Шабаш Найтингейл

– Только один: тебе самой-то не надоело всем помогать? – размазывая слезы, со злостью в голосе протянула Рицци.

Деметра вздохнула вновь.

Владелец главной лечебницы Нью-Авалона, мистер Флеминг, безвозмездно выделивший одну из лучших палат для безнадежного больного, с самого начала не давал насчет него никаких прогнозов. Но он был готов и дальше поддерживать жизнь Шерла Прамниона, получившего от Верховного Ковена звание героя. И Деметра была очень ему за это благодарна.

Хоть состояние Шерла не ухудшалось, оно при этом и не становилось лучше. Мужчина будто бы завис между миром живых и мертвых, не решаясь сделать шаг ни в одну из сторон. Лекари не могли ему больше ничем помочь – физически он полностью поправился. Проблема оставалась лишь в его голове.

Это подтвердила и одна из медсестер, когда Деми и Рицци зашли в холл лечебницы. В этот день там было на удивление спокойно: какая-то женщина катила старушку в инвалидном кресле, и еще трое пациентов ждали своей очереди на скамейках у стен.

– Миледи Альфано! – заулыбалась медсестра, увидев все еще раздраженную, но одетую с иголочки маркизу. – Давненько вас не было! Наш спящий красавец наверняка вас заждался. Вы знаете, ведь его никто теперь не навещает…

– Вообще никто? – безжалостно уточнила Деметра, оглядываясь на Рицци, старательно разглядывающую серый плиточный пол.

– Алана Бланшар заходила с неделю назад, и да, больше никого не было. А ведь разговоры с друзьями могли бы помочь ему к нам вернуться, – пожала плечами медсестра, поднимаясь из-за стойки регистратуры. – Я провожу вас в палату.

– Какой толк разговаривать с тем, кто тебя не слышит, – сквозь зубы процедила Рицци, отправляясь все же за ней.

– Тебе что, совсем не стыдно? – поинтересовалась Деми, выходя из холла в широкий коридор, по обеим сторонам которого располагались двери кабинетов.

– Мне не бывает стыдно, – тихо ответила Рицци, и по ее виноватому тону стало очевидно иное.

Они прошли по коридору, лавируя между редкими пациентами, поднялись на второй этаж, затем на третий и, наконец, на четвертый, располагавшийся под самым скатом крыши.

Плиточный пол здесь сменялся темным лакированным паркетом, а светло-голубые стены, такие же, как и во всей лечебнице, были украшены вовсе не больничными золочеными светильниками. Они словно бы возвещали – на этом этаже находились палаты для самых обеспеченных пациентов. Или для тех, кому это место приходилось единственным последним домом.

Палата Шерла Прамниона больше походила на гостиничный номер – с простой, но недешевой на вид деревянной мебелью, отдельной ванной комнатой, бархатными портьерами и даже креслом с торшером в углу на тот случай, если безнадежному пациенту захочется провести время за книгой.

Однако на тумбе у кровати с поднимающимся изголовьем вместо личных вещей находились непонятные медицинские устройства, существенно отличавшие лечебницу от отеля. С горящими лампочками и экранами, они работали от стоящей неподалеку динамо-машины и соединялись с Шерлом специальными проводами и трубочками, отслеживая малейшие изменения в состоянии.

Глядя на самого Шерла, безжизненно лежащего на кровати под белоснежным одеялом, Деметра готова была поспорить с лекарями насчет того, что он был «полностью физически здоров». Мужчина похудел, бронзовая кожа словно бы посерела, а щеки впали, резко очерчивая скулы. Хотя он все еще был красив и ухожен… Медсестры явно брили своему пациенту лицо и даже голову, чтобы бывший глава светлых оставался похож на себя.

– Я оставлю вас, – деликатно уведомила медсестра, остановившись на пороге палаты. – Приемное время заканчивается через час.

Когда дверь за ней закрылась, Рицци шумно выдохнула, прошлась до окна и рухнула там в кресло. Сиреневая юбка ее платья расстелилась по полу, а лицо скрылось за розовыми прядками. Только сейчас Деми обратила внимание, что корни сильно отросли, являя миру истинный цвет волос подруги – угольно-черный.

– Ну и для чего, ради всех богов, ты меня сюда притащила? – с обреченным видом спросила маркиза. – Напомнить о том, что мне нечего ждать от своей жизни?

– Напомнить, что ты не одна, – серьезно ответила Деметра. – Оглянись вокруг. Не замечаешь никого, кому сейчас хуже, чем тебе?

– Он нас не слышит, Деметра! – выкрикнула Рицци. – Я ходила к нему чаще, чем на собрания Ковена, целый год! Держала за руку, читала книги, рассказывала о себе и новостях в мире. И самое ужасное, что мне это даже нравилось! Единственный парень, которого я заслуживаю, – это лежащий в коме мертвец!

– А ты не думала о том, что он все слышит, но неспособен ответить? Он мог на самом деле ждать тебя, Рицци… – предположила Деми, обескураженная ее вспышкой гнева. – Нельзя так быстро сдаваться…

– Ты говоришь это только потому, что боишься сдаться сама! – Рицци вскочила на ноги, сделала несколько нервных шагов по палате и отвернулась к окну.

– Я понимаю, привлекательные и перспективные лондонцы из Тиндера не оценили маркизу с родовым проклятием, но…

– Деметра, – на выдохе прошипела Рицци, оборачиваясь. – Сделай мне одолжение и попробуй уловить хоть что-то из того, что я тебе сейчас скажу. У меня ужасное похмелье, очень сильно болит голова, я не помню, чтобы ела хоть что-то, кроме тех чертовых конфет… Хочешь, чтобы я почувствовала стыд и взяла себя в руки? Окей, ты добилась своего. Но я искренне считаю, что никогда не могла и не смогу помочь Шерлу.

На лице Рицци отобразилась целая гамма эмоций, будто бы она решалась на что-то, а руки сжались в кулаки.

– Знаешь что? Я тебе это докажу, – проговорила она и порывисто подошла к койке, на которой лежал мужчина.

Деметра рванулась туда же, опасаясь, что подруга его попросту убьет, как вдруг увидела нечто, заставившее замереть на месте от изумления.

Губы Патриции Альфано коснулись губ Шерла Прамниона, замерли на несколько долгих секунд, после чего подруга выпрямилась и посмотрела на нее с победоносным видом.

– Вот видишь… – ядовито протянула она. – Я же говорила…

– Рицци, – торопливо перебила ее Деми, все еще не сводящая глаз с мужчины.

В это мгновение взгляд Рицци опустился вниз, и она увидела то же, что и Деметра. А именно – как задвигались пальцы на одной из рук. Задрожали ресницы. И как приоткрылись губы.

– Бойтесь Старлинг, – прошептал Шерл Прамнион, открывая глаза.

Не веря в происходящее, Деметра успела заметить, как быстро краснеют щеки шокированной подруги, и выглянула в коридор.

– Медсестра! Скорее, подойдите сюда! – крикнула она.

Когда же Деми вернулась назад, пришедший в себя глава светлых смотрел на нее более чем осмысленно. А вот Рицци в палате уже не было.

Подруга использовала чары перемещения.

Высокие стены забытого доселе хранилища буквально содрогались от непривычного за прошедшие столетия шума и скопления людей под предводительством виконта Тэда Кларенса.

Как это уже бывало, работникам архива пришлось на время сменить профессию, чтобы навести порядок на временном рабочем месте. Вооружившись метлами, тряпками и ведрами, они вымели всю вековую пыль и паутину вместе со скрюченными засохшими пауками, сняли истлевшую ткань, укрывавшую мебель, собрали и выкинули мусор, до блеска протерли поверхности и поставили на них более современные, нежели факелы, осветительные приборы. Под более современными, разумеется, имелись в виду керосиновые лампы, которые были в широком ходу веке так в девятнадцатом, но магов Нью-Авалона подобные условности совершенно не смущали.

После такого масштабного действа заброшенные интерьеры переменились. Теперь они уже походили на всем привычные библиотечные залы, которые практически каждый мог увидеть наверху, а особо привилегированные – в своих замках или особняках. Можно было даже сказать, что находиться внутри стало уютно. Однако приятная глазу обстановка ни разу не умаляла недовольства архивариусов, вызванного очередной сверхурочной работой.

Дрейк Далгарт с грохотом обрушил на стол стопку древних фолиантов, да так, что ножки заскрипели и столешница опасно покачнулась. Леон Бланшар, сидящий за этим самым столом, поднял на коллегу недовольный взгляд.

– Думаешь, виконт Кларенс скажет тебе спасибо, если ты доломаешь эту рухлядь? – поинтересовался он, возвращаясь взглядом к чтению рукописи, которую следовало идентифицировать и промаркировать.

– Полагаю, он выпишет мне личную благодарность, наградит почетной грамотой и разрешит в кои-то веки посетить домашний ужин, – мрачно парировал Дрейк, садясь на стул по другую сторону. – Наш надзиратель просил передать, чтобы мы заканчивали со шкафом номер четыре и только потом катились по домам.

– И чем же этот ужин отличается от всех прочих, которые ты уже пропустил? – без особого интереса спросил Леон, записывая информацию на бирке.

– Сегодня в Кроу-хаус должны были приехать брат со своей девушкой, – ответил Дрейк и положил перед собой верхнюю книгу из стопки.

– С твоей бывшей девушкой и моей кузиной по совместительству, – уточнил Леон, усмехаясь. Дрейк закатил глаза, и потому друг поспешно добавил: – Мне не понять прелесть семейных вечеров. С моими родственниками торопиться некуда – их вечно не бывает дома. Отец уехал по делам на Вайлдхант, а дед Альберт в эту самую минуту о чем-то беседует с Тэдом Кларенсом в соседнем зале. В Ордене мы тоже… никогда не проводили время вместе.

Интуитивно почувствовав, что разговор переходит на опасную почву, – Дрейк слышал, что жизнь в Ордене Монтеры сложно было назвать приятной, – он посчитал нужным на всякий случай перевести тему.

– Вроде бы твой дед возглавляет подразделение погодных магов? – спросил он.

– Не совсем, – покачал головой Леон, закрывая рукопись и кладя ее на специальную тележку, на которой все находки впоследствии отправлялись наверх. – Маги-ученые под его руководством изучают природу архипелага полностью – биологию, экологию, метеорологию, геологию… Короче, всю эту научную дребедень. А вот отец как раз руководит погодными магами.

– Значит, наш дядя Ричард и твой дед работают вместе, – заключил Дрейк и посчитал, что на этом в разговоре можно поставить точку. Время на болтовню казалось ему сейчас непозволительной роскошью.

Открыв книгу, он торопливо записал ее название на специальном бланке, который следовало поместить перед титульным листом. В этом бланке должна была содержаться и другая информация – об авторе, кратком содержании книги, примерном количестве страниц и возможной дате написания. Все это необходимо сделать как можно скорее, если он еще мечтал попасть домой.

Потирая уставшие глаза, Дрейк со скукой перелистнул несколько страниц, быстро поняв, что перед ним находился личный дневник какого-то волшебника, жившего в Эмайне в начале девятнадцатого столетия, едва ли представлявший хоть какую-то историческую ценность. Старик описывал свой быт, ссоры с женой, затеявшей масштабную перепланировку семейного особняка, махинации с принадлежавшей ему недвижимостью и нежные ночи с молодой любовницей.

– Не понимаю, для чего в архив поместили эту дрянь? – с раздражением спросил он четверть часа спустя.

– Очередной дневник? – спросил Леон, заканчивающий со следующей книгой, – его работа явно шла быстрее. – Сегодня мне попалось штук пять таких. Подозреваю, что сюда свезли все личные дневники жителей Эмайна, какие только смогли найти. Хочешь узнать, что мне показалось в них странным?

– Хочу узнать, почему я должен торчать здесь до ночи, – проворчал Дрейк. – Мне просто необходимо успеть домой. Не могу ни на чем сосредоточиться.

– Иди и выскажи это нашему достопочтенному виконту, – приподнял брови Леон.

– Так и сделаю, – кивнул Дрейк, поднимаясь со стула. – Хотя бы сегодня, но он отпустит меня пораньше.

Он пошел мимо таких же несчастных, вынужденных работать допоздна. Им с Леоном еще повезло – нашелся свободный стол со стульями. А кто-то разбирался со свитками и книгами сидя прямо на полу. Впрочем, в защиту архивариусов стоило добавить, что многие из них относились к своим обязанностям с куда большим и совершенно неподдельным энтузиазмом.

В дальнем зале, наименее освещенным из всех, виконт Броллахана, Тэд Кларенс, реквизировал себе большой письменный стол, за котором расположился с самым важным, начальственным видом. Из всех подчиненных в этом зале работал только один – его непосредственный помощник. Он разбирал книги в одном из шкафов, и возле головы на уровне глаз висел маленький шарик света, помогающий разглядеть хоть что-то в полутьме.

Перед столом начальника сидел Альберт Бланшар. Как и сказал Леон, мужчины вполголоса обсуждали что-то, и в свете керосинки их лица выглядели довольно зловеще.

– …заметили еще на прошлой неделе, – донесся до Дрейка негромкий, но усиленный хорошей акустикой зала голос Альберта. – Показатели активности стабильно растут, и сделать с этим ничего нельзя.

– Я уже известил Вильгельмину, – отвечал пожилому мужчине Тэд Кларенс. – Решать, делать что-то или нет, – ее задача.

– Но ведь поэтому я и пришел к тебе, – с суровым видом возразил Альберт. – Твои люди тоже занимаются нашей общей проблемой. Если на Нью-Авалоне вскоре произойдет новое землетрясение, то…

– То мои люди точно не смогут помочь, – перебил его Тэд. – Наша задача – выяснить причины…

Мужчина осекся и поднял глаза, всматриваясь в сторону дверного проема, скрывающегося во тьме. Дрейк, на которого, собственно, и был направлен взгляд, быстро понял свою ошибку – услышав разговор, наверняка важный, он ненароком замер, стараясь узнать как можно больше, прежде чем ему самому пришлось бы заговорить. Однако задержался слишком уж надолго, и его заметили.

Сразу стало ясно – ни о каком послаблении в рабочем графике просить уже больше нельзя. Виконт Тэд Кларенс выглядел раздраженным. Потому Дрейк торопливо выпалил первые пришедшие на ум извинения и быстро вернулся на свое рабочее место, пока не получил выговор или штраф. Он надеялся, что начальник не успел разглядеть его лицо.

Когда Леон одарил его вопросительным взглядом, Дрейк только неопределенно пожал плечами и взялся за работу. Но вновь думал не о ней, а о возможности нового землетрясения, о котором говорил Альберт Бланшар.

Перелистывая страницы и мельком вчитываясь в текст, он гадал о том, что может сделать в такой ситуации Вильгельмина и расскажет ли Ковен людям правду хотя бы в этот раз?

Не прошло и пяти минут, как случилось нечто, заставившее его пересмотреть важность исследуемого дневника. Выхватив из общей массы текста заинтересовавший отрывок, Дрейк несколько раз перечитал его и даже заглянул в самое начало, удостоверившись в точной дате написания.

– Ты говорил, что найденные тобой дневники были странными, – сказал он Леону, чувствуя неясную дрожь внутри. – Почему?

Но прежде чем друг ответил, Дрейк осознал, что ответ ему вовсе не нужен.

Он догадался, отчего в этом хранилище обнаружилось такое количество личных дневников, принадлежавших самым разным жителям архипелага. Все они содержали одну общую информацию, которую кто-то очень хотел скрыть.

Информацию о том дне, когда небо над Нью-Авалоном стало красным, как кровь. И произошло это за восемьдесят лет до начала проклятия.

Глава 4. Finis omnibus

Среди раскидистых деревьев возвышалась статуя великого короля, навсегда застывшая на своем троне, вросшем в ствол исполинского дуба. Ползучие растения так плотно опутывали его причудливой зеленой мантией, что складывалось впечатление, будто они намеревались наделить покрытое трещинами изваяние своей животворной силой и освободить от оков смерти.

Время давно остановилось перед этим творением, почти забывшем о своем прошлом. Вокруг царили спокойствие и тишина, лишь изредка прерываемые печальной песнью и шелестом маленьких крыльев. Сквозь листья и ветки до короля доносились чудесные звуки, которые он едва ли мог оценить сполна.

Соловей, такой же одинокий и всеми покинутый, пел о любви, о тоске, и о радости… И его пение передавало все то, что способно было заставить сердце биться чаще. Любое, даже окаменевшее.

Вспорхнув в последний раз, он приземлился на колени короля, по которым ниспадала вниз отросшая за столетия борода, и заглянул снизу вверх в устремленные в пустоту глаза. Песнь стала громче и громче, окутывая все вокруг чистой магией, словно аурой. Казалось, даже ветер проникся мелодией, листья затрепетали ей в такт, и сама статуя шевельнулась, пробуждаясь ото сна.

На мгновение камень перестал быть просто камнем. Он вновь стал живым свидетелем истории, молчаливо рассказывая соловью о давно минувших временах и легендарных событиях…

И вдруг, по мановению его руки, открылись сияющие двери в иной мир, где любая несчастная душа смогла бы найти покой и истинное счастье.

Король был готов сотворить чудо. Время для этого настало.

Деметра, завороженная увиденным, уже сделала шаг вперед к порталу, желая стать частью прекрасного мира, как оступилась и полетела вниз, в непроглядную тьму. Пустота засасывала, словно водоворот, где не было места ни свету, ни счастью.

Она проснулась в холодном поту, отчетливо помня увиденное и все ощущения, которые пережила. В спальне Кроу-хауса на Нью-Авалоне ее встречало очередное утро.

Долгое время Деми лежала, глядя в потолок, пытаясь осознать сам факт нахождения в собственной постели и восстановить в памяти хоть что-то, кроме сна, настолько удивительного, насколько и внушающего ужас, но потерпела в этом деле неудачу. Вчерашний день словно растворился в небытие, заканчиваясь моментом пробуждения Шерла Прамниона.

Деметра не понимала, как именно добралась домой и что делала вечером. Легла ли она спать с Дорианом? И если так, то почему проснулась в полном одиночестве? Рассудок в очередной раз подводил, и в голове царила такая же пустота, как и в водовороте, в который она угодила в своем кошмаре.

В том, что это был именно кошмар, не сулящий ничего хорошего, Деми не сомневалась.

Одевшись во вчерашнее платье и спустившись в столовую, она обнаружила там Моргана и Пампкина, на пару уплетающих завтрак. Кот разлегся прямо на белоснежной скатерти, всем видом показывая, что не совершает ничего дурного, пока поблизости не имеется взрослых, способных помешать ему нарушать глупые человеческие правила.

– Дядя Ричард и Дориан поехали на внеочередное собрание Ковена, – сообщил мальчик, невозмутимо забирая у кота блюдо с ветчиной и подвигая его ближе к Деметре.

От ветчины, уже ополовиненной котом, Деми предусмотрительно отказалась и положила себе маффин и пару ломтиков сыра.

– А Дрейк? – спросила она, наливая в стакан сок из хрустального графина.

– Да он тоже куда-то уехал, даже завтракать не стал, – махнул рукой Морган. – Ты что, не будешь ветчину?

– Можете доедать, – стараясь не улыбаться, ответила Деметра. Она подумала о том, насколько гармонично сосуществовала эта парочка, и ей не хотелось разрушать такую милую идиллию. Однако затем вспомнила о своем сне и явно нездоровом рассудке и помрачнела. – Но Дрейк… он ведь должен был присутствовать на вчерашнем ужине?

Морган, уже наколовший на вилку кусок ветчины и собиравшийся отдать ее Пампкину, замер и медленно поднял взгляд на Деми. Кот тоже удивленно уставился, но не на нее, а на так и не полученное мясо, словно не понимая, что помешало привычному ходу трапезы.

– Дрейк вернулся с работы поздно ночью и ужин пропустил, – нахмурившись, проговорил Морган. – Ты что, не помнишь этого?

– Конечно, помню, – поспешно соврала Деметра, хватаясь за нож и разрезая маффин на половинки. – Я просто хотела сказать… жаль, что мы так и не встретились.

От дальнейших оправданий ее спас дворецкий Гиллан, появившийся в дверях столовой с подносом в руках, на начищенной серебряной поверхности которого лежала белоснежная прямоугольная карточка.

– Мисс Лоренс, – учтиво проговорил он, подходя ближе и опуская поднос к скатерти. – Пришло сообщение от виконтессы Рубины Вэлфорд. Она приглашает вас сегодня на чай.

* * *

С сестрой Деметра не виделась с того самого Дня Песни, когда они вместе участвовали в ритуале по запуску Ворона. Однако даже прошедшие полтора года и любые помрачения рассудка не способны были выкинуть из памяти последние слова, сказанные Рубиной.

«Хочу, чтобы ты знала правду – я тебя ненавижу. И… найду способ, как отплатить тебе».

Первое время Деми беспокоилась по этому поводу, ожидая каких-нибудь неприятностей. Угрозы пополнили ряд причин переезда на Вайлдхант, которых к тому моменту накопилось уже непомерно много.

Тем более странным вскоре показалось то, что после сказанного Рубина вовсе не пыталась поддерживать хоть какой-то контакт. Она просто пропала из жизни Деметры и никоим образом не пыталась ее испортить. Такое несоответствие слов и действий не успокаивало, а наоборот – тревожило еще больше.

Потому, получив утром карточку с приглашением, Деми прочно уверилась в своих мыслях – долгожданный момент мести настал. И что именно этим же вечером сестра попытается провернуть что-нибудь эдакое.

Решив подготовиться как можно тщательнее, она облачилась в одно из самых дорогих привезенных с собой платьев – телесного цвета, сплошь покрытого золотистой вышивкой – и отправилась за роскошной вечерней прической в парикмахерскую, расположенную в центре Эмайна.

Сидя в кожаном кресле, Деметра с напряженным видом наблюдала в зеркало за тем, как ей сначала подкрашивают корни волос, затем моют, сушат и, наконец, укладывают обновленные блестящие черные пряди изящными волнами. А сама мысленно прокручивала в голове возможные сценарии того, что могла устроить ей Рубина, и варианты своей реакции на них. Ни о каком примирении не могло быть и речи – такой исход она даже не рассматривала, потому как была уверена, что успела изучить сестру достаточно хорошо. Однако в глубине души ей искренне хотелось, чтобы все закончилось мирно.

«Жаль, что только в сказках бывает хороший конец», – подумала она и попросила сделать красивый макияж.

К трем часам дня Деми была отпущена на свободу, повзрослевшая и посвежевшая хотя бы внешне. И пусть у нее не имелось больше в этом мире аристократического статуса, выглядела она не хуже, чем когда посещала собрания Верховного Ковена или пышные балы. Даже несмотря на то, что платье было скрыто под теплым шерстяным плащом, подбитым мехом, люди на улицах все равно сворачивали головы, проходя мимо, и подолгу задерживали взгляд, словно пытаясь припомнить, где могли видеть такое знакомое лицо.

Подобное внимание не понравилось Деметре – она все еще боялась, что ее могут узнать. И потому поспешила укрыться в первом ближайшем кафе, чтобы скоротать время перед роковой встречей.

Ближайшим к парикмахерской кафе, по случайному стечению обстоятельств, оказалось несколько иное заведение. Небезызвестный паб «Кровавая Мэри», располагавшийся на теневой кленовой аллее и восстановленный после нападения Ворона в точности до мелочей. Примыкающая к фасаду здания летная веранда, закрытая на зиму, напоминала о Рубине и ее жалких попытках в одиночку восстановить мир на архипелаге, а интерьер – о погибшей Кэрри Райнер, работавшей в пабе официанткой.

Зайдя внутрь и глядя на лакированные деревянные панели на стенах с зелеными обоями, ромбовидную плитку на полу и выполненную в традиционном английском стиле барную стойку, Деми поняла, что не думала о своей подруге уже очень давно.

Прошла целая вечность с тех пор, когда она сама состояла в Ковене и наивно считала, что все проблемы можно решить, если сильно захотеть, а выходки Кэрри казались ей чем-то незначительным. Тогда они и не подозревали о возможной войне. Но война, даже и пятидневная, никогда не проходит без последствий. Деметра расплатилась за нее жизнью перешедшей на ее сторону подруги и собственной свободой.

А после так и не выполнила ее предсмертную просьбу.

«Скажи… матери».

Уверенность, вызванная было великолепным преображением, быстро сошла на нет. Вновь начиная расстраиваться и накручивать себя, Деми заказала у бармена кофе с собой. И получив заказ почти сразу же – в пабе в этот час еще не было посетителей, – вернулась на улицу и направилась прямиком к экипажу, оставленному неподалеку.

Существовало одно место, которое Деметра хотела увидеть больше всего. Раз уж она вернулась в Эмайн после долгого отсутствия, можно было немного дать волю эмоциям.

Не раздумывая, она приказала своим теневым коням, запряженным одной упряжью, следовать прямиком к «мосту».

Привычная дорога и голые теневые деревья, вскоре замелькавшие за окнами, вызывали у Деми внутри нечто гораздо сложнее, чем обычная ностальгия. Она вдруг почувствовала себя птицей, которая рвется на свободу из клетки всеми силами, готовой биться крыльями о прутья до тех пор, пока не сломает кости, чтобы протиснуться между ними, или до тех пор, пока не умрет.

Когда теневые кони замерли, Деметра даже не успела выпить кофе, про который напрочь забыла, и вышла с еще теплым бумажным стаканчиком в руке на морозный январский воздух. Шаг, другой – мерзлая земля похрустывала под ногами, – и вот уже можно было разглядеть среди стволов деревьев останки каменного «моста».