В городе улица

За клумбами возвышается серое здание поликлиники. Оно старое, бабушка рассказывала мне, что когда-то водила сюда еще Алену. Когда она это сказала в первый раз, у меня был просто шок, смешно вспомнить. Но на самом деле я до сих пор не могу представить, что это правда, что Алена была маленькой. Не верю, что бабушка вела ее за руку, как меня, заводила в кабинет к врачу. Да это было бы даже как-то несправедливо, такое могло происходить только со мной!

Только я могла идти по черно-белому кафельному полу, стараясь не наступать на швы. «Ну чего ты прыгаешь, как заяц, а?»

Только я имела право выпрашивать в соседнем магазине пирожки с потрошками! «Женя, покупные, неизвестно с чем… Ну что с тобой делать…»

«В королевстве – город,

А в городе – улица,

А на улице есть двор,

На дворе – высокий дом…»

– Привет!

Марго, запыхавшись, подбегает ко мне. На ней та же одежда, что и тогда, и макияж такой же. Она яркая, как картинка из журнала, и мне сразу становится весело. Она плюхается на скамейку рядом со мной и вытягивает ноги.

– Ты откуда? – спрашиваю я.

– Ой, не спрашивай, – она морщит нос.

У меня в животе громко урчит, я смущенно улыбаюсь. Марго смешливо фыркает.

– Ты голодная?

– Ну, так… – признаюсь я. – А ты?

– Я нет, я кофе с круассаном выпила. А тут же магазин рядом, давай зайдем, купим тебе что-нибудь.

Я поспешно мотаю головой. Нет, только не туда.

– Пойдем куда-нибудь в другое место, – предлагаю я, но она вздыхает.

– Давай тут посидим. Не хочу туда, где много народу. Устала. Столько дебилок на курсах.

Марго не похожа на человека, который любит одиночество и тишину. Я представляла, что мы с ней пойдем в какое-нибудь прикольное место. Да хоть просто погуляем, поболтаем, посмеемся… Я думала, что она человек-праздник. Но, наверное, праздники тоже когда-то устают всех радовать и веселить, это же понятно.

– Как дела вообще? – спрашивает она.

Я пожимаю плечами. Что мне сказать?

– Нормально.

Она запрокидывает голову и смотрит в небо.

–Ты не представляешь, как я рада, что у нас на районе кто-то нормальный будет жить. Одни старики, блин. А если кто переезжает… Вы, кстати, почему переехали?

– Дом купили.

– На фига вам сдался дом в таком месте? Это чья была идея?

Она смотрит на меня, и в ее голубых глазах светится искренний интерес, но есть в этом взгляде и что-то еще. Не могу понять, что именно.

– Борис так решил. Он вроде как прежнего хозяина знал.

– Ага… А Борис это кто? Отчим?

– Ну типа.

– Угм. Понятно. А отец?

Ее бесцеремонность не раздражает меня, даже наоборот, чем-то нравится. Всё прямо, всё честно.

Я усмехаюсь:

– Я без понятия, где он вообще. Мамкина студенческая любовь. Заделал ей ребенка в девятнадцать лет и свалил. Она меня год понянчила и к бабушке отправила. Чтоб не мешала карьеру строить и личную жизнь устраивать.

Она думает, потом кивает сама себе и снова спрашивает:

– А с Борисом этим ты как? Нормально общаешься?

Я ощущаю разочарование: Марго никак не отреагировала на то, что узнала обо мне, но ей почему-то надо знать про Бориса. При чем тут вообще Борис?

– Ну так, в целом нормально. А что?

Марго вздыхает:

– Так. Психологией увлекаюсь. Просто хочу понять, зачем человек свою семью перевозит в такое место.

– Ну, я не особо их семья, – поясняю я. – Просто теперь… бабушки нет, и я живу с ними. А так у них свой ребенок есть.

– А, вот что, ясно, – кивает Марго.

– А ты почему живешь в этом месте, если оно такое ужасное?

– Я? – Марго кривит розовый рот. – Ну, у меня всё в принципе почти как у тебя. Родители меня ненавидят, а бабка защищает. Поэтому я у нее живу. Она у меня там старшая в этом их районе, товариществе. Не знаешь еще? Скоро собрание устроят – познакомишься. Короче, я рада, что ты теперь там живешь, там молодых нет почти. Все хотят решить свои проблемы и свалить.

Мне непонятна последняя фраза. Какие проблемы и кто решает? Спрашивать не хочется: наверняка объяснение не особенно интересное. Зачем выглядеть дотошной занудой?

Я и так не знаю, почему Марго захотела со мной общаться. Наверное, думает, что во мне и в моей жизни есть что-то прикольное, а на самом деле ведь ничего такого нет. Я не хочу, чтобы мы стали дружить, а потом ей стало скучно, поэтому лучше сразу сказать всё как есть.

– Чем вообще занимаешься? Где тусишь? – будто прочитав мои мысли, спрашивает она.

– Ну… Я сейчас мало с кем общаюсь. Как-то так получилось, дома сижу в основном, – небрежно говорю я.

Я готова увидеть на ее накрашенном личике разочарование, но она пожимает плечами:

– Да, бывает. Иногда надо отдыхать от людей, особенно от всяких уродов. Школа – это вообще такое… Меня вон весь класс ненавидел. Ничего, выжила.

– Весь класс? Почему?

Марго почесывает бровь и передергивает плечами.

– Дебилы просто. У них вата вместо мозгов. Шептались про меня по углам, а в глаза боялись сказать. Да пофиг на них.

Она горбится и глубоко засовывает руки в карманы куртки. Я смотрю на нее, мне становится не по себе. Ее губы плотно сжаты, а жесткий взгляд странно сфокусирован в одной точке, как будто она обдумывает что-то очень плохое. Это длится совсем недолго, через секунду она уже разворачивается ко мне и оживленно спрашивает:

– А у тебя что случилось? Что-то же случилось, раз ни с кем не общаешься? Так ты вроде нормальная.

Она оглядывает меня с ног до головы и одобрительно кивает. Я немного теряюсь от такого резкого перехода. Думаю, как ответить на ее вопрос. Как объяснить то, что я и сама не очень понимаю? Просто раньше всё происходило само собой, а потом почему-то это стало невозможно.

– Не знаю, так получилось. С одной девочкой долго дружили, а потом все развалилось. Она теперь с другой компанией, а я сама по себе.

– То есть, у тебя вообще нет друзей? А парень? Тоже нет?

– М-м-м, нет, уже нет. Там как раз одно с другим связано, – бормочу я.

Марго ждет продолжение, но я молчу. Просто не могу взять и рассказать в двух словах. Она понимающе кивает и смешно морщит нос:

– Ясно. Всё очень, очень сложно… Ладно. Потом как-нибудь расскажешь.

– А у тебя есть парень? – спрашиваю я, заранее догадываясь, какой будет ответ.

Марго не разочаровывает меня:

– Э-э-э, ну как тебе сказать? Короче, сейчас с двумя потихоньку тусуюсь.

Я смеюсь:

– Прикольно.

Она тоже смеется.

– Ага. Иногда даже слишком прикольно!

– А у тебя что с родителями? – осторожно спрашиваю я.

Яркое личико Марго как будто заостряется. Она подчеркнуто небрежно говорит:

– Я им картинку порчу. У меня батя большая шишка, в Москву летает, как в магаз за хлебом. Ну, и тут я со своими друзьями, с бухлом. Он еще себе в голову вбил, что я наркоманка, вены проверял постоянно, комнату обшаривал. Орал, как псих. Сестру мелкую против меня настраивал, говорил, что я ей психику расшатываю. А чего там расшатывать, они и без меня отлично справляются.

– А мама? – тихо спрашиваю я.

Марго насмешливо надувает яркие губы:

– У этой две заботы. Первая – не стареть: уколы, пилинги, всякая хрень. И вторая – чтоб отец ее не бросил. Она вокруг себя ничего не видит, только и знает его палить, где он да что.

– А бабушка?

– Бабка? – усмехается Марго. – Скоро познакомишься, сама увидишь. Но ей, по крайней мере, на меня не похрен. Когда узнала, что папочка меня отметелил, она ему устроила. Короче, я тебе так скажу: она огонь, но блин… В общем, с ней лучше не спорить.

Марго молчит, мрачно глядя перед собой. Сейчас она совсем не похожа на журнальную картинку – просто красивая грустная девочка. Я не понимаю, что ее так расстроило, только что она была в нормальном настроении. Не знаю, что сказать, и чувствую из-за своего молчания смутную вину. Я даже не понимаю, нужны ли Марго утешения.

– Так, я жду! – она неожиданно вскакивает и встает передо мной, держа руки в карманах. – Про твою подругу и про твоего парня, про которого долго говорить.

Я теряюсь. Придя в себя, смеюсь и неожиданно легко сообщаю полуправду:

– Да там всё вместе. В общем, из-за подруги у меня ничего с ним и не получилось.

– О… – с чувством говорит Марго.

Я молчу, царапаю ногтем и так изодранный большой палец.

– Ну и? Подробности? Дай сама скажу… Она с ним замутила?

– Нет! Она с ним не мутила, дело не в этом! – мне нехорошо от этой мысли. Ведь нет же, не мутила? Я не могу представить, чтобы…

– Ха, – Марго насмешливо фыркает, но потом внимательно смотрит на меня и пожимает плечами, – ладно, нет так нет.

Она садится обратно на скамейку и вытягивает ноги.

– Тогда что? Она же что-то сделала? Что, из-за пацана вы с ней перестали общаться?

– Нет… Там было не так.

А как? Если все объяснять, придется говорить про сумасшедшие утренние звонки в дверь. Про растекшуюся тушь на щеках Берты Васильевны. Про помидоры, рассыпанные на лестнице. Про носилки, которые помогали затаскивать в скорую случайные прохожие. Про то, как я ложилась спать со светом и ни фига не спала. Про то, что я не знала, как много слёз в человеке. Про «Ключ от королевства». Это была такая старая маленькая книжечка, еще Аленина. В детстве бабушка читала мне ее. Мне очень нравился этот стишок, он меня просто завораживал, и я никак не могла запомнить, что за чем идет, но он меня успокаивал. Там всё шло по порядку – наверное, дело было в этом. В королевстве – город. В городе – улица. Ну и всё такое.

Я коротко, очень коротко рассказываю Марго про Настю, только про нее и то, что случилось. Про Кирилла сейчас не могу.

Она делает вывод:

– Зашибись подруга у тебя. Ну, а этот твой чувак? Просто слился?

Я дергаю туда-сюда молнию на куртке: этот звук меня не раздражает, как некоторых людей – наоборот, как-то снимает напряжение.

– Не совсем слился, я сама… Короче, там другое, не хочу сейчас про него. Он в спортивное училище ушел. Его давно звали в спортшколу, он всё сомневался. Теперь ушел в училище. Так что я вообще не знаю, что там у него и как. Да и ладно.

– Фигово, – говорит Марго.

Мы молчим, потом она подводит итог:

– Значит, это твой отчим купил дом на Заводской.

– Ну да, – киваю я.

– И как тебе там?

– Жесть… – честно отвечаю я. – А тебе?

– Мне? На самом деле там клево, шикарное место, – серьезно отвечает Марго и, не выдержав моего изумленного взгляда, улыбается, – шучу, конечно.

– Блин, ты вообще, – с облегчением говорю я и тоже смеюсь, – я думала, у тебя крыша поехала.

– Да не, это я так, прикалываюсь. Но если прямо честно, то там можно жить. Там есть свои… бонусы, как говорит мой папочка.

– Какие там бонусы? – я пожимаю плечами.

– Если всё делать по правилам, то они есть, вот просто поверь. Блин, я просто не могу тебе всё рассказать, но это правда. У многих, кто там живет, дети куда надо пробились – да хоть мой отец. По работе проблемы решают и еще разное. Они там все друг за друга.

Я с сомнением смотрю на Марго. Кто, кому и чем может помочь в этом глухом месте? Марго тянется к ветке березы и срывает желтый листок. Складывает пополам, приглаживает ярким ногтем.

– Кстати, – интересуется она, – я так поняла, вас еще на собрание не приглашали?

– Какое собрание?

– Ну, они собирают всех местных, типа знакомятся и всё такое. Бабка всегда организует это для новеньких…

– А для чего это вообще? – не понимаю я.

– Ну как сказать… Вот сходишь и посмотришь сама. Увидимся там с тобой.

Я встаю, тоже срываю листок с березы. Он гладкий, только начавший желтеть. Тонкие прожилки еле ощущаются пальцем. Я ничего не понимаю, но впервые за долгое время мне легко, мне легко с малознакомым человеком, который от меня ничего не ждет и, главное, ничего не требует.

Марго бросает березовый листок под ноги, наступает на него рифленой подошвой и давит, растирает из всех сил. Потом небрежно говорит:

– А Толика ты видела уже?

У меня по рукам бегут мурашки.

– Ну да.

– И как он тебе?

Марго внимательно смотрит на меня. Я не понимаю, зачем мы вообще о нем говорим.

– Ну, как… Странный.

Я стараюсь говорить как можно мягче, потому что не знаю, как она сама к нему относится. Марго качает головой, глядя на камушки под ногами.

– Не, он не странный. Он настоящий псих. Ты поняла уже, кто он? Собиратель.

– Собиратель?

Я не понимаю, о чем она. Я знаю только одно значение слова «собиратель». Это из истории, насчет обычаев древних племен. Одни люди в племени были охотниками, а другие собирателями. Они приносили всем орехи, корни растений, зерна, овощи и фрукты. Толик – собиратель? Я вспоминаю барахло, лежавшее в его тачке.

Марго морщит нос и с отвращением поясняет:

– По мусоркам шляется, собирает там всякую дрянь и тащит к себе домой.

– Фу, – меня передергивает.

– Ну да. Психическое расстройство. Но лучше с ним дружить. Может, звучит дико, но лучше дружить.

– Зачем? – тихо спрашиваю я. Мурашки на моих руках уже размером с майского жука.

– Так. Может, пригодится. Дом его уже видела?

Я всматриваюсь в ее лицо, стараясь уловить тень улыбки. Вот сейчас она засмеется и отпустит какую-нибудь шутку. Но Марго и не думает смеяться. Она с любопытством глядит мне в самые глаза. Пауза затягивается.

– Да я вообще не знаю, где он живет, Толик этот, – тихо говорю я наконец.

– Потом узнаешь. Короче, туда не ходи.

В кармане у нее жужжит телефон. Марго, не глядя, отключает его и встает.

– Ладно, мне пора.

Она улыбается и кивает мне:

– Не кисни давай. Пиши.

Я тоже встаю. Не ожидала, что она так резко засобирается уходить.

– А ты сейчас куда? Не домой? – спрашиваю я.

– Не, по делам тут надо. Короче, звякну тебе, если что. Или зайду.

– Ладно, – говорю я.

Я медленно иду к остановке. День кажется мне каким-то удивительным. Воздух – необычно прозрачный, сладковато-свежий. Клумбы – неожиданно яркие, полыхающие сиреневым, розовым, алым. Небо – синее, невозможно глубокое… Я чувствую себя живой и свободной. Я не хочу на Заводскую.

Когда я выхожу на своей остановке, мне не верится, что я в том же самом дне, в том же самом городе. Серое небо висит над пустырем, заросшим высохшей травой. Ни деревца, ни цветочка. Правда, у дома Бориса растут высокие торжественные ели. Наверное, их сажали прежние хозяева: как пересадишь такие большие деревья? Почему-то я думаю о кладбище – там у некоторых могил устраивали целые траурные композиции из елей и туй. Глупости, что за мысли.

Звоню в калитку. У меня нет ключей – типа зачем, Алена же всегда дома. Не знаю, Борис экономит на ключах или просто не хочет, чтобы они у меня были. Мне кажется, всё-таки второе. Ну, его можно понять, я же тут никто, временный жилец.

Щелкает замок, я захожу во двор. Открываю входную дверь и сразу слышу:

– Женя!

Бли-ин, надеюсь, она не пошлет меня сейчас опять в магазин. Алена выходит мне навстречу, вид у нее серьезный и деловой.

– Женя, пожалуйста, завтра никуда не уходи вечером. Мы идем в шесть часов на общее собрание.

Я фигею с Алены. За то время, что я с ними живу, она еще не поняла, что я вообще никуда не хожу.

– Что еще за собрание?

Конечно, я спрашиваю из вредности, Марго ведь меня уже предупредила. Но все-таки интересно, как это видит Алена.

– Общее собрание. Наверное, что-то насчет организационных вопросов. Вывоз мусора и всё такое.

– А мне туда зачем? Идите сами. Я могу за мелким посмотреть, – говорю я, не желая сдаваться.

Алена хмурится и строго говорит:

– Сказали обязательно быть всей семье. Ну, это как встреча с гидом, когда в отель за границей приезжаешь…

– Да? Я буду знать. Пригодится, когда поеду за границу, – говорю я, с умильным видом глядя в ее большие глаза.

Алена отводит взгляд, понимая свою оплошность, и отступает назад. Интересно, сколько раз она отдыхала в других странах и где именно?

– Ладно, я пойду, – говорю я и иду к себе.

Алиска, муркнув, прыгает с подоконника. Я беру ее на руки, обнимаю, целую, зарываясь лицом в длинную серую шерсть. Наконец опускаю ее на пол, подсыпаю в мисочку корма и наливаю воды. Снимаю форму и надеваю старые спортивные штаны и футболку. Меняю Алиске наполнитель в лотке и иду мыть руки.

Потом ложусь на кровать. Чувство свободы никуда не делось, я как будто точно знаю, что всё наладится. Как? Не знаю, но наладится. У Марго же наладилось. Хочется как-то закрепить это ощущение, оставить его жить подольше. Я встаю, подхожу к книжному стеллажу, перевезенному из бабушкиной квартиры, и раздвигаю книги. Переставляю их, снимаю несколько штук с полки – ничего. Странно. Здесь стояла банка, которую Марго стащила в магазине, теперь ее нет. Я зачем-то продолжаю передвигать книги туда-сюда, потом убираю с полки вообще всё и смотрю на открывшуюся заднюю стенку. Ничего нет. Меня накрывает дикая злость.

Нарочно хлопнув дверью, я иду на кухню. Алена там что-то жарит – идеальная хозяйка, ни минутки отдыха. Мелкий сидит в манеже.

– Ты заходила в мою комнату? Трогала мои вещи?

– Нет, а что такое? – говорит она, не оборачиваясь.

– У меня пропала… одна вещь!

Она поворачивается ко мне и говорит, одновременно растерянно и сердито:

– Я тебе сказала, нет! Делать мне больше нечего, как лазить в твоей комнате! Какая вещь? Что у тебя пропало?

Я не хочу отвечать, и дело даже не в том, что ко мне опять привяжутся с лекциями. Просто не хочу – и все, это мое дело и только мое. Со злостью спрашиваю:

– Тогда кто, если не ты? Боречка твой?

Не знаю, откуда у меня взялась смелость. Раньше я даже имя его с трудом произносила.

– Женя! Ты совсем обнаглела? Имей хоть какое-то уважение!

– К кому, к нему? Да без проблем, пусть только мои вещи не трогает!

Алена возмущенно таращит на меня свои синие глаза. Я передразниваю ее – таращусь в ответ. Она теряется, опускает голову и снова отворачивается к своей сковородке. Я победила. Пока что. Дураку понятно, что она стуканет на меня Борису, но мне всё равно. Мне всё равно, и поэтому я их не боюсь.

Когда приходит Борис, я слышу это из своей комнаты. Слышу, как она взволнованно щебечет. Слов не разобрать, но тут и гадать нечего: жалуется на меня. Эта дура всё выкладывает ему, без него ни одной проблемы решить не может. Ну всё, сейчас начнется.

Начинается. Дверь моей комнаты открывается, и входит мистер старший менеджер. Постучать – это, конечно, ниже его достоинства, кто я тут такая, чтоб церемониться.

– Добрый вечер, Женя.

Я сажусь на кровати. Меня тошнит от его вежливости, но я не хочу терять лицо и поэтому отвечаю так же спокойно. Борис приступает к допросу, и ему моментально удается нащупать слабое место.

– Так что же у тебя пропало, Женя?

– Какая разница?

Я стараюсь отвечать твердо, но понимаю, что это неправильный ответ, а важно каждое слово. Мой первый ход оказался проигрышным. И он тоже это понимает, а сейчас просто издевается надо мной. Мы с ним один на один, Алена стоит в дверях, но она не врубается в ситуацию:

– Боря, она говорит, что мы с тобой…

– Подожди, милая.

Борис останавливает ее движением руки – по сути, просто затыкает, чтоб не мешала – и садится на край кровати. Его голос звучит подчеркнуто ровно, почти монотонно, и от этого мне особенно противно. Как будто растягивается бесконечная резинка, длинная, серая, гладкая, и непохоже, чтобы она могла когда-нибудь лопнуть. Вот почему говорят: «тянет резину», прикольно.

– Итак, Женя, что же выходит? Ты утверждаешь, что у тебя пропала какая-то вещь. Обвиняешь в этом меня и маму. Но ответить на простой вопрос, что это за вещь, ты не можешь. Получается, ты совершенно голословно обвиняешь двух взрослых воспитанных людей в воровстве? Это само по себе непорядочно. Но теперь у меня возникает и другой вопрос: что же такое ты держишь в моем доме?

Офигеть. Он сказал: «в моем доме», а она молчит, как будто всё так и есть. А даже я знаю, что она вгрохала в эту покупку все свои сбережения – она говорила бабушке, я слышала. Бабушка еще спросила, на кого же будет оформлен дом, а Алена засмеялась и сказала, что какая разница, муж и жена – одна сатана. Бабушка на это посоветовала ей не быть дурой, а она обиделась. Дура и есть.

Я пережидаю его выступление. Хочу, чтобы он наконец заткнулся, но он не может просто так замолчать.

– Женя, я жду. Ты живешь в моем доме и должна подчиняться моим правилам.

Я жду, что Алена скажет хоть что-то, но она молчит, и это бесит меня больше всего.

– Не надо тыкать мне в лицо, что я живу в вашем, – я нарочно подчеркиваю это слово, – доме.

– Но ведь это правда: ты живешь в нашем доме на нашем обеспечении, – он откровенно забавляется, еле сдерживает самоуверенную ухмылку.

– А то, что вы забираете себе все деньги от сдачи бабушкиной квартиры, не считается? Думаю, мы в расчете, нет?

Я не ожидала от себя такого. Он тоже не ожидал.

– Женя… – растерянно бормочет Алена, но теперь уже на нее никто не обращает внимания.

Борис смотрит мне в глаза, и я не отворачиваюсь. Кажется, я победила, и он меня ненавидит – я вижу это по сжатым в ниточку бледным губам под стильными усиками, по холодному сканирующему взгляду.

– Я надеюсь, Женя, ты меня услышала. А сейчас будь добра извиниться передо мной и мамой.

А, вот как. Глупо было думать, что он сдастся. Он встает с кровати и ждет. Я молчу, ощущая, как во рту становится очень сухо. Такое чувство, что язык сейчас прилипнет к нёбу и не сможет шевелиться. Я ужасно устала от них обоих.

– Ладно. Извините.

Я говорю это каким-то не своим, шершавым и сухим голосом.

– За что ты извиняешься? Важно, чтобы ты это сознавала, а не говорила просто так, чтобы отвязаться, – его монотонный голос давит на уши, и больше всего хочется, чтобы он умолк.

– За то, что я вас… обвиняла.

Борис удовлетворенно кивает – он получил что хотел, полную победу. Они оба выходят. Я ложусь и закрываю глаза. Ненавижу себя, ненавижу их. И есть еще одна штука. Меня не покидает ощущение, что я сделала ошибку. Может, не нужно было вот так в лоб предъявлять ему претензии насчет сдачи бабушкиной квартиры? Моей квартиры. Я как будто раскрыла свои карты раньше времени…

Примерно через полчаса Алена зовет меня ужинать. Мне ужасно не хочется выходить к ним. Наверняка и им тоже не хочется меня видеть, но приличия важнее. Что за люди… Я спрашиваю, можно ли мне поесть у себя. Нет, нельзя. Это негигиенично. Ясно. За столом Алена, не умолкая, говорит о собрании. Она в таких подробностях рисует визит этой тетки, главы товарищества, что ли… Думаю, это бабка Марго. Алена описывает ее серый плащ, короткую стрижку, большую лаковую сумку. То, как она разговаривала и что именно сказала. Я думаю: это же надо, в ее жизни так мало интересного, что даже какая-то скучная тетка производит на нее такое впечатление.

Алена беспокоится: выдержит ли Любомир собрание? Борис уверен, что выдержит. А я вот совсем не уверена – учитывая, как он капризничает в последние дни. Но это ведь не мои проблемы, в конце концов.

Не хочу даже себе признаваться в этом, но мне немного совестно перед Аленой за то, что я вот так на нее накинулась. Раньше у нас никогда не было открытых конфликтов: встречались мы редко, и если что-то возникало, бабушка всё гасила. А потом я сама погасла, у меня не стало никаких сил что-то ей высказывать. Вдобавок ко всему этот Борис. Мне обидно за нее: как она сама не понимает, какой он козел?

В общем, поэтому, наверное, я без напоминаний убираю со стола и начинаю мыть посуду, и Алена с благодарностью трогает мое плечо. Теперь моя совесть чиста, я всё отработала. Отлично, вот только куда же делся лимонад?

Я беру телефон и забиваю туда номер Марго – тот, с которого она мне звонила. Пишу голосовое насчет собрания, на которое нас пригласили, но оно не отправляется. Пробую снова – ничего. Она не в сети. Ладно, бывает, но от этого у меня портится настроение. Какой нормальный человек отключает телефон? Звук убрать, и всё… А мне так хотелось рассказать, как я заткнула Бориса с его выступлением по поводу того, что он меня содержит… Никому другому я бы этого не рассказала, но ей могу. У нее ведь самой всё плохо с отцом.

Я делаю уроки, а сама жду звонка или сообщения. Ничего. Беру телефон, проверяю мессенджер на всякий случай. Пятнадцать сообщений в группе класса. Опять идиотский мем и куча таких же идиотских реакций на него. В прошлом году меня это не бесило. Тогда мы с Кириллом могли посмеяться над этим. Мы с ним были внутри условной общественной капсулы, но при этом отделены ото всех. Сейчас он находится в какой-то другой капсуле, а я вообще в открытом пространстве. Безвоздушном, типа космического.

Я тупо читаю параграф снова и снова. Ничего не запоминаю, а у меня уже трояк по физике. Я не понимаю ее и никогда не пойму. На фига она мне вообще, в гуманитарном классе? Бабушка настаивала, чтобы я стала учителем. «Немного в школе поработаешь, руку набьешь, а там сможешь и в репетиторство податься. Вот тебе и хлеб с маслом», – так она говорила, а я не спорила. Мне вообще было всё равно, куда поступать. Учителем быть неплохо, если только в начальных классах. Потом дети растут, дуреют, звереют, а маленькие – хорошие, доверчивые, как котятки.