Бесконечная шутка
Все это время хруст и треск в зарослях выше по склону нарастал. Марио приходится нелегко на любой наклонной поверхности. На самой верхней ветке деревца сидит какая-то птица и молча смотрит на них. Внезапно Марио вспоминает анекдот, который однажды слышал от Майкла Пемулиса:
– Если двое людей поженятся в Западной Вирджинии, потом подкопят и переедут в Массачусетс, а потом решат развестись, какая самая большая проблема будет из-за развода?
К. М. К. говорит, что другая ее старшая сестра уже в пятнадцать ни с того ни с сего присоединилась к ледовому шоу «Айс Капады» и стала кем-то вроде подтанцовки, где главной творческой задачей было не врезаться в остальных, чтобы никто не упал, и не упасть самой.
– Развестись с сестрой, потому что в Западной Вирджинии, говорил Пемулис, много людей женятся на братьях и сестрах.
– Возьми меня за руку.
– Хотя он только шутил, конечно.
Свет к тому моменту был уже цвета пепла и клинкеров в гриле «Уэбер». Крейсер Миллисента Кент водила их сужающимися кругами. Потом, сказала она, где-то лет в восемь она пораньше пришла домой после тренировки в зале юниоров ТАСШ в Пассаике, Нью-Джерси, с нетерпением мечтая влезть в старое трико и заняться у себя в комнате всякими ритмопластическими танцами, но из-за неожиданного возвращения застала в своем трико отца. Которое, надо ли говорить, было ему не очень в пору. А его огромные голые ступни втиснулись в босоножки, которые оставила миссис Кент, когда в спешке покидала дом. Он сдвинул всю мебель в столовой к стене и дурачился перед огромным зеркалом в гротескно-маленьком, натянувшемся лиловом трико. Марио говорит, что лиловый очень к лицу Крейсера Миллисенты. Она говорит, что «дурачился» – самое верное и жуткое слово. Выделывал антраша и выкидывал коленца. И жеманничал. Промежность купальника выглядела как рогатка, так она натянулась. Он не слышал, как она вошла. Крейсер Миллисента спросила Марио, видел ли он когда-нибудь женский «инь-янь». Непристойная пестрая лохматая плоть вздувалась и выплескивалась поверх каждого сантиметра периметра трико, вспоминала она. Уже в свои восемь она была пышной девочкой, говорила она Марио, но Старик был в другой галактике измерений. Марио не знал, что сказать, и лишь повторял «Ешкин кот!» Пока Старик дурачился, его плоть колыхалась и сотрясалась. Отвратительно, сказала она. В подлеске и дебрях не было ни единого намека на «Хаски VI» или треногу любой другой модели. Миллисента буквально сказала «инь-янь». Но ее Старик был не просто трансвеститом-кроссдрессером, сказала она; оказалось, женская одежда обязательно должна принадлежать его родственнице. Ее всегда удивляло, сказала она, что купальники и пачки для фигурного катания ее сестер всегда выглядели такими криво мешковатыми и растянутыми, учитывая, что сестры сами носили далеко не анорексичные размеры. Старик не слышал, как она вошла, и продолжал дурачиться и скакать в жете еще несколько минут прежде, чем она не поймала его жеманный взгляд в зеркале. Вот когда она поняла, что пора оттуда бежать, сказала Миллисента. И именно в этот вечер ни с того ни с сего ей позвонила женщина из приемной комиссии старика Марио, сказала она. Словно это была судьба. Планида. Кисмет.
– Инь-янь, – подсказал Марио, кивая. Рука Крейсера Миллисенты была большой, горячей и по уровню сырости напоминала коврик в ванной, который использовали несколько раз подряд.
Средняя сестра много лет спустя сообщила К. М. К., что впервые подозрения насчет Старика возникли, когда их старшая сестра была еще совсем маленькой, и миссис Кент сшила ей специальный костюм из золотистого ламе с реквизитом в виде лука и стрелы, чтобы изображать Купидона на школьном праздновании Дня святого Валентина, и однажды детей отпустили пораньше с уроков на время срочного удаления асбеста и она неожиданно вернулась домой и застала Старика в подвальной игровой комнате в крылышках и безобразно раздутом подгузнике в позе с известной картины Тициана из крыла Высокого Возрождения музея Метрополитен, и миссис Кент долго не могла поверить увиденному и жила в отрицании до тех пор, пока из-за истерического припадка во время репетиции номера «Айс Капад» для выступления на День святого Валентина воспоминания не встали живо перед глазами и не разрушили отрицание, и психологи из отдела по оказанию помощи работникам «Айс Капад» не помогли ей с ними справиться.
В этот момент Крейсер Миллисента остановилась в неколючих зарослях, как выяснилось позже, токсикодендрона, и повернулась к Марио со странным блеском в том глазу, который не скрывала тень сосны, и ткнула большую голову Марио носом в область чуть ниже своих грудей, и сказала, что, должна признаться, ресницы Марио и его жилет с полицейским замком, на который он опирается, когда долго стоит на одном месте, давно уже сводят ее с ума от накатывающих чувств. Заметное и резкое падение температуры, которое почувствовал Марио, на самом деле произошло из-за того, что сексуальная стимуляция Крейсера Миллисенты Кент высасывала огромное количество энергии из окружающего их воздуха. Лицо Марио так вдавилось в торс Миллисенты, что ему пришлось перекосить рот влево, чтобы не задохнуться. Бант К. М. К. отцепился и спорхнул перед глазами Марио на землю, как спятивший гигантский лиловый мотылек. К. М. К. попыталась расстегнуть его вельветовые штаны, но ее остановила сложная система защелок и карабинов внизу жилета с липучкой и полицейским замком, который частично закрывал липучки штанов, и Марио попытался как-то так передвинуть рот, чтобы не только дышать, но и предупредить К. М. К., что он невероятно боится щекотки в области пупка и ниже. Где-то наверху и на востоке раздался голос Хэла, который звал Марио на средней громкости. Крейсер Миллисента сказала, что ее все происходящее между ними волнует еще сильнее, чем его. Действительно, звуки, с которыми Марио втягивал воздух перекошенным налево ртом, можно было спутать с тяжелым дыханием, вызванным сексуальной стимуляцией. Когда Крейсер Миллисента одной рукой обхватила его за плечо для упора, а вторую сунула под тугой жилет и дальше, в штаны и трусы, в поисках пениса, Марио стало так щекотно, что он не мог устоять на ногах, освободил лицо и засмеялся так громко и в таком высоком регистре, что Хэлу не составило никаких проблем выйти прямо на них, хотя его навигационные системы и барахлили после пятнадцати тайных минут в пахучем сосновом бору.
Позже Марио говорил, что все произошло так, как когда слово вертится на языке, но ты никак не можешь его вспомнить, а стоит тебе перестать пытаться, как оно само возникает в голове: когда они втроем поднимались вверх по склону к лесополосе на краю холма с единственной целью – вернуться в Админку самым прямым путем в темноте, они и наткнулись на кинематографическую треногу, тускло поблескивающий «Хаски» модели TL с рифлеными резиновыми наконечниками на ножках, окруженный, если честно, не такими уж высокими и густыми зарослями.
30 апреля – Год Впитывающего Белья для Взрослых «Депенд»
Стипли сказал:
– И сам выбор Бостона в качестве штаба, в конце концов, – который для нас в первую очередь значит место предположительного появления Развлечения.
Марат сделал жест человека, готового потратить время на глупые игры, если таково желание Стипли.
– Но также город Бостон США имеет логику. Ваш близлежащий город Выпуклости. Следует, близлежащий Квебека. На дистанции, как говорится вами, плевка, – когда бы он ни двигался, его кресло испускало скрип. Где-то между городом и ими самими продолжительно протрубил автомобильный клаксон. На дне пустыни становилось холоднее с течением минут; они это чувствовали. Марат возрадовался своей ветровке.
Стипли стряхнул с сигареты несколько пепла грубым жестом большого пальца, который еще не казался женственным.
– Но мы уже как-то не так уверены, что на просторе гуляют другие копии. А еще про это так называемое «анти»-Развлечение, которое режиссер фильма будто бы сделал, чтобы противодействовать смертельному эффекту: существует оно на самом деле оно или нет; вдруг это на самом деле какая-то ваша с FLQ[47] подстава – держите в рукаве козырь с анти-Развлечением, чтобы отыграть себе уступки. В качестве какого-то лекарства или антидота.
– Об антифильме, который антидот искусу Развлечения, мы не имеем доказательств, кроме безумности слухов.
Стипли прибег к приему технических собеседований, в котором притворяешься, будто занят малыми физическими делами личного ухода и гигиены, чтобы молчанием вынудить Марата распространиться подробностями. Огни города Тусон своими движениями и мерцанием образовывали шар света, подобный оным на потолке les salles de danser[41] в Валь-д'Ор, Квебек. Жена Марата неторопливо умирала от рестеноза коронарного стента[48]. Он подумал: «Умирать дважды».
Марат сказал:
– И также почему тебя никогда не посылают в поле собой, Стипли? Это говоря о внешности. В прошедший раз ты был – какое слово я надеюсь сказать? – негром, почти целый год, нет?
Пожимание плеч американовых людей – всегда как будто подъятие тяжести.
– Гаитянцем, – сказал Стипли. – Я был гаитянцем. Наверное, какие-то там негроидные тенденции во внешности, – Марат слушал, как Стипли молчит. Американовый койот воет, скорее, как нервная собака. Клаксон автомобиля длился, казавшись в темноте внизу каким-то покинутым и отчего-то океанским. Женственная манера исследовать ногти – не мужественно загибать пальцы, сложенные поверх ладони, но поднимать весь тыл руки; Марат припомнил, что знал это с самого раннего возраста. Стипли поковыривал уголки уст, затем чередовал это с исследованием ногтей. Его паузы всегда были ловкими и взвешенными. Он был компетентный оперативник. Нашло еще холодного воздуха – странные волны сквозняков на утес со дна пустыни, порывы внезапного воздуха, как от переворота страниц фолианта. Его голые руки под безрукавным гротескным платьем обладали видом очищенной куры из-за озябшей и голой кожи. Марат не имел понятия, когда в ходе наступления ночи Стипли снял абсурдные очки, но решил, что конкретный момент этого не обладал значением для доклада каждого слова и жеста мсье Фортье. И вновь койот, и также иной в отдалении – возможно, в отклик. Вой был как домашняя собака под воздействием тока низкого напряжения. Мсье Фортье и мсье Брюйим, а также некоторые другие братья по колесам из Les Assassins верили, что Реми Марат – эйдетик, почти идеальный в воспоминании и подробности. Марат, которому были памятны случаи важнейших наблюдений, те, что он позже забыл вспомнить, знал, это неправда.
30 апреля – Год Впитывающего Белья для Взрослых «Депенд»
Не единожды также Марат называл в разговоре со Стипли США «Твоей застенной страной» или «Твоей замурованной страной»
* * *Намасленный гуру в спандексе и топике сидит в позе лотоса. Ему где-то сорок. Он в полной позе лотоса на диспенсере для полотенец над блочным тренажером в качалке Энфилдской теннисной академии, Энфилд, Массачусетс. Его мускулы выпирают и лежат внахлест так, что он выглядит почти как ракообразное. Его голова блестит, волосы черны как смоль и уложены в экстравагантную каскадную стрижку. Его улыбка может продать что угодно. Никто не знает, откуда он взялся или почему ему позволили остаться, но он всегда там, в позе йога примерно в метре от резинового пола качалки. На его топе принт-шелкография «Трансцендентность»; сзади – надпись «Deus providebit»[42] оранжевым сигнальным светом. Он всегда в одном и том же топе. Иногда меняется цвет леггинсов из спандекса.
Этот гуру живет за счет пота других. Буквально. На телесных выделениях, солях и жирных кислотах. Он всеми любимый блаженный. Один из неотъемлемых атрибутов ЭТА. Делаешь, например, несколько отжиманий, приседаний, наклонов, покрываешься качественным жарким шеллаком пота; затем, если разрешишь ему облизать руки и лоб, он поделится с тобой своей фитнес-гуру-мудростью. Долгое время его хитом было: «И сказал Господь: да не будет вес, что ты тянешь к себе, превышать твоего собственного веса». Этот его совет по поддержанию формы и предотвращению травм очень толковый, в этом солидарны все. Язык у него маленький и шершавый, но приятный, как у котенка. В этом нет ничего такого гейского и сексуального. Некоторые девочки тоже разрешают себя лизнуть. Он и мухи не обидит. Предположительно, он давний друг доктора Инканденцы, основателя академии.
Некоторые из новеньких считают его психом и хотят, чтобы его выгнали. «Что это за гуру такой – носит спандекс и живет за счет чьих-то выделений?» – жалуются они. «Бог знает, что он там делает, когда качалку закрывают на ночь», – говорят они.
Иногда новички, которых передергивает от одной мысли, что он будет их облизывать, приходят к блочному тренажеру и устанавливают на нем вес больше своего собственного. Гуру на диспенсере для полотенец только сидит и молча улыбается. Они садятся на корточки, корчатся и пытаются опустить планку вниз, но, типа, чу: перегруженная планка становится турником. И поднимаются они, их тела, навстречу той планке, которую пытались опустить. Каждый должен хоть раз в жизни заглянуть в глаза человеку, который чувствует, как его тянет к тому, что он сам хотел притянуть к себе. И мне нравится, что гуру в такие моменты не смеется над ними и даже не качает с мудрым видом головой на толстой коричневой шее. Он просто улыбается, помалкивает. Он как ребенок. Все, что он видит, тонет в нем без всплеска. Просто сидит там. Я хочу быть таким же. Тоже хочу молча сидеть и притягивать к себе жизнь, лоб за лбом. Вроде бы его зовут Лайл.
В тот день затусили и все такое ваш покойный слуга, Си и Бедный Тони. Утро аж глаза резало и нас чутка полоскало ну и в общем мы надыбали кэша разговеться с утра – спиздили с лотков уличной распродажи на Гарвардке кой какое барахло, там было тепло снег таял сыпался с новесов, – и потом Бедный Тони типа такой увидел какого-то пожилого гражданина педрильного типа которого знавал еще с Кейпа, и значит Бедный Тони такой подкатил к нему и прикинулся, что по типу предлагает взять за щеку за счет заведения, и мы кароч сели в тачилу этого гражданина и кароч нормуль так отмудохали и отжали у педрильного типа столько кэша, что с дурью будет на весь день нормуль, и кароч значит серьезно так отмудохали и Си хотел растереть карту педрилу прям там, чтоб надежно и все такое, и тачилу отогнать к одному понимающему пиздоглазому из Чайнатауна, с которым он корешился, но Бедный Тони весь такой белеет как говно и грит типа нихера, и начинает возникать, и мы просто бросили пидора в тачке у Мемориалки, ток челюсть поломали чутка чтоб сыра не зажевал, а Си заявил, что полюбэ отрежет ему одно ухо, а с Си хер поспоришь, и кароч отрезал кровищи было капец, и выкинул ухо в мусорку, и ваш покойный такой типа, ну и нахера, какая тут окончатая цель. Мусорка была где мусорки у «Пончиков Стива» на Эндфилдке. Мы метнулись назад в Брайтон Проджектс на точку и Рой Тони всегда сидел на своей лавочке на детской площадке до полудня, но теперь проснулись все нигеры на раене и тоже вышли на площадку, и стремно было, но нам уже надо было позарез и все такое, и всетки мы затарились полпачкой[43] у Роя Тони и потопали в библатеку на Копли, где у нас баяны хранятся кароч, и зашли в мужской сортир, где уже с утра поюзанные баяны на полу валяются, и кароч засели в кабинку, и Си и ваш покойный начали бычить друг на друга кому три дозы, а кому две – у Бедного Тони мы пакет отжали, – и но теперь надо было надыбать на ночь, и на завтра, завтра ж Рождесво и надо надыбать заранее – это вечный бой, покой нам ток снится, упарываться это тяжкая работа без отпусков на Рождество. Это ебучая сука наркоманская жизнь и шлите на-хер, если вам скажут че другое. И мы кароч метнулись обратно на Гарвардку, однакож по прибытии Бедный Тони решил зависнуть на обед со своими гомиками в красной коже в «Луке & Стреле», и чесн признаться, я еще могу стерпеть педиков по одному, но в куче прям их сука ненавижу, уж блахдарю покойно, и мы с Си сказали нахуй это говно и отчалили на Централку, где уже дубак вдарил, и новесы опять замерзли и все такое, и снегом мело, и спиздили Найквил в аптеке «СиВиЭс Драг», где там пошли мыть проход с шваброй, сдвинули ею зеркало над проходом с Найквилом наперебекрень и напиздил полную куртку Си Найквила, и упоролось Найквилом, и отжали рюкзак у пиздоглазого поцыка студента на платформе на красной ветке, но там были ток книги да диски, а футляр для дисков из ебучего дешевого пластика, и все это кароч пака-пака в мусорку, но там же мы наткнулись на Кели Виной, которая работала на углу у мусорки рядом с видеосалоном «Чип-О Рекорде» на площади рядом с телепутерным центром, и она на трясах и тип базарит с Эквосом и еще чуваком, и Эквос такой, он такой, мол Стокли Темная Звезда ток что опять сдал анализы в Фенуэй и у него кароч СПИД нашли, и Лиловый такой, он такой, мол Темная Звезда сказал что если ему подыхать, то и пох, и ему пох если кто заразится от него через ширялово, и кароч фишка в том, чтоб не юзать баяны после Стокли Темной Звезды, не стрелять баяны у Стокли Темной Звезды, как тя ни штырит, даже если подыхаешь – ищи другой баян. А Си сказал, если тя штырит и ты надыбал но сидишь без баянов то те ваще до жопы каким баяном ширяться, Темной Звезды или не Темной Звезды. У всей нашей банды есть и мозги, и свои личные баяны ток для нас, это ток у гашеных шлюх тип Кели и Лилового свой Босс, который отбирает у них кэш и выдает дозняк, и кроме него никто не может выдать им дозняк, и кароч он держит Кели на сухом пайке, чтоб ее ломало покруглосуточному, и симулирует ее вкалывать за двоих и все такое – нет ничо хуже сутера, и бостонские сутеры самые худшие, в 10 сука раз хуже чем сутер из Нью-Йорка, хотя в Ньюорке они ваще бисердечевые бля, ваш покойный во времена молодости торговал там жопой на площади Колумба как Темная Звизда Стокли, прежде чем отчалил в поисках луччей доли, и мы кароч постояли попиздели, но тип темнело уже и снег пошел рождесенский, и если б мы не зашибли бабла до 22:00, то нигеры Роя Тони были б уже бухие и начали б наезжать и рога нам пообломали б и все такое, если мы пойдем за дозой после 22:00, а кому такое надо, такшто мы двинули по красной ветке до Гарвардки где студики иносранцы в барах, а Бедный Тони курил гаш с пидорами в «О Бон Пэн» и мы ему тип давай защемим студика в баре под Рождесво и надыбаем до 22:00, и мы кароч по льду от замершиго расстаяшиго снега поскользили в «Лук & Стрелу» на площади, с Бедным Тони и Сеструхой Лолой и Сьюзан Т. Крысой, которую я терпеть блять ненавижу, и там заставили Сьюзан Т. Крысу купить нам пивка и засели, но никто из студиков не уходил один чтоб защемить, зато был индивид престарелого типа, который полюбэ не студик, но кароч на бровях уже ваще от одних шотов, весь чуть не дрыхнул на стойке, собирался отчалить в поисках луччей доли, и Бедный Тони грит такой Сеструхе Лоле чтоб шла себе – она иногда тусит с Бедным Тони, но когда без мокрухи, а когда в деле Си, без мокрухи никуда, – и Ваш покойный, я инфирмирую Сьюзан Т. Крысу, что ей лучче бы тоже вдарить по съебам, и пожилой индивид отбывает из бара на бровях, аж по стеночке, при этом в годном и многовещающем пальто – видно, что при кэше, и тыкается как сраный крот сюда туда и все такое за окном «Лука & стрелы», с которого Си стер пар, и базарит с Сантаклаусом, который звенит колокольчиком и собирает пожертвания, а мы такие: Боже, это вечный бой – ждать и добывать, но потом в общем он потрещал с Сантаклаусом и, глядим, потом наконец намастырился по Массачушке на Центральную площадь на своих двоих, и Бедный Тони кароч обегает квартал по льду на своих шпильках и с этим его питоном из перьев на шее вокруг квартала, чтоб выйти ему навстречу, – Бедный Тони откуда-то всегда знает короткий путь через переулок с мусорками за «Бэй-Банком» на Шермана, а ваш покойный и Си догоняют пожилого индивида и мудохают, и Си раскроил ему карточку по высшему разряду, и мы бросаем его в мусорном сугробе под мусоркой не в состоянии, чтоб сыр жрать, и Си опять хочет слить бензика из тачки на Массачушке, облить и поджечь старика, но у него на кармане было 400 с хуем баксов и тип пальто с меховым воротником и часы – ваще хороший улов, и Си даже не побрезгал снять с него ботинки, хоть он и не студик, но они не подошли и пака-пака в мусорку. И но в общем мы кароч отчалили в Брайтон Проджектс, но уже за 22:00, слишком позно и Рой Тони уже забрал свою шпану и прикрыл бизнис, и при этом все равно на площадке как нигерская конвентиляция, с там стеклянными бонгами и вискарем «Краун Ройял» в лиловых мешках, и все такое на площадке, и если б они учуяли запах кэша, они б нас кучей отмудохали, они же сука как ночные зверюги со своими лиловыми мешками, разбодяженным герычем и крэком реди-роком[44] – одного огромного нигера в кепке «Патриотов» тип прихватило, он херак на освальт у качелей прямо перед нами, и никто из его такскать братков даже усом не пошевелил, так он и лежал, они как зверюги в ночи, и мы кароч дали оттуда по съебам побырому, и затеяли базар че дальше делать. И Бедный Тони хочет прост перейти рельсы до Энфилдки и прост затариться бодяжным герычем у Дельфины, где рогатки «Эмпайра» торчат, или еще, а че еще, а пойти к пидорам в «Пончиках Стива» и разведать, кто тут еще может подогреть братишек в Энфилде или Оллстоне и все такое, но у Дельфины не хмурый, а фуфло беспонтовое, слушок ходит, что это тупо манитол пополам с хинином, тогда уж можно сразу пургена с «Швепсом» купить, и Си въебал Бедному Тони леща – Си грит по красной докатить до Чайнатауна, но Бедный Тони сразу побелел как говно и грит мол в Чайнатауне в копеечку влетит и все такое, даже если типа оптом, доктор By берет 200 бачей, хотя канеш продукт чистейший, но у нас ток 400 с хуем, и Си аугментирует мол можем мы сука хоть раз на Рождесво покутить с выскоклассной шнягой от By или нет, и Бедный Тони петушит, мол у нас бабла хватит и на нас, и на Сеструху Лолу, причем на все Рождесво, и можно будет залечь и забыть про вечный бой за дозу на Рождесво и еще два дня и больше после, если не просрём бабки в Сочейник в Чайнатауне, а потерпим, и план у него годный, но кто ваще помнит чтоб Си терпел, его всегда начинает ломать быстрее всех и все такое, и Си уже намастырился к By, у него уже трясы и сопли ручьом и все такое, и с Си хер поспоришь, и мы грим, что отчаливаем в Чайнатаун, и если Бедный Тони не хочет с нами, пусть кароч вдохнет на Гарвардке и не выдыхает, пока мы не вернемся, а мы уж ему подгоним, а Бедный Тони отвечает, что он мож и пидор хуесос, но не лох и не ебанько.
И кароч мы вместе отчаливаем и все такое с 400 бачами на кармане по рыжей ветке, и в общем в поезде какаято ебота началась и ваш покойный и Си чуть не трахнули там медсестру престарелого типа в белом халате и пальто, но не трахнули, а Бедный Тони сидит весь белый и на очке, задроченный, в поезде, играется со своей змеей в перьях и такой, он такой, мол он смутно припинает, что, мож быть, когда-то участвовал в какой-то сделке с доктором By, и мог чуть чуть перегнуть, и как бы наебать его, и мож быть в Чайнатауне нам лучче затихариться и поискать у кого б еще затариться кроме как у доктора By. Вот ток кроме By мы никого не знаем. Си знавал By еще со времен, когда с пиздоглазыми ходил под Бледным Соркиным еще на Северном побережье, помолодому. С Си хер поспоришь. И в общем кароч мы выходим на рыжей ветке и берем такси с жирным таксистом, и в паре кварталов от «Игрушек Хунга» выскакиваем на светофоре, а самое чумовое в жирных таксистах то, что они за тобой не побегут, а уж смотреть как Бедный Тони летит на всех порах на шпильках и со своим пирнатым шарфом на шее – это ваще нештяк. Бедный Тони пробегает прямо мимо «Игрушек Хунга» – мы уже забились, что он будет ждать нас потихому дальше по улице – и ваш покойный и Си заходим в «Игрушки Хунга», где не открывают до 23:00 и продают чай такскать – типа сорокаградусный чай всю ночь и все такое, – и инспекция к ним не приезжает, потомушта доктор By дал на лапу чайнатаунским Органам. В Чайнатауне не празднуют Рождесво. Доктор By – что в этом By хорошо, так это что он в «Игрушках Хунга» всегда на месте. Здесь и там разношерстяные типы пиздоглазых женщин сидят в кабинках, едят лапшу и пьют такскать чай из белых чашек размером с рюмку и все такое. И еще маленькие пиздоглазые дети носятся на всех порах под ногами, и мужики в типа жидских шапочках и с жидкими бороденками прям из подбородков, но доктор By только средних лет и носит железные очки и галстук и по типу такой скорее как банкир у пиздоглазых, но он 100-процентный хладнокровный бизнисмен в плане пиздоглазого бизниса, плюс у него связи и с ним лучче не выебываться и не наебывать, если мозги есть, и ваш покойный просто поверить не может, что Бедный Тони когдато даже подумать мог, чтобы наебать By, которого он знает через Си, даже если по херне, и если он все же наебал By, Си грит что лично он ни сном не духом за такую тему. Канкретно с By знаком ток Си. С Бедным Тони мы забились, что он затихарится и ждет нас снаруже. Холод ниже 0, снег и он в своей кожаной весенней куртке с пирнатой херней на шее и в каштановом парике, который за шляпу не прокатит, отморозит себе все затихаренные яйца, а Си тут нацепил улыбку и сказал доктору By, что нам нужно три пачки, и доктор By улыбнулся в своей пиздоглазой манере и сказал, что жизнь торчка должно быть как никогда прикрасна, и Си заржал и сказал, что ваще великолепна, – Си с пиздоглазыми вот так ходит, он и базар держит, и все такое, – и он грит мы хотим затихариться на рождесенские праздники, и типа не отсвечивать, потомушта молу нас тут был инцидент, я изнасиловал медсестру престарелого типа в метро, и нас чуть Органы в метро не повязали, и добрый доктор By кивает в своей обычной услуживой манере подчиненного, как всегда с непиздоглазыми, с намито он вежливый, а со своими пиздоглазыми, мы видели, тот еще диктатер, со своими услуживыми пиздоглазыми, но с нами он типа весь «здрасьте-извольте-по-жалте» и все такое, и это приятно, но у него дорого, но всетки и приятно, но вот кароч By допивает свой такскать чай и уходит за шторы в задней части «Игрушек Хунга» – огромные яркакрасные шторы с лиловыми горами или холмами и облаками, и летающими змеями с кожаными крыльями, – ваш покойный не прочь притырить себе одну такую шторку для личного пользования, – за которые, если ты не пиздоглазый и не кореш By, заходить нельзя, но когда By ее открывает нараспашонку и заходит, видно, что там прост еще больше пиздоглазых женщин, сидят на коробках с ерогрифами на пиздоглазом языке, жрут опять свою лапшу из мисок прям в миллиметре от желтых карт и все такое. Пиздоглазые ток и делают, что лапшу жрут. Темная Звизда Стокли зовет их червееды, и пиздоглазые подчиненные шныряют туда сюда через штору, a By чето не видать дольше обыденного, и Си уже на трясах, психует, весь с причусвиями, и грит вашему покойному, мол блять а че если Бедный Тони реал наебал By и че если какойнить пиздоглазый засек Бедного Тони снаружи и как раз зашел за шторку доложить By, стучит на Бедного Тони и грит что мы с ним знаваемся, и я тоже сажусь на измену изза БТ и где ж там этот By за шторкой и все такое, пытаюсь улыбаться базарим так словно все норм, пьем этот их такскать чай, который как шнапс ток херовей и зеленый. И вот мы на измене, и наконец нарисовается доктор By с услуживой улыбочкой и с восхитительными тремя пачками завернутыми в газету, которую хер прочтешь, но там фотки пиздоглазых випов в костюмах, и By садится – a By никогда не садится в кабинке с товаром, деловые люди так не делают, – и By ложит руки на наши пачки в газете, и улыбается и такой спрашивает Си, не видел ли он старого доброго Бедного Тони или Сьюзан Т. Крысу, ведь мы обычно с ними выходим надыбать, нитакли. Си грит что БТ ебаный голубой пидор хуесос и ваще сыроед, и мы с ним посрались и разбили карту в мясо и карты Сеструхи Лолы и Крысы тоже, и не тусуем с пидорами приблизитно с осеннего периуда. Си истекает соплями ручьом и такой не принуждено улыбается, а доктор By смеется на сирдечевый манер и грит прикрасно, и наклоняется над нашим товаром и грит, если мы вдруг по случайному счечению обстановки увидим Бедного Тони или их обеих, то пожалста передать Бедному Тони привет и пожелать ему просцветания и тысчу благословолений. И все такое. И мы забираем газету с товаром, a By – наш кэш, и мы очень вежливо выходим и, чесн признаюсь, ваш покойный хотел уже кинуть Бедного Тони и съебать из Чайнатауна побырому, но всетки мы пошли в сторону «Жемчужины Китая», и Бедный Тони там под фонарем, как бы нахохлился, стучит серыми зубами, жмется в тонком платье и куртке, типа затихарился, такой незаметный в красной куртке и на шпильках в окружении миллиона с хуем пиздоглазых услуживых By. И когда мы отчалили оттуда, так и не сказали ему, что By присаживался и спрашивал про него с Крысой и желал всяческого счастья, и мы отчаливаем по рыжей ветке к нашей вытяжке с горячим воздухом, где ховаемся по ночам, за библатекой за площадью Копли, и достаем баяны изза кирпичной кладки за кустом рядом с вытяжкой горячего воздуха в земле, где нычем баяны, и с интузиазмом вскрываем первую пачку, и варим, и замечаем, что Бедный Тони даже не ноет, когда ваш покойный и Си первые в очереди перетянули руки, потому как дурь надыбали мы, а Бедному Тони как обычно ждать, ток вот я замечаю, что он ваще не ноет, – обычно Бедный Тони чуток позарывается, и ваш покойный уж приучился его не замечать, но вот он не ноет, когда все на измене, а дозняк на руках, и замечаю, что он не принуждено глядит куда угодно, ток не на дозняк, и это необычайно, а Си уже ломает и на трясах, следит только, чтоб зажигалка не стухла на горячем воздухе и на ночном снегу, и, чесн вам признаться, ваш покойный прям похолодел изнутри, даж несмотря на горячий воздух из вытяжки, который дул изпод ног и трепал волосы и выздымал пирнатую змею Тони, ваш покойный прям весь похолодел изнутри от плохого причусвия, потомушта это вечный бой, и рано или позно устаешь думать и слушаешь уже ток вечную привычку да причусвия, и все такое, но, в общем, я ниче не сказал, но у меня было холодное причусвие изза Бедного Тони, который не ноет, а ток както не принуждено грит что надо поссать, и идет ссать, и от струи идет пар, пока он ссыт на куст спиной к нам, даже не оглядываясь с ынтересом или тип того, – никто не повернется спиной к дозе, особенно если там и на твою долю есть, тоже это все охренеть необычайно, но Си так ломало, что он ниче не видел дальше зажигалки. И в общем, чесн признаться, ваш покойный, чесн признаться, спецом пустил Си ширнуться первым пока сам еще варил, я варил необычайно медленно, чтоб растаявший снег кипятился в ложке подольше и все такое, давал зажигалке потухнуть и долго возился с ватой, а у Си трясы сильнее всех, он и варит быстрее всех, и все равно бы первым ширнулся. Потом, когда Си уже усоп, Бедный Тони потом признался как над душой, что еще осенью со Сьюзен Т. Крысой помог одному вустерскому гомику наебать By с подставным товаром. Вот почему все три наших дозы от By оказались фуфлом. Бодягой. Все началось насущно, как ток Си развязал ремень на руке и загрузился, и мы тутже все поняли – ваш покойный и БТ теорезировали, что это был «Драно»[45], из которого синие блестки ебучие и все такое подоставали пиздоглазые услуживые, потомушта ифект у Си был как от «Драно» и все такое, – кароч, фуфло с ядом, и Си, как ток снял ремень с руки и загрузился начал орать дурным голосом на страшный манер и упал на землю и зассучил пятками по железной решетке вытяжки и схватился за горло, рвал самого себя руками на пиздецовый манер, и Бедный Тони побежал на шпильках побырому к Си, застегнул ширинку, затолкал в рот Си перьевого питона с шеи, чтобы заглушить дурные вопли на пожарный случай если бостонские Органы чухнут, а из носа и рота Си лезла кровь и кровавая жижа и залила все перья, – полюбэ «Драно» раз кровьто, – и глаза у Си зверски выпуклись и он заплакал кровью на перья во рту и хотел схватиться за мою руку, но грабли Си ток дрыгались во все стороны и один глаз вдруг как выскочит из глазницы на карте Си, такой «хлоп», как когда пальцем щелкаешь об щеку, и с кровищей, жижей и синей ниткой на заде глаза выпадает на щеку и так и повис глядя на пидора Бедного Тони. И Си вдруг ярко посинел, прокусил охапку перьев и подох, и обосрался говном, да так, что горячий воздух изпод решетки задул прям в наши с Бедным Тони карты еще и вонь и капли говна и крови, и Бедный Тони отскочил назад обратно от Си и закрыл накрашенную карточку ладонями и смотрит на Си сквозь растыпыренные пальцы. А ваш покойный – пака-пака ремень с руки, это очивидно, и даже не думаю и не мечтаю, чтобы рискнуть другую дозу, потомушта откуда By знать, какую пачку мы сварим первой из трех, такшо он траванул наверняка все три, такшо я даже и не мечтаю, хотя ваш покойный уже на трясах и сопли ручьом, а у By теперь остался весь наш кэш на Рождесво. Это мож низмено, но мы бросили усохшее тело Си в мусорку у библатеки, потомушта Органы с площади Копли знают, что вытяжка – это наше место, и если б мы оставили Си там, нас полюбэ закрыли бы, потому что мы с ним знавались, а потом абстяга в камере, но мусорка была пустая от мусора и голова Си ударилась о пустое донье с ебанутым стуком, и Бедный Тони плакал и ныл и такой, он такой, мол он не знал, что эта зверюга By такая залупамятная, и ой бедный усохший Си, и мол все, с него хватит, теперь он на герыч даже не усом не глянет и найдет норм работу, будет танцевать в клубе для педрильных типов в Фенуэе и все такое, слезы-сопли. А я ниче не сказал. В метро по дороге на площадь ваш покойный должен был решить, не растереть ли карту Бедного Тони из мсти за то, как он нарочито подставил Си ширнуться первым и готов был подставить вашего покойного ширнуться хотя все сука знал, или пойти на запах сыра и вернуться по рыжей к By и выклинчить с By настоящие дозы в обмен на то, на какой хате вписались Бедный Тони, Сьюзан Т. Крыса и Сеструха Лола и Эквос. Или хуле? Ваш покойный чуть не плакал. И ток когда Бедный Тони снял шпильки и попросил вашего покойного подсадить его в мусорку к туше Си, чтоб достать остатки пирнатого шарфа изо рта Си, ваш покойный пришел к окончатому выводу. Но рождесенским утром пиздоглазого By даже не было на месте перед шторой в «Игрушках Хунга», а потом Бедный Тони отчалил в поисках луччей доли и нажрался сыра на всех, а вашего покойного два дня ломало в коридоре под дверью квартиры моей мамашки, потомушта она из мсти не пускала, и ток потом, прежде чем ваш покойный отправился через три площади на лечение в Детокс чтоб надыбать хотя бы метродон и чтоб ваш покойный смог начать теоризировать о том, хуле делать дальше когда снова смогу стоять и ходить прямо.