«Министерство здравоохранения…, Городская больница №1…, Онкологическое диспансерное отделение».
Сердце почувствовало беду:
– Господи, как же?! Ведь я молилась, все должно быть хорошо?!
Проскользнула мысль, от которой Вале стало страшно: «Мои мысли – не ваши мысли, ни ваши пути – пути Мои».
Врач долго не приходил. Нервно и мучительно ждала. Но вскоре появился и не останавливаясь, на ходу, пригласил Валентину в кабинет.
– Добрый день, я осмотрел вашего сына. Кратко могу сказать, судя по первичным анализам – полного излечения ждать не стоит! Как я вижу, имело место длительное употребление алкоголя и печень дала о себе знать. Сейчас главное – не паниковать! Держитесь! Будем делать все от нас зависящее. Через три дня приходите или оставьте телефон, позвоним, как будут результаты.
В голове стало как в душном тумане. Не осталось зла и требования справедливости.
Добиралась пешком до вокзала, вагон пригородной электрички опустел, дом стал пуст, тикали часы.
Уже ничего от Вали не зависело, оставалось просто «через три дня» принять результаты.
Часы медленно тикали три дня, пока вовсе не остановились, не осталось сил продлить им жизнь, завести пружину на полную.
После звонка из больницы Валя в конец ослабла. Совсем не хотелось есть, желание молиться пропало. Сыну оставался месяц, не больше.
Вечером того же дня в дверь постучали в дверь, пришел отец Григорий.
– Валя, слышал, у тебя беда. Принес вот, жена приготовила, картошка – моркошка, тебе нужно поесть, давай, давай!
Немного подкрепившись, Валя рассказала о молитве за сына. Что ощутила ответ, который так и не исполнился – будто бы сын вылечится, и они заживут лучше, чем раньше.
Отец Григорий слушал и готовил чай:
– У врача душ и телес свои пути. Жизнь дана человеку для поиска Его, для обретения благодати и внутреннего мира. Поиск этот должен увенчаться успехом. А если сам человек не умеет искать, Христос сформирует обстоятельства, в которых душа сделается лучше!
Что лучше для Сашки, он сам поймет, а ты должна осмыслить, наша земная жизнь – это только этап, этап подготовки к настоящей жизни – вечной, она будет намного полнее, чем, теперешняя. Не волнуйся дорогая, раз в молитве услышала, что будет хорошо, то оно так и исполнится. В этой ли жизни будет или там, – отец Григорий посмотрел на небо, – мы не знаем!
Служение по силам
Валя неторопливо возвращалась с кладбища. В черном платке с кисточками на концах, в серой кофте и такой же черной, как крыло кладбищенского ворона, юбке. У нее отняли место под номером тринадцать, где раскинула зеленый водопад зеленых ветвей стройная береза, теперь там, рядом с любимым мужем лежал ее сын – Сашка.
Валя ясно чувствовала сердцем – Спаситель с ней, не оставит ее. Но понять Его действия она сейчас не могла.
Дома, встав на колени у икон, перебирая в молитвослове страницы, нашла Акафист святой блаженной Валентине. Негромко стала произносить слова вслух и понемногу на сердце стало теплеть:
– Радуйся, жены непраздныя от греха спасающая.
– Радуйся, младенцев во чреве матернем сохраняющая.
К окончанию молитв, Валя четко знала, что делать и куда идти, к кому обратиться и что сказать. Мысли сияли девственной чистотой как кристалл, блистающий на ярком солнце. Намерение послужить Создателю заполнило всю грудь.
Купила билет в областной центр, села в электричку. Торопилась к ранней литургии в полумраке улиц. Входила в огромный белый храм. Встать нужно у подсвечника и ждать!
За спиной появилась девушка. У нее много скорбей и испытаний в жизни. Бог ее любит! Ведь она усыновила двух брошенных малышей. Скромная, не знает как она велика и значима в глазах Господа. Плавно текут ее мысли о Христе. Нужно поддержать ее, не дать уйти в другую, неверную сторону. Все мы во грехе, каждый в своем, у этой девушки тоже есть за что молить о прощении:
– Он понес твой грех, а ты помогай нести Его крест! – произнесла Валентина Ивановна, обращаясь к девушке.
«Ох и страшно же это, говорить с людьми не своими словами, но Его!»
– Благодать всегда укрепляет перед скорбями! – произнесла Валентина и направилась торопливо к выходу. Кисточки на черном платке развивались позади нее. Мысленно она просила:
– Укрепи ее Господи, дай ощутить благодать в сердце, трудно ей, помоги и спаси!
В километре от храма стоял гул большого города, начинался новый день, новая жизнь!
Глава третья
Иерей Бога
Младшая сестренка Варя забиралась на длинную скамью под окном, ожидая закат солнца. Девочка ерзала по подоконнику локтями и вглядываясь в даль, сквозь мутное стекло.
За окном просматривался край глубокого серого колодца, вокруг которого бродили курицы, деревянный забор с фигуркой лебедя на трухлявой доске, виднелась пышная береза у дальнего поля. А самое главное, смотрела она на пыльную дорожку, уходящую за пригорок, по которой летом, перед тем как солнце спрячется за холмом, должна была появится движущаяся точка, эта точка и был наш с сестрой папа.
Когда отец переступал порог, я юный Сережка и моя сестра Варя старались обнять его первыми, даже готовились к этому заранее, подражая бегунам – спринтерам, которые в напряжении ожидают выстрела из спортивного пистолета.
Благоухание одежды отца, обдавало нас горечью ладана и сладковатым ароматом смолы. Папа для нас был почти как та лесная сосна, к которой мы вместе с сестрой бегали за деревню, отрывая от дерева кусочки смолы и потом долго жевали эту тягучую радость.
Еще у отца был красивый крест, подаренный архиереем за многие годы трудов в церкви. Папа очень ценил эту награду и одевал крест на большие праздники и особо важные встречи. Крест был небольшой, но с позолотой по краям и даже красными камешками в середине. Камни переливались и сияли при свете солнца от чего он казался волшебным. Иногда папа даже давал нам его хорошенько рассмотреть, и мы не могли оторвать от креста взгляд. Он был маленьким чудом, которое запомнилось мне на многие годы жизни.
Мама наша обычно стояла в сторонке с полотенцем или кухонной тряпкой для чугуна и всегда улыбалась, наблюдая за семейной идиллией.
Мой отец был иереем, вторым священником в храме, что в соседнем селе. Каждый день он добирался пешком до церкви Святой Троицы около пяти километров, а иногда, по большим праздникам его подвозили на телеге наши прихожане. Знаю, в том храме отец ощущал себя на своем месте и был рад каждому богослужению, особенно когда служил сам. Помню, как по вечерам он благодарил Вседержителя за святое место, куда был поставлен Его промыслом.
Однажды отец не вернулся.
Мы ждали на скамейке до рассвета, сестра уснула у мамы на руках, а точка на тропинке так и не появилась. Ее не было и после заката. Она не выходила из-за холма при свете молодого месяца. Тропинка была пуста даже утром.
Еще через день, порог нашего дома переступили большие сапоги с месивом из глинистой грязи. Они плотно облегали большие ноги сутулого человека в черной кожаной куртке. Незнакомец, совсем без слов передал маме конверт и узелок с вещами отца. Дверь за ним громко захлопнулась.
Помню, как мама упала на пол и громко рыдала, закрыв лицо руками.
Отца в тот день расстреляли.
Погиб он прямо за алтарем храма. За мнимую «контрреволюционную деятельность», как и многие священнослужители в те страшные годы. Но, его храм не закрывался никогда, а крест с красными камешками нам так и не вернули.
Вы суть храм
Веру я не терял, отец вложил ее глубоко в мое сердце. За годы гонений, войны, давления со стороны партии, в которую я так и не вступил, вера теплилась во мне, как в угольке, который можно раздуть в нужный момент, превратив его в пламя.
Постепенно я стал помогать в Троицкой церкви, где убили отца. Меня научили алтарничать, чему я был очень рад. В нашей и соседней деревнях, церковное общение полностью отсутствовало, боялись многие. От самой моей юности и до пожилого возраста я мог позволить себе посетить всего лишь два монастыря и несколько крупных храмов, но каждый такой момент посещения был словно праздник, который случается редко, а впечатления от него потом греют сердце годами, сохраняя в том самом маленьком угольке жизнь.
До мест паломничества, если эти поездки можно вообще так назвать, добираться приходилось днями, зато там жило все то, к чему я тянулся, единомышленники, пусть и незнакомые мне люди, но нас роднило общее, то, что соединяло в единое, невидимое глазу духовное тело. Служили там, конечно, и священники, которых мы берегли всеми силами. Стояли старенькие храмы, напоминающие ту самую церковь отца, в которую он водил меня за руку, но главное с нами был Христос! Для Него мы прятали от окружающего мира мысли, слова, поступки и сохраняли частички полученного в святых местах, слагая в сердце своем!
