В середине восьмидесятых по реке пошел керосин. Учёные пытались утверждать, что керосин и раньше шёл, получилось, им поверили. Приезжало МЧС с самой Москвы, выяснили, что керосин течёт с японских хранилищ, течёт десятилетиями. Как они выяснили? Очень просто, аэродром то был японский, он как раз расположен выше, с грунтовыми водами вымывает керосин. МЧС пробовала найти японские хранилища, бесполезно, пустая трата времени. Японцы, если что спрятали, хрен какое МЧС найдёт!
В который раз крайними стали опять японцы. Да что ты будешь делать, что за народ эти японцы?! Японцы, нормальный народ, душа у них нормальная, скажем среднестатистическая, человеческая душа! У русских душа загадочная, даже очень. Вспомним книги о второй мировой войне, художественные фильмы. На чём самолёты работали? Во всём мире самолёты времён второй мировой работали на авиационном бензине, но не как не на керосине.
У японцев были камикадзе на маленьких реактивных самолётах, те самолёты приводились в движение пороховыми двигателями. Реактивные самолёты работающие на керосине пошли с пятидесятых годов, остров освободили в сорок пятом. МЧС, почему-то эту мелкую веху в истории забыла.
Теперь насчёт того, что керосин течёт в речку Берёзку не один десяток лет. В восемьдесят четвёртом году на реке Берёзке, прямо напротив пионер лагеря Энергетик находился стан силосников от городской строительной организации. Тимоха тоже присутствовал на стане, почти месяц участвовал в заготовки силоса соколовским бурёнкам. Так вот, Берёзка была идеально чистая, воду на кухню качал насос. В двадцати метрах ниже ямы с насосом экскаватор углубил дно, сделал бассейн, механизаторы сложных строительных машин, временно ставшие сельхоз работниками, каждый вечер купались в этом бассейне. Не было и духа керосина.
Керосин пошел в Берёзку в середине восьмидесятых, в начале перестройки, в начале конца великого и не рушимого, в начале бардака в огромной стране. Произошла масштабная экологическая катастрофа, но её укрыли, скрыли, как было принято. Керосин бежал и бежит до сих пор с отечественных, советских засекреченных хранилищ. Вот это засекретили! И на японцев всё свалили, а народ поверил!
Вообще в Шанхае народ интересный, верит буквально всему. Весной копается Тимоха во дворе.
Сосед кричит. – Тимофей, бросай работу, заходи к нам, сегодня праздник, сто двадцать лет аэродрому, давай быстрей.
Парниша зашёл к себе в хату умылся, переоделся, дармовщина это святое, грех отказываться, когда приглашают. Стоп! Какие к чёрту сто двадцать лет аэродрому? Не помнит он дату, когда братья Райт на своем биплане пролетели триста ярдов, но явно не в тысяча восемьсот семьдесят седьмом году, на много позже. С этими думками пришёл в гости к соседу.
Мол, вы что чудите, какие сто двадцать лет аэродрому. Прочитал им лекцию о воздухоплаванье, правда, сам немного знал. Но и этого вполне хватило, для того что бы Тимоху обозвали городским умником, сказали, что аэродром японский, а Тимохиных братьев Райт они не знают и знать не хотят. На следующий год, наверное, отметим столетие японской космонавтики! Хотя Юрий Гагарин это не Тимохины братья Райт! В Шанхае Гагарина знать должны, может быть.
Вернёмся к керосину, точней к скрытой экологической катастрофе на юге острова Сахалин. Там на западе рядом с Москвой прольётся на землю тонна мазута или другого нефтепродукта, все СМИ трубят во все дудки. На Сахалине вот уже более двадцати лет, бежит керосин в когда-то уникальную нерестовую речку Берёзку, которая впадает в Залом. Если быть точным, то ручей Залом впадает в Берёзку, река в три раза больше ручья. В Найбу Берёзка впадает под названием Залом. Приехало МЧС, походили, посмотрели, уехали и всё тишина. Как будто нечего и не было, тему закрыли.
Опрокинулась у фермера по не досмотру, по неаккуратности, по халатности бочка соляры. Часть топлива вылилась на земли, фермеру горе, убыток. А тут, откуда не возьмись экологи, братья зелённые появились, ядрёно вошь. Выписали фермеру штраф равный пятидесяти бочкам соляры, ославили на весь шестьдесят пятый регион. Мужик с горя в лавку подался. Пьет водку, ругает по чём зря Гринпис и прочею зелень!
Не может фермер одного понять. В сорока метрах река тащит гольный керосин, почему экологи этой керосиновой речки в упор не видят? Им запрещено видеть эту речку, тем более что-либо говорить про речку керосинку. Речки Берёзки не существует, у вас господа галлюцинации. Фермер существует, штраф с него содрали за загрязнение одного квадратного метра земли. Теперь фермер существовать не будет, не на что, мужик-крестьянин станет банкротом.
На острове разворачиваются нефтегазовые проекты. Поперёк одного сёрьёзного проекта стали серые киты. Перекрыли дорогу, кит он большой, если встанет, то дело труба, и не какую трубу по дну морскому не проложишь! Голосили, кричали, выли по этому поводу очень долго. Серые кеты молчали, они хоть и млекопитающие, но разговорчивые как рыбы. Разные экологи, ихтиологи бились в защиту серого кита.
Вы сами подумайте, серые киты исчезнут, всё, конец света. Человечество без серых китов погибнет. Нефть, газ, это всё ерунда, кит, да к тому же серый гораздо нужней человечеству, особенно Сахалинцам. Островитяне про серых китов знают с раннего детства, они очень любят этих сереньких рыбок! Островитяне предпочтут сидеть без света, без тепла, будут ходить пешком. Да к чёрту всю цивилизацию с её прогрессом. Лишь бы любимый серый кит кормился, жировал у северо-восточного побережья острова. Свободу серым китам, ура товарищи!
Ведь кит глупое животное, одним словом рыба. Другого места кормежки рыба кит, да к тому же серая, в жизнь не найдёт. Всего на всего с проекта, где мельтешат серые кеты можно содрать хорошие деньги. С фермера деньги содрали, мало конечно, у него больше не было. А с кого содрать деньги за керосин в речки Берёзке?
Концов нет, если продолжать трубить, то придется самим вкладывать деньги на устранение экологической катастрофы. Так что лучше забыть про речку Берёзку, наложить табу, не должно проникнуть не единого звука, не единой буковки в СМИ. В стране без всяких керосиновых речек дел по горло. Китов кормить надо, серых, а то передохнут!
До середины восьмидесятых годов в Шанхае у каждого второго был свой колодец. Грунтовые воды близко, зачем к соседу бегать за водой, или идти на общей колодец. Взял да выкопал свой личный колодец. Когда пошёл керосин, все колодцы закопали, в связи с пожарной безопасностью. Рассказывали, что был такой колодец, с которого мальчишки мопеды заправляли. Естественно разбавляли пятьдесят на пятьдесят. Взрослые тоже разбавляли с бензином, с соляром. В итоге загубили всю технику, как говорится бизнес по-русски, с экономили на горючем!
Черпали керосин примитивным способом. За военторговским свинарником, где сливаются два ручья, немногим ниже по течению на правом берегу реки копали ямки. Поутру ковшиками черпали керосин. Теперь в Шанхае у всех вбиты колонки. Если колонка вбита на шесть метров, то в середине лета и зимой вода сильно отдаёт керосинном. У Тимохи колонка вбита на девять метров и то в середине лета чувствуется привкус керосина. Шанхайский народ привык к этому привкусу, не замечает его.
Буквально два года назад предприимчивый человек поставил это дело на поток, в серьёз занялся добычей керосина. Подогнал вагончик на колёсах, нанял рабочих, в пяти метрах от реки, сделали бетонные не глубокие короба. В данное время это человек строит дом прямо на берегу Берёзки в сотни метрах от бетонных отстойников или накопителей. Его бизнес процветает, в связи с веерными отключениями электричества, спрос на керосин растёт.
Основной спрос на керосин в связи с плохим отоплением благоустроенных квартир. Керосиновые печи южно корейского производства употребляют много керосина. Можно сказать по-другому, стали плохо греть батареи центрального отопления. Если быть предельно точным, угля не хватает. Почему не хватает, кончился, выбрали весь уголь? Порядок в стране кончился, концы отдал.
Веерные отключения электроэнергии, отвратительное отопление квартир в зимние время, финансовые пирамиды, сплошной обман потребителя на каждом шагу, рост цен, хотя совсем недавно нули убрали, обещали, что дальше такого роста цен не будет, снова обманули. Все выше перечисленные блага, много других, однотипных благ, называются одним словом, свобода!
***
Проехали мост, повернули на север.
– Тимоха, а что за налёт на воде? – спросил Михаил.
Выше моста Берёзка образует небольшое озеро, течение фактически отсутствует, таких озёр на реке много, бывшие естественные кетовые нерестилища. Самой воды не видно, на поверхности темно-коричневый как бы пенообразный налёт. Напоминает топкую трясину или отстойник навозозаборника.
– Нефти продукты прут наружу.
– Откуда здесь нефть? – удивился Миша.
– Это от керосина, да Тимоха? Так это и есть та самая Берёзка? – спросил Васёк.
– Да, та самая, такую речку загубили, а концы в воду, в керосин.
– Даже деревья у реки погибли.
– Деревья от огня погибли. Шпана иногда веселится, поджигает, горит здорово.
Накатанная дорога снова повернула на запад.
– Давай Васёк прямо езжай.
– А вниз на Большой Такой дорога идёт?
– Вниз дорога на дамбу идёт, до Большухи километра полтора на север, на уазике можно проехать. А накатанная дорога поворачивает на юг, на брод через канал и выходит на Большуху напротив развилки. Мураяма впадает, Малый Такой.
– Малый Такой возле деревни Такое течёт, ты что-то попутал, таёжник!
– Сам ты бл…. попутал, в карту чаше смотреть надо. Охотовед! В Такое Сухоплётка течёт и нет там деревни, военный городок.
– Тимоха, а что за дамба, что за канал? – спросил Миша.
– Где-то в начале семидесятых вояки, начиная почти от Быковского моста, прорыли широкую, глубокую, прямую что нитка канаву, длиной километра за три. Землю выгребали на эту сторону, что бы Большуха при подъёме воды не топила поля военсовхоза. Недалеко от моста перешеек получился довольно узкий, толи вояки сами покопали, толи река промыла. Короче канал стал малым рукавом Большухи.
У поворота на запад Васёк остановил уазик. Канава и труба под дорогой, отличное место для установки мордушки. Вылезли с автобуса, собак выпустили. На востоке, наверху рыборазвод как на ладони. Васёк с Фёдором с западного конца трубы принялись устанавливать мордушку, место глубокое. Тимоха с Мишей замучились камни, собирать, которых фактически нет. Около получаса потратили на установку одной мордушки. Что-то парниши это дело начинает, не нравится.
Фёдор с полкилометра провёл УАЗ по дороге на запад. Три промысловика тем временем, с южной стороны дороги поставили три ловушки на канаве идущей от трубы, где первую ловушку устанавливали. В канаве мордушку ставить быстро, там мелко и узко. Где Ваську нравилось там, и ставили, он ведь спец, остальные его ученики. Как выяснится позже, на этой канаве ондатра не живёт. Васёк такой же спец по ловы ондатры, как и по переработке красной икры.
На отвилке второстепенной дороге на север, загрузились в машину. Собаки на своих четырёх побежали за уазиком на север. Фёдор поддал газу, Васёк зарычал, пришлось газ сбросить, автобус поплелся следом за собаками. Подъехали к пойменному лесу, здесь озёра, плохенькая дорога западно-восточного направления, дальше Тимоха не был. Поставили ловушку в первой тубе, на южной канаве идишей параллельно плохенькой дороги. С севера огромное озеро, по сравнению с канавой озеро огромное. На самом деле озеро метров пятнадцать в самом широком месте, длинна озера метров пятьдесят.
Взяли по ловушки, пошли в разные стороны, Тимоха с Фёдором на восток, старшие на запад. Через полсотни метров очередная железобетонная труба, соединяет озеро с центральной южной канавой. Надо сразу объяснить, что за трубы. Бетонные, стандартные, диаметр приблизительно метр двадцать. Со стороны озера возле трубы глубоко, со стороны канавы слишком мелко. Зато кругом полно булыжников. Установили ловушку со стороны озера, так установили, что через трубу не один враг не пройдёт, путь единственный, в горловину мордушки.
Ондатра не рыба, по суше бегает довольно споро, шустрый зверёк. В связи с этим нюансом, ребятишки, сверху ловушки наложили камней. Короче, полностью заткнули трубу. Вдруг надумает поверху пролезть, а вдруг ондатра надумает сигануть через дорогу? Надо было дорогу перегородить, натянуть сеть метров на сто.
Не знают ребята особенностей поведения, повадок зверька, которого промышлять собрались. Начальник объяснял совсем не то, что требовалось. А почему? Да он сам толком не знал, как ведет себя в природе ондатра. Только поставили ловушку, начальник промысла с Мишей подошли.
Васёк посмотрел работу, остался доволен, – Молодцы, вот здесь сто процентов будет, ей деваться некуда.
– Васёк, а вдруг ондатра посмотрит, что труба замурована и пойдёт через дорогу?
– Да Тимоха, в обход через Долинск пойдёт. Ондатра не дура, ведь просвет есть, в него и нырнёт.
– В том то и дело что дура, я бы не нырнул!
– Тимоха, если бы ондатра была умная как ты, то она была бы не уловимая. Шапка с ондатры стоила бы бешенные деньги. Кстати, ты, что на приманку положил, хлеб или рыбу? – Васёк смеется.
– А зачем приманку класть? – спросил удивлённый Фёдор. – Да мы нечего и не клали, пустая мордушка.
– Ты у Тимохи спроси, он знает, он умней ондатры!
– Да что бы в эту трубу завтра нечего не попалось!
– Я Тимоха понимаю, мордушка то без приманки! Зачем тогда ставить и желать, что бы нечего не попалось, зачем вообще заниматься промыслом?
– Ну и как там внизу, до реки дошли? – парниша переменил тему разговора. С этой приманкой на ондатру Васёк его будет часто доставать. Дёрнул же чёрт, спросить такую глупость.
– До реки не дошли, там делать нечего, озёра огромные, негде мордушки ставить. Нужно пройтись вверх по этой дороге, вычислить, где она выходит на основную трассу.
Промысловики пошли вверх по дороге, на восток, у каждого в руках по ловушке. Прошли глубокий, сухой овраг, вешние воды сделали это препятствие поперёк дороги. Как сказал Михаил, для УАЗа это не препятствие. Он отдал мордушку Ваську, пошёл за машиной. Втроём дошли до тропы, идишей на север, тропа хоженая, раньше и здесь была дорога, заросла травой, мелким подростом пойменных деревьев. Охотовед решил ещё воткнуть одну ловушку на центральной канаве, канава шириной метра полтора.
Учитель заставил Фёдора городить забор. От каждого берега до мордушки и не ровный забор, перпендикулярный торцам ловушки. А на искосить, по углу горловины ловушки. Фёдор ломает сухие ветки, втыкает в илистое дно канавы. Это долгая песня, Тимоха разочарован. Зачем согласился на эту авантюру? Поворачивать оглобли уже поздно, назвался груздем, сиди в коробе и не чирикай, жди, когда засолят. Миша подогнал автобус к тропе. Пока Фёдор городит заборы на канаве, решили сходить в разведку. Михаил пошел по дороге на восток, Васёк с Тимохой по тропе на север, собаки впереди.
***
С западной стороны тропы озёра разной величины, с неширокими перемычками на которых растёт уже довольно приличный пойменный лес. Затем, параллельно тропы потянулось длинное озеро. С восточной стороны пока озёр не видно, промысловики предполагают, что и там есть озёра. В том году с ними на путине был один товарищ, Васька знакомый. Товарищ немного рассказал о возникновение данных торфяников. Вначале восьмидесятых рассказчик год проработал мастером на торфяных разработках между реками Большой Такой и Залом. Тот год был последним, больше торф не добывали.
Начинали разработки в начале семидесятых с юго-восточного угла огромного торфяного месторождения. Озёра выкопаны разной формы, разных размеров, разной глубины. Ближе к Большухи, и к северо-западной границы торфяного месторождения озера копали по системе, одинаковыми размерами, направлениями. Глубина выемки торфа колебалась от четырёх до шести метров. Озёр множество, ребята представить не могли какое множество. На торфяниках можно заблудится, сгинуть, утонуть к чёртовой бабушки и не кто не узнает где могилка твоя. Все озёра между собой связанны.
С торфяников вывезено миллионы кубов, тонн торфа. Спрашивается куда дели столько торфа? Увеличением сельхоз площадей и добычей торфа занималась одна и та же банда, называемая мелиорацией. В те года у мелиораторов заработок был как у рыбаков. Хорошо мужики получали за царствование над природой. Уничтожали лес, делали поля, поля и поля. Торф шёл на новые поля. После уборки леса ножом бульдозера получалась площадь покрытая глинной. Мужики не виноваты, партия сказала надо, они ответили, есть! Слово сдержали, попробуй не сдержи слово, данное партии. Дальше Сахалина, есть Магадан, Колыма, Чукотка.
Прошли года, молодая Россия ликует, двенадцатого июня празднует, отмечает день подаренной свободы и независимости. На отвоёванных у леса тысячах гектаров растёт трава, которую даже не скашивают, незачем, не кому сено жевать. В свободной России крупнорогатого скота мало. Потому что уход за скотиной связывает человека по рукам и ногам, человек становится не свободным. Горька ирония. В начале нового века возделывается примерно около пятидесяти процентов, сельхоз площадей отвоеванных у леса в семидесятые годы.
Тимохи обидно, потому что он тоже принимал участие в подготовке новых полей. Когда учился в СПТУ, школяров возили на новые поля убирать камни, булыжники. Да всех школьников и студентов вывозили на уборку камней с новых полей. В сентябре картошка, в октябре камни, в мае снова камни и это считалось счастливым советским детством, самым счастливым во всём мире.
А что изменилось в сводной Росси? Школьники и студенты так же как в советские временна. Когда была тюрьма народов, в сентябре едут на поля убирать картофель, не по собственному желанию едут. Камни только с полей не убирают, камень не картошка. Новых полей не делают, нет и камней. Делали бы поля, были бы камни, студенты со школьниками убирали бы эти камни. И не куда бы они не делись.
***
Подошли к ручью, бегущему на восток, здесь с обоих сторон озёра. Это, в сущности не ручей, протока, течение только на перемычки, где тропа идёт, точней старая дорога. Промоина узкая, метра полтора вот и течение. По канаве, где Фёдор городит заборы, на южной границе торфяников, вода потихоньку, чуть заметно течёт на запад, здесь вода бежит в противоположную сторону. Намудрили мелиораторы, без бутылки в гидрологии торфяников не разобраться.
Марта отрывисто тявкнула и на этом молчок, смотрит на юг, хвостом машет. Миша на тропе появился.
– Что-то ты быстро вернулся и нас догнал? Узнал куда дорога выходит? – спросил Васёк.
– Дорога выходит на основную, но проезда нету. На УАЗе конечно проехать можно, резину жалко. Через Берёзку хороший бетонный мост, а метров через триста на большом ручье бетонную трубу разворотили бульдозером. Арматурные прутья торчат как противотанковые ежи. Вы кстати не далеко отошли, машина можно сказать рядом.
– А куда нам спешить. Компот чем там занимается?
– Заборчики делает.
– Сколько он их делать будет? Заставь дурака богу молится, он и лоб расшибёт. Наверное, сплошняком городит.
– Ну ты бы Васёк объяснил как правильно и быстро делать?
– Тимоха, я ему год назад объяснял. Каждый год объяснять одно и то же?
Пошли дальше по тропе, пойменный лес отошел к востоку, по обочинам дороги, глубокие и широкие канавы с почти чёрной водой. Ясно и понятно, вода на торфяниках с красноватым оттенком, чем глубже, тем оттенок усиливается, плюс торфяные обрывы. На западе фактически леса нет, редкий, чахлый подрост ольхи и берёзы. С западной стороны озёра метров по пятьдесят длиной, метров по двадцать шириной, перемычки шириной метра по три, тянутся с востока на запад, здесь рыли по системе, не с бухты бархаты.
Снова протока, узенькая, ручеек с полметра шириной режет дорогу, зато намыл глубокую канаву, водичка бежит на восток. Перешли на другую сторону. Обана! Небольшая помойка, кучи стрелянных, ружейных гильз, пара старых кострищ, следы протекторов автомобиля. Дорога прямая что нитка, уходит на север почти до горизонта.
– Мне кажется, что поворот на восток совсем близко, а если нет, то эта дорога в Долинск идёт, – предположил Тимоха.
– Ага, пост ГАИ объезжает. Когда, кажется креститься Тимка надо.
– Васёк, смотри, Такое чуть ли не напротив, – парниша показал рукой на восток, на маячившие вдалеке пятиэтажки военного городка. – По-моему я знаю эту дорогу, точней поворот, за папоротником осмундом ездил. Проезжал мост через Берёзку и сразу поворачивал на север, на мало-езженную дорогу, а накатанная дорога шла на запад.
– Ну давайте пройдёмся по дороге, – предложил Михаил.
Пошли по дороге на север, не далеко ушли, через метров триста накатанная дорога пошла на восток.
– Я же говорил, эта та самая дорога, потому что нету больше на Южке западных поворотов. Есть один напротив дач, но там колея, походу подъёзд к Залому.
– Это, наверное, был заезд на дорогу, по которой я ходил, – предположил Миша. Он оказался прав.
– Да, здесь дорог, можно и заблудится. Завтра Тимоха покажешь поворот. Мы здесь первый день, как говорится, обживёмся, изучим болото как Десну. Да Тимка?
– Естественно, если конечно ондатра ловится, будет, – без энтузиазма изучения этого гиблого, топкого, огромного участка ответил парниша.
Васёк будет нормально ориентироваться на торфяниках, да у него это в крови, он везде нормально ориентируется. Тимохи придётся изучить торфяники лучше Десны. Торфяники он будет знать, как свой дом.
– Тимоха, куда она денется? Будет ловиться, все мордушками ловят, и мы поймаем. Научу тебя капканы на притоп ставить, капканами будим ловить. Здесь норка должна быть, енот сто процентов есть. Участок отличный, живности больше чем на Десне.
– Сам вижу, живность частенько сюда приезжает!
– Это утятьники, им ондатра не нужна, за неё они могут ответить. Штрафовать буду налево и направо, мы здесь порядок наведём. Так, давайте по перемычкам пройдёмся, посмотрим следы жизнедеятельности, помёт, стерню от травы.
Пошли по трём перемычкам на запад. Парниша не заметил скошенной, то есть пожатой травы, а также и помёта ондатры, у воды вообще травы нет. А вот две кучи панцирей от речных ракушек заметил. Ещё бы не заметить, каждая куча объёмом с ведро. На длинной, широкой перемычки, северо-южного направления собрались вместе.
– Ну и как Тимоха, ондатры много? – спросил, улыбаясь Васёк.
– Да что грязи, кишит, чуть не сожрали меня. Васёк, а кто ракушки жрёт?
– Что, тоже кучи видел? И я видел и Мишка, значит здесь ракушки много. Кто ракушку со дна вытаскивает и жрёт? Сам догадаться не можешь?
– Допустим, я тоже ракушки вытаскивал и жрал, морские ракушки. У этих ракушек съедобны только язычки, в детстве речные кушал.
– В конце октября на выдру здесь капканы ставить надо, выдра ракушки вытаскивает на берег.
– А может Васёк норка, уж больно куч много.
– Нет Миша, выдра, – с уверенностью заявил охотовед.
Обложался охотовед, плохо его учили, поддался логики, кто угодно, но только не ондатра, она травоядная. Про белок, которые влетают в соболиные капканы, он забыл. Ондатра травоядная, но иногда мясца охота. Речную ракушку вытаскивает на берег и ест ондатра. Допустим, корова тоже травоядное, а рыбу ест.
Прошли на юг, повернули налево. По широкой перемычке пошли на восток, на тропу. На пути попалась узкая канава, перепрыгнули. Решили глубину измерить. Парниша срубил молодую ольху, шест получился метра за четыре, дна так и не достали, глубоко, однако здесь. Он первым вылез на тропу, стоит курит, ждёт напарников.
Марта кричит, кого-то гонит. В метрах в тридцати от Тимохи зверюшка сигает с обрыва в озеро, ясно и понятно, что за зверюшка. Марта сиганула следом, вот дура подумал парниша. Через минуту ему показалось странным поведение собаки, так не плавают, а тонут в трясине. Побежал на выручку. Васёк тоже увидел, с другой стороны бежит. Тимоха быстро бегает, обрыв метра полтора, внизу у берега торфяная жижа, в которой Марта барахтается.
Левой рукой ухватился за тонкую берёзку, спустился до воды, ногами вгрызся в торфяной обрыв, тянется к собаке, а Манька от него, испугалась, она поняла, что сделала что-то не так, сейчас бить будут! Такое воспитание получила, до трёх лет у собаки было шесть хозяев. Всё-таки схватил за шкирку, подтянул к берегу. До Маньки дошло, её спасают. Можно сказать на обрыв сама вскарабкалась, подстраховывал, держа за загривок. После этого случая собак на болота не брали.
Вернулись к машине, Фёдор в салоне отдыхает. Каждый взял по одной ловушки, установили их на двух протоках, и на двух узких канавах. Время пять часов вечера, поставили всего десять мордушек. На сегодня хватит, всем хочется кушать, день не евши. Поехали на базу по старому пути, а другого пути нет. Ужинали снова вермишелью заправленной тушенкой, всё бы не чего, но тушенка гольная соя. Надежда на завтрашний день.