Это бремя смертоносца —
недосказанность потерь.
Мама больше не вернётся,
папа тоже будет с ней.
Он меня так крепко обнял,
словно отдан я в приют.
Если кто-то умер в доме,
в доме больше не живут.
«После сотворения мира каждая космическая Мама…»
После сотворения мира каждая космическая Мама
уменьшается и становится мамой-рыбкой.
Она поселяется в квартиру-аквариум.
Устраивает своё окружение и быт
и начинает свой водно-земной путь.
Окна её дома наполняются улицей, пространство комнат —
семьёй,
добрым сумасшествием наполняются будни и праздники.
Если же будни становятся слишком обычными,
она спасается от мироздания домашними делами.
И каждый вечер мама всматривается в звёзды,
чтобы напоминать себе о прежнем величии.
Всему, что она знает, её научила бабушка,
такая же космическая и сумасбродная.
А бабушку – её бабушка,
потому что мамы всегда заняты Сотворением.
И это до тех пор, пока не рождаются наследные внучки.
Когда же мама-рыбка остаётся одна,
и ей уже некого больше учить,
она оставляет свой аквариум и возвращается в космос.
«Тебя не стало навсегда…»
Тебя не стало навсегда,
зима прошла и не вернула.
Ты – умертвлённая вода,
что в глубине земли уснула.
И ты раздавлена землёй,
тебя не вычерпнуть в колодце.
И никакая наша боль
там родниковой не забьётся.
И пусть казалось никогда
тебя не сможет смыть другая —
твоё бессмертие – вода,
но воду я превозмогаю.
«Туда, где жизнь темным-темна…»
Туда, где жизнь темным-темна,
где чёрные котлы горели,
пришла условная весна
капелью старой батареи.
А мне приснился мой бардак
и дача в сонной акварели —
куда, как в детстве на чердак
мы переехать не успели.
И ты приехать не смогла,
как не смогла другая мама.
В тени сиротского угла —
моя домашняя пижама.
Но я пижаму не любил,
хотя и словно дом жалею —
который всех нас пережил
и умер в дымчатом апреле.
Великий кастрик
Раздевание огня, пожалуй,
одно из немногих чудес
доступных человеку.
Ты создаёшь нечто живое,
а оно мёртвое
и не просто мёртвое —
оно делает по-настоящему мёртвым
то, из чего его создают,
так как ничего не оставляет,
кроме памяти и нестойкого пепла.
И наблюдая эту умиротворённую смерть,
ты может быть единственный раз
в своей жизни принимаешь
истинный порядок вещей и их конец.
Вот так и Света любила разводить огонь
в бабушкиной печи.
Любила смотреть на новое пламя
с привычным чувством умиротворения.
Когда что-то сгорало
ей почему-то становилось легче,
хотя никакой тяжести она в себе ещё не носила,
