Королевство Крови и Огня

Глава 1

Холод. Первое, что я почувствовала, придя в себя – пробирающий до костей холод. Он окутывал меня, словно ледяной саван, вгрызался в кожу тысячей игл. Я лежала на жестком каменном полу, и все мое существо будто онемело, погрузилось в оцепенение.

С трудом приподняв тяжелые веки, я обвела мутным взглядом свою темницу. Узкая камера, освещенная лишь тусклым мерцанием одинокого факела. Шершавые стены, покрытые плесенью и потеками влаги. И железные решетки – холодные, неумолимые, отделяющие меня от внешнего мира. Не было нужды в оковах и цепях – сама камера стала моей тюрьмой, гораздо более страшной и безысходной.

Я судорожно вздохнула, и затхлый воздух подземелья обжег легкие. Горло драло, будто наждаком, каждый вдох причинял почти физическую боль. Тьма, окружавшая меня, казалась всепоглощающей, густой, почти осязаемой. Она давила на виски, лишала возможности дышать и думать, словно непроглядный морок, накрывший сознание тяжелым пологом.

В голове метались обрывки воспоминаний, картины недавних событий. Вот Николас, искаженный тьмой, теряющий себя, превращающийся в монстра. Вот его крик, полный невыразимой муки и отчаяния, эхом разносится под сводами зала. Вот черная магия рвет его тело и душу, неумолимая и безжалостная. А потом – бесконечная пустота и триумфальный смех лорда Фэйрфакса, злорадный и безумный, словно в насмешку над развернувшейся трагедией.

Вопросы без ответов роились в воспаленном мозгу, терзали измученное сердце. Как такое могло случиться? За что судьба нанесла нам столь жестокий, беспощадный удар? Все рухнуло, разбилось на миллион острых осколков, вонзившихся в самую душу.

Из груди рвался крик – бессильный, отчаянный. Хотелось кататься по полу, царапать лицо, рвать волосы в приступе безумного горя. Но я лишь лежала, съежившись в комок, и беззвучно шептала его имя, словно молитву, словно заклинание, способное вернуть любимого из пучины безумия.

Холод каменных плит постепенно просачивался под кожу, будто стремясь добраться до самого сердца и заморозить остатки надежды. Но я не могла, не хотела сдаваться. Пусть сейчас мой мир разрушен, пусть будущее кажется беспросветным – я найду способ все исправить. Отыщу путь к Николасу сквозь тьму, верну его, вырву из лап безумия, чего бы мне это ни стоило. Моя любовь, моя вера в него – вот единственный огонь, все еще тлеющий в охваченной мраком душе.

С трудом приняв сидячее положение, я прижалась лбом к холодным прутьям решетки. Прикрыла воспаленные глаза, пытаясь унять лихорадочный стук сердца. Мне нужно быть сильной. Нужно сохранять ясность ума и искать выход, пока безумие не поглотило и меня саму.

Скрежет отпираемого засова вырвал меня из горьких раздумий. Железная решетка распахнулась с оглушительным лязгом. В проеме возникла знакомая фигура – широкоплечая, затянутая в черную кожу. Острый подбородок, властные губы, стальные глаза…

Деймон собственной персоной. Старший сын лорда Фэйрфакса, безжалостный и опасный иссар.

– Вот мы и свиделись вновь, Адель, – протянул он, неспешно входя в камеру. – Рад, что заключение еще не сломило твою волю. Ты нам нужна… бодрой.

Я невольно попятилась, вжимаясь спиной в холодную стену. Сырые камни неприятно давили на позвоночник, но отступать было некуда.

– Что тебе нужно, Деймон? – процедила я сквозь зубы. – Зачем ты здесь?

Иссар расхохотался – зло и надменно. Неспешно обошел камеру по кругу, словно примеряясь. Его шаги отдавались гулким эхом, бередя и без того натянутые нервы.

– Разве не понятно? – ухмыльнулся он, останавливаясь вплотную ко мне. – Пришел навестить нашу почетную гостью. Проверить, как ты тут… Но сильно не привыкай, завтра мы доставим тебя в цитадель.

Деймон хищно облизнулся и подался вперед, нависая всем телом. Черные волосы, стянутые в хвост на затылке, скользнули по плечам. Тонкие губы кривились в жестокой усмешке, а пальцы в кожаных перчатках небрежно поглаживали рукоять меча на поясе.

Последнее слово он произнес с особым смаком, растягивая гласные. У меня похолодело внутри от недоброго предчувствия. Теперь наши лица разделяли считанные дюймы. Я чувствовала его дыхание на своей коже – горячее и тяжелое.

– Что вы задумали? – прошептала я пересохшими губами. – Зачем я вам?

– Твой дар акайры слишком ценен, чтобы дать ему зачахнуть, – почти ласково произнес Деймон, касаясь кончиками пальцев моей щеки. – Иссарам нужна твоя сила. И мы ее получим, хочешь ты того или нет.

В его прикосновении не было и намека на нежность – лишь расчет и угроза. Я невольно вздрогнула, мечтая отшатнуться, но стена за спиной не пускала.

– Значит, это большая ложь, что таких, как я, уничтожают?

– Как видишь, вас осталось слишком мало, чтобы убивать. Вы ведь очень ценный ресурс. При должной обработке акайры способны на многое, – промурлыкал Деймон. – Ваша сила может стать величайшим оружием в руках иссаров. Залогом нашего превосходства и господства.

– Я не понимаю, – выдавила я похолодевшими губами. – Что значит "обработка"? Что вы собираетесь со мной сделать?

Деймон хищно ухмыльнулся. В черных глазах вспыхнуло предвкушение пополам с безумием.

– Мы выжмем из тебя все соки, Адель. Высосем твою силу до капли. И когда ты уже не сможешь сопротивляться, превратим в послушную куклу. В инструмент исполнения нашей воли.

Меня затошнило от густой мерзости, сочащейся в каждом слове Деймона. Картины будущих истязаний вспыхивали перед мысленным взором, погружая в липкий кошмар наяву.

– Вам… вам это не удастся, – прохрипела я, давясь подступающей к горлу желчью. – Я не стану безвольной марионеткой. Лучше сдохну, чем предам себя!

Мой голос сочился дрожью и отчаянием. Но в нем все же звенела решимость – хрупкая, неистовая. Последняя надежда обреченной.

Деймон застыл, сверля меня немигающим взглядом. А потом вдруг расхохотался – яростно, безудержно. Запрокинул голову, упиваясь моментом.

– Вот это настрой! Люблю, когда девчонки строят из себя героинь. Это придает остроты… процессу укрощения.

Резким движением он впечатал меня лопатками в стену, вышибая дух. Грубые пальцы до синяков впились в плечи, удерживая на месте.

– Ты еще взвоешь, акайра, – прорычал Деймон в лицо. – Будешь умолять о пощаде, захлебываясь слезами. Но знай: чем сильнее твое сопротивление, тем слаще будет наша победа.

– Никогда, – просипела я, силясь вырваться из стальной хватки. – Никогда, слышишь! Я не покорюсь вам!

Деймон оскалился в улыбке и заломил мою руку, практически выворачивая сустав. От прошившей плечо боли из глаз брызнули слезы.

– Это мы еще посмотрим, девочка. Клянусь, ты познаешь все оттенки подчинения. И возопишь, прося добавки.

С этими словами он оттолкнул меня прочь. Я с трудом устояла на ногах, хватая ртом воздух. В груди горело огнем, в голове мутилось от боли и ярости.

– Приятных снов, Адель, – бросил Деймон. – Советую хорошенько выспаться. Ведь завтра начнется самое интересное.

– Деймон, постой! – окликнула я его в спину. Голос дрогнул и сорвался, и я мысленно обругала себя за эту слабость. – Прошу, скажи… что стало с Ником? После того, как он… обратился. Ты ведь знаешь?

Деймон застыл на пороге, будто громом пораженный. Плечи его закаменели, на шее вздулись желваки. А когда он обернулся, то глаза полыхали такой яростью, что я невольно сжалась.

– Не смей. Произносить. Его имя, – процедил Деймон, чеканя каждое слово. Губы побелели от гнева, на скулах заходили желваки. – Этот слабак недостоин даже упоминания. Он предал наш род, нашу суть. Из-за тебя, тварь.

Он вновь сделал шаг ко мне, и я невольно вжалась в стену, выставляя перед собой раскрытые ладони.

Но иссар лишь скривился в брезгливой усмешке. Процедил сквозь зубы:

– Хочешь знать, что случилось с милым Ником? Он теперь среди худших из худших – нейзери, полуживых тварей инфериума. Там ему самое место.

У меня потемнело перед глазами. Николас, мой Николас – среди чудовищ? Раненый, ослабленный, с неуправляемой тьмой внутри? Это хуже любой смерти!

– И вы… вы просто смирились с этим? – выдохнула я. Слезы текли по щекам, капали с подбородка, но я даже не пыталась их утереть. – Позволили ему стать чудовищем? Своему брату, своей крови?!

Деймон вновь преодолел разделяющее нас расстояние. Его лицо исказилось, губы побелели от бешенства. А в следующий миг мою шею стиснули стальные пальцы.

– Не смей, – прохрипел он, встряхивая меня как тряпичную куклу. – Не смей винить нас, тварь. Не смей перекладывать ответственность.

Он наклонился так близко, что я увидела, как в расширенных зрачках плескалось безумие вперемешку с первобытной яростью.

– Это ты, выродок. Ты сломала его. Ник был сильным, он бы справился со своей тьмой. Обуздал бы ее, принял. Но ты… Ты и твоя мерзкая пустота… Ты ослабила его. Заставила струсить перед истинной сутью!

С рыком Деймон впечатал меня в стену, не разжимая хватки. Из груди вырвался сдавленный хрип, легкие будто сдавило раскаленными обручами. Перед глазами заплясали темные пятна, колени подогнулись.

Но Деймона это не остановило. Он продолжал меня душить, выплевывая слова вместе с брызгами слюны:

– Думаешь, твоя помощь пошла бы ему на пользу? Глупышка! Ничего подобного! Ты сделала бы его еще большим изгоем. Посмешищем в глазах других иссаров. Магом, неспособным усмирить собственную искру.

Он сильнее стиснул пальцы, почти пережимая гортань. Хрип вырвался из последних сил, в глазах начало темнеть от удушья.

– Такая участь хуже смерти для иссара. Ты обрекла бы его на вечное презрение. На жизнь вне круга, вне морали и понятий. Ты погубила бы его, тупая сука!

Дикая смесь страха и гнева плеснула в груди, затмевая рассудок. Внутри что-то надломилось, хрустнуло, словно проржавевшая пружина.

Я с яростным воплем призвала свою магию. Обжигающим потоком хлынула она по венам, вскипела под кожей раскаленной лавой. Я мысленно потянулась к Деймону, обвивая его сущность сияющими нитями.

Кожа на ладонях покалывала, будто я держала в руках сгустки раскаленного света. Лицо опалило жаром, а во рту появился привкус крови и пепла – словно я глотала чужую скверну, очищая ее.

Сквозь пелену боли и тошноты я почувствовала, как тьма иссара поддается, нехотя перетекает в меня. По лицу Деймона пробежала судорога, глаза на миг потеряли фокус. Он застыл и, кажется, издал вдох удивления. На краткий миг его напряженное лицо разгладилось, и на нем промелькнуло что-то странное, похожее на мгновение покоя.

Но уже в следующий момент Деймон тоже издал яростный рык и ударил меня о каменную кладку, прерывая мою отчаянную попытку. Он с силой приложил меня затылком о стену, вышибая дух. Цветные пятна заплясали перед глазами, в ушах зазвенело.

– Ах ты дрянь! – прорычал старший Фэйрфакс, с отвращением отбрасывая меня прочь. – Думаешь, это сойдет тебе с рук? Думаешь, я такой же слабак, как мой братец?

Тьма вокруг него взвыла смерчем, затопила камеру удушливым маревом. На губах Деймона пузырилась черная желчь, кожа будто плавилась, обнажая нечто жуткое, нечеловеческое.

– Посмотрим, – прошептала разбитыми губами. – Тебе меня не сломать, Деймон. Чтобы ты ни делал, чтобы ни грозил – я не сдамся. Ради Ника, ради себя самой.

На миг в глазах Деймона вспыхнуло что-то странное. Не то невольное удивление, не то мрачное удовлетворение. Но мгновение спустя это выражение исчезло без следа.

– Дура, – бросил он с презрением и, круто развернувшись, вышел вон.

Когда шаги его стихли в отдалении, я без сил сползла на холодный пол. Сердце бешено колотилось, грудь разрывало от частого дыхания. Руки тряслись так, что пришлось зажать их коленями. Я сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь унять бешеный стук сердца.

От долгого сидения на холодном полу ломило спину, а в ушибленном затылке пульсировала тупая боль. Но это казалось такой мелочью по сравнению с грузом, давящим на плечи.

Завтра. Все решится завтра, в цитадели иссаров. Мне нужно быть готовой – телом, разумом, духом. Продумать каждый шаг, каждое слово. Нельзя дать слабину, нельзя позволить страху и отчаянию взять верх.

Стиснув зубы, я поднялась на ноги. Завтра решится моя судьба. А сегодня нужно набраться сил и смелости. Нужно продумать план и по возможности избежать ловушек.

И, что самое главное, не терять надежду.

Пока я жива – я буду бороться. Ради Ника, ради нас обоих. Чего бы мне это ни стоило.

Глава 2

Утро в темнице началось с лязга отпираемой двери и грубых окриков. Двое иссаров в длинных черных плащах с глубокими капюшонами ворвались в камеру и рывком подняли меня с холодного каменного пола. Один из них откинул капюшон, явив молодое, но безжалостное лицо. Его глаза – цепкие, пронзительные – были при этом совершенно пусты, будто подернуты мутной пеленой. Ни искры тепла или сочувствия, лишь холодное безразличие палача.

Второй страж так и остался с надвинутым на лицо капюшоном, но даже скрытый в тени, он излучал ауру подавляющей силы и едва сдерживаемой агрессии. Когда иссар рывком поставил меня на ноги, я невольно поежилась. От этих людей веяло опасностью, леденящей душу.

– Шевелись, – прорычал тот, что с открытым лицом, толкая меня в спину.

Меня вывели в сырой полутемный коридор, а затем вверх по узкой винтовой лестнице. Двое конвоиров шагали по бокам, зажимая меня меж собой стальными тисками. Я кожей чувствовала их настороженные взгляды, готовые пресечь малейшую попытку к бегству.

Некогда роскошное бархатное платье, ставшее за ночь в темнице грязной рванью, не спасало от пробирающего до костей холода. Ноги заплетались от долгого сидения в тесной камере, мышцы затекли и ныли. Холодный воздух обжигал легкие, от затхлого запаха плесени к горлу подкатывала тошнота.

Когда мы поднялись в верхние ярусы замка, в нос ударил сладковатый аромат благовоний и раскаленного воска. Сквозь высокие витражные окна лился тусклый утренний свет, после мрака темницы резавший глаза. Я невольно зажмурилась, пытаясь унять боль под веками.

Иссары провели меня анфиладой пышных залов и галерей, украшенных гобеленами и увенчанных хрустальными люстрами. Прежде это великолепие восхищало, но сейчас казалось издевательски фальшивым. Будто сам замок глумился над моей бедой.

На каждом шагу я чувствовала на себе пристальные взгляды и слышала за спиной возбужденный шепот. Студенты всех курсов и факультетов высыпали из аудиторий, провожая нашу процессию глазами. Многие были облачены в траурные одежды! Лицемеры! А ведь когда погиб профессор Уиллоуби – всем было плевать.

Кто-то таращился на меня с любопытством и плохо скрываемым страхом, кто-то кривил губы в брезгливой усмешке. Презрение и ужас, вот что я теперь внушала. Никому и в голову не приходило усомниться в моей виновности.

– Глядите-ка, ведут Адель Рилиек! Ту самую, что прикончила целую вереницу любовников!

– Еще бы, сначала бедняга профессор Уиллоуби, потом красавчик Кристиан, а под конец и наш золотой мальчик Николас!

– И ведь главное, прикидывалась такой скромницей. А сама тихой сапой изводила лучших мужчин академии!

– Ставлю десять золотых, ее прилюдно повесят в столице. А может, даже колесуют – для острастки прочим ведьмам.

Обрывки разговоров накатывали со всех сторон удушливой волной, выбивая почву из-под ног. Горло сжимали спазмы тошноты пополам с истерическим смехом. Это безумие, какой-то дикий фарс! Неужели иссары и вправду скормили всем байку о том, что я извела Николаса и еще двоих?

Ник ведь обратился в нейзери у меня на глазах, поглощенный собственной тьмой. Но похоже, здесь об этом никто даже не подозревал. Зато охотно смаковали небылицы о моей кровожадности и коварстве.

Я с трудом удерживалась от слез. Предательство жгло каленым железом, горечь разочарования душила. Те, кого я привыкла считать друзьями, с готовностью поверили в самую чудовищную ложь. И теперь упивались моим падением, бросая в спину камни презрения.

Гомон голосов внезапно стих, будто отрезанный ножом. Я подняла глаза и увидела в конце галереи две до боли знакомые фигуры – Амелию и Селесту, закутанных в черные траурные платья. Плотные вуали скрывали их лица, но я сразу их узнала. Предательниц, оболгавших меня на допросе, чтобы выслужиться перед Фэйрфаксами.

Амелия, увидев меня, вдруг сорвалась с места. С диким криком она подлетела ко мне и вцепилась ногтями в лицо, царапая щеки. Вуаль слетела, явив покрасневшие от слез глаза, в которых плескались боль и неподдельная ярость.

– Ты, подлая тварь! – визжала Амелия, хлеща меня по щекам. – Как ты посмела отнять его у меня? Забрать Ника, любовь всей моей жизни! Лучше бы ты сдохла, мразь!

Стражники кое-как оттащили от меня обезумевшую девушку. Я стояла, пошатываясь, чувствуя на разодранной щеке теплую кровь. Иссары, что вели меня, ощутимо напряглись. Их пальцы крепче стиснули мои локти, а взгляды забегали по сторонам, высматривая новую угрозу.

– Прости ее, она вне себя от горя, – произнес за спиной до тошноты сочувственный голос.

Я обернулась и встретилась взглядом с васильковыми глазами Селесты. Траурная вуаль оттеняла фарфоровую бледность ее кожи. Бывшая подруга смотрела на меня с нарочитой печалью, чуть склонив головку набок. На точеном личике застыло скорбное выражение, но в глубине зрачков плясало злое веселье.

Меня пронзило недоумение пополам с обидой. За что, ну за что Селеста так меня ненавидит? Ведь мы почти не общались до того, как я сблизилась с Ником и его компанией. Я никогда не переходила ей дорогу, не задевала ни словом, ни делом. Почему же сейчас в ее глазах столько злорадства и неприкрытой враждебности?

Будто подслушав мои мысли, Селеста вдруг скривила губы в презрительной усмешке. Процедила еле слышно, так, чтобы уловила только я:

– Ты получишь по заслугам, Адель. Так всегда бывает с теми, кто встает на пути истинного предназначения. Кто мнит себя умнее древних законов бытия.

Она выделила голосом "истинное предназначение", и меня прошиб озноб. В этих словах было что-то зловещее, мистическое. Будто Селеста говорила не о законах академии или королевства, а о чем-то неизмеримо более великом и первобытном.

– О чем ты? – пролепетала я пересохшими губами. – Какое предназначение? Я ничего не понимаю…

Васильковые глаза Селесты полыхнули нехорошим огнем. На миг мне почудилось в них что-то темное, древнее, совсем не человеческое. Но миг спустя наваждение исчезло, и она вновь стала прежней – скорбной подругой с постной миной.

– Неважно, – отрезала Селеста. И ее голос раздался в моей голове. – "Ты свой выбор сделала. Теперь пожинай плоды. И да, время на исходе, твое поражение близко".

Я отшатнулась, а она уже начала картинно причитать:

– Адель, милая, за что же ты так с нами? Мы ведь любили тебя, верили… А ты предала наше доверие. Жестоко обманула, прикинувшись невинной овечкой. Теперь из-за тебя погиб цвет нашей академии! И бедный Николас…

С этими словами она отвернулась и что-то зашептала на ухо всхлипывающей Амелии. А я осталась стоять, оглушенная и растерянная. В душу закралось нехорошее предчувствие, что я невольно оказалась вовлечена в какую-то древнюю игру. Марионеткой в руках тех, чьи мотивы и цели пока не в силах постичь.

Конвоиры вновь рванули меня за руки, принуждая идти вперед. Я покорно плелась, низко опустив голову. Изо всех сил старалась не смотреть на перешептывающихся студентов, не слышать их ядовитых смешков.

Казалось, даже стены вокруг источают неприязнь и желчь. Портреты давно почивших магистров глядели со стен надменно и осуждающе. Витражные блики ложились на пол пугающе-алыми пятнами, словно потеки крови.

Нервы были натянуты до предела. Каждый шорох, каждая тень заставляли внутренне сжиматься. Я чувствовала, как атмосфера вокруг накаляется и сгущается, будто перед грозой. Воздух словно наполнился разрядами тока, от которых волосы вставали дыбом.

Иссары тоже ощутили неладное. Они заозирались по сторонам, на ходу нашептывая охранные заклинания. Пальцы их то и дело касались рукоятей мечей, а шаги становились все быстрее и тверже.

Что-то приближалось. Что-то ужасное и неотвратимое надвигалось на нас из призрачных теней. Я знала это с пугающей ясностью. Чуяла всеми фибрами души, каждой истерзанной нервной клеткой.

Конец галереи уже замаячил впереди, когда вдруг воздух помутнел и задрожал, словно от невыносимого жара. Пространство пошло рябью, на миг размывая очертания предметов. Люстры над головой угрожающе закачались, разбрасывая по стенам пляшущие тени.

И в следующий миг прямо перед нами разверзлась непроглядная тьма. Гулкая, осязаемая, излучающая мертвящий холод. Она поглощала свет, крала дыхание, вымораживала сами кости. Ее чернильная глубина, казалось, простиралась в самое сердце бездны.

Толпа студиозусов отхлынула назад, сдавленно вскрикивая от ужаса. Воцарилась гробовая тишина, в которой грохот моего пульса казался оглушительным.

А затем тьма хлынула жадным потоком, словно прорвавшая плотину вода. Во все стороны полетели сгустки живой, неправильной материи. Они шевелились, извивались, тянулись к застывшим в шоке людям.

Из мутных всплесков поднялась гротескная фигура. Чудовищное создание. Его конечности подергивались и корчились, сочились черным гноем. Пасть, полная острых клыков, разверзлась в беззвучном крике.

Существо, сгустившееся из первородного мрака, шагнуло в коридор. Огромное, массивное, облаченное в истлевшие черные лохмотья. Его тело беспрестанно менялось, перетекало, словно было соткано из дыма и теней. Руки с громадными кривыми когтями, способными пропороть насквозь, хищно подрагивали.

И там, в самом сердце этой тьмы, вспыхнули два багровых огня. Немигающие, пылающие, исполненные неизбывной ярости и голода. Чудовищные глаза, не ведающие ни тепла, ни милосердия.

Это был не просто монстр, вырвавшийся из недр Инфериума. То был сгусток самой скверны, квинтэссенция запредельного кошмара. Исчадие, рожденное самой Тьмой – голодное, безумное, не ведающее преград.

Иссары отшатнулись, выхватив клинки. Полыхнула сталь, взвизгнули боевые заклятья. Со стен сорвались портреты, рамы разлетелись в щепу. Витражи брызнули разноцветными осколками, усеяв пол сверкающей крошкой.

На долю секунды все застыли, будто парализованные ужасом. А потом тварь издала утробный рев и ринулась вперед. Когти со свистом рассекли воздух, и голова ближайшего ко мне иссара отлетела с плеч, как срубленная топором. Кровь брызнула фонтаном, окропляя стены и пол.

В галерее словно прорвало плотину. Студенты с воплями ужаса бросились врассыпную, сметая все на своем пути. Профессора выхватили артефакты, на ходу выкрикивая защитные заклинания. Иссары с ревом набросились на монстра, рубя и колотя его клинками.

Но чудовище будто не замечало нанесенных ран. Мечи застревали в чешуйчатой броне или просто вязли в склизкой, вечно перетекающей плоти. Заклятия профессоров отскакивали от твари, рассыпаясь снопами искр.

А существо меж тем крушило и терзало, упиваясь кровью и криками боли. Когти взлетали и опадали, превращая людские тела в рваные лоскуты. Зубы с хрустом впивались в кости, дробя и перемалывая.

В какой-то миг мне показалось, что багровые глаза твари уставились прямо на меня. В их глубине промелькнуло нечто странное, почти осмысленное. То ли узнавание, то ли мрачное удовлетворение хищника, настигшего цель.

И я похолодела. Поняла с кристальной ясностью – эта бойня, это чудовищное побоище затеяно именно ради меня. Тварь из бездны пришла по мою душу, дабы утащить на самое дно преисподней. В свое царство вечной тьмы, где нет ни надежды, ни спасения.

Ноги будто приросли к полу, а горло сдавил ледяной спазм ужаса. Но я усилием воли заставила себя сделать шаг. Улучив момент, когда монстр отвлекся на атакующих его иссаров, я стрелой бросилась прочь. Лавируя между визжащими студентами и грудами обломков, петляя как загнанный заяц.

Кто-то вцепился мне в рукав, потянул назад. Я рванулась из последних сил, послышался треск ткани. Ветхий рукав оторвался по шву, и я кубарем полетела вперед, распластавшись на чьей-то спине.

Удар о пол выбил воздух из легких. В висках стучало, в ушах звенело от чудовищного рева твари. Но медлить было нельзя. Пересилив боль, я вскочила на четвереньки и быстро поползла вдоль стены, царапая ладони и колени о каменное крошево.

Проскочив мимо застывшего в ступоре профессора, поднялась на ноги и со всех ног помчалась по бесконечным переходам. Страх гнал меня вперед, не позволяя перевести дух. Позади слышался грохот, крики и лязг мечей – монстр прорывался сквозь заслон, сминая любое сопротивление.

Краем сознания я отметила, что ноги сами несли меня знакомым путем – в старое крыло замка, туда, где располагался кабинет Корвуса. Место, где я когда-то проводила долгие часы в компании загадочного профессора, склоняясь над древними картами и фолиантами…