никогда не буду заперта.

Я бессознательно подошла к бару в гостиной комнате и нагнулась. Парочка бутылок стояли на месте, одну из которых я крепко сжала в руках. Приложив усилия, я открыла крышку и бросив взгляд на лестницу, сделала пару больших глотков. Я устала. Обессилено, упав на диван, я поджала под себя ноги. Я не помню, сколько времени просидела в неподвижном состоянии, лишь поднимая руку для горьких глотков алкоголя. Моё тело стало мягким и ватным, а мысли о боли и усталости покинули меня.

Я мало пила, но после той ночи, когда пришлось выпить текилу, я нашла в этом некое утешение. Алкоголь помогал мне не думать о событиях в моей жизни. Он помогал смотреть на мою жизнь с другой стороны, забывая про похищение.

Я открыл дверь в дом, привыкая видеть темноту. Последние дни я возвращался домой поздно от скопившейся работы. И видеть её… становилось всё труднее. Стоило увидеть рыжие волосы в своём саду, рывшиеся в сырой земле, моя челюсть сжималась. И я переставал себя контролировать. Я уставал от девушки дома, приходилось во всём себя контролировать и сдерживать, чтобы лишний раз не сказать или сделать лишнего. Но стоило признаться, она стала частью этого дома всего за месяц. Утром я привык приказывать сделать завтрак для двоих и отнести ей её любимый апельсиновый сок. Мне казалось, не выпив апельсиновый сок с утра, Тереза становилась ещё более раздражительной. Привык видеть спускавшееся тельце в привлекательной одежде, дрожащее при виде меня. То ли от страха, то ли от гнева. А лучше и то и другое. Подолгу она могла находится в саду, ей нравилось рыться в земле и ухаживать за бесполезными растениями, которые я мог купить за один щелчок пальцами. Но для неё это было важно, поэтому я не смел запрещать ей единственную радость в доме. Пока она не умудрилась слечь с температурой, напугав весь дом своим обмороком посреди дня. Мне пришлось вызвать личного врача семьи Райт для осмотра Терезы и напрячься, чтобы тот держал рот на замке после увиденного. Она болела. Сильно и с жаром. Я не мог оставить её одну, боялся, что опоздаю, и она не выдержит собственную температуру тела. И тогда наш план, конечно же, сорвётся. Когда она спала, я часто заходил к ней, это уже стало неким ритуалом. Но я не был извращенцем, мне важно было знать, что с ней всё в порядке и она умилённо спит, пуская слюнку. На её кровати всегда были разбросаны листы, я мельком улыбался, осознав, что она каким-то образом подкупала горничных, чтобы они воровали бумагу и карандаши с моего кабинета. Я не злился. Мне нравилось. Она не на свой возраст умна и талантлива, а я бессовестным образом отбирал у неё этот ум. Ум и её молодость, которая текла в ирландском горячем теле. Цветы, лица, лошади, кувшины, мифические существа и природа. И что я только не различал в листах бумаги. Однажды я всё-таки не смог себя сдержаться. Подняв с кровати пустой лист бумаги и покрутив в руке, я понял, что она пыталась нарисовать сильное мужское тело без лица. Но у неё не получилось. Я нагнулся к ней, убрав слипшиеся от тепла волосы на её лбу. Вкусный запах развеялся от моего лёгкого касания, и я коснулся её лёгкой и маленькой ручки. Эти руки творили искусство, эти руки были способны на большее. Я знал. И больше всего в жизни я не хотел уничтожать это в ней.

Шум в зале заставил меня напрячься. Поздней ночью она явно спала, а Эйвон устраивал вечеринку в клубе. Я заглянул в зал, удивившись увидеть сидящую на диване Терезу. Волнистые волосы лежали на плечах, единственная ночная рубашка прикрывала стройное тело, но не бледные ноги. Я сглотнул, а когда заметил бутылку в её руках, нахмурился. Она не слышит меня, потому что я обучался у лучших мастеров скрытности. Из-за службы бывшим разведчиком я отточил множество техник на практике, чем гордился бы при других обстоятельствах. Меня учили двигаться бесшумно и незаметно, я использовал специальную технику ходьбы, чтобы минимизировать звук своих шагов. Прошлая работа на правительство оставила много полезного, как и множество трав. Я пару минут наблюдал за ней, как она бессмысленно смотрит в одну точку и делает глотки мартини. Если бы мог, пожалел и посочувствовал бы.

Включив свет в гостиной, я заставил её подпрыгнуть и выронить тяжёлую бутылку алкоголя. Столкновение бутылки с мраморным полом заставило нас обоих поморщиться. Она замерла, увидев меня, но быстро сменила своё лицо на холодное.

–Что ты делаешь? –спросил я, будто не увидел то, как она распивает алкоголь ночью. Ночная рубашка съехала с плеча, оголяя его, на одной стороне развились рыжие волнистые волосы, большая часть скрывалась на её спинке. Бледное лицо, утончённые черты лица, похожие на мраморную статую мастера и эти розоватые щёчки.

–Пью. В одиночестве. Тебе это знакомо? – по тихому голосу была понятна степень её опьянения. Ещё и говорила об одиночестве. Исходя из ситуации, в которой ей приходится быть, я понимаю её желание выпить.

–Хотя что ты знаешь об одиночестве, – она отчаянно развела руками и продолжила:

–Весь из себя деловой, строгий и красивый. Ты окружен вниманием, и не только женским. Все хотят быть рядом с богатым мужчиной, который обеспечит их жизнью мечты, –бурчала она, смотря перед собой. Я не мог сдерживаться, смотря на то, как она страдает. Огородить себя от неё. Мне нужно делать всё, чтобы она подписала бумаги и план Андреаса оказался исполненным. Никакой жалости, влюблённости и страдания.

–Богатство может изолировать, не каждый готов видеть во мне человека, а не карман с деньгами, – ответил ей, заставляя бледное личико поднять на меня глаза. Они были зелёными и большими, выразительными и яркими. Они напоминали свежие отцветавшие листья весной.

–Ты прав, –Тереза о чем-то глубоко задумалась, делая привлекательную мордашку и хмуря брови. Я так редко видел улыбку на этих губах, что грудную клетку защемило.

–Почему ты напилась? – спросил я, проходя в зал и снимая с себя пальто. Меня раздражал её характер до ниточки, пропитанный упорством и сопротивлением. Она могла специально сделать что-то назло мне, как например, подкупить одну из горничных, чтобы та снабжала её информацией. Но мои горничные проходят жестокий отбор, прежде чем встретиться с рыжеволосой бестией. Про листы бумаги я знал и позволил ей поступить дипломатично.