– Знаю, знаю. Как немцы пришли, Сашка гоголем по деревне ходит. Рожа, что у хряка. Слыхала я его наказ, что всю живность надобно немцам отдать. Да шиш ему. Без масла, ироду. Сам на коне ездит, с офицером этим за ручку здоровкается, а на своих и не смотрит. В школе тем еще обормотом был. Сразу понятно, откуда у него все это, – бабушка привычно перемывала кости и немцам, и старосте, которого сами немцы и выбрали. Из тех, кому посчастливилось выжить.
– Баба, вчера дождь был, – осторожно вставила я, стараясь отвлечь бабушку от грустных мыслей.
– По грибы навострилась? – усмехнулась она и добавила. – Одна не ходи. А ну как в лесу на немцев нарвешься.
– От лебеды живот болит.
– Знаю, знаю, – вздохнула бабушка, по привычке потрепав меня за щеку. – Обрезалась вон. Как хворостинка. Глазюки только и остались. Что поделать, Эля. У кого от лебеды живот болит, а кто-то и лебеды не видит.
– Я с Петькой и Анькой пойду. Петька удочку смастерил. Может рыбы наловим в озере, – улыбнулась я, прижимаясь к бабушке. – Если немцы не отберут…
– С ними не спорь. Скажут отдать – отдавай! – нахмурилась бабушка. – Рыбу, грибы… Все отдавай, сама только домой вернись.
– Конечно, баба. Да мы мигом. Туда и обратно. Так хоть грибов насушим или рыбки.
– Ладно, беги, егоза, – согласилась она, снова потрепав меня за щеку. Рассмеявшись, я чмокнула бабушку и, схватив лукошко, стоящее у двери, выбежала на улицу.
С Петькой и его сестренкой Анькой мы частенько выбирались в лесок рядом с деревней. Надо было пройти через погост, углубиться по одной, еле заметной тропке и через час ходьбы тропка выводила нас к озеру. Немцы знали про озеро, но редко туда ходили. Они предпочитали караулить на выходе из леса и отбирали у местных все, что те ловили. Только солдатами двигал не голод. Я видела их лица – сытые, довольные, веселые. Однажды один из них дал Петьке шоколадку за лукошко грибов. Шоколадку мы съели втроем, а потом долго мучились животами, отвыкнув от сладостей. Но грибы были лучше шоколадки. На лукошко можно было долго и сытно жить, и постные щи из лебеды и одной картофелины превращались в настоящее лакомство. Часть грибов бабушка сушила на зиму и зимой было сложнее всего. Кто что за лето успел собрать, на то и жил. Зерно немцы тоже забирали. Оставляли немного, но бабушка зерно для кур держала. А если кто из них голода не выдерживал, бульон варила. Варила темной ночью, когда знала, что никакой незваный гость в двери не постучится.
Лишь грибы да редкая рыбешка нас с бабушкой и спасали. Я ходила в лес каждый день. Когда с Петькой, а когда и одна. Пробиралась через поваленные деревья, колючие кусты и густую траву, а все ради того, чтобы найти пару-тройку грибов. Петьке везло больше. Он рыбачить умел, а однажды наловил пол ведёрка раков. Раков поделили пополам и сварили на месте, разведя небольшой костерок. Бабушка сильно удивилась, когда я принесла ей пять штук мелких рачков, сваренных без укропа и соли. А потом плакала, думая, что я не слышу. Рыбу Петька тоже ловил мелкую и костлявую. Но после лебеды эта рыба была вкуснее жареной курицы.
В других деревнях могло быть хуже. Там старосты забирали все, а утром в холодных домах находили холодных людей с раздутыми животами. Иногда эти люди добирались до нашей деревни. Холодные, голодные, с пустыми, равнодушными глазами. Они брели по дороге, не обращая на нас внимания. Старики и дети, серыми тенями плыли они по улице и исчезали за поворотом, откуда в любой момент могла послышаться автоматная очередь.
– Ты чего? Уснула? – усмехнулся Петька, потормошив меня за плечо. Вздрогнув, я посмотрела на него и, нахмурившись, мотнула головой.
– Задумалась просто. Идем?
– Ага, идем, – кивнул он, беря в одну руку лукошко, а в другую удочку. К поясу Петьки была привязана ржавая банка, полная червей.
– А Анька? – спросила я, посмотрев на закрытую дверь Петькиного дома.
– Худо ей, Элька, – помрачнел мальчишка. – Немцы как птицу забрали, один ей сапогом по животу ударил, когда она за цыпленком полезла. Баба ей компресс сделала, да Аньке все равно худо. Кашляет сильно и плачет потом.
– А мы ей рыбки принесем, – улыбнулась я.
– Обязательно принесем, – хмыкнул Петька, придирчиво проверяя удочку. – Ладно, пошли. До вечера надо управиться, чтобы баба Катя твоя не волновалась.
До погоста добрались быстро. Находился он на горке, на самой опушке леса. Это место всегда меня пугало. Деревянными крестами и вздыбленной землей, каркающим вороньем и пробирающим до костей ветром. После того дня, как в Тоболье пришли автоматчики, могил на погосте прибавилось. Были такие, где земля уже слеглась, но хватало и свежих. Петька тоже не любил погост. И он, и я помнили душное июльское утро, когда к вырытым ямам потянулась очередь из почерневших, плачущих людей, несущих на плечах наспех сколоченные деревянные гробы.
Но к озеру через погост была самая короткая дорога. На другой немцы построили заставу и не стеснялись обирать тех, кто шел из леса с нехитрой добычей. Еще и партизаны в лесу объявились, что делало вылазки опаснее. Однако деваться некуда. Нужна была еда, нужны были припасы. Вот и ходил украдкой люд через погост и так же тихо возвращался, ловко перемещаясь между могилами.
Петька уверенно шел вперед и первым нырнул в густую зелень, раздвинув колючие ветки руками. Я следом, опасливо смотря по сторонам и боясь увидеть знакомую серо-зеленую форму. Но нам повезло. Август был жарким, в лесу тихо и ни единого ветерка, а солдат в такую погоду загнать в лес могло лишь что-то серьезное. К тому же мы с Петькой знали лес, как свои пять пальцев, и запросто могли спрятаться, зарывшись в прелую листву при малейших признаках опасности.
В воздухе пахло древесной корой, было необычайно влажно и душно, гудели редкие насекомые и лениво перебегал с места на место потревоженный заяц. Петька поначалу пытался ловить лесную живность, но без ружья этого сделать не удалось. Да и с ружьем тоже. Выстрел обязательно привлечет ненужное внимание, а то и ответную очередь из автомата.
– Осень скоро, – отдуваясь, нарушил молчание Петька. – Дождей много будет. И грибов тоже.
– На дождь и раки лезут, – поддакнула я, заставив мальчишку усмехнуться.
– Ты раков, как пауков боишься, – фыркнул он.
– Пауков есть нельзя, а раков можно, – парировала я. Петька негромко рассмеялся и кивнул. Его спина блестела от пота, по ней то и дело пробегали муравьи, но Петьку это не беспокоило. Он сосредоточенно шел вперед, придерживаясь еле видимой тропки. Через деревья блеснула водная гладь. Озеро. А значит, скоро можно будет не только рыбы наловить, но и ополоснуться. Вода сейчас теплая, холодные ключи только-только начали пробиваться через землю, но у берега купаться можно. Словно в парное молоко ложишься. Теплое и нежное.
– Анька на ноги встанет, я к партизанам пойду, – неожиданно сказал Петька. – К зиме.
– Зачем? Твои без тебя пропадут, – удивленно спросила я и остановилась. Петька чуть подумал и почесал бровь.
– Не пропадут. Наши помогут. А я… устал я, Элька. Когда фриц этот Аньку ударил, я чуть на него не кинулся. Остановился, когда понял, что и бабку, и сестру тогда убьют. Они все забрали, что было. А так… хоть шанс будет.
– Шанс на что?
– На то, чтобы выгнать заразу эту, – недовольно протянул он. – Сама как думаешь? Лешка Свиридов тем летом к партизанам перебежал, а потом слышала, что с немцами в Софьяново сделали?
– Слышала, – тихо ответила я. Прошлым летом все Тоболье судачило о том, как группка партизан напала на вооруженный конвой немцев и разгромила его. Старосту Софьяново партизаны перед входом в сельсовет повесили. В назидание остальным. – А слышал ты, что потом было?
– Вранье это все. Немецкое, – протянул Петька, но я услышала в его голосе неуверенность.
– Пришли другие немцы, – так же тихо продолжила я. – А потом взяли от каждой семьи одного человека и расстреляли в поле. Женщин, детей, стариков… Немцам без разницы было.
– И что? Ждать предлагаешь? – фыркнул мальчишка, но я видела, что его задели мои слова.
– Нет… Не знаю, – пожала я плечами. – Сложно все слишком. Кто знает, к чему твой побег приведет.
На озере царила жаркая тишина, нарушаемая редким и ленивым всплеском рыбы. Зудели в воздухе комары, протяжно свистели в чаще птицы, да шумела пожелтевшая от жары листва на деревьях. Солнце раскаленным шаром застыло в бирюзовом небе и взирало на землю, как хозяин смотрит на своих слуг.
Петька раздвинул руками кусты смородины, давно уже ощипанные голодной детворой, и спустился с пригорка к воде. Ржавая банка на его поясе покачивалась, издавая еле заметный скрип от трения проволоки об железо. Я шла за ним следом, задумчиво смотря по сторонам. Если повезет, Петька наловит рыбы, пока я буду искать грибы, а там и искупаться можно.
– Далеко не уходи, – буркнул Петька, возясь с леской и крючком. – Тенёк ищи. Там грибов много будет.
– Ага, – кивнула я, затем еще раз прислушалась к звукам леса и, махнув Петьке рукой, пошла по другой тропинке, уводящей в чащу.
В этот раз повезло. После обильного ливня, случившегося два дня назад, лесная трава была устлана грибами. Я видела красные шапки мухоморов, подосиновики, опята… Земля дала богатый урожай.
Лукошко наполнялось быстро и на миг пришло сожаление. Стоило бы взять и Петькино лукошко, чтобы лишний раз не ходить. Но озеро близко, никто не мешает вернуться к другу, выгрузить добычу и пойти на второй заход. Живот голодно заворчал, когда перед глазами возникла старая чугунная сковородка с жареной картошкой и грибами. Бабушка давно не делала это лакомство, экономя картошку, которая росла в сорняках, чтобы никто не нашел. Но сегодня добыча большая, может и порадует. До зимы еще дожить надо, а бабушка всегда говорила, что момент ценить надо. Но и наглеть я не собиралась. Не сегодня, так завтра в лес потянутся и другие, чтобы хоть немного забить пустые кладовки грибами.
Вздохнув, я сорвала крепкий подосиновик и положила его к собратьям в лукошко. От лесной духоты кружилась голова и до одури хотелось пить. Петька говорил, что по левую сторону озера в чаще родничок есть. Можно и сходить, если рыбак еще не закончил ловлю. Вздохнув, я огляделась, чтобы запомнить место, где еще хватало грибов, и, повесив лукошко на руку, направилась обратно к озеру.
Петька все еще рыбачил, а в погнутом ведерке, рядом с его ногой, о, чудо, плескалось пять небольших карасиков с мою ладонь. Не самый плохой улов, может и на нехитрую уху хватит. Если везло, Петька обычно разводил костер на берегу и запекал две-три рыбины на углях. Но с тех пор, как в лесу стало неспокойно, костер мы разводить не решались.
– Ого! – присвистнул он, когда я подошла ближе и поставила свое лукошко на траву.
– Там еще лукошек на десять наберется, – отдуваясь, ответила я. По лбу, словно надоедливые насекомые, ползли капельки пота. – Смотрю тебе тоже везет?
– Как сказать. Мелочевка, конечно, – усмехнулся Петька и посмотрел на небо. – Если дождь будет, можно за раками выбраться.
– Прошлый раз зря сходили, – напомнила я. Несмотря на ливень, раков удалось поймать совсем немного. Словно они специально попрятались на самом дне и вылезать не хотели.
– Не, я видел. Они по дну полз…
