Понять Молдову. Записки странствующих социологов

Это всегда очень сложно. Понять другого человека, если его манера мыслить и «манера понимать вещи» – мое любимое выражение В. Белинского – отлична от вашей. В случае несовпадения ваших манер его слова кажутся вам неясными, даже если вы их все по отдельности знаете и говорит он на вашем родном языке. Его поступки кажутся вам бессистемными и лишенными не только логики, но и простого здравого смысла, и, если он открыто объявляет цель своих действий, вы ему не верите, потому что вам кажется, что бессмысленно стремиться к тому, что он только обозначил.

То же самое с народом и страной, если вы возьметесь за труд их понимать. Если вы турист, вы легко «съедаете» предложенный вам «фастфуд» образа и понимания страны, выгодный для туристического бизнеса, подстроенный под шаблоны вашего восприятия. Снабженный «усилителями вкуса» в виде готовых формул и образов, он «съедается» легко, но забивает истинный, настоящий вкус и запах страны. Скорее всего, вы уже никогда не сможете понять ее суть, смысл и исторические задачи. А если вы всё же возьметесь за такой труд, вам придется сначала выдирать из себя почти всё, что вы уже о стране знаете.

Но не только эта трудность будет стоять на вашем пути. Вам придется отращивать в себе новые рецепторы восприятия социальной действительности. Как умственные, так и чувственные. Они должны прорасти из вас, как новые конечности или щупальца, разорвав «кожу», которой прикрыта ваша самость.

Порой я испытываю почти физическую боль, пытаясь понять моего собеседника, включить в свой социальный адаптационный механизм другие приспособления к окружающей действительности. Порой мне кажется, что в этот момент я превращаюсь в другого человека. Дело идет легче, если слова собеседника подгружают некую информацию из моих «костей», задействуют механизмы некогда актуальные для моих предков. Гораздо сложнее идет дело, когда приходится «устанавливать в себя» совершенно новые «программы». Новое программное обеспечение может снести прежние платформы. Это не всегда только позитивный процесс. У вас есть шансы стать худшим человеком с точки зрения того, где и в окружении кого вы живете, но это даст вам возможность узнать нечто принципиально новое.

Эти опыты на самом себе чем-то сродни подвигу Луи Пастера, привившего себе оспу. «Прививая» себе еще одну страну и еще одну культуру, мы совершаем поступок, подобный этому.

Я никогда не была в Италии и не влюблялась в итальянцев, и они никогда не любили меня, я не могу судить о магнетизме итальянских страстей и не смогу понять женщин, зачарованных итальянским любовным цветком. У меня вообще нет права судить и тем более осуждать кого-либо, поэтому я умерю свой пыл. Я обладаю возможностью зафиксировать наблюдаемое и сказанное и предположить, отчего так происходит.

Молдаванки бросают своих мужей и, на некоторое время, а случается так, что и навсегда, своих детей вместе с ними. В других странах у них новое хозяйство.

Если бы дети были самоценностью как таковые, этого бы не происходило. Просто не могло бы произойти. Женщина не могла бы уехать надолго от маленьких детей как от основной, уже имеющейся у нее, ценности. Если она так поступает, значит, существует некая большая ценность.

Может быть, в момент выбора между процветанием хозяйства и счастьем детей молдаванка выбирает первое. Точнее, для нее счастье детей определено процветанием хозяйства и без него не существует. Она делает выбор в пользу хозяйства потому, что уверена, что тем самым выбирает счастье детей. Никогда не встречала в Молдове ни одного человека, который бы утверждал, что можно быть счастливым без денег.

Женщина бросает мужа, если он не может проявить себя как настоящий хозяин и обеспечить ее и ее детей. Она бросает его довольно легко, порой мне кажется, что она делает это так же легко, как выбрасывает засохшие цветы. Сам по себе, без хозяйства, не хозяин, он перестает иметь для нее ценность. Она уезжает, чтобы найти новые цветы.

Первое время итальянцы охотно брали замуж молдаванок, которые устраивались к ним домработницами, причем случалось, что молдаванки выживали из дома законную итальянскую жену. Но теперь тенденция пошла на спад. Первое очарование знакомства двух культур прошло. Итальянцы пресытились молдавской хозяйственностью и чистоплотностью, молдаванки как должное стали принимать, что муж «не пьет, не бьет ее и каждый день моется», как говорил один человек, и стали предъявлять друг другу новые требования. Могу предположить, что итальянцы не потянули молдавского темпа загрузки погребов, а молдаванки так и не смогли понять истинного смысла dolce far niente, принять ценности страсти и ценности безусловной родительской любви.

При всем при том молдаване прекрасные родители, если они рядом. Меня всегда удивляло, как нежны молдаване и румыны в отношении детей. И не только своих, но и чужих. Меня изумляло, с каким терпением они будут успокаивать капризничающего ребенка, без конца передавать его с рук на руки, не спуская на пол, как они совершенно без тени раздражения наблюдают за шалостями своих и чужих детей.

Однако в стране произошло резкое сокращение рождаемости на протяжении одного поколения. Люди, которые сами выросли в семье, где было семь-десять детей, заводили семью с одним-двумя детьми. Переезд в город предопределил отсутствие «спроса на детей» как на работников, что и явилось, на мой взгляд, ключевым фактором произошедшего. Дети перестали быть нужны как работники, но стали невероятно дороги в рождении, уходе и образовании.

Цитаты к разделу

…молдаване сами по себе народ очень трудолюбивый. Работают с утра до ночи и очень хорошие хозяйственники. Дома у них у всех обустроены. Везде порядок и чистота. Те, кто посещает Молдавию и удается им быть в гостях независимо от достатка, если даже достаток небольшой, всё аккуратно, всё чистенько. (м., 45+, бизнес)

Был студентом первого курса, работал сторожем-дворником в детском саду, потом с третьего по пятый курс я работал ночным санитаром в поликлинике. Я за свое студенчество подмел весь Кишинев. На те деньги, которые я заработал, я купил своей жене электронные часы, это стоило тогда 50 рублей. Я купил ей духи «Пани Валевска», они стоили 35 рублей. На 8 Марта мы пошли в магазин, я был ленинский стипендиат, у меня была стипендия 86 рублей, я купил ей за 80 рублей туфли. Она их носила потом долгое время. 80 рублей – это 120 долларов сегодня, если взять. (м., 45+, бизнес)

Мой отец, имея троих сыновей, построил новый дом, он, бедный, выкладывался как только мог и построил из камня и построил красивый дом с комнатами, с окнами хорошими, с черепицей. Колодец классический, колодец артезианский, вокруг виноградники, лишь бы один из троих остался с семьей жить с ними. У нас такая тенденция. Сколько бы ты ни имел девочек и мальчиков, но один из них должен оставаться с родителями. …Нет, к сожалению, никто не остался… Вернулся из России племянник отца, который зимой на укладке газопроводных труб в зонах вечной мерзлоты, а летом дома. Мы ему передали всё это хозяйство. Я так рад, что наш детский дом такой красивый. (м., 45+, наука)

Примечания