– Миссис Полина, – сказал призрак, – давайте перейдем к делу. Видите ли, по профессии я сыщик.
– Вы расследовали преступления? – заинтересованно спросила Полина.
– Расследовал? Я сейчас этим занимаюсь!
– Вы хотите сказать…
– Да! Да! – призрак начал проявлять нетерпение. – Сейчас! И здесь я по долгу службы. Вы дадите мне, наконец, досказать до конца?
Полина молча кивнула и плотнее закуталась в одеяло.
– Итак, я расследую преступление. Убийство.
Господи, как все странно… Зеленоватая полупрозрачная фигура сидела в ногах кровати, сквозь нее смутно проступали контуры двери, а разговор шел такой, будто Полину вызвал к себе участковый уполномоченный майор Борисов Егор Константинович, усадил на жесткий стул в маленьком своем закутке и сказал мрачно, как он говорил всегда, будто эстрадный комик, сосредоточенно произносивший со сцены очень смешную репризу: «Буду с вами откровенен. Вчера во дворе убили человека».
Откровенность была лишней – все знали, что вечером была драка, и кто-то пырнул ножом Викентия из третьего подъезда. Полина возвращалась домой от подруги, мимо пробежали двое, фонари светили ярко, но ей и в голову не пришло, что на парней следует обратить внимание. Она заметила только, что один был высоким и сутулился, а второй семенил как-то боком, будто ему что-то мешало или он нес что-то под одеждой, а какой была одежда, Полина не разглядела, о чем уже дважды сообщала: милицейскому оперу, а утром – в отделении, когда подписывала протокол. Ну что еще Борисову нужно?
Тогда, к счастью, тремя неприятными допросами все ограничилось. Убийц то ли поймали, то ли нет, Полина не знала, вспоминать, как с ней говорили в милиции – вежливо, но так, что хотелось бежать на край света, – не любила, но картинка всплыла в памяти сама собой, и Полина не сдержалась:
– Разве его еще не поймали?
– Кого? – переспросил призрак и переместился на полметра ближе к Полине, не сделав для этого никаких видимых усилий: будто куклу пересадили с места на место. – Что вам известно?
– Нет, я… – Полина поняла, что сморозила глупость и дала себе мысленно слово впредь молчать, тем более, что во рту пересохло, язык казался шершавым и огромным, и в голове гудело так, будто рядом работала газонокосилка, мешавшая думать, смотреть, жить.
Полина натянула одеяло на голову, стало темно, уютно, сквозь материю доносилось бормотание, кто-то молился или читал нудный роман на сон грядущий. Нужно заснуть, – думала Полина, – утром окажется, что это был сон, и я его даже помнить не буду.
Бормотание прекратилось, наступившая тишина ударила по нервам, он ушел, конечно, ушел, и слава Богу, нужно спать, спать, не нужно смотреть, не нужно…
Полина рывком откинула одеяло и воскликнула:
– Господи, вы еще тут!
Призрак по имени Крис Кадарос стоял рядом с кроватью, покачиваясь, будто Ванька-встанька.
– До рассвета два с половиной часа, – извиняющимся голосом сообщил призрак. – Я все-таки надеюсь на вашу помощь.
Разбудить Глэдис? Джесс не услышит, даже если громко закричать – окно закрыто, сторожка далеко…
– Послушайте, – сказал призрак. – Я понимаю, что вы не верите ни в Бога, ни в черта, ни в потусторонний мир, ни в мир астральный… В Бога, должен сказать, я и сам не верю, в черта – тем более. Астральный мир если и существует, то мне его видеть не довелось, а что касается потустороннего, то уверяю вас…
Он все равно не сгинет, – подумала Полина. – Пока не пропоют петухи (какие петухи, я не слышала ни одного за все эти дни, может, в деревне и есть какая-то птица, но сюда петушиные вопли не доносятся, и слава Богу, спать не мешают), никуда этот… это… Пусть говорит, хуже было бы, если бы он стоял и молчал, и таращился своими глубокими глазами, или руками размахивал, или завывал, строил дикие рожи и оставлял на полу и стенах кровавые следы…
– Ну, знаете, – с видимым отвращением произнес Крис Кадарос, – это все, конечно, случается, но ведь и в человеческом обществе достаточно особей, которые ведут себя неприлично и способны плюнуть в тарелку соседа.
– Значит, – сказала Полина, – вы все-таки читаете мысли.
– Ваши мысли, – пожал плечами призрак, – написаны у вас на лице. При жизни я много времени уделял физиогномике, и должен сказать, наука эта мне здесь очень пригодилась, тем более при моей профессии.
– Итак, – продолжал Крис Кадарос, – двое суток назад была обнаружена без признаков жизни душа… м-м… имя вам знать не нужно. Перемещение произошло в направлении материального мира. Но поскольку имело место насильственное деяние – душа была умерщвлена с особой жестокостью! – то процесс был неадекватен, и материальное тело оказалось, во-первых, не в том времени, где должно бы, а во-вторых, с идентификацией – то есть, на самом деле, с физическим состоянием – тоже произошло несообразное, и я решительно не знаю, какую фамилию этот человек сейчас носит, какая у него биография и что он, собственно, сам о себе знает. Или воображает, что знает.
Призрак сделал шаг по направлению к изголовью кровати.
– Вот почему мне нужна ваша помощь, молодая леди! – завершил свою речь Крис Кадарос и замер, скрестив на груди руки.
Полина молча глядела, как белесая субстанция, называвшая себя человеческим именем и вполне внятно излагавшая свои желания, приблизилась на расстояние вытянутой руки. «Не надо, – молила она мысленно, – не подходи ближе, иначе я закричу, проснется Глэдис, и тебе придется уйти, и я не смогу сделать то, что ты хочешь, потому что еще не понимаю»…
– Не подходите, – сказала Полина. – От вас… Холод.
– Это не от меня… Моя температура равна температуре воздуха. А холод – вы его ощущаете, а я нет, – связан с потерей энергии при переходе. В физике я не очень… Я ведь сыщик, гуманитарий…
– И по физике у вас в раю были плохие оценки, – сказала Полина, не понимая, почему говорит именно эти слова, возможно, обидные, а, возможно, – и скорее всего, – просто не имевшие смысла: какая, действительно, школа на том свете, в раю или, скорее уж в аду, ведь в раю не могло быть убийств, а в аду это, возможно, обычное дело…
– Рай… – сказал призрак. – Ад… Мне тоже в свое время казалось… Вообще-то при жизни я был католиком. А школу окончил знаете где? Не поверите. В Рио-Гальегос, это Аргентина, край света. Впрочем, это неважно, не так ли? Мое образование, я имею в виду. Так я могу рассчитывать на вашу помощь?
Полина молчала, мыслей у нее тоже не было, запас жизненной энергии, поддерживавший ее, пока призрак вел нескончаемую, как ей теперь казалось, беседу, оказался исчерпанным. Полине стало все равно, что с ней будет, а призрак, не услышав ответа на вопрос, принял молчание за знак согласия и, отойдя на шаг, заговорил медленно, тщательно артикулируя – воображал, наверно, что так будет понятнее или, по крайней мере, внушительнее:
– Человек, которого я ищу, находится в пределах полуторамильной зоны, центр которой здесь, в этом доме. Тут рядом деревня… городок… Впрочем, этот человек может оказаться и в другом месте в пределах зоны. Он может вести себя неадекватно – вполне вероятна амнезия, полная или частичная. Он может затаиться, но должен где-то жить…
– Я понимаю, что это большая работа, – продолжал Крис Кадарос. – И вам будет трудно объяснить свой интерес. Скажем… Вы скучаете, вам не хочется сидеть дома, вы исследуете окрестности, просто любопытства ради. И заодно…
– Уйдите! – вырвалось у Полины.
– Что? – переспросил призрак.
– Я все поняла. Уйдите, прошу вас. Я хочу спать.
Все равно теперь не усну, – подумала она, – но пусть уйдет, я не могу больше, не могу…
– Хорошо, – призрак отступил к двери, взгляд его то ли потух, то ли что-то иное с ним приключилось, но Полина почувствовала, что никого в комнате нет, никто на нее не смотрит, Кадарос еще был здесь, белесая фигура распласталась туманом на фоне двери, и в то же время он уже ушел, как электрон, который мог находиться в двух местах одновременно, не будучи на самом деле ни в одном.
Может, он прошел сквозь дверь, а может, растаял в воздухе – был, и не стало. Упал мрак, такой мрак, какой Полина не могла выдержать, мрак полного отсутствия, в том числе отсутствия себя, собственного «я», собственной сущности.
И тогда Полина закричала.
* * *
– Спасибо, – поблагодарила она кухарку, допив невкусный, но, по словам Глэдис, очень полезный отвар. – Спасибо, я попробую уснуть.
– Я подумала, что в доме грабитель, – хмуро сказала Глэдис, забирая у Полины чашку. – Вы уверены, миссис, что с вами все в порядке?
– Конечно, – кивнула Полина. – Приснилось что-то.
– Оставить ночник?
– Да, спасибо.
Полина отвернулась к стене и закрыла глаза. Шаги мисс Баркер стихли в коридоре. Господи, какая противная бурда, неужели она пьет отвар всякий раз, чтобы лучше спалось? Странные все-таки вкусы у англичан, я бы лучше приняла таблетку. Кажется, она оставила дверь открытой, из коридора дует… А может, не из коридора…
* * *
– Вы хотите, чтобы я поехал с вами, миссис Батурин? – спросил Джесс.
– Я боюсь, что забуду о левостороннем движении, – объяснила Полина, – выеду на правую полосу…
– Да, я понимаю, – садовник снисходительно улыбнулся. Эти европейцы так и не научились ездить правильно – такой была мысль, написанная на его лице.
Утром позвонил Максим, почему-то из Праги, объяснил, что срочно вылетел по делам. Полина спросила, как там Карлов мост, но мужа не интересовали местные красоты. Куцый получился разговор, не обязательный.
Всю дорогу до городка – десять минут, да и то Джесс не очень торопился – Полина размышляла о том, с чего начать. И еще о том, что для сыщика Крис Кадарос вел себя странно. Может, у них в потустороннем мире все поставлено с ног на голову, но, по идее, сыщик должен искать преступника, убийцу, разве нет? Почему же он просил отыскать убитого? Жертву? Ночью Полине не пришло это в голову, и вопросы она задавала глупые, но сейчас, при свете дня, понимала, насколько странной была просьба Кадароса. Допустим, найдет она нового здесь человека, появившегося неизвестно откуда два дня назад. Допустим, она даже с ним познакомится и каким-то образом заставит его признаться в собственном потустороннем происхождении. Чепуха, конечно, если вдуматься. Кто, будучи в здравом уме и твердой памяти, на вопрос «откуда вы, сэр, сюда приехали?» ответит: «Из мира теней, миссис, из самого что ни на есть потустороннего мира»? Чепуха, верно?
Значит, признания – пусть это даже не царица доказательств – ей никогда не добиться. И придется строить версии: тот господин прибыл позавчера и поселился в пансионе, уверяет, что занимается продажей брошек или пилок для ногтей, а на самом деле… Придется искать местного констебля – чепуха, в общем, и чем ближе машина приближалась к Селборну, тем более невыполнимой казалась Полине простенькая вроде бы просьба Кадароса.
Ничего не выйдет.
С таким настроением Полина вышла из машины, попросив Джесса остановиться у двухэтажного дома из красного кирпича с надписью на фасаде: «Пансион «У камина».
Толкнув тяжелую дверь, Полина вошла в холл, уютный, ненавязчиво обставленный, надо бы и у себя сделать такую перестановку. У конторки сидела, положив ноги на подставочку, старушка – божий одуванчик, лет ей было не меньше восьмидесяти, а, может, и все сто, под стать мебели. Старушка, естественно, что-то вязала, и на вошедшую Полину даже не подняла взгляда.
Полина подошла ближе, неслышно ступая по толстому ворсистому ковру, так и не придумав первой фразы, с которой следовало бы начать разговор.
– Добрый день, дорогая! – сказала старушка, не отрываясь от вязания. – Если вас интересует пансион, то вынуждена вам с сожалением отказать, поскольку все комнаты заняты, ближайший выезд ожидается в следующую пятницу, но сразу же номер будет занят мистером Денновером, сделавшим заказ по телефону.
Речь хозяйки тянулась, как нить, которую она ловко пропускала спицами – прервать ее было все равно, что распустить вязание.
– Мое имя миссис Макс Батурин, – сказала Полина, – я живу неподалеку.
– В «Меллори-хауз», – закивала старушка, так и не удосужившись взглянуть на посетительницу. – Конечно. Вы неплохо говорите по-английски, но слишком по-иностранному, если вы понимаете, что я имею в…
– Простите, – прервав монолог посреди фразы, хозяйка пансиона подняла, наконец, на Полину взгляд и мгновенно оглядела ее с головы до ног, будто магнитным щупом прошлась, определяя, нет ли на теле гостьи взрывоопасных предметов. – Простите, миссис Батурин, я слишком много разговариваю, а что вы хотите, сижу тут одна, бывает, сама с собой начинаешь беседовать. Здесь, конечно, есть с кем, но… Не всякий, с другой стороны, любит, когда… О Господи, я опять… Зовите меня миссис Элиза, договорились? И не обижайтесь, милая, ваш английский не хуже любого другого. Даже мистер Блэр вчера в парламенте сказал такое, что я бы непременно решила, будто это француз или, хуже того, американец. Садитесь вон в то кресло, хотите чаю, я сейчас позвоню мисс Кардифф…
– Нет, спасибо, я на минуту, – у Полины разболелась голова от слов, от полумрака, от томной, вязкой ауры этого заведения. Она подошла ближе, но садиться не стала. – Я только хотела спросить… Понимаете, я ищу человека. Знакомого. Он приехал позавчера. То есть, обещал приехать. Вы не знаете ли…
– Знаю, – кивнула миссис Элиза, – конечно, знаю. Правда, он не сказал, что он ваш знакомый, а между тем, это ему, несомненно, помогло бы.
– Да? – сказала Полина. – Кто это? И где он?
– Кто? – миссис Элиза бросила на Полину короткий, но выразительный взгляд, полный сомнения. – Это вам лучше знать, милая, ведь он ваш знакомый, верно? А где – ясно, где можно найти подобных типов: в заведении у Джорджа Прескотта. Извините, но в свой пансионат я бы его не поселила, даже если бы была свободная комната, вы понимаете, что я имею в виду, поскольку знаете этого человека.
– Я его не знаю! – воскликнула Полина.
– Да? – удивилась миссис Элиза, оставляя, наконец, вязание и переключив на Полину все свое внимание. – Если я не ослышалась… у меня, конечно, давно проблемы со слухом…
– Я не сказала, что знаю этого человека, – объяснила Полина. – Это знакомый наших знакомых из Лондона. Мне даже имя его неизвестно. Просто наши лондонские знакомые попросили узнать, где его можно найти.
Объяснение выглядело неубедительным, и Полина поняла бы миссис Элизу, если бы та сказала: «Милая, придумайте версию получше». Но хозяйка сказала лишь:
– Понимаю. Сейчас люди сводят знакомство, будто это то же самое, что сесть в трамвай. В молодости я любила кататься, садилась на Пикадилли и ехала до Стренда, и даже умудрялась не всякий раз платить за билет. Впрочем, – оборвала она себя, – это было так давно, не уверена, что в те годы уже были трамваи.
Произнеся эту странную фразу и закатив глаза к потолку, миссис Элиза с силой всадила обе спицы в моток ниток и сказала:
– К Джорджу не ходите, там одни мужчины. Если вас интересует этот человек, я позвоню, и Джордж позовет его к телефону.
Это был, пожалуй, худший вариант из всех. Полина не представляла, о чем стала бы говорить по телефону с человеком, даже имени которого она не знала.
– Не нужно, спасибо. Я только хотела узнать, приехал ли он. Приехал – значит, все в порядке. Он ведь сам нас найдет, если сочтет нужным, верно?
– Конечно! – энергично кивнула миссис Элиза. – Никогда не следует навязывать свое общество подобным типам. Сами найдут.
– Всего хорошего, – сказала Полина и поспешила к выходу.
– Джон Смит его зовут! – крикнула вслед миссис Элиза.
Джессу надоело, видимо, сидеть в машине, и он расположился на траве – возможно, это был цветник, во всяком случае, кое-где поднимались стебли, увенчанные желтоватыми блеклыми соцветиями, не похожими ни на что, известное Полине. Садовник поспешно поднялся на ноги, отряхнул с брюк невидимые пылинки и открыл перед хозяйкой дверцу.
Полина не торопилась садиться, она все еще не решила, как ей поступить – являться в заведение Джорджа, действительно, было рискованно, мало ли что о ней станут потом говорить наверняка подвыпившие мужчины. Можно попросить Джесса, но тогда нужно придумать, для чего ей понадобились сведения о некоем Джоне Смите. Странное имя. Все равно что Иван Петров. Нарочно не придумаешь. Или – именно нарочно…
– Миссис Полина, – сказал Джесс, участливо глядя на хозяйку из-под тяжелых бровей, – если вам что-то нужно в деревне… или кто-то, если быть точным… то я могу помочь, я ведь здесь всех знаю, и не только людей, но каждую собаку, и они меня тоже, вот с кошками проблема, я их терпеть не могу, наглые твари, так они отплачивают мне той же монетой, в прошлом месяце кот миссис Летиции, что живет вон в том коттедже…
Похоже, Джесс не собирался заканчивать фразу, а может, специально тянул, давая хозяйке время решить, чего же она хочет и зачем приехала в Селборн, если, судя по всему, не собирается ни в магазины, ни на рынок, куда, собственно, ни разу еще не заглядывала.
– Спасибо, Джесс, – прервала Полина. – Вы действительно могли бы… Вы ведь бываете у Прескотта?
– У Джорджа? Вы имеете в виду «Короля и свистульку»?
– Наверно. Это отель?
– Слишком сильно сказано, мэм. Слишком сильно. Просто забегаловка, где приятно посидеть в хорошей компании. Есть у Джорджа несколько комнат на втором этаже, он их сдает, но мало кто у него останавливается, слишком шумно, приезжие предпочитают заведение миссис Элизы, вы с ней уже познакомились, верно?
– Да, – кивнула Полина. – И я не… В общем, Джесс, вы могли бы оказать мне большую услугу, если… Понимаете, муж просил меня кое-что выяснить…
«Почему я приплела Макса? – подумала Полина. – Муж приедет, Джесс ему непременно проговорится, Макс начнет спрашивать… Господи, почему я сначала говорю, а потом думаю?»
Садовник смотрел на нее вопросительно, и Полине не оставалось ничего иного, как задать, наконец, нужный вопрос:
– Кто приехал в деревню два дня назад, понимаете, Джесс? Не на прошлой неделе и не вчера или сегодня. Если бы вы зашли к Джорджу и поинтересовались… У миссис Элизы я уже спросила.
– Мне не нужно заходить к Джорджу, мэм, чтобы ответить на ваш вопрос, – улыбнулся Джесс. – Если вас интересовало именно это, то незачем было покидать усадьбу. Вы бы меня спросили, я бы ответил. И все.
– И все, – повторила Полина. – Что значит – все?
– Миссис Полина, – терпеливо объяснил Джесс, – я здесь родился, и родители мои здесь родились, и дед с бабушкой по материнской линии, я здесь не только всех людей знаю, но каждую собаку, а кошки…
– Да-да, – быстро произнесла Полина, – вы уже упоминали кошек.
– Прошу прощения. Я хочу сказать, что на прошлой неделе приезжал к нам инспектор из Сити, что-то по почтовой части, у мистера Бетвуда, начальника нашей почты, были неприятности, но вас это, видимо, не интересует, а на этой неделе только Джон Смит, славный малый, лет ему около тридцати, тощий, как дорожный знак, он у Джорджа и остановился, шум ему, должно быть, не мешает, он и не спит почти, все время сидит в углу и тянет портер, портер у Джорджа что надо, а деньги у Смита, должно быть, есть, во всяком случае, не на заработки он сюда приехал, говорит – отдохнуть от лондонской пыли.
– Давайте поедем домой, – сказала Полина, – и вы мне по дороге эту историю доскажете.
– Прошу вас, мэм, – Джесс подал Полине руку, и когда она устроилась на сиденье, обошел машину и сел на водительское место. – Домой так домой, как скажете, а к Джорджу я могу вечером заглянуть и с Джоном поговорить, если мистера Батурина этот человек интересует, наверно, у них деловые отношения, тогда понятно, чего он здесь торчит третий день, ни с кем почти не разговаривая.
У Полины разболелась голова, а Джесс говорил и говорил, мотор урчал, и ветер уносил слова, сливавшиеся в подпрыгивавший поток, в котором трудно было что-то разобрать, а утонуть – запросто. Полина закрыла глаза, она не сумела выспаться ночью, ее клонило в сон, и если бы боль прошла, она, наверно, прямо сейчас и уснула бы.
– Прошу вас, мэм, – услышала она голос Джесса и обнаружила, что машина стоит у подъезда, садовник открыл ей дверцу и протянул руку, чтобы помочь выйти.
– Спасибо, Джесс, – сказала Полина. – Прекрасная была прогулка.
В холле ее встретила мисс Баркер и с осуждением сообщила, что обед давно готов, и, чтобы не подогревать его вторично, хорошо бы…
– Спасибо, Глэдис, – сказала Полина. – Я только переоденусь.
После обеда она прилегла в холле на диване и задремала под тихое урчание телевизора, а когда проснулась от переливов мобильника, был уже вечер, по Москве показывали «Время», ночной выпуск.
С Максимом Полина говорила вяло, она даже не поняла, откуда муж на этот раз звонил – то ли все еще из Праги, то ли из какого-то другого города. «Я люблю тебя, Линочка». – «И я люблю тебя, Макс». Слова стали такими привычными, что потеряли первоначальный смысл. «Спокойной ночи, Линочка». – «Спокойной ночи, Макс». Что те слова, что эти…
– Я заменила белье, миссис Полина, – сказала, заглянув в холл, Глэдис. – Если хотите лечь…
– Нет, спасибо, – отказалась Полина. – Попозже.
– Если я вам сегодня не нужна, – сказала Глэдис, – то я бы хотела отлучиться.
– Конечно, – кивнула Полина. – Я вполне управлюсь сама.
В спальню она не поднялась. Заперла за Глэдис дверь, проверила, закрыта ли дверь черного хода, и все окна на первом этаже проверила тоже, принесла из спальни подушку и плед и устроилась на диване. По телевизору показывали фильм, который Полина любила с детства – «Служебный роман», – и она уснула под перепалку Новосельцева с его любимой Мымрой. Придет Кадарос, – подумала она, засыпая, – а меня нет…
* * *
Проснулась Полина от того, что на лоб ей упала тяжелая дождевая капля. И еще одна – на щеку. «Господи, – подумала она сквозь сон, – не нужно было ложиться на веранде, теперь я промокну».
Еще одна капля упала Полине на лежавшую поверх пледа руку, и она открыла, наконец, глаза. Конечно, лежала она не на веранде, и капать могло только с потолка. Наверно, пробило трубу. Очень странно, потому что перед их переездом дом основательно ремонтировали, нужно будет утром сказать Джессу, но что делать теперь?
Полина нащупала выключатель, свет оказался таким ярким, что ничем не отличался от полной тьмы, и пришлось ждать, пока привыкнут глаза, а когда зрение к ней вернулось, Полина закричала так, как, возможно, не кричала никогда в жизни. И сразу умерла – то есть, не умерла, конечно, поскольку продолжала смотреть на черное пятно на потолке, откуда на нее продолжали падать тяжелые багровые капли, уже запачкавшие и ночную рубашку, и плед, и простыню, и руки. Она не умерла, но лучше бы это случилось, потому что жить, глядя на окровавленные ладони было невыносимо. Черное пятно на потолке было пятном крови, и что же тогда происходило в спальне?
Кадарос, – поняла Полина. Он пришел, не застал ее в постели и сделал единственное, что способен сделать призрак. Эти пятна не смываются. Даже если все отстирать, они появятся вновь на следующую ночь. И на потолке тоже, и так теперь будет всегда, дом этот проклят, Господи, почему я согласилась здесь жить, должна была знать, дура, что в английских замках, даже если им от роду полвека, водятся привидения, и лучше было поселиться в Лондоне, в многоквартирном доме на Стрэнде, там, по крайней, мере…
Что?
Полина стояла посреди холла и не могла оторвать взгляда от пятна, которое становилось все больше. Кровь капала и капала, наверху что-то гулко упало и покатилось, кто-то бродил по спальне из угла в угол, топая коваными башмаками.
Ни за какие блага в мире Полина не поднимется наверх, ни за какие блага в мире не останется в этом доме, ни за какие блага в мире не будет говорить с привидением, способным напомнить о своем присутствии таким ужасным, таким варварским, таким бесчеловечным способом.
Она потерла ладонью о ладонь, повторив жест леди Макбет, и только размазала кровь. Видеть это было невозможно, Полина бросилась прочь из комнаты, ванная была в противоположном конце коридора, Полина заперлась на ключ и крючок, открыла оба крана – горячий и холодный, – но куда-то подевалась латунная затычка, и вода вытекала, а подставлять руки под кипяток или под ледяную струю Полина не хотела, минута промедления привела ее в чувство, она поднесла к лицу ладони…
Крови не было.
Она посмотрела в большое зеркало – одежда ее была в беспорядке, но крови не было ни на рукавах, ни на подоле, нигде.
Неужели все это только приснилось?
Заставить себя вернуться в холл и убедиться в том, что на потолке нет кровавого пятна, Полина не могла. И не собиралась. Ни за что. Утром придут Глэдис и Джесс, посмотрят и скажут о том, что увидят. А до того…
Провести остаток ночи в ванной? Сидя на маленьком стульчике и терзая себя мыслями о том, что, возможно, кровь уже пропитала одеяло, постель и теперь струйкой стекает на пол?..