Осколок империи

Ну и двое других чекистов, делящих с нами кабинет и в какой-то степени подчиняющихся даже мне. Петров Иван Александрович, агент первого разряда, то есть унтер-офицер самого высокого уровня. Прост, как медный пятак, вполне доволен своим нынешним положением и причастностью к ОГПУ, никакого стремления двигаться дальше по служебной лестнице. Инициативы ноль, но приказы выполняет досконально и с крайним усердием. Ну и стоит отметить умение стрелять и бить морды всем, на кого укажут. Классическая грубая сила.

И Халилов Магомед Гуссейнович. Как бы это про него сказать, чтобы четко и без слов малопристойных? Потрясающая помесь дуба и барана. Тупой, дурной и практически ничего не понимающий. Оказался в системе еще в девятнадцатом году, да так выше агента первого разряда и не поднялся. Хотя хотел, очень хотел, и желание это никуда не делось. Вот только даже по меркам Страны Советов Халилов был просто потрясающе туп.

Зачем его тогда вообще держали? Ну, помимо проверенности и уважения к стажу службы. Ответ был прост и… противен. Халилов был самым что ни на есть заплечных дел мастером, любящим причинять боль и умеющим это делать. Именно этим он и занимался, но поскольку официальной должности палача как-то не водилось, то числился он тут. Право слово, мне на него и смотреть-то было противно. А приходилось разговаривать, временами улыбаться и вообще вести себя, словно рядом сидит обычный человек, а не садист, у которого руки в крови даже не по локоть, а по самую маковку.

И удивляться не стоило. Подобных среди чекистов хватало, в том числе и тех, которые являлись такими вот неофициальными палачами. И это считалось нормой, более того, нормой, получившей одобрение самых верхов. Забавно, но даже некоторых большевичков еще во время Гражданской проняло до печенок то, что творили и продолжали творить их опричники. Даже официальный документ был со словами насчет «произвола организации, напичканной преступниками, садистами и разложившимися элементами люмпен-пролетариата». Требовали даже упразднить эту структуру, как вышедшую за крайние рамки добра и зла. Естественно, этот отголосок человеческого восприятия мира остался гласом вопиющего в пустыне. Тем более что глас этот исходил от бывшего имперского офицера Каменева, выпускника Академии Генштаба. Думаю, именно тогда до него дошло, на чью сторону он перешел, кому помогал своим предательством. И все эти писки о недопустимости террора и кровавой вакханалии под руководством ЧК были… смешны.

Ах да, едва услышав подобные слова, тогдашняя «несвятая троица», состоящая из Троцкого, Сталина и Свердлова, пользующаяся полной поддержкой самого «вождя мирового пролетариата» Ленина, прямо заявила, что террор был, есть и будет, а ЧК вне любой критики. Самому же Каменеву и прочим, не до конца расставшимся с принципами, был сделан намек сидеть и не высовываться. А то ведь объявить человека врагом революции – дело легкое. Для пущей же убедительности вместе с самим «не оправдавшим доверие партии» легко пустить в расход и членов его семьи. Так, для профилактики. После этого никаких протестов не было. Удивительно, правда?

– Все работаешь, Алексей? – вырвал меня из глубин размышлений и одновременного чтения документов голос Петрова. – Скоро уж рабочий день заканчивается. А ты все за своим столом сидишь, даже взгляда от бумаг не оторвешь.

– Дел много. Больше половины бумаг на французском, а их так легко не прочитать. Да еще каждая мелочь может оказаться важной.

Иван лишь улыбнулся и, подвинув стул, присел. Бедная мебель протестующе заскрипела, поскольку почти сто килограмм Петрова были для нее не самым легким испытанием. А для меня в качестве испытания выступали немереные любопытство и оптимизм чекиста, заодно с его желанием поболтать обо всем и ни о чем. А ведь приходится, с коллегами, тем паче находящимися в одном кабинете, надо поддерживать хорошие отношения. Особенно сейчас, пока я тут новичок.

– И какие важные мелочи сейчас пытаешься найти?

– Наклевывается кое-что… – Я изобразил взмахом руки нечто такое неопределенное, но Ване этого было мало. Понимая, что тот просто так не отцепится, пришлось пояснить: – Собираю данные о всех французских обществах, которые были в СССР, особенно здесь, в Москве. Потом, собрав все сведения, нахожу людей, которые были не на виду, но все же засветились. И затем уже пытаюсь отследить, кто и после охлаждения отношений с Францией, выглядит… необычно.

– Это как?

– А вот так. Новые должности, к примеру, или усилившееся влияние на месте работы. Может, оно и само собой, а возможно и при помощи наших французских «друзей». Потом попробовать выявить какие-либо контакты… И если они есть, то брать в разработку.

– Мудришь ты чего-то там. Сразу видно, что бывший студент, – отмахнулся Петров. – А вообще занимайся чем хочешь, главное, чтобы начальство не прознало. Крику будет!

Воистину, простота хуже воровства. Как будто начальство не знает, чем я тут занимаюсь! Это ведь те же Петров с Халиловым тут для «подай-принеси-свободен». Другие же занимаются той самой аналитической работой. перетряхивая тонны пустой породы для нахождения чего-либо ценного. И далеко не факт, что просмотрев одни и те же бумаги, разные люди сделают одинаковые выводы. Ведь тут многое от стиля мышления и талантов в области сыска зависит. А он в ОГПУ есть далеко не у всех, и это меня откровенно радует.

Звук открывающейся двери… Халилов приперся. И как всегда что-то жрет. Не ест, а именно жрет: с причавкиванием, непременной последующей отрыжкой и облизыванием пальцев. Животное, чтоб его! И ведь куда только в него такая прорва еды умещается? Сам довольно худощавый, невысокий, а все как в бездонную бочку проваливается.

– Опять жрешь, Магомед? – фыркнул Петров, даже не глядя на коллегу. – Может, тебе к доктору, чтоб он тебя на глистов проверил?

– Сам ты это… глыст! Я этых докторов еще тогда лэчил… Все они врэдители.

Выдав этот шедевр мудрости, уже неведомо какой на моей памяти, претендент на звание самого тупого чекиста года важно прошествовал к своему столу, где и затих… Все правильно: пожрал, потом поспал, потом опять пожрал… и так далее. Обычный круговорот событий у низших жизненных форм. На Халилове можно не одну научную работу написать, вот только желающих почему-то нет. Больно неприятное создание.

– Вань, а Руслан Борисович сегодня еще вернется или уже домой отдыхать отправился?

– Я то почем знаю! – пожал плечами Петров. – Он мне не докладывает. Да и тебе тоже. Ушел по делам. Вернется, когда закончит. А что, сильно нужен?

– Да не то чтобы прямо сейчас. Просто кое-что интересное проступает касаемо некоторых людей. Не хочу через его голову докладывать.

– Тогда да, тогда конечно. Товарищ Сомченко такое не любит.

– Такое никто не любит, – позволил я себе легкую усмешку. – Поэтому я и не собираюсь делать ничего такого. Все по закону, писаному и неписаному.

Петров понимающе закивал, после чего, увидев, что я вновь закопался в бумаги, отчалил к собственному столу. Не то чтобы работать, скорее просто подремать с открытыми глазами до окончания рабочего дня. Нутром чуял, что я его ни за новыми документами, ни в архив уже не погоню. Правильно чуял, сейчас мне только и оставалось, что подчистить кое-какие шероховатости да оформить докладную записку в максимально выгодном ключе, а потом сделать еще кое-что…

Вот и получилось, что спустя полтора часа после окончания работы я сидел в одной из пока еще многочисленных московских чайных, наслаждался здешним ассортиментом и… ждал человека, о встрече с которым договорился еще два дня назад. А сегодня лишь подтвердил, что никаких форсмажорных обстоятельств не возникло. Имя же его… Ну да, тот самый Руцис Аркадий Янович, тесные отношения с которым были важным элементом разработанного плана.

Звонил я ему довольно часто. Встречи были более редкими и непериодическими, лишь по действительно важным, по его мнению, вопросам. Мне лишь оставалось подыгрывать в этом опытному чекисту, ведя себя так, как должна была вести моя маска. И вроде как получалось. Откуда уверенность? Да просто в противном случае у меня быстро бы нарисовались проблемы. Сначала в виде слежки, а потом… Мда, потом пришлось бы быстро исчезать, опережая приказ об аресте. Но пока что бог миловал. Надеюсь на то.

– Что-нибудь еще подать? – нарисовался рядом официант, стремящийся услужить человеку в форме ОГПУ.

– Пока нет. Позже – непременно. Жду человека. Как появится, тогда подойдете.

– Будет сделано-с…

Ага, понятно. Еще с тех времен персонал. Уж больно привычки и речевые обороты соответствуют. Хотя удивляться особо нечему. Обслуга, она такая, любые встряски без особых потерь способна пережить. Не вся, конечно, но тем не менее. Ведь новые «хозяева жизни» любят кушать, как и прежние. А еще предпочитают, чтобы их обслуживали соответствующим образом, пусть он и далек от «пролетарской солидарности». Мда, забавно все же смотреть на происходящее несколько со стороны. Думаю, что схожим манером взирают на происходящее немногочисленные сейчас в Стране Советов иностранцы. Но есть и одно отличие. Им просто чудно и забавно видеть все это. У меня же улыбка – средство защиты от горечи при виде того, что стало с некогда прекрасной и процветающей Россией. Печаль и безнадежность – вот наилучшие эпитеты, приходящие на ум при взгляде на окружающую действительность.