– Патрульная Эверетт. – Она подпрыгнула от неожиданности. Раньше называл ее кто-нибудь «патрульная Эверетт»? Если только школьники, когда она регулировала переход через дорогу – вероятно, исполняла самое сложное поручение, какое давали копу с частичной занятостью. Во всяком случае, до этой недели. – Патрульная Эверетт! Мэм! Пожалуйста, мэм!
– Заткнись! – рявкнул Фредди Дентон.
Барби не обратил на него ни малейшего внимания. Он думал, что вот-вот лишится чувств, во всяком случае, рухнет, но пока держался на ногах.
– Попросите вашего мужа осмотреть тела! Особенно миссис Перкинс! Мэм, он должен осмотреть тела! В больницу они не попадут! Ренни этого не допустит…
Вернулся Питер Рэндолф. Барби увидел, что он снял с ремня Фредди Дентона, и попытался прикрыть лицо руками, но те оказались слишком тяжелыми.
– Достаточно, сынок. – Рэндолф просунул между прутьями решетки баллончик с «Мейсом» и нажал на клапан.
13
На середине изъеденного ржавчиной моста Блэк-Ридж Норри остановила велосипед и посмотрела куда-то вперед.
– Нам бы не останавливаться, – заметил Джо. – Надо использовать оставшуюся часть дня.
– Я знаю, но посмотри. – Норри указала, куда надо смотреть.
На другом берегу, под крутым склоном и на сухой глине, появившейся на том месте, где до возникновения Купола текли воды Престил-Стрим, лежали четыре дохлых оленя: самец, две самки и однолетка. Все крупных размеров. Лето в Милле выдалось хорошим, и олени нагуляли вес. Джо видел облака мух, которые роились над трупами, даже слышал их сонное жужжание. В обычный день его перекрыл бы шум бегущей воды.
– Что с ними случилось? – спросил Бенни. – Ты думаешь, причина в той штуковине, которую мы ищем?
– Если ты говоришь о радиации, не думаю, что она убивает так быстро, – сказал Джо.
– Если только это не очень сильная радиация. – В голосе Норри слышалась тревога.
Джо указал на стрелку счетчика Гейгера:
– Возможно, ты права, но радиация не очень сильная. Даже если стрелка пройдет всю красную зону, не думаю, что этого хватит, чтобы убить такое большое животное, как олень, за три дня.
– Самец сломал ногу, это и отсюда видно, – поделился своими наблюдениями Бенни.
– Я уверена, одна из самок сломала две. – Норри прикрывала глаза рукой. – Передние. Видите, как они вывернуты?
Джо подумал, что самка умерла, пытаясь выполнить какой-то сложный акробатический кульбит.
– Думаю, они прыгнули, – предположила Норри. – Прыгнули с берега, как прыгают те похожие на крыс зверушки.
– Лемоны, – подсказал Бенни.
– Лемминги, куриные мозги, – поправил его Джо.
– Пытаясь от чего-то убежать? – спросила Норри. – Поэтому они прыгнули?
Ни один из мальчиков не ответил. Оба выглядели моложе, чем неделей раньше, как дети, которых заставляют слушать у походного костра очень уж страшную историю. Все трое стояли у велосипедов, глядя на мертвых оленей и слушая монотонное жужжание мух.
– Пошли? – предложил Джо.
– Думаю, это наш долг. – Норри перекинула ногу через раму, но поставила на землю.
– Точно. – Джо уселся на свой велосипед.
– Олли, это еще одна передряга, в которую ты меня втянул, – сказал Бенни.
– Что?
– Не важно. Поехали, мой брат по духу. Поехали.
Добравшись до дальнего края моста, они увидели, что ноги сломаны у всех оленей. Однолетка раздробил череп, вероятно, ударившись о валун, который в обычное время скрывала вода.
– Включи счетчик Гейгера, – предложил Джо.
Норри включила. На этот раз стрелка заплясала у +75.
14
Пит Рэндолф достал старый диктофон из одного из ящиков стола Герцога Перкинса, проверил его, убедился, что батарейки не сели. Когда вошел Ренни-младший, Рэндолф нажал на кнопку «ЗАПИСЬ» и поставил маленькое изделие «Сони» на край стола, где молодой человек мог его видеть.
Последний приступ мигрени Младшего практически сошел на нет. Лишь левая сторона головы чуть гудела, и он чувствовал себя совершенно спокойным; они с отцом отрепетировали показания, и Младший знал, что ему говорить.
«Это чистая проформа, – объяснил Большой Джим. – Пустая формальность».
Так оно и вышло.
– Как ты нашел тела, сынок? – Рэндолф откинулся на спинку вращающегося стула. Все личные вещи Перкинса он убрал в шкаф, стоящий у боковой стены. Теперь, после смерти Бренды, полагал, что выкинет их на помойку. Личные вещи могли представлять какую-то ценность только для родственников.
– Ну… – начал Младший, – я возвращался после патрулирования Сто семнадцатого… пропустил всю эту заваруху у супермаркета…
– Считай, что тебе повезло, – сказал Рэндолф. – Полнейшая хренотень, уж прости мой французский. Кофе?
– Нет, спасибо. У меня бывают мигрени, и кофе, похоже, только усиливает головную боль.
– Плохая привычка, между прочим. Не такая плохая, как сигареты, но плохая. Ты знал, что я курил, пока не был Спасен?
– Нет, сэр, не знал. – Младший надеялся, что этот идиот перестанет балаболить и позволит ему рассказать свою историю, чтобы он мог скорее выбраться отсюда.
– Да, Лестером Коггинсом. – Рэндолф прижал руки к груди. – Погружение с головой в Престил-Стрим. Сразу отдал сердце Иисусу. Особо усердным прихожанином, как некоторых, меня не назовешь; конечно же, в этом смысле меня не сравнить с твоим отцом, но преподобный Коггинс был хороший человек. – Рэндолф покачал головой. – На совести Дейла Барбары много чего. При условии, что у него есть совесть.
– Да, сэр.
– И за многое ему придется ответить. Я попотчевал его «Мейсом», и это всего лишь малая часть того, что его ждет. Итак. Ты возвращался с патрулирования и…
– И тут вспомнил, что кто-то говорил мне об автомобиле Энджи, который видел в гараже. Вы понимаете, в гараже дома Маккейнов.
– А кто тебе все-таки сказал?
– Френк? – Младший потер висок. – Думаю, Френк.
