Королевство Крови и Огня

– Язык проглотила? Ничего, со временем распустишь хвост. Когда поживешь здесь с мое, не то еще вытворять начнешь.

Она склонила голову набок, разглядывая меня так, словно редкую зверушку в клетке. От ее взгляда мороз продирал по коже.

– Ты ведь уже убивала, да? – почти промурлыкала Бренна. – Вижу по глазам. Иначе не была бы здесь. Мы все тут убийцы, сестренка. Такова наша доля.

Меня передернуло. Ее слова били под дых, озвучивая мои самые жуткие мысли.

– Я не хотела, – прошептала я еле слышно. – Те люди… они просили о помощи. Молили избавить их от мук. Я думала, что смогу облегчить им уход…

– Ах, как благородно! – фыркнула Бренна. В ее голосе сквозили яд и едкая насмешка. – Только Ордену плевать на наши порывы. Им нужны послушные палачи, а не святые заступницы. Чем раньше уяснишь это, тем лучше для тебя.

Она мерила шагами келью, равнодушно скользя взглядом по стенам. Потом вновь впилась в меня глазами, будто змея перед броском.

– Знаешь, почему я здесь? Я ведь такая же, как ты. Акайра. Только я не по своей воле, а с рождения. Меня забрали в Орден младенцем. И всю жизнь я лишь тем и занимаюсь, что служу их прихотям. Убиваю по приказу. Забираю чужие искры, глушу свою пустоту. Потому что иначе сдохну или сойду с ума от голода.

Бренна невесело рассмеялась. В ее голосе звучала лишь горечь и застарелая боль.

– Я тоже когда-то бунтовала, – продолжила она, прожигая меня недобрым взглядом. – Хотела сбежать. Искала способ избавиться от этого проклятого дара, стать обычной. Только все без толку. От себя не сбежишь. И знаешь, что самое мерзкое?

Она наклонилась ко мне, обдавая холодом. Глаза ее лихорадочно блестели, губы кривились в жутковатой усмешке.

– В глубине души тебе это даже понравится, – почти нежно прошептала она. – Когда чужая сила вливается в тебя. На миг ощущаешь себя целой, всемогущей. Словно богиня, держащая чью-то жизнь. Поначалу противно, но потом… потом втягиваешься. И сама ищешь, кого бы осушить.

Я зажмурилась, мотая головой. Нет, неправда! Я не стану такой. Не превращусь в жаждущее чужих мук чудовище. Я здесь лишь ради спасения Ника. И даже если придется совершать непоправимое – что ж, видно, такова расплата. Но я не изменюсь. Не потеряю себя.

– Ты ошибаешься, – твердо сказала я, глядя Бренне в глаза. – Я знаю, ради чего терплю все это. У меня есть цель. И я не уподоблюсь тебе. Меня не сломить.

Бренна молчала, будто взвешивая мои слова. Потом растянула губы в снисходительной улыбке. В ее взгляде мелькнуло что-то жуткое. Предвкушение и мрачное торжество.

– Ох, девочка, – почти ласково протянула она. – Мы все так говорили когда-то. Думали, мы особенные. А потом… Впрочем, не буду портить сюрприз. Может, ты и впрямь другая. Тогда молись, чтоб долго не прожила. Здесь выбор невелик – либо станешь безжалостной тварью, либо сдохнешь. Ничего иного не светит.

Она уже разворачивалась к двери, но вдруг остановилась и бросила напоследок:

– И вот еще что. Если будешь покорной, если приглянешься кому из старших иссаров… считай, твое будущее устроено. Взять хоть Деймона – я видела, каким взглядом он тебя провожал. Не упусти свой шанс, если представится.

– Зачем я им? – прошептала я в смятении.

Бренна одарила меня последней змеиной улыбкой.

– А ты подумай. Усмиренная тьма дорогого стоит. Говорят, даже у императора при дворе есть своя ручная акайра. Но это секрет, понимаешь? Мало кто знает, на что мы способны. И что с нами можно вытворять.

Я почувствовала, как у меня внутри все похолодело от этих слов.

Я всегда считала себя неприкасаемой, думала, что ни один маг-мужчина никогда не опустится до того, чтобы прикоснуться ко мне. Но оказывается, несмотря на все их презрение, они не гнушаются использовать акайру для усмирения тьмы, когда им это выгодно.

Но тогда почему же мне не позволили помочь Николасу? Почему эти двойные стандарты? Когда дело касается их собственных интересов, все их принципы отходят на второй план?

Меня охватили противоречивые чувства – отвращение, негодование и горькое разочарование. Я ощущала себя преданной. Мое представление о неприкосновенности акайры оказалось иллюзией. Нами просто цинично пользуются, когда мы им нужны. И это открытие повергло меня в шок и смятение.

– Ладно, мне пора, – бросила Бренна. – Завтра на рассвете приходи во двор, послушаешь волю лорда-протектора. А после продолжим твою науку. Добро пожаловать в семью, сестрица.

С этим она ушла, оставляя меня наедине с подступающим ужасом. Я упала на жесткую постель, комкая в кулаках одеяло, давясь горькими слезами.

***

Весь бесконечный день я провалялась на жесткой узкой кровати, то проваливаясь в липкую муторную дремоту, то вновь выныривая в безрадостную явь. Солома в тюфяке колола спину даже сквозь тонкое одеяло, а от серого шерстяного платье чесалась кожа. Слова Бренны стучали в висках, не желая уходить, раздирая истерзанную душу своими острыми когтями.

Лишь ближе к вечеру, когда в крохотное окошко под потолком заглянули багряные лучи заката, дверь отворилась с тихим скрипом, впуская Деймона. Он остановился на пороге, окидывая меня внимательным взглядом, будто оценивая состояние. Его иссиня-черные волосы были стянуты в тугой хвост на затылке, открывая породистое бледное лицо с резкими чертами.

– Как ты, Адель? Освоилась на новом месте? – негромко спросил он, и от звука его голоса меня будто прорвало.

Вскочив с постели, путаясь в длинных складках платья, я в бессильной ярости замолотила кулаками по его широкой груди, даже не думая о последствиях.

– Лицемеры! Лживые ханжи! – выкрикивала я срывающимся голосом, не помня себя от гнева. – Значит, мы, акайры, для простого люда хуже демонов, грязные, неприкасаемые. А сами тайком используете нас, когда вам надо усмирить свою тьму? Когда не можете держать в узде свою распроклятую силу?

Слезы душили меня, но я не могла остановиться. Горечь предательства жгла нутро.

– Почему тогда не дали мне помочь Николасу? Ведь он твой брат! Неужели вы пожертвовали им лишь ради того, чтобы ваш грязный секрет не раскрылся? Представляю, что было бы, узнай кто, что акайра прикоснулась к благородному! Слухи бы расползлись по Академии со скоростью лесного пожара!

Деймон стоически сносил мой яростный напор, лишь перехватил мои запястья цепкими пальцами, не давая себя избить. Его красивое лицо оставалось бесстрастным, но в черных глазах плескалось странное выражение. Печаль? Сожаление?

– Выходит, правду сказала Бренна, что даже у императора есть своя ручная акайра, – процедила я, сверля его полным отвращения взглядом. Змеи рыжих волос липли к моим мокрым от слез щекам. – Которая под большим секретом помогает ему совладать с разрушительной магией. Но для прочих мы по-прежнему грязные твари, да? Двуличные ублюдки!

– Адель, – тихо проговорил Деймон, осторожно отпуская мои руки. – Ты не понимаешь…

– Чего не понимаю? – огрызнулась я, часто дыша. – Всей вашей извращенной лжи? О, поверь, теперь я понимаю гораздо больше, чем вы думаете!

Деймон смотрел на меня долгим нечитаемым взглядом, но возражать не стал. Лишь покачал головой, прядь волос выбилась из хвоста, змеясь вдоль точеной скулы.

– Поверь, Адель, в Ордене все не так просто, как кажется. У нас есть свои… сложности, – негромко произнес он. – Но я пришел не спорить. Завтра тебе предстоит непростое решение. Просто знай – я на твоей стороне.

С этим он вышел, аккуратно притворив за собой тяжелую дверь. А я без сил рухнула на жалобно скрипнувшую койку, пряча пылающее лицо в холодных ладонях. Все во мне бунтовало против чудовищного лицемерия и несправедливости, царивших в этом мире. Николас умирал в муках, а я ничем не могла ему помочь – лишь потому, что кучка лживых святош боялась огласки!

Но выхода я не видела, лишь еще сильнее запуталась. Оставалось уповать, что грядущий день хоть что-то прояснит. А пока я могла лишь молиться, чтобы моя вера в свет не угасла, не захлебнулась в этой душной, липкой тьме, что наползала со всех сторон, грозя поглотить с головой.

***

Утром следующего дня меня вновь привели во внутренний двор цитадели. Солнце едва показалось из-за горизонта, окрасив небо в зловещий багровый цвет. Как и вчера, здесь собрались иссары, послушницы и стражи. Все в черном, безмолвные и мрачные, будто вороны.

Я встала рядом с Бренной, опустив глаза и стараясь унять дрожь. Краем глаза заметила Деймона – он стоял чуть поодаль, сложив руки на груди и хмуро наблюдая за происходящим. Интересно, о чем он думает?

Скрипнули ворота, и во двор вышел лорд-протектор в сопровождении стражей. Они тащили кого-то – девушку в богатом, но изодранном платье, со связанными за спиной руками. Она отчаянно сопротивлялась, мотала головой, но была бессильна.

Когда пленницу швырнули на колени посреди двора, и ее лицо оказалось на свету, я вздрогнула. Не веря своим глазам, не желая верить. Это была Амелия. Та самая Амелия, подруга Николаса. Нет, правильнее сказать – невеста. Та, что возненавидела меня с первого взгляда и пыталась не раз унизить и избить. Та, что оболгала меня, и по чьей вине моя жизнь рухнула. Из-за нее мы потеряли все – свободу, доброе имя, самих себя.

Амелия визжала и вырывалась, не желая признавать реальность происходящего. Её некогда идеальные черные волосы были растрепаны, а дорогое платье превратилось в лохмотья.

Иссары и стражи вокруг смотрели на неё кто с презрением, кто со злорадством. Видно было, что спесь и высокомерие Амелии успели многим досадить. И теперь они жаждали увидеть её низвержение.

Вдруг взгляд Амелии заметался по толпе и остановился на одном лице. Ее глаза расширились, в них промелькнули удивление и неверие.

– Деймон? Это… это правда ты? – пролепетала она срывающимся голосом. На миг в ее чертах вспыхнула робкая, отчаянная надежда. – Я не понимаю… За что меня схватили? Почему притащили сюда? Ты же можешь это прекратить, можешь меня освободить!

Она сделала движение к нему, но стражи удержали ее на месте. Амелия бессильно забилась в их руках, не отрывая умоляющего взгляда от Деймона.

– Пожалуйста, поверь мне, я ни в чем не виновата! Это какая-то чудовищная ошибка! Ты ведь знаешь меня, знаешь, что я никогда… Прошу, скажи им! Вели меня отпустить!

Но Деймон был холоден и безучастным, его лицо оставалось непроницаемой маской. Он смотрел на Амелию так, будто видел ее впервые.

Осознание окатило Амелию ледяной волной. Деймон не собирался ей помогать. Не веря, она заглянула ему в глаза, пытаясь отыскать хоть искру тепла, узнавания. Обращаясь к нему, она заговорила тихо и проникновенно, будто пытаясь пробиться сквозь стену его безразличия:

– Неужели ты не помнишь, Деймон? Мы же выросли вместе, ты, я и Николас! Сколько счастливых дней провели втроем, сколько игр и проказ выдумывали! А помнишь, как на мое десятилетие ты подарил мне птичку – сам вырезал из дерева, неумело, но старательно? Я до сих пор храню ее, сберегла как величайшее сокровище!

Слезы покатились по ее щекам, но Амелия не замечала их, не сводя пылающего взгляда с Деймона. Она всей душой цеплялась за прошлое, как за соломинку, отчаянно веря, что сможет пробудить в нем былые чувства.

– Ты всегда защищал меня, был моим рыцарем! Когда я упала с яблони и сломала ногу, ты на руках отнес меня домой. А после сидел у постели, утешал, обещал, что все будет хорошо. Как ты можешь, как смеешь теперь отвернуться, предать нашу дружбу?!

Голос ее сорвался на крик. Амелия рванулась вперед, не обращая внимания на стражей, впилась взглядом в застывшее лицо Деймона.

– Я ведь любила тебя, всю жизнь любила! С самого детства знала, что ты – мой суженый, что нам быть вместе! А потом… потом ты оставил нас, ушел в Орден, даже не попрощавшись. Исчез, будто тебя и не было. Я годами ждала, надеялась, что ты одумаешься, вернешься… Но ты предпочел служение и долг, отрекся от меня!

Плечи Амелии сотрясались от рыданий. Она съежилась, став хрупкой и беззащитной, черные пряди упали на лицо.

– Николас… он был утешением, попыткой забыться. Я убедила себя, что люблю его. Хотела быть счастливой, назло тебе! Но в глубине души всегда помнила – это не то, не так должно быть… И вот теперь ты здесь. Так близко, но уже навсегда недосягаемый. Если в тебе осталось хоть что-то от прежнего Деймона, хоть искра тепла и сочувствия – молю, не дай им убить меня! Спаси, как спасал когда-то!

Мольба Амелии разносилась по двору, горькая и безнадежная. Все взгляды обратились к Деймону, но тот стоял неподвижно, точно каменное изваяние. Лишь желваки ходили на скулах, да в глазах плескалась мука.

Он молчал, мгновения тянулись бесконечно. Наконец, Деймон разлепил побелевшие губы и произнес глухо, почти неслышно:

– Прости. Я не могу. Не в этот раз.

И отвел взгляд, будто не в силах больше видеть страдание на лице Амелии. Та застыла, потрясенная, раздавленная. Из ее груди вырвался полувздох-полувсхлип.

Тишина, воцарившаяся после его слов, была густой и зловещей. Казалось, весь двор затаил дыхание, оглушенный болью и бесповоротностью произошедшего. Даже ветер приутих, будто не смея нарушить всеобщее оцепенение.

Но вот эту звенящую, гнетущую тишину разорвал резкий, хлесткий голос Рейгара:

– Довольно! Ты здесь не для болтовни, а для высшей цели. Твоя жизнь – плата за преданность Империи. Таково решение Его Величества.

Он повернулся ко мне и процедил:

– Перед тобой Адель, предательница и обманщица. Твоя задача – выпить ее душу. Забрать без остатка. Это докажет твою верность Ордену.

Сердце пропустило удар. Они хотят, чтобы я убила Амелию? Ту, которую ещё недавно я ненавидела до дрожи, мечтала уничтожить?

Амелия медленно подняла на меня взгляд. В ее глазах плескались горечь и странная обреченность, но не было ни удивления, ни мольбы о пощаде. Ее губы искривились в горькой усмешке.

– Значит, ты и правда чудовище, – произнесла она глухо, почти равнодушно. – Что ж, месть – дело такое. Надеюсь, ты насладишься ею сполна.

Ее слова хлестнули меня словно пощечиной. Но вместе с болью пришло и странное, горькое прозрение.

Глядя в измученное лицо Амелии, в ее полные слез глаза, я вдруг увидела в ней не заклятого врага, а всего лишь девушку. Такую же отчаявшуюся, сломленную, несчастную. В ее надрывных признаниях, в ее отчаянных попытках достучаться до Деймона я словно видела себя саму. Разве не так же я любила когда-то, без оглядки и страха? Разве не цеплялась за призрачную надежду на счастье, даже когда весь мир был против?

Да, Амелия причинила мне много зла. Но разве она не расплачивается сейчас за все сполна? Ее высокомерие, ее жестокость – быть может, это всего лишь броня, за которой она прячет истерзанное сердце? Способ защититься от боли, от разочарований, от ударов судьбы.

Странное чувство шевельнулось в груди – не жалость даже, а сочувствие. Узнавание. Будто на миг между нами протянулась незримая нить, связавшая два одиноких страдающих сердца.

И я поняла, что не смогу причинить ей боль. Не смогу добавить страданий и унижения к тому, что ей уже довелось пережить. В конце концов, разве моя собственная душа, иссушенная горем и тоской, уже не напоминает выжженную пустыню? Так стоит ли мстить, множить зло и делать еще одного человека таким же опустошенным?

Взгляд против воли метнулся к Деймону. Тот стоял, оцепенев, глядя на Амелию с нечитаемым выражением. А в следующий миг посмотрел прямо на меня. В его глазах отражались боль и смятение. "Ты не обязана это делать, – будто говорил его взгляд. – Ты выше этого. Сильнее".

– Ты колеблешься, акайра? – рявкнул Рейгар, впиваясь в меня пронзительным взглядом. – Забыла, сколько зла тебе причинила эта тварь? Она не достойна жалости! Прими её боль, отомсти за свои страдания. Стань карающей дланью Ордена!

Глубоко вздохнув, я шагнула к ней – скорчившейся и рыдающей. Призвала свою силу, чувствуя, как та курится вокруг чернильными языками пламени.

В глазах Амалии плескался первобытный, животный ужас.

Но в последний момент я застыла, словно налетев на стену. Рука, призывающая силу, бессильно упала.

– Нет, – произнесла я одними губами, глядя в полные ужаса глаза Амелии. И уже громче, обернувшись к застывшему Рейгару, повторила:

– Нет. Я не стану. Убивайте её сами, если хотите. Но моя рука не поднимется на безоружную. Даже на неё.

На миг тишина стала оглушительной. А затем двор взорвался гомоном. Иссары и стражи чуть ли не кричали от возмущения и недоверия. Никто не ожидал, что я посмею перечить Ордену.

Краем глаза я заметила, как дернулся Деймон. В его взгляде промелькнуло странное выражение – смесь изумления, тревоги и… восхищения? Он смотрел на меня так, словно увидел впервые.

Но тут мое внимание вновь приковал разъяренный Рейгар. Он в два шага оказался рядом и наотмашь ударил меня по лицу. В глазах потемнело, во рту разлился привкус крови.

– Ты пожалеешь об этом, – процедил страж. – Ты ещё не постигла, что значит истинная верность. Но ничего. Темница быстро научит тебя послушанию. А с этой, – он мотнул головой в сторону скорчившейся Амелии, – мы разберемся сами.

Крепкие руки вздернули меня на ноги, поволокли прочь со двора.

Последнее, что я увидела краем глаза – как Деймон шагнул вперед, будто желая вступиться. В его лице мелькнула мука, но тут же сменилась бессильной яростью. Он остался стоять, стиснув кулаки и глядя, как меня уводят. Так ничего и не предприняв.

Что ж, по крайней мере, я сохранила человечность. Не уронила себя в его глазах. И в своих собственных. Даже если придется жестоко поплатиться.

Стойте! – вдруг рявкнул Рейгар. В его голосе звучало мрачное торжество. – Бросьте эту высокомерную мерзавку в одну камеру с акайрой. Посмотрим, Адель, как долго продержится твоя бравада, когда запоет голод. Рано или поздно инстинкты возьмут свое. И тогда… тогда тебе придется выбирать – подчиниться или сдохнуть.

Стражи дружно заухмылялись и поволокли Амелию следом за мной. Обессиленная, дезориентированная, она лишь слабо трепыхалась в их жестких руках. На какой-то миг наши взгляды встретились – полные ужаса, недоверия и странной, горькой солидарности.