– Например?
– Например, про развод. Извини, если неприятная тема.
– Да ну что ты. Довольно крупное событие в моей небогатой на крупные события жизни. Действительно, почему бы не рассказать.
– Ты не волнуйся, она без подробностей. Никаких тайн на поверхность не всплыло.
– Она их и не знает. Я как-то особо не распространяюсь. Наверное, сам пытаюсь переварить, осознать…
– А сколько уже времени прошло? Сколько уже перевариваешь?
– Месяца два.
– О, сочувствую. Если неприятно, можем не говорить.
– Да нет, почему же. Могу рассказать.
И я рассказал.
Не могу сказать, что я был объективным. Да и кто из людей способен быть объективным, рассказывая о своём браке – особенно о неудачном. Вряд ли такой брак поддаётся анализу, поскольку вряд ли он состоит из фактов. Ощущения и эмоции – его ткань, а факты – все эти кто куда пошёл, кто что сказал и кто кому изменил – всего лишь внешние симптомы, как высокая температура при болезни. Именно это я и хотел передать в своём рассказе – описать свои чувства, чтобы собеседница моя могла побывать на моём месте. Я рассказывал не то, что происходило в реальности, а то, что происходило у меня внутри. И поэтому был необъективным. Иногда фактам приходилось немного подвинуться или изменить окраску. Ну и что греха таить, мне хотелось получить от Лизы определённую реакцию. Я так извёл себя жалостью к самому себе за последнее время, что теперь мне было стыдно за такой душевный онанизм. Нужна была жалость – именно так я представлял себе эмоциональное взаимодействие.
– А ты почему женился, кстати? – спросила она, когда я закончил и с видом пострадавшего, но сохранившего достоинство человека посмотрел в окно.
Вот уж такого вопроса я точно не ожидал. Даже в загсе во время регистрации развода умудрились обойтись без него.
– Ну не знаю… Три года вместе прожили. Вроде, после этого положено жениться.
– Любопытно. Но тебя ведь никто не заставлял? Предложение ты ведь сам делал?
– Сам, – подтвердил я с неуместной гордостью.
– Ну вот видишь, сам принял решение, сам за него отвечаешь.
Я задумался. План мой провалился. Лиза и не думала высказывать мне сочувствия, не собиралась меня жалеть, но от её беспристрастного, почти ледяного тона почему-то становилось легче. Вернее, не совсем так. Её голос пробуждал во мне какую-то силу, о которой я раньше не подозревал. Она наполняла меня изнутри, таким образом выравнивая общее давление. Неожиданно я взглянул на ситуацию со стороны – всего-то отодвинувшись на пару метров от самого себя – и тут же перестал чувствовать себя жертвой. Неужели я сам управлял всеми обстоятельствами вокруг себя, и при этом даже не замечал этого? Удивительно.
Лиза расспрашивала меня о моей прошлой жизни в качестве женатого человека, а также о моей жене. Я отвечал, она комментировала. И в её комментариях не было ни следа той жалости, которую можно было бы ожидать при таких обстоятельствах. И даже когда в нескольких ситуациях она вставала на сторону моей жены, я соглашался с ней после некоторого раздумья – такая вежливая милость казалась мне уместной. А сама Лиза нравилась мне всё больше и больше.
Мы поболтали ещё немного. О себе Лиза не рассказала почти ничего – это я понял, когда мы уже начали собираться. В этом была и моя вина, уж слишком я был увлечён своими горестями. Впрочем, на несколько немногочисленных моих вопросов Лиза ответила коротко и скомкано – видимо, мои горести увлекли её не меньше. А может быть, она просто не любила о себе рассказывать.
Мы вышли на улицу. Воодушевлённый своей единоличной победой над оплатой счёта, я решил закрепить успех и проводить Лизу до дома. Она неопределённо согласилась. На такси мы добрались до Петроградки. Уже в машине я начал нервничать – наученный романтическими комедиями, я осознавал, что сейчас свидание переходит в решающую фазу. Пытаясь отвлечься от нервного озноба, сковавшего пальцы, я старался продумать сценарий нашего поцелуя у парадной. Лиза всё упростила. Она коротко попрощалась со мной, улыбнулась, а на вопрос, не хочет ли она ещё раз встретиться, ответила «Давай как-нибудь». Всё прошло так быстро, что при желании я успел бы догнать уехавшее такси. И всё равно я остался в благодушном настроении – ведь наша эмоциональная взаимосвязь казалась мне очевидной. Я успокаивал себя тем, что Лиза не из тех девушек, что целуется на первом свидании, и даже мысленно поздравлял себя с такой редкой находкой.
Тем же вечером, вернувшись домой, я открыл страницу Лизы в Контакте, просмотрел её целиком – все фотографии, все посты – и поставил неприличное количество лайков. Передо мной отрывками, всполохами мелькала её жизнь, и я чувствовал азарт, сходный, наверное, с азартом следователя, работающего над запутанным делом. К азарту примешивалась и странная зависть – мне было стыдно, но я никак не мог эту зависть прогнать. Жизнь Лизы казалась гораздо более насыщенной, чем моя, и каждое новое лицо друга на фото или каждое новое место, будь то бар или музей, которые она посетила, лишь усиливало это чувство. Для него не было разумных объяснений – я ведь тоже много, где бывал, в конце концов. Но, сидя за столом, в резком луче света настольной лампы, я представлял себя одиноким и ущербным, словно бы подглядывающим за чужим счастьем. И только безголосые лайки могли выразить моё смиренное восхищение.
Судя по её странице, Лиза была очень общительным человеком. Полный ассортимент друзей окружал её на каждой фотографии, и каждый раз она была в центре компании, а взгляды и улыбки массовки выражали восторг от такого соседства. На следующем фото ситуация повторялась, вот только лица друзей оказывались другими. Да менялась обстановка – клуб, улица, пляж… А иногда фоном служили и иностранные достопримечательности. Я вспомнил, что Лиза работает гидом. Может быть, эти люди вокруг – её экскурсанты? Ну, даже если так, то они явно выходили за рамки профессиональных отношений.
Вся эта яркая кутерьма, для описания которой в голову первым делом приходило пошлое слово «позитив», так сильно отличалась от моей повседневности, что это должно было меня насторожить. Что у меня может быть общего с этой девушкой? Но азарт владел мной и заставлял всё сильнее закусывать удила. Может быть, этой яркости и не хватало в моей жизни? Может быть, эта девушка – моя единственная возможность в эту яркость попасть?
Я уже начинал мечтать о ней. Не в примитивно-животном смысле, что было бы логично для недавно разведённого мужчины. Ну хорошо, не только в нём… Намного более постыдными были романтические мечты, овладевавшие мной посильнее мастурбации – шаблонные, пошлейшие мечты, отдававшие ванилью и ментолом. Будто мы уже давно вместе, любим друг друга – не страстной, а обычной, уютно-домашней любовью – просыпаемся вместе и варим вместе кофе. Я уже представлял нашу квартиру, кухоньку с пасторальными обоями, а на стуле, у подоконника, заставленного цветами, – Лизу, в нижнем белье и халате, с ленивым видом просматривающую соцсети. Через секунду декорации меняются, и мы уже едем на нашу дачу или, ещё лучше, в дальнее путешествие на машине, по скандинавским дорогам, петляющим между озёрами и гранитными валунами, всё дальше и дальше, к сверкающим на солнце фьордам. На ногах у нас привыкшие к странствиям ботинки, на плечах – потёртые куртки, в руках – карта и термос, а сами мы молчим, потому что научились уже читать мысли друг друга, и лишь по-доброму посмеиваемся над ними вслух.
О господи, да будь ты мужиком!
Нужно было взять себя в руки и подумать над дальнейшим шагом. Второе свидание требует ещё большей ответственности. Первое свидание ни к чему не обязывает, на него можно и случайно, и в шутку пригласить. Но раз ты приглашаешь девушку на второе – это уже неприкрытое заявление. Ты практически в открытую объявляешь ей, что знаешь, чего от неё хочешь, и готов идти до победного конца. Следовательно, девушка воспринимает это как сигнал к обороне. Теперь она будет предельно осмотрительна. И тебе нужно как следует подготовиться, продумать своё наступление, чтобы сломить её неприступность.
Всё это я прекрасно понимал – и именно это понимание вгоняло меня в растерянность. Недостаток опыта и долгое отсутствие практики оставляли меня беспомощным, наедине с сухой теорией. Мысленно отбиваясь от дурацких мечтаний, я старался подойти к планированию свидания с прозорливостью и стратегической беспристрастностью мудрого полководца – и внезапно обнаруживал себя растерянным рядовым в мешковатой форме, смутно представляющим себе не только цель атаки, но даже и её направление.
Пара дней прошла как в тумане. Я взвешивал все возможные варианты и по большей части отметал ужин в роскошном ресторане за пошлость и полёт на дельтаплане за нереалистичность. Я был так рассеян, что забывал покормить Мартына, на работе подолгу зависал над клавиатурой, а в столовой умудрился вместо жареной картошки ткнуть пальцем в цветную капусту, которую терпеть не могу. Впрочем, можно сказать, что именно этот отвратительный вкус вернул меня к жизни и придал решимости. Так, о чём я там мечтал? Как мы едем на машине? Отлично! Значит, так и будет – поедем кататься, куда-нибудь за город. Там уже наверняка началась настоящая зима, с сугробами и метелями, и это должно быть красиво. К тому же, девушке должно понравиться, когда мужчина везёт её на автомобиле. Тем самым он символически продемонстрирует, что держит ситуацию в своих руках, и девушке не останется ничего другого, кроме как поддаться его маскулинности.
Весь вечер я думал, в каком тоне лучше составить сообщение – развязном, добропорядочно-вежливом или немногословно-загадочном. Затем я лёг спать, а утром, дождавшись с сонным видом, пока кофеварка закончит свой похрюкивающий ритуал, я взял телефон и просто написал Лизе:
– Привет. Не хочешь прокатиться в субботу?
Уже в вагоне метро, погружённый в перестук колёс и подвывание тоннеля, я увидел ответ. Так быстро? Хороший ли это знак? Лиза написала:
– Не поняла, куда прокатиться?
Я оглядел пассажиров вокруг меня и, не дождавшись от них ответа, составил ответ сам.
– Просто за город. Я знаю одно озеро на Карельском, должно быть красиво
Второе сообщение от Лизы пришлось ждать долго. Я уже успел просмотреть письма по работе, когда она написала:
– Что-то не хочется за город, холодно. Если хочешь, приходи на тусовку к моим знакомым. Это на Старо-Невском
Кажется, из моего озера выдернули пробку, как из ванны, и туда засосало и само озеро, и лес вокруг него, и дорогу с машиной. Машину было особенно жалко, совсем недавно кредит выплатил. В звенящей пустоте остался я один. И я написал:
– Во сколько приходить?
– Во сколько хочешь, – ответила Лиза, – эти гулянки до утра обычно
Что это было – просто нелюбовь к загородным поездкам, желание познакомить меня со своими друзьями или боязнь остаться со мной наедине? Я пока не определился с диагнозом, но сомнения в мою душу уже закрались. Одно было совершенно неоспоримо – Лиза взяла инициативу на себя, и мне оставалось либо следовать за ней, либо сказать: «Я так не играю» и остаться наедине с котом, в пустой комнате, освещённой больничным светом от экрана ноутбука. Я выбрал первый вариант.
Часов в семь я нашёл нужную парадную и замер перед ней. Если честно, за время семейной жизни я отвык от такого понятия, как «тусовка». Оно осталось где-то в далёком студенческом прошлом, в которое я теперь глядел меланхоличным пенсионерским взглядом. Времена безумств прошли, сказал бы я, – но таких времён у меня толком и не было. Даже студентом я пил скромно и больше сидел в углу. Вспоминались несколько пьянок, которые под руководством Коли действительно проходили довольно весело, не более того. Но это была вершина моих прошлых безумств. Чего же можно было ожидать от Лизы, я не знал совершенно. Почему-то вспоминались дурацкие молодёжные комедии, которые я не любил. Но можно было бы и рискнуть, если в главной роли оказалась бы Лиза. Во всяком случае, с улицы не было слышно звуков пьяного веселья, так что всё могло проходить так же интеллигентно, как и в моём не блещущем событиями прошлом. Тут дверь в парадную открылась и на улицу вышла опрятная старушка. Она взглянула на меня с подозрением, и я полностью его оправдал, зайдя в открытую дверь.
На третьем этаже, где находилась нужная мне квартира, моя решимость угасла. Затушил её шум из-за двери – тот самый, из комедий. Мой внутренний интроверт забил тревогу, и я малодушно написал Лизе сообщение:
– Можешь меня на лестнице встретить? Я тут что-то заблудился.
Ответ пришёл из распахнувшейся через пару минут двери. Лиза высунулась в сумрак парадной и слегка осветила его блестящими от лёгкого опьянения глазами. Увидела меня и всё поняла.
– Ну заходи, трусишка!
И я зашёл.
Внутри было шумно и накурено. Причём источников шума было несколько – он доносился из разных комнат. Источников табачного дыма было ещё больше. Некоторые из них сидели здесь же на полу, в прихожей. Кучка ребят, вытянув ноги, лениво переговаривалась, стряхивая пепел в стоящую рядом бутылку из-под вина, постоянно при этом промахиваясь. Они с дружелюбным безразличием приветствовали меня, я тоже поздоровался и разулся, стараясь никого не задеть. Лиза повела меня на экскурсию.
– Так, слева у нас кухня, там едят и пьют. В гостиной ребята засели с какими-то философскими рассуждениями. Короче, дискутируют… и тоже пьют. В той комнате танцы – пить они ходят на кухню. Там ещё небольшая спальня есть, но её уже кто-то занял, кажется…
– Здорово. А ты где расположилась?
