F. C. Schlosser, Geschichte des achtzehnten Jahrhunderts, I, II. H. Heitner s. §259 L. Vicl. Lechler, Gesch. des engl. Deismus, Stuttg. u. T?b. 1841. Th. Dumiron, Mem. p. servir a l’histoire de la philos. au XVIII siecle, 3 voll., Paris 1858—1864. CAr. Bartholmess s. §294 L. – 1. Gerh. Berthold, John Toland u. der Monismus d. Gegenwart, Heidelb. 1876. – 2. L. J. Bungener, Voltaire et son temps, 2 voll., Paris 1852. Dav. Fr. Stratus, Voltaire, Leipzig 1870 u. o. G. Desnoiresterres, Voltaire et la socidtd de France au XVIII. siecle, 8 voll., Paris 1867 bis 1876. Ders., Volt, au ch?tcau de Cirey, 2. Aufl., Paris 1871. B. Mabrenhollz, Voltaires Leben u. Werke, 2 Bde., Oppeln 1885. – 3. Jos. Bertrand, D’Alembert, Paris 1889.
1. Для того чтобы вывести крайние последствия реализма и в то же время признать его давней тайной всех образованных людей, необходимо устранить целый ряд идей, под воздействием коих все выросли во время своего предыдущего образования и благодаря преобладающему обычаю не смогли освободиться от них. Там, где даже внешнее почтение к церкви считается признаком образованности, где слово «нехристианин» рассматривается как страшное ругательство, где признается, что сила, управляющая всеми явлениями, – духовная, а духовный человек освобожден от удела рабства и преходящести, там не может быть успешно высказано требование, ради коего стремится реалистический индивидуализм: узреть единственную истину в мире материальных вещей. Задача, которую решает сенсуалистическое Просвещение XVIII века, – сделать недостоверными сначала конкретно христианские, а затем и все религиозные убеждения в целом, особенно идеи Бога, свободы и бессмертия. Это началось в Англии и явно последовало за Локком и охарактеризованными им моральными системами. Деизм, уже ранее вызванный к жизни Эдвардом Гербертом, впоследствии бароном Чербери (1581—1684), упомянутым Локком в числе сторонников учения о врожденных идеях (Tractatus de veritate, Paris 1624; de religione gentilium, p. I, London 1645, дополненный London 1663, затем Amsterdam 1670), получил совершенно новый импульс благодаря Джону Толанду (около 1670—1722). Толанд был одним из первых, кто назвал себя вольнодумцем; свой политический радикализм он изложил в биографии Милиона (1699) и его защите «Amyntor»; его религиозный радикализм проявился в его первой анонимной работе «Христианство не таинственно» (Лондон 1696, 3-е изд. 1702), где, несмотря на жалобы Локета, содержались ссылки на его учение. За ней последовал ряд работ, в коих он изложил свое учение, склоняющееся к материализму, для описания оного он предложил название «пантеизм», вошедшее в обиход только после его смерти. Сюда относятся его «Письма к Сирене» (Лондон, 1704), предназначенные для королевы Пруссии, «Adeisidaemon», s. Titus Livius a superstitione vindicatus (Hag. Comit., 1709), и, наконец, «Pantheisticon», s. formula celebrandae sodal. socraticae (Cosmopoli, 1720). Его другом является Энтони Коллинз (1676—1727), получивший полное образование у Локка, написавший в 1727 году «Эссе о пользе разума», но в спорах, спровоцированных Сачеверелом, написавший против него «Священнодействие в совершенстве» (1709), а затем «Рассуждение о свободомыслии и т. д.» (Лондон 1713), которое, несмотря на контрписьма Иббота, Уистона, Рича. Бентли и других, хотя он и не зашел так далеко, как Уильям Лайонс в своей «Непогрешимости человеческих суждений» (Лондон, 1713). После одиннадцати лет молчания он опубликовал «Рассуждение об основаниях и причинах христианской религии» (Лондон, 1724), за ним последовала» The Scheme of Literal Prophecy etc.» (Лондон, 1726), вызванная спорами Уиттона об аллегорических объяснениях Писания. – Томас Вулстон (1669—1729) вмешался в эти споры в ряде работ, среди которых наибольшую сенсацию вызвали «Рассуждения о чудесах нашего Спасителя» (1727—1730), которые он сам назвал инвективами против буквы, но прославлением ее идеального смысла. Среди множества контркритиков самый известный из Шерлока вызвал нового борца за деизм: Питера Аннета (ум. 1768), не имевшего, однако, такого значения, как Мэтьюс Тиндал (1656 – 16 авг. 1733), принявший католичество в 1685 году и вышедший из него два года спустя, анонимно опубликовал «Христианство, старое как творение» (Лондон, 1730), книгу, которую называют Библией деизма. В ней все позитивные религии представлены как искажения, христианская религия – как восстановление естественной религии, а сама она – целиком как мораль, то есть как исполнение обязанностей, ведущих к счастью. Счастье – это здоровье тела и наслаждение чувств. Стремясь к собственному счастью, мы воздаем честь Богу, который сам по себе достаточен и у которого суеверие вызывает бесчестие, заставляя его нуждаться в нашем служении». Труды Тиндала дополняют работы замечательного автодидакта Томаса Чабба (29 сентября 1679 – 1747), которого впервые представил миру Уиттон, опубликовавший сочинение Чабба «Превосходство веры» (The Supremacy of the Fath er Asserted, London 1715). За этим сочинением последовал сборник трактатов на различные темы (Лондон, 1730). Однако самой важной его работой стало «Истинное Евангелие Иисуса Христа» (Лондон, 1738). Опубликована после его смерти: The Posthumous Works of Mr Th. Chubb (Лондон, 1748, 2 тома). – Если Чабб (Chubb) показывает нам, как деизм сформировался в ремесленном сословии, то его современник Генри Сент-Джон, виконт Болингброк (1 октября 1698 – 15 декабря 1751), является его противоположностью. Подобно французским мыслителям эпохи Просвещения, обучавшимся в иезуитских колледжах, он впитал свою ненависть к позитивной религии в условиях строгого диссентерского воспитания. Уже из трудов по изучению истории, опубликованных при его жизни, и тем более из эссе, изданных после его смерти (The Philosophical Works of the Right Honourable Henry St. John, Lord Viscount Bolingbroke etc. published by David Mailet, Esq, London 1754, 5 full.), ясно, что он желает сохранения религии как средства достижения политических целей, особенно среди низших классов, и поэтому порицает деистов, но, с другой стороны, все догмы являются для него лишь продуктами тщеславной философии и напыщенного священства. Чувственное учение о блаженстве представляет собой его религию, как она осталась религией многих людей мира после него. Деизм проникает во все более широкие круги, становясь фактической религией масонских лож. Контраст между братьями ложи и орденом иезуитов объясняется тем, что, как многие из них знают, оба ордена хотят привести мир к тому, что каждый из них считает «светом», в одинаковой степени и даже отчасти одними и теми же средствами..
2. Это жизненное стремление нашло свою истинную почву и, следовательно, принесло свои самые спелые плоды во Франции. Ряд обстоятельств, среди которых не последнее место занимало сочетание безнравственности и показной церковности, характерное для последних лет правления Людовика XIV, в результате которого могло случиться, что вскоре после этого некий Дюбуа надел кардинальскую шапку, объясняет, что из всех форм позитивной религии деизм, перенесенный во Францию, больше всего ненавидел христианство. (Вспомните горькие выпады даже Монтескье в его «Персидских письмах»). К этому добавлялось уже упомянутое обстоятельство, что лучшие школы, существовавшие в то время, находились в руках иезуитов, и требование, выраженное именем христианской религии, не слушать сомнений вообще, должно быть, оказало на некоторых из тех, кто получил от них образование, такое же воздействие, какое оказало на Болингброка образование диссидентов. – Не стоит преувеличивать значение Вольтера, если и по сей день во Франции того, кто стоит на позициях антихристианского просвещения, называют вольтерьянцем. Он действительно является воплощением такого взгляда на жизнь. Франсуа Мари Аруэ родился в Париже 21 ноября 1694 года и получил первое образование в иезуитском колледже, но так, как будто там намеренно хотели воспитать идеал легкомыслия. Блеснув в юности в самых блестящих кругах самого Парижа, он впитал в себя ненависть к правительству, церкви и дворянству своего отечества, пережив ряд тяжелых испытаний, и в таком настроении отправился в Англию, где (1726—29) подвизался в кругу вышеупомянутых деистов. (К своему настоящему имени он уже добавил имя Вольтер, образованное анаграммой от Armut L. j. Де, соединявшая эти два имени, позже появилась как знак знатности в связи с исчезновением фамилии Аруэ). После возвращения он опубликовал «Письма к англичанам», ставшие известными в Англии в рукописном виде и впервые напечатанные на английском языке, в которых обратил внимание соотечественников на эмпиризм Локка в противовес врожденным идеям картезианцев, на просвещенный деизм Болингброка в противовес католицизму и иезуитству, а также на конституцию Англии в противовес их абсолютной монархии. Письма были сожжены рукой палача, но это не остановило его в борьбе с узостью взглядов и предрассудками, продолжавшейся до самой смерти и сделавшей его имя самым известным в XVIII веке, его боялись и склоняли перед ним коронованные особы. (Только французский двор, к его огорчению, ополчился против него). Сначала у ученой маркизы дю Шетеле в Сирее в Лотарингии, затем некоторое время в Берлине при дворе Фридриха Великого, наконец, сформировав вокруг себя своеобразный двор в своей загородной резиденции Ферни под Женевой, он прожил до 30 мая 1778 года, когда, раздавленный своими триумфами, умер в Париже, считаясь по сей день одними богом, другими – дьяволом. Его произведения издавались бесчисленное количество раз. Женевское издание в формате кварто (1768) состоит из 30 томов, плюс 15 томов переписки. Переписка. Он сам исправил сорокатомное издание, вышедшее в Келе и Базеле в 1773 году. Семидесятитомное издание Келя (1785—1789), опубликованное Бомарше и Кондорсе, содержит биографию Вольтера, написанную последним. Одним из лучших изданий является издание Бюшо (Париж, 1829—1834, 72 тома). В дополнение к «Философским письмам» можно привести наиболее важные с философской точки зрения труды: Важный экзамен Милорда Болингброка, 1736 г.; Очерки философии Ньютона, 1738 г., к которым в более поздних изданиях добавлены критические обсуждения учений Декарта и Лейбница; Философский словарь, 1764 г.; Невежественный философ, 1767 г. Ненависть Вольтера к христианству, переросшая в конце концов в настоящий фанатизм, заставила многих считать его атеистом и отказывать ему во всякой религии. Этого нельзя допустить; он деист в смысле английских вольнодумцев. Он серьезен, когда выступает против более далеко идущих, полностью атеистических начинаний так же враждебно, как и против христианской доктрины веры; и он не отказывается от своих принципов, когда, к ужасу своих поклонников, заявляет, что выступает против системы de la nature. Нельзя сказать, что это желание сердца, ведь часто возникает ощущение, что Вольтер неохотно заявляет о существовании Бога, но разум заставляет его сделать это. Правда, в этой доктрине он отрицает consensus gentium; но космологически существование Бога должно быть доказано, поскольку мы сами и движущаяся материя должны иметь причину; также и телеологически, поскольку природа повсюду демонстрирует нам целенаправленный порядок, является искусством насквозь, а потому не может быть понята теми, кто отрицает конечные причины. Вольтер не отказался от целевого порядка в мире и позже, когда, сильно отойдя от оптицизма, высмеял Шафтсбери и Лейбница за них в своем «Кандиде». К этим двум доказательствам добавляется третье, самое поразительное, – моральное, ибо без Бога нет ни надежды, ни страха, ни угрызений совести, а значит, невозможна и мораль; Бейль ошибается, когда думает, что государство атеистов может существовать: если бы Бога не было, его пришлось бы придумать. Но в этом нет необходимости, поскольку вся природа взывает к его существованию. Как подчеркивание моральных доказательств подтверждает часто высказываемое Вольтером утверждение, что его метафизика полностью коренится в его морали, так и тот факт, что то, что оставалось темным в чисто теоретическом плане, получает свет от морали. Предполагается, что природа Бога и человеческой души непознаваема, и все же Вольтер не боится всегда приписывать предикат справедливости Богу, поскольку в этом есть практическая необходимость; он также отстаивает свободу человеческого духа, причем настолько, что это неоднократно пугает его, заставляя отказываться от утверждения его материальности. И здесь, как и в случае с оптимизмом, с годами происходят изменения. По мере того, как угасает ощущение юношеской бодрости, исчезает и энергичное утверждение свободы. С другой стороны, он держался за нее непоколебимо, хотя это, очевидно, и привело его к врожденным представлениям о том, что во всех людях есть незыблемые идеи добра и справедливости. Именно эти идеи неоднократно внушали ему уверенность в преемственности, даже если теоретические доводы, а зачастую и его собственные желания, говорили против этого. Кстати, он часто заявлял, что все исследования этих вопросов в конечном итоге приводят к скептицизму, и именно по этой причине любил называть себя философом невежды. Он ничего не отрицал, все подрывал.
3. Гораздо дальше его, но по пути, проложенному им как «патриархом», идут люди, получившие в народе название энциклопедистов благодаря всемирно известной «Энциклопедии» или «Толковому словарю» (Париж 1751—1765 в 17 томах, к которым добавлены 11 томов текста в медных обложках с описаниями Дидро, 1766—1772, 5 томов «Дополнений», Амст. 1775—1777, и 2 тома Table analytique, Париж 1780). Поскольку главный составитель будет упомянут позже (см. §286), здесь следует упомянуть второго редактора Жана ле Ронда д'Алембера (16 ноября 1717 – 29 октября 1773), прекрасного человека, за исключением его нехватки мужества, ставшего, таким образом, также истинным представителем скептицизма, шедшего несколько дальше Вольтера, поскольку ему было позволено выразить себя в «Энциклопедии». В основе «Discours prdliminaire», открывшей «Энциклопедию», лежит обзор наук лорда Бэкона (см. §249), но в то же время это самостоятельное произведение, большая часть которого, разумеется, принадлежит Дидро. Своеобразие д'Алембера в гораздо большей степени проявляется в «Essai sur les dimmens de Philosophie», опубликованном по заказу Фридриха Великого и содержащем энциклопедический обзор всех наук. Что касается морали, то он выступал как защитник собственных интересов, но стремился доказать, что лучше всего они достигаются путем содействия общему благу. Когда Дидро стал все больше склоняться к материализму, а нападки на «Энциклопедию» участились, д'Алембер, как и Руссо до него (см. §292), отошел от «Энциклопедии» и посвятил себя своей профессии секретаря Французской академии, которую он занимал с 1772 года. Скептическое «Que sais-je?» становилось все более и более его девизом. Его сочинения были впервые изданы в 18 томах в Париже в 1805 году, затем Дидо, Париж 1821, в шестнадцати частях, разделенных на пять томов, в которых, однако, отсутствуют опубликованные ранее (Париж 1761 – 80) в восьми томах кварто математические работы, среди которых «Трактат о динамике» (1743) имеет особое философское значение благодаря своим замечаниям о споре о мере силы между картезианцами и лейбницианцами. М. Ш. Генри опубликовал (Париж, 1887) том «Oeuvres et correspondence inddites d’Alembert». – Другими авторами «Энциклопедии» были Дюбентон, Мармоньель, Леблон, Лемонье, Дюкло, Жокур и др. Многие из них пошли дальше скептицизма д'Алембера, но не решились открыто выразить это в «Энциклопедии», особенно Дидро. В статье «Энциклопедия» он описал уловки, которые нужно использовать, чтобы с уверенностью утверждать самые смелые вещи, используя почти те же слова, которыми Шомэ упрекал энциклопедистов в нечестности. Влияние «Энциклопедии», которая была впервые напечатана тиражом в тридцать тысяч экземпляров и в 1774 году уже имела четыре иностранных перевода, было огромным. Она стала учебником и справочником как в самых благородных, так и в самых низких кругах и, с одной стороны, послужила распространению знаний, которые до этого были исключительной собственностью определенных профессиональных кругов, среди всех и тем самым обеспечила внешнее равенство взглядов и точек зрения, С другой стороны, она же подрывала и без того шаткое благоговение перед существующим, так что то, что раньше считалось священным и неприкосновенным, вскоре стало восприниматься как устаревший предрассудок повсюду, от двора до лавки пряностей.
4 За два года до выхода первого тома «Энциклопедии» Жорж Луи Леклерк, лорд (позднее граф) Бюффон (7 сентября 1707 – 16 апреля 1788), уже начал публиковать свой гигантский труд – «Естественную и частную историю», тридцать шестой том которой вышел в год его смерти и к которой в 1789 году были добавлены семь дополнительных томов. Круг читателей этой работы был тот же, что и у «Энциклопедии». Ведь он не только общался с ее редакторами через своего друга и помощника Дюбентона, но и считал общественным секретом, что он думает так же, как и они, и что это всего лишь благоразумие, когда он говорит «творец» там, где предпочел бы сказать «природная сила», особенно после его конфликта с Сорбонной. (Эта антирелигиозная тенденция часто упоминается как одно из многих различий между ним и Линни, между величайшим антисистематиком и величайшим систематиком среди естествоиспытателей. Но с тех пор, как виконт д'Оссонвиль в своем «Салоне Я. Necket (Париж 1882) письма Бюффона к Я. Геккеру в Салоне Ме Неке (Париж 1882) о религии, вряд ли можно осмелиться судить о его религиозности). Теория органических молекул Бюффона, позволявшая читателю подслушивать природу в ее молчаливой работе, давала многим из тех, кого чтение «Энциклопедии» лишило того, что было дорого их сердцам, своего рода замену в виде культа природы, к которому она их приглашала. Добавьте к этому тот факт, что автор «Естественной истории» был признан первым стилистом своего времени, и что, подобно тому как «Всеобщую историю» Боссюэля читали, чтобы читать самый красивый французский, «Естественную историю» Бюффона читали сейчас, и понятно, что тенденция к самому крайнему натурализму распространялась во все более широких кругах. Парижские салоны, которые стали для французского Просвещения тем же, чем масонские ложи стали для английского деизма, были очень важным фактором в этом. Их влияние не ограничивалось ни Парижем, ни даже Францией. Поскольку европейские дворы часто имели своих агентов, которые докладывали им о том, что происходит в салоне госпожи Тенсин, жадной матери, бросившей своего незаконнорожденного сына д'Алембера, госпожи Гтоффрин, дю Бефан, Милт*. Виспинасс, госпожа д'Эпинэ, госпожа Квино, господа Гольбах и Гельвеций и другие; поскольку рукописи, враждебные религии, государству и морали, которые читались вслух в этих салонах, распространялись в копиях при этих дворах: можно видеть, насколько прав был Г. Ф. Шлоссер был прав, когда он, как и все, кто писал о XVIII веке после него, придавал такое большое значение культурно-историческому значению этих салонов.
5 Труд Ж. Б. Р. Робине (1735 – 24 января 1820) «О природе» занимает совершенно особое место среди характеризуемых здесь сочинений. Первые четыре части, заполняющие первый том, были опубликованы в Амстердаме в 1761 году и не только неоднократно переиздавались во Франции, но и пользовались таким спросом, что уже в 1763 году потребовалось второе издание. Оно было дополнено пятой частью (второй том), которая по объему превосходила первые четыре и содержала критику концепции Бога. Третий и четвертый тома были опубликованы к 1768 году. Первая часть противопоставляет оптимизм и пессимизм, определяя закон равновесия, в силу которого падение и подъем равны при колебании маятника, как общий закон мира, так что в целом, как и в отдельном человеке, наряду с добром существует эквивалент зла, умирание соответствует рождению, медленное созревание соответствует медленной смерти и т. д., и поэтому, если бы Бог не хотел сделать что-то абсурдное, что невозможно, мир с меньшим злом был бы невозможен. Красота и гармония мира заключаются в этом балансе между истиной и заблуждением и т. д. Однако с ним вполне совместима последовательность уровней существ; более совершенным является тот, в котором оба фактора проявляются в более высокой степени. В то же время всегда подчеркивается, что в природе постоянны не индивиды, а виды. Во второй части мы переходим к унифицированному поколению животных, в котором обнаруживается большое сходство с органическими молекулами Бюффона. В семенных животных, открытых Левенгуком, Робинэ уже видит композиции первобытных зародышей, одушевленных атомов, которые сами по себе уже имеют природу состоящих из них существ. Различие между полами, которое проявляется уже у простых зародышей, является средством для возникновения этой композиции. Не только животные и растения, но и металлы производятся, как и звезды, растут, уменьшаются и так далее. На этом исследование несколько резко обрывается и в третьей части переходит к моральному инстинкту. Хатчесон превозносится как тот, кто впервые основал мораль на чувстве, Юм – как тот, кто более точно определил, что соответствует этому чувству. Оба они, однако, забыли, что нет чувства без органа и что поэтому мы должны, как для цветов и звуков, так и для нравственной красоты и уродства, предполагать особые мозговые печени, которые, вероятно, более тесно связаны с высшими чувствами, так как только то, что мы видим и слышим, но не то, что обоняем и пробуем на вкус, возбуждает нравственное удовольствие или неудовольствие. Как высшие чувства утончаются и облагораживаются искусством, так и нравственное чувство утончается и облагораживается обществом. Четвертая часть, посвященная физике души, дает законы, по которым внешние и внутренние процессы идут рука об руку как в зародыше, так и в дальнейшем развитии, и учит, что сущность души следует помещать не в мышлении, а в том принципе, который при дальнейшем развитии становится мышлением. Является ли этот принцип материальным, нам неизвестно. Пятая часть, написанная позже, следует концепции Бога Локка, чья философия соотносится с философией Декарта и Малебранша, как история с романом, с той поправкой, что, поскольку мы не имеем представления о бесконечном, все предикаты, приписываемые Богу, являются антропоморфизмами.
Если захотеть освободиться от них, то придется отказать Богу не только в конечности, но и в благости, мудрости, мышлении и т. д., потому что все это обозначает только человеческие вещи, которые не могут быть мыслимы без тела. Поэтому остается только приписать Богу только отрицательные предикаты, то есть признать, что мы его не постигаем. Мы также можем называть Бога духом в том смысле, что он не телесен; но выводить из строения нашего духа, вместе с Локком, всевозможные положительные вещи, касающиеся Бога, совершенно неправомочно. Однако первая причина, которую мы должны предположить, абсолютно неизвестна. То, что Робине, который переносит физическую обусловленность всех духовных явлений вплоть до моральных волокон мозга, тем не менее допускает существование этой неизвестной причины мира, было названо полупричиной в связи с явлениями, которые мы должны рассмотреть немедленно. Он пришел к такому выводу, потому что наблюдал органические процессы, а также физические явления гораздо тщательнее, чем большинство его современников, и по этой самой причине часто обнаруживал огромную пропасть там, где они едва замечали разницу. Робинэ более основателен и серьезен, чем большинство его единомышленников; но поскольку его «esprtt* отходит на второй план перед основательностью его исследований, он был забыт как педант или боязливый человек. А между тем, рядом с Кондильяком и Дидро, этот человек, стоящий между ними, был бы самым проницательным умом, который Франция произвела в то время.
E. Материализм
§286
Дидро. Ламетри. Гольбах
1 K. Rosenkranz, Diderot’s Life and Works, 2 vols, Leipzig 1868; Jos. Reinach, Diderot, Paris 1894; L. Ducros, Diderot, Paris 1894; – 2 Em. du Bois- Reymond, Reden, Leipzig 1886/87, 2 vols; – 4 F. Picavet, Les id <5ologues, essai sur Thistoire des iddes et des thvones scientifiques, philosophiques, religieuses en France depuis 1789, Paris 1891.
1 Дени Дидро (6 октября 1713 – 30 июля 1784), в детстве питавший склонность к духовному сословию, затем получивший образование юриста, в конце концов признал своей истинной профессией независимого писателя. Его достижения в области драматургии и романов не относятся сюда. Своей философской подготовкой он был обязан прежде всего чтению английских философов; среди его соотечественников большое влияние на него оказал Бейль. Его вольное воспроизведение «Добродетели и заслуги» Шафтсбери, появившееся в 1745 году, ознаменовало переход от переводов с английского, благодаря которым он впервые приобрел свою репутацию, к самостоятельным произведениям. В это время он был искренним теистом, не сомневавшимся в возможности откровения. Его позиция изменилась два года спустя, когда он написал «Променад к восприятию», который, не успев напечататься, был опубликован только после его смерти в четвертом томе «Записок, корреспонденций и других произведений» Дидро (Париж, 1830, 4 полных тома). Сомнение, однако, появляется у него только как точка перехода, сначала к тому, что он сам называл деизмом в противовес теизму, и, наконец, к решительному атеизму и материализму. Философские размышления, появившиеся в 1748 году и сожженные по приказу парламента, «Письмо об авеуглах» в 1749 году, «О кислых и мужественных» в 1751 году и, наконец, «Размышления о взаимосвязи природы» в 1753 году показывают, как быстро эти три этапа сменяли друг друга. Статьи в «Энциклопедии», которую он редактировал один, начиная с седьмого тома, все еще основаны на деистической точке зрения, которую их автор, конечно, уже оставил. Они тем более авторитетны для взглядов Дидро, что издатель, опасаясь преследований, внес несанкционированные изменения в его рукопись. Наиболее ярко его атеизм проявляется в «Толковании природы» и беседе с д'Алембером, о которой стало известно только из упомянутых выше мемуаров и последующего «Сна д'Алембера». Здесь он развивает свою (Бюффона) теорию живых молекул, соединение и разделение которых составляет обмен веществ или жизнь вселенной; здесь можно найти его сведение всей психологии к нервной физиологии; здесь его доводы против свободы и бессмертия, если последнее понимать как нечто иное, чем выживание в памяти и загробной славе; здесь, наконец, его насмешка над допущением личного Бога, который не считает, что великий музыкальный инструмент, который мы называем миром, играет сам по себе. Понятно, что изменения Дидро в теоретической области идут рука об руку с аналогичными изменениями в области практической. Связь морали с религией, которая еще сохранялась в его первых работах, вскоре разрушается; и только человеческая природа становится источником действия, особенно в том виде, в каком она реализуется в страстях, без которых не совершается ничего великого. Но он хочет, чтобы они имели характер бескорыстия, чтобы они были направлены не на собственное, а на общее благо. Наконец, с более последовательным развитием материализма все ценностные определения ослабевают, добродетель и порок превращаются в счастливые и несчастливые предрасположенности и т. д. Следует, однако, признать, что именно здесь Дидро остается ближе к своим первоначальным взглядам, не доходя до крайних последствий, как он сурово выступает против Гельвеция и с яростью против де ла Меттри. Как справедливо отмечает Розенкранц в своей монографии, он не может выйти из противоречия, что как метафизик он реалист, а как моралист – идеалист. Дидро не написал собственной работы по доктринам права и государства, ибо социалистический «Кодекс природы», который обычно можно найти в собраниях его сочинений, был написан не им, а аббатом Морелли.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
