Культурная практика приказа

§ 2. Медиааналитика в ситуации постправды

«…Среди кузнечиков беспамятствует слово…»

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Речь идет не только о христианском мировоззрении, с зачином в Евангелии от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Но и об античной греческой культуре с ее центрированностью на Логосе.

2

Как пишет Фуко: «Это не трубка было надрезом дискурса на форме вещей, его двусмысленной властью отрицать и удваивать» [6, c. 47]. «…старинное тождество между сходством и утверждением….Магритт действует через разъединение: разорвать между ними связь, установить их неравенство, заставить каждое из них вести свою собственную игру….» [6, c. 55].

3

Если обратиться к другой культурной традиции, с ее запретом на образ и его почитание, то, например, в поэме знаменитого суфийского поэта XI-XII вв. Фарид ад-Дина ‘Аттара «Илахи-наме» говорится о чаше, показывающей весь мир: «в ней чего ни ищешь – все увидишь», «прекрасное зеркало, в котором отражаются все пределы мира», «Если попадет ко мне в руки такая чаша, для меня высота неба станет низкой. Тайны всего мира будут мне явлены – многое мне, невежде, станет ведомо». Сыну, возжелавшему такую чашу, Отец сказал: «Тебя одолела жажда величия. Твое сердце потому требует этой чаши, что когда ты будешь обладать всеми тайнами, ты возвысишься над всем миром». Традиции иконоборчества и запрета идолопоклонства находят свое обоснование в той экспансии, которая ведет от контроля над тем, что доступно взгляду, к иллюзии всевластия. «Око власти» Фуко, Паноптикум Иеремии Бентама.

4

Τεχνη (греч.) (технэ) – 1) искусство, ремесло, профессия; 2) мастерство, умение; 3) хитрость, уловка, интрига; 4) способ, средство, прием; 5) произведение, изделие (Древнегреческо-русский словарь). Обратим внимание лишь на то, что греческое «технэ» ассоциировано с творческим, созидательным началом.

5

Возможно, в воинском союзе следует говорить о неразличимости означающего и означаемого. Четкой границы нет, ибо сам экзистенциальный вызов, предельная ситуация между жизнью и смертью, сминает границы и приводит к конвергенции. Обращая тезис Ролана Барта, – что разрушение знаковости приводит к выдвижению на первый план моментов экзистенциальных, – в воинском союзе, напротив, голая жизнь приводит к отмене знаковости. Знак магическим образом смешивается со значением. Меня всегда удивляла преданность знамени (полка, части, армии) или благоговение перед звездами на погонах. Это не фетишизм и не идолопоклонство, которые случаются как наделение неадекватным весом при четком разделении означающего и означаемого. В Воинском союзе обстоит иначе: поклонение знамени тождественно поклонению жизни).

6

Нам сложно понять военное дело все же без размышлений о деньгах (soldo ландскнехтов и наемников). Всем размышляющим о чести хотелось бы посоветовать начать с денег как универсального медиума всех войн и всех народов. «Деньги – это прекрасная неизменяемая мобильность, циркулирующая от одной точки к другой, но переносящая на себе очень мало. Если цель игры заключается в том, чтобы собрать достаточно союзников в одном месте, чтобы изменить убеждения и поведение всех остальных, то деньги, пока они изолированны, являются слабым ресурсом. Они становятся полезными, когда сочетаются с другими устройствами записи. Тогда различные точки мира могут перемещаться в контролируемой форме в то единственное место, которое и становится центром… Вместо того чтобы говорить о торговцах, государях, ученых, астрономах и инженерах как имеющих какое-то отношение друг к другу, мне кажется, было бы более продуктивно говорить о «центрах калькуляции». Важны не денежные единицы их расчетов, а тот факт, что они рассчитывают только с помощью записей и в этих расчетах объединяют записи из самых разных дисциплин», – пишет современный философ и социолог Бурно Латур.

Не стоит фетишизировать деньги, как не стоит их недооценивать. «Сами по себе вычисления менее важны, чем то, как они собираются в каскады, и та странная ситуация, в которой последним записям верят больше, чем чему-либо еще». Интересно в подходе Латура то, что он ставит в один ряд деньги, карты, чертежи – все то, без чего немыслимо ремесло войны. С помощью денег «можно накапливать, подсчитывать, отображать и перекомбинировать все положения дел. Деньги не более и не менее «материальны», чем карты, технические чертежи или статистика». Деньги дают возможность универсализировать разнородные силы, средства, мотивы войны. Как и «ремесло войны», категория «деньги» ничего не объясняет и не является ключевым элементом. Но без них мы не могли бы собрать воедино эту разнонаправленную картину, не смогли бы в принципе собрать картину, погрузившись в хаос материи войны.

«После признания заурядного характера денег их «абстракция» уже не может быть объектом фетишистского культа. Например, встает на свое место важность искусства учета, как в экономике, так и в науке. Теперь деньги интересны не как таковые, а как один из типов неизменяемых мобильностей, связывающий товары и места». [7]

7

ἀρετή (арете) – греческий эквивалент доблести (преимущественно воинской) и достоинства, включающий несколько элементов, в том числе умеренность, сдержанность и справедливость.

8

«… военное дело требует не одного только знания основных начал (принципов) военной науки, но и умения провести их в жизнь. Всякий общий принцип до крайности прост, и потому кажется легким для применения; однако, та же военная история, которая своим тысячелетним опытом указывает на существование этих общих принципов, подтверждает и другое повторяющееся явление: эти простые общие истины, кажущиеся такими легкими для понимания, постоянно нарушаются многими при каждом военном столкновении. От знания к исполнению только один шаг, но шаг этот, по-видимому, очень труден. Вот почему задачи теории стратегии нельзя ограничить только уяснением основных принципов военного искусства» [8].

9

«Власть на Западе приняла форму ойкономии…» [1, c.9] (Под ойкономией понимается домовладение, хозяйствование, домоправление. Ойкономия от греч. ойкос – дом, номос – право, управление домом, хозяйством).

10

Карл Шмитт, противопоставлявший сушу и море, называя землю матерью права, начинает свою работу «Номос Земли» (1950) словами: «Земля трояким образом связана с правом. Она хранит его в себе как награду за труд; она обнаруживает его на своей поверхности как четкую границу; и она несет его на себе, как публичный знак порядка. Право восходит к земле и связано с землей. Море представляет собой свободное поле для вольной добычи» [10, с. 9].

11

По мнению А.А.Свечина, «господство политики над стратегией не подлежит никакому сомнению», однако «Стратегия естественно стремится эмансипироваться от плохой политики, …(ибо) обречена расплачиваться за все грехи политики» [9]. Но политика, погруженная в глобальную медиастихию, поневоле становится «плохой»: она иначе развертывает и реализует себя в контексте дигитализации разума, перестает быть традиционной политикой, а становится имиджевой, сценически батальной, даже беспредельным шоу-баттлом. Политика деконтекстуализируется, теряя связь с реальной жизнью на медиаарене, а это значит – забывает об ответственности, которая всегда локально и конкретно обусловлена.

12

«Я называю техникой традиционный действенный акт… (последний воспринимается автором как акт механического, физического или физико-химического порядка). …Первый и наиболее естественный технический объект и в то же время техническое средство человека – это его тело». [4, С. 248]. Ссылаясь на М.Мосса, современный немецкий антрополог Я.Таннер усиливает его мысль: «Техники тела, социальные практики и символические действия взаимно предполагают друг друга». Соответственно, вынесенная вовне техника (как продолжение тела), техника инструментальная, в том числе вооружение, предполагает связь с соответствующими ей социальными практики и символическим содержанием. Наши технологии, как говорят медиатеоретики, оказывают влияние на нас самих.

13

Приведу цитату в своем переводе из немецкой Википедии, статья «военное ремесло»: «В современных войнах классическое понятие военного ремесла как знания вооруженной борьбы и убийства уходит на задний план. Почти все современные армии избегают ближнего боя и слишком тесного соприкосновения с врагом. Насколько возможно ситуации непосредственного боя, в которых дело идет о жизни и смерти, обходятся с помощью других техник (ведения противоборства). … К военным ремесленным знаниям относятся сегодня знания преимуществ и недостатков видов амуниции и типов вооружения, эффективных способов его использования, обращения, взаимодействия и инсталляции в боевой ситуации, учитывающие возможности противника….С развитием систем вооружения и стратегических подводных лодок военная техника стала столь развитой, что может быть обслуживаема только специалистами, которые никогда не вступают в вооруженное столкновение в классическом смысле. На место ремесленника заступает инженер. С развитием дистанционно управляемой техники и техники автономной, беспилотной говорить более о ремесле неуместно. Военное ремесло связано теперь с научной сферой и с развитием и прогрессом военной техники». (https://de.wikipedia.org/wiki/ Kriegshandwerk)

14

15

«Ибо война есть не только сражение, или военное действие, а промежуток времени, в течение которого явно сказывается воля к борьбе путем сражения. Вот почему время должно быть включено в понятие войны, так же как и в понятие погоды. Подобно тому как понятие сырой погоды заключается не в одном или двух дождях, а в ожидании этого в течение многих дней подряд, точно так же и понятие войны состоит не в происходящих боях, а в явной устремленности к ним в течение всего того времени, пока нет уверенности в противном» [6].

16

«Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого. Несовершеннолетие по собственной вине – это такое, причина которого заключается не в недостатке рассудка, а в недостатке решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны кого-то другого. Sapere aude! – имей мужество пользоваться собственным умом! – таков, следовательно, девиз Просвещения». (И.Кант. Ответ на вопрос: что такое Просвещение?)

17

«Бывают ситуации столь невыносимые, что вы уже более не в состоянии содействовать царящему злу. И вам все равно, что произойдет потом и была ли у вас возможность поступить как-то иначе», – говорит об абсурдной акции 20 июля 1944 один из ее участников. Этот момент сопротивления, когда человек попадает в невыносимые условия и стремится их изменить, невзирая на последствия своих действий и на условия, которые, если их предварительно теоретически рассмотреть, окажутся совсем неблагоприятными, – этот момент сопротивления и является тем пунктом, где следует искать иррациональность морального действии, где этот иррациональный момент локализован [2].

18

Пространственную метафору политической власти представляет, например, С.И.Каспэ. Это круг, сфера или кольцо с центром. [7]

19

«Идеализм, учреждающий суверенность, представляет собой собственно детерминированность, согласно которой в живом организме так называемые части оного являются не частями, а членами, то есть органическими моментами, согласно этой же детерминированности изоляция и существование-для-себя последних представляют собой болезнь» (Энциклопедия философских наук, § 293)

20

«Доблесть как стержень человеческой жизни, есть бытийно личностный эксперимент, выход на предел возможного. И только тогда человек выпутывается из дурной бесконечности причин и следствий, только тогда способен к необусловленному самостоянию. Без доблести нет человеческой личности. Я бы сказал, без доблести есть только полурожденные существа, но не личность. Можно быть прекрасным специалистом и профессионалом, но, при этом, оставаться духовным эмбрионом, полностью зависимым от бесконечных дурных сцеплений. И состоявшись как специалист, потерпеть крах в становлении человеком» (Мераб Мамардашвили)

21

Своеобразную цифровую (электронную, информационную) теологию можно обнаружить у Маклюэна и Фиоре: «Символизм рассматривает не только слова, но и артефакты, а также среду, сформированную этими артефактами. Технологическая окружающая среда столь же символична, как всякая метафора…Способность читать на языке окружающей среды относилась к тайнам пророчеств древнего общества. Она опиралась на языки, которые позволяли во внешнем мире прозревать мир внутренний, сохраняя оба как божественную истину для посвященных. Эта истина… являла тайну божественного сквозь вуаль окружающего мира». Сегодня мы «считываем» свое внутреннее с наших технологий, а не с природы, мы подражаем своим технологиям, что замыкает нас в порочный круг.

22

«Сам масштаб новой среды как макроскопического увеличения наших собственных само-ампутаций может сегодня положить начало новой науке о человеке и технологиях» [8]. Этому уже есть название – антропоцен.

23

Как пишет Б.М.Шапошников еще в 20-ые годы ХХ века: «Мы совершенно не хотим сказать, что современный полководец должен являться развеселым малым, что называется «душа на распашку». Нет, он обязан быть сдержанным в своих суждениях и обращении с окружающими, но в то же время и не чуждаться последних, не вносить с собою ту напряженную атмосферу величия, отравленную недоверием к близстоящим людям, какую мы наблюдали всюду в империалистическую войну. Авторитет полководца должен держаться не на замкнутости, а на его внутренних качествах, выделяющих его среди окружающих. В былые времена повелители восточных стран считали необходимым возможно меньше показываться народу, дабы, создавая и поддерживая в последнем легенды о «божественном» своем происхождении, еще более укрепить свою власть. Ныне авторитет создается не отчуждением от масс, а, наоборот, широкой работой в их толще. Поэтому замкнутость не только не полезна, но, наоборот, вредна для современного военного вождя. Век военных мандаринов уже миновал…».[8]

24

«А. Свечин в своей «Стратегии» объясняет это тем, что «господство политики над стратегии»… «всегда вызывает сомнение в тех государствах» которые представляют организованное государство уже отживающего класса, находящегося в положении исторической обороны, режим которого подгнил и который вынужден вести нездоровую политику и жертвовать интересами целого для сохранения своего господства… Стратегия естественно стремится эмансипироваться от плохой политики, но без политики, в безвоздушном пространстве, стратегия существовать не может; она обречена расплачиваться за все грехи политики». [8]

25

Академик А.А.Кокошин пишет об «обратной связи военной стратегии, военных средств реализации политики с самой политикой»: «Проистекающие из формулы Клаузевица взаимоотношения между государственным политическим руководством и военным командованием и вооруженными силами в целом – это не просто «отношения между всадником и лошадью»; это набор взаимных встречных обязательств, взаимная ответственность друг перед другом при главенствующей роли политики… Принятие решений в области обороны, в сфере военной стратегии, как отмечалось, уже давно не просто отдача приказов на применение вооруженных сил в той или иной форме или в тех или иных масштабах. Это и принятие решений по конкретным военно-экономическим и военно-техническим вопросам, требующим весьма и весьма специальных знаний, опоры на серьезные научные разработки». [4]

26

«Индивидуалистической, эгоистической теории познания Федоров противополагает принцип соборности, братства, сыновства в познании. Познайте друг друга – вот чего прежде всего требует Федоров. Будьте в деле познания, как и во всем, сынами своих отцов, помнящими родство. Познать истину может не человек, не автономная личность, начинающая путь от себя, а сын человеческий, принявший предание, заветы предков, познающий со всеми и для всех», – пишет Н.Бердяев о Федорове [2].

27

Есть и контрдвижение, как свидетельствует академик А.А.Кокошин: «Военная стратегия приобретает все более политизированный характер благодаря свойству, которое может показаться парадоксальным на первый взгляд, – она не только служит войне, но и может являться средством поддержания мира. Военная стратегия во многих странах призвана обеспечивать во все большей степени предотвращение войны, сдерживание потенциального агрессора от применения военной силы. Сдерживание становится все более сложным и изощренным по сравнению с периодом холодной войны, когда оно было основано на страхе “взаимного гарантированного уничтожения”».[7]

28

Как пишет Кант в работе «К вечному миру» [1]: «Для самой же войны не нужно особых побудительных причин: она привита, по-видимому, человеческой природе и считается даже чем- то благородным, к чему человека побуждает честолюбие, а не жажда выгоды; это ведет к тому, что военная доблесть рассматривается как имеющая большую непосредственную ценность (у американских дикарей, равно как у европейских во времена рыцарства) не только во время войны (что справедливо), но также в качестве причины войны (dass Krieg sei), и часто война начинается только для того, чтобы выказать эту доблесть; стало быть, в самой войне усматривается внутреннее достоинство, так что даже философы восхваляют войну как нечто облагораживающее род человеческий, забыв известное изречение грека: Война дурна тем, что больше создает злых людей, чем уничтожает их».