– Ты тоже заметила? – обрадовался Шмаль, что его не будут пилить.
– Трудно не заметить… Правда, кто из них более чокнутый, я ещё не разобрала, – хмурилась Оксана Марихуана. – Но полагаю, что подбивают они тебя совершить глупый поступок.
– Ничего у них не выйдет, – полез обниматься чёрный, но киса остановила его вопросом.
– Говори Шмаль, чего эти лысые тебе напели? Кого в этот раз спасти надо?
Врать кому-то, например, полицейскому или следователю – это одно, а вот обманывать родимую жёнушку – совершенно другое. Потому пришлось признаться, ничего не тая.
– Буч! – бросил лишь одно слово Шмаль.
Лицо кисы напряглось, словно в комнате запахло пахучими мандаринами. Оксана Марихуана ненавидела мандарины, как и другие цитрусовые плоды.
– Буч Абрашу обижает. Рамзес говорит, что оброк с него требует, – скалил клыки чёрный. – Сама посуди, как мне устоять против такой обиды? Вот я и занервничал.
Шмаль хлопал по карманам в поисках сигаретки и дико вращал глазами. Авторитетный кот не привык держать ответ, но сегодня был особенный случай. Оксану Марихуану он любил, а его ненаглядные котята для него самые родные комочки в мире… Как променять семью на кошачье братство – это весьма сложный выбор, почти не решаемый.
– Мы договорились с тобой, Шмаль, – шептала киса. – Ты обещал, что будешь мне верен, что никогда не бросишь меня…
– Я и не думал… я и не бросаю, – тоже шёпотом уверял чёрный кот.
Оксана Марихуана всё-таки дала обнять себя, но беседу продолжила.
– Кто он тебе, этот Абрамяу? Ты разве забыл, как он использовал тебя? Ему верить нельзя, Шмаль. Понимаешь – нельзя ему верить!
– Он – мой друг, – всхлипнул чёрный. – А ещё Рамзес сказал, что Барс снова отупел. Он, наверное, сидит на улице голодный, холодный, смотрит на луну и так жалобно мяукает: бо-осс… бо-осс…
Киса была прекрасным психологом. Манипулировать влюблённым котом очень легко, если знать его привычки и слабые места. Но Оксана Марихуана тоже любила своего мужа, потому решила не давить на него сладким прессом.
– Знаешь, что мы сделаем? – негромко заговорила она.
– И что мы сделаем?
– Через год мы достроим дом, наши дети пойдут в школу, а потом мы решим, как поступить… Понимаешь, Абрамяу – он очень хитрый кот. Он выкрутится. Он откупится… Потерпи немного, всего один годик. А затем ты вернёшься в Сибирь. А когда окажешься в Якутске, то сразу найдёшь злобную росомаху и накажешь Буча… Только детей надо в школу пристроить. В хорошую школу. Они ведь кровинушки наши.
Шмаль хлюпал носом, посматривая на закрытую дверь. Из кухни доносился задорный смех и звон стаканов. Не терпелось присоединиться к веселью. А что Абраша?.. так он может и обождать: здеся Оксана Марихуана права на все сто.
– К детям пойду, – утирая щёки, сказал Шмаль. – Соскучился я по ним – по моим малюточкам.
Киса продолжала обнимать чёрного, крепко прижимая его к себе, потому что отпускать мужа без клятвенных обещаний, нельзя ни за что. Сегодня он хочет жить в Ялте, завтра в Нерюнгри, а послезавтра может уйти в плаванье с волком, только его и видели.
– Обещай, что не наделаешь глупостей, Шмаль, – грозно предупредила Оксана Марихуана, зная блудливый характер своего супруга.
Чёрный быстро закивал и потёрся носом о её нос.
– Обещаю… Если б я только мог связаться с Абрамяу или Германом, чтобы просто узнать, как у них дела… но ты ведь знаешь, что московский князь отключил связь с Сибирью. Даже обычный телефон недоступен, – с придыханием бормотал кот. – Я клянусь тебе, что не брошу вас. Ты только переночуй с малышами у Омкиной жены, всего одну ночку. А мы посидим с парнями, немножечко побазякаем. Ведь душа моя болит… за Абрашу болит, за Гомвуля… Вот здеся всё сжимается…
Шмаль опустил взгляд на грудь, намекая на нестерпимую, жгучую боль в отзывчивом кошачьем сердце.
Киса тут же отстранилась от мужа, пристально посмотрев в его глаза. Этот чёрный кот способен на разные пакости, но чтобы предать – такого не случится никогда.
– Хорошо, любимый, – торжествующе согласилась она. – Я уйду, но вы не забывайте закусывать. Ты петушиную колбаску достань из холодильника, рыбки с маслицем поджарь, огурчиками Рамзеса угости. Не надо пить на пустой желудок. Вредно это для здоровья.
Шмаль в мгновение повеселел.
– Договорились, – муркнул он и лизнул кису в щёчку.
***
Уже стемнело. Ушла жара. Стало свежо. Во дворе дома горела лампа на одиноком столбе. Шмаль и компания сидели на лавочках за столом из занозистых досок.
Перед тем как уйти с матерью ночевать к соседям, дети постарались на славу. Эхнатом был разрисован от пяток до ушей. На его ребристой груди хаотично плавали круглые рыбки с цветочками вместо глаз, на спине скривилось сухое дерево без листьев, а на руках до кистей были надписи неизвестных слов, потому что буквы детишки уже выучили, но слова из них складывать ещё не умели.
Рамзесу тоже досталось. Теперь на головах бородатых вождей росли ветвистые рога и появились одутловатые туловища, но только не человеческие, а неопознанной гибридной породы: с хвостом и ластами на лапах.
– Сообразительные у тебя котята, – весело хвалил малышей Масол. – Теперь я могу по рисункам отличать одного кота от другого. Спасибо Вуку. Он ещё тот маринист.
– Мои спиногрызы, лучшие на земле, – хвастался Шмаль, рассматривая Эхнатома.
– А чего нас отличать? Мы, вообще-то, абсолютно разные. Нас распознать очень даже нетрудно, – заплетающимся языком говорил Эхнатом. – Вот у меня усы серые, у Рамзеса – белые. К тому же я заметно выше, на целых три сантиметра. И строение надбровных дуг у нас разнится. У Рамзеса лоб дикарский, выпуклый, а у меня округлый, я б назвал его фараонским… ну вроде как, благородный… И кстати, чтобы вы знали: высота лба и объём черепа зависят от величины мозга. Но про мозг волков я ничего не знаю.
Масол умилительно разглядывал лысых котов. Настроение у него было великолепное. Он так часто и с таким удовольствием хлебал чачу, будто его супруга-волчица, которой никогда не было, родила ему сразу тройню. Весь вечер, плавно переходящий в ночь, Масол радостно щёлкал пастью, не злобно рычал и постоянно подтрунивал над лысыми котами.
Шмаль от серого не отставал. В адрес Рамзеса и Эхнатома шутки сыпались, как брызги из-под гребного винта «Верещагина».
– Ну, уморили вы меня, парни! Я тащусь с вас!
Сфинксы радостно захихикали. Потому что волк шутил, а не кусался.
А Масол закатил глаза. Он всегда так делал, когда что-то приходило ему на ум.
– Напомни-ка мне, Шмаль, как твоего капитана кличут? – спросил волк.
– Омка его зовут, – ответил чёрный, хорошо помня, что «Верещагин» вернётся с рыбалки лишь завтра к вечеру.
– Нравится мне этот морской поросёночек. Честное слово! Он забавный, как твои лысые друзья. Фуражка у Омки с кокардой, костюм белый! Помнишь, как он в драку полез? Говорит, сейчас я тебе хвост отгрызу. Ну, юморист, блин!
– Плохо ты его знаешь, – настороженно заметил Шмаль. – Свинки ведь табором кочуют. У них строгие законы и кровная месть в цене. Если сказал, что отгрызёт, значит, живи и оглядывайся. Омка запросто может затаиться под лавкой и чикнуть тебе твой облезлый до самого копчика.
Эхнатом и Рамзес замахали худющими лапами и рассмеялись, представляя, как мелкий гибрид вцепился в волчий зад, отгрызая хвост.
Масол на всякий случай заглянул под лавку. Он крепко захмелел, потому засобирался домой. Завтра у парней намечен очередной поход на мафиозный склад. Потому волчий организм требовал подзарядки.
– Такси надо вызвать. Пора мне в свою конуру возвращаться, – искал телефон Масол. – Мопед я у тебя оставлю. Завтра заберу.
Шмаль тоже веселился. Он хлебал чачу, закусывал. Но вдруг в его неутомимых извилинах поселилась нечаянная тревога. Чёрный почувствовал подкрадывающуюся беду, как сердечники ощущают перемену погоды.
Через двадцать минут подъехала машина. Шмаль отправился провожать волка.
– Завтра за бабосами не смогу, земеля. Поскольку чую я беду великую, – хрипло мякнул авторитетный кот. – Ты, Масол, проспись да не суетись. Предчувствие у меня особенное, смекаешь? Горе приближается к нашим домам.
Волк ошалело смотрел на Шмаля. С каких это пор чёрный стал так осторожен? То он в Страну Сибирь засобирался и готов был сразиться с Бучем голыми лапами, то боится обычной кражи, словно душа у него мышиная.
Но деваться некуда. Только кот мог пробраться по узким трубам на склад.
– Ладно. Как скажешь, Шмаль. Только чего ты испугался? Или ты всё-таки в эту, как её… в Сибирь к Абрамяу нацелился?
Чёрный почесал старый шрам на груди, приобретённый ещё в «Молоке», во времена лихих баталий. Шрам зудил и облазил. Шмаль подумал, что шелушение – это ещё один подтверждающий знак, говорящий, что нужно стать осторожным.
– Жена у меня, старичок. Детей к школе надо готовить. Я отец, а это уже приговор, – деловито ответил кот. – Пока переждём. А там видно будет. А бережёного, как известно – бог бережёт.
Волк так ничего и не понял. Он запрыгнул в такси и помахал лапой.
– Ты, Шмаль, не грусти. Завтра за мопедом заеду, тогда и поговорим, – хлопнул дверью Масол, а через пару минут машина растворилась в темноте жаркого лета.
Глава 4. Прости любимая – судьба такая
За рулём такси сидел пожилой гибридный барсук. Прыгая по разбитой дороге, машина медленно выбиралась из посёлка. Масол устроился на заднем сиденье и задумчиво смотрел в сторону моря, которое нешуточно взволновалось, словно чувствуя разочарование зубастого антропоморфа.
От осторожности Шмаля его тошнило. А ещё надо закончить ремонт в новой квартире и скопить денег на покупку Яхту. Да чёрт с ней, с яхтой и путешествием вокруг света тоже. Будь оно неладно! Но как жить далее, как выжить в сложном мире, если об ограблении мафиозного склада узнает хозяин этого склада? Ведь Гарри непременно найдёт воришек – и его, и Шмаля найдёт, – и своими острыми зубками непременно отгрызёт лапы по самые плечи.
А ещё каждый день росли цены на продукты в магазинах, а работать совсем не хотелось. В полицию его точно не возьмут, потому что шлейф прежних ошибок тянулся за ним запахом нечистоплотным, предательским. Говорят, что бывших полицейских не бывает – вот и Шмаль так думает, но Масол определённо знал, что бывают такие случаи, когда работа сыщика не приносит радости и удовлетворения. Выискивать следы, быть на вечной охоте, ему – то нравилось, то не нравилось. Больше Масол любил авантюры. Он был азартным, свободным художником и сам умел путать следы, хотя преступником или жертвой не считал себя никогда. А его скромный магазин сувениров, который открыт для прикрытия тёмных делишек – он, конечно, приносил доход, но такой микроскопический, такой смехотворный, что оторопь берёт, думая о завтрашнем дне.
Проезжая мимо заведения под названием «Цепкая клешня», Масол попросил таксиста притормозить.
Кабак принадлежал псу по имени Жужа. Гибриды в «клешне» собирались разношёрстные, рекой лилось пиво, по ночам здесь было шумно, задиристо, но драки случались крайне редко, потому что гости боялись и уважали хозяина заведения.
Закуска в кабаке подавалась забористая. Кухню нельзя назвать изысканной, но многие посетители предпочитали другим заведениям именно «клешню», в силу наполненности тарелок и ценовой политики. Порции здесь были огромны. Соли и сахара повара не жалели, обильно заправляя свои произведения кетчупом и майонезом. К тому же после девяти вечера на шесте до самого утра крутились аппетитные стриптизёрши, что будоражило воображение и рождало желание раскошелиться и прожигать свои денежки с ночи до зари.
Время к полуночи. Развалившись на мягком диване, в первом ряду перед сценой, Масол смаковал настоящую русскую водку, за которую выложил кругленькую сумму. Сегодня тощий волк гулял на широкую лапу, не считаясь с затратами.
Он разглядывал молоденькую полукровку: помесь волчицы и собаки неизвестной породы. Волку казалось, что полукровка танцует исключительно для него. Девчонка была стройна, молода и почти без одежды. То она забиралась вверх по сверкающему шесту, то плавно кружась и помахивая хвостиком, спускалась на круглую сцену. Раскинув лапы, она улыбалась крупными клыками, демонстрируя свою молодость, шелковистый мех и великолепную спортивную форму. В ту самую секунду, когда их взгляды пересекались, Масол несокрушимо верил, что эта малышка должна принадлежать только ему.
Многие стриптизёрши были не местными. Некоторые из них считались профессиональными танцовщицами. Встречались и самородки, не поступившие в институты. Руководила коллективом полуголых или даже голых баядерок – гибридная собака породы пуделя. Звали эту красотку – Рената.
Рената была хрупкой, невысокого роста собакой. Губы она освежала фиолетовой помадой. Всегда ярко красила когти. Носила красные, обтягивающие платья с глубоким вырезом на спине и делала кудрявую причёску с отглаженной чёлочкой, падающей на слапсшибательную мордочку.
– Что празднуем, красавчик? – улыбалась Рената, подсев рядом с полночным гостем. Она уже встречала этого гражданина ранее. Волк частенько захаживал в «клешню».
– Люблю отдыхать по полной,– пускал табачные облака Масол, продолжая жадно смотреть на сцену. – Но душа требует полёта, дорогая моя. Она хочет взлететь над городом и парить, парить… Волчья душа – субстанция примитивная, но иногда, когда я вижу истинную красоту, мой дух возвышается над обыденностью…
Рената слушала волка, медленно кивая в ответ. Масол забавлял её своей пьяной романтичностью, представляя себя сказочным принцем, при виде которого все женщины непременно тают, а затем бросаются на лохматую шею, чтобы отдать свои телеса в вечное пользование.
– Тебе девочка понравилась? – спросила пуделиха, но спросила не грубо, а будто по-дружески, словно знакома с волком не первый год.
– Да что ты! Не то слово! Девицы в «клешне» первоклассные. А полукровочка лучше многих, – с придыханием говорил Масол. – Посмотри, какая у неё выдающаяся фигурка! А хрупкие лапки, а глазки? Она – просто вау какая махнаточка!
В его голосе слышалось неподдельное восхищение. Он будто тонул в грациозном танце вместе с очаровательной девушкой. Хотелось скинуть сандалии, штаны и рубашку, выскочить на сцену и сплясать в паре с ней, удивив весь антропоморфный кабак своей звериной мощью и алкогольной пластикой.
Масол знал, кто такая Рената. Он отлично помнил, что авторитетный Жужа неравнодушен к этой особе. Крутой пёс дворовой породы дарил Ренате дорогие подарки, защищал от приставаний других криминальных элементов – от совсем мелких бандитов до тех, кто стоял на одной ступени с ним самим.
«С такой дамой нужно всегда держать влажный нос по ветру и знать своё место», – думал Масол.
– Угостишь меня водочкой, Акело? – звонко щёлкнув ровными зубками, томно прошептала Рената.
Масол удивлённо посмотрел на собачку, но затем, будто под гипнозом, поднял худющую лапу, подзывая официанта из енотов. В этот вечер он почему-то не жалел честно украденных денег и не боялся гнева злобного покровителя шикарной гражданки.
– Слышь, гарсон, «Княжеская» у вас имеется? – спросил волк.
– У нас приличное заведение, – заискивающе скалился официант. – Если поискать в закромах, то для хороших гостей… найдётся бутылочка. Но сами понимаете…
Енот выставил лапу и быстро потёр пальцем о палец.
Мосол лишь отмахнулся. Он посмотрел на Ренату и высокомерно произнёс:
– Благородный напиток, только для благородных волков…
Когда енот удалился, пуделиха поинтересовалась:
– Акело, вы из Страны Сибирь будете?
– Так точно! Из самого сердца Сибири. Я из этого… из Якутска. Возле княжеского дворца проживал; в двух прыжках от него, – нагоняя важности, ответил волк.
Ему льстило, что Рената называет его Акело. Хотя что это за зверь такой – он понятия не имел.
Сначала Масол потратил все наличные, затем расплачивался картой «КрымСбера».
Он угощал соседние столики, требовал, чтобы в зале играла только живая музыка, и всячески поощрял грязные танцы у шеста.
После трёх часов ночи по сцене ползали все кому не лень, но только не баядерки из «клешни»; особенно упорствовала уже немолодая свиноматка, туристка из средней полосы московского княжества. Она вовлекала в своё хрюкающее ползанье всё новых и новых гибридов. Но Масол вовсе не замечал исчезновения профессионалок, продолжая упрямо пихать наличные, кому в джинсовые карманы, кому в шорты, а кому в безразмерные бюстгальтеры.
Вокруг тощего волка собралась целая свора собак: три уже закончившие работу танцовщицы, среди которых была и та полукровка, сама Рената и два парня из Жужиной своры. Это были средней лапы бандиты. Одного звали – Педра, второго – Сидра.
Оба бандита тоже были дворянской породы. Из собачьих морд торчали длинные усы. Уши так и шлёпали по щекам. А глаза бандитов слезились неиссякаемыми ручейками. Потому Сидра часто сморкался в платок, не забывая вытирать глазницы. А Педра так и остался с мокрыми подтёками, стекающими до подбородка.
Они подсели к волку неслучайно. Масол захаживал в «Цепкую клешню» раз в неделю и почти каждое своё посещение превращал в феерическую пьянку. Персонал кабака постоянно задавался вопросом: откуда у этого дохлого гибрида куча наличных и столько обаяния? Малоизвестных антропоморфов Масол угощал водочкой, бутылка которая стоила, как пять литров девяностоградусной чачи. Он также заказывал приватные танцы самых лакомых красоток, но никогда не лапал их, не допуская грязного домогательства, что весьма странно для богатого клиента.
Охранники, которыми работали в кабаке Сидра и Педра, заинтересовались гостем ещё несколько месяцев назад, подозревая в нём оперуполномоченного из какого-то секретного отдела полиции. Волк – он и в Стране Крым остаётся волком. Серые гибриды, это хронические соперники собачьего племени. Вечно эти зубастые что-то вынюхивают и суют свои носы, куда не следует.
В зале громко играла музыка. На танцполе скакали разгорячённые алкоголем гибриды. Несколько кабанов, размахивая верхними лапами, отчаянно долбили о пол башмаками и время от времени вскрикивали резкое: «Хэй-хей!»
Не единожды на танцполе был замечен и сам Масол. Он дважды висел мордой на плече полукровки под знаменитого «Белого лебедя». Однажды он станцевал медлячок с Ренатой. И если бы Педра и Сидра не отвлеклись во время танца на потасовку двух бобров из Страны Кишинёв, то волку, возможно, намяли бы бока сразу, что, впрочем, не случилось и мгновенно забылось, как вчерашний скупой дождик в Судаке.
***
Слышался звон посуды из кухни. Пахло жареной колбасой. Свернувшись калачиком, Шмаль проснулся в комнате на старом диване, спрятав морду под пушистым хвостом.
Открыв глаз, чёрный заметил, что уже наступило утро. В комнате он был один.
Потянувшись, Шмаль беззвучно зевнул и спустил лапы на пол. Вчерашние посиделки давали о себе знать тяжестью во всём теле. В пасти сушило, зудил старый шрам на груди. Глаза слепила дымчатая пелена.
– Ки-иса-а… – позвал он протяжно, почти жалобно. Но в ответ только звенели ложки, и слышался напористый звук бьющейся в раковине воды.
Очень хотелось пить. Шмаль еле добрёл да кухни и увидел разрисованного Рамзеса, который усердно драил щёткой тарелки, чашки, рюмки и стаканы.
– Доброго утречка, босс! – радостно морщил и без того морщинистую морду Рамзес, ополаскивая эмалированную кастрюлю. – Как спалось тебе? Наверное, Якутск снился?
Лысый кот бодро обращался к Шмалю, как к закадычному другу, с которым они вместе шкурили богатых гибридов и вместе мотали срок по зонам необъятной Сибири.
Чёрный никогда не был спесивым воображалой, представляющим себя на вершине горы, а всех остальных, в особенности лысых официантов, имел в виду где-то внизу, в свете его пацанской отваги, природной красоты, стати и авторитетного настоящего. Но нарушать субординацию в собственном доме, это верх наглости… Хотя Рамзес вроде ничего не нарушал: мыл посуду, убирал крошки со стола и вовсе не походил на обнаглевшего гостя. Так чего здеся дерзкого?
– Эй, батырхан, есть, чем горло смочить? – приглаживая лапой шерсть на помятой щеке, спросил Шмаль.
– Нарзанчик холодненький будешь? – услужливо предложил Рамзес. – Оксана Марихуана засветло приходила. Принесла еды и три бутылочки минералки. Мы одну с братом приговорили, а две непочатых я в холодильнике придержал. Для тебя босс придержал. Как ты любишь.
Оказалось, что с субординаций был полный порядок. Лысый земляк знал своё место.
Шмаль открыл холодильник. Две бутылки стояли в двери, дожидаясь хозяина дома.
– Нарзан номер четыре, – откручивая пробку, сказал чёрный; напиток был именно такой, какой он любил. Сделав пару больших глотков, Шмаль улыбнулся впервые за утро.
– Эх, хорошо! – потянулся он, встряхнув мордой.
Рамзес закончил с помывкой, выключил кран и задал странный вопрос:
– Босс, может тебе яйца разбить? Это я мигом организую!
Улыбка с чёрной морды слетела, словно его окружила стая волков в погонах.
– Не понял, что ты сказал? – напрягся Шмаль.
– Яичницу, говорю, тебе приготовить? Мы с Эхнатомом уже перекусили. Могу быстренько для тебя зажарить пару яичек с петушиной колбаской. Мне несложно, – ответил лысый кот, продолжая излучать бодрость, дружелюбие и потерю страха перед, пожалуй, самым известным бандитом Якутска из кошачьей братвы.
– Вот я никак не пойму: ты прикидываешься, что ли? – показал клыки Шмаль, но его праведный гнев прервал треск заведённого мопеда во дворе. – Блин, а кто тама лазает? Масол приехал, что ли? – бросился к окну чёрный кот.
– Да это брат мой шаманит с техникой, – махнул худющей лапой Рамзес. – Он же специалист по железякам. В машинах разбирается досконально, а в мопедах так вообще подавно.
– Да ну? Разбирается в технике? А не сломает?
– В этом можешь не сомневаться, босс. Эхнатом автомеханик высшей категории!
Шмаль задёрнул занавеску и присел на стульчик.
– Ладно, пусть тогда разбирается, – почесав грудь, задумался чёрный.
Но Рамзес не отставал. Хотелось порадовать хозяина дома и отплатить тому за добрый приём.
– Босс, так мне яичницу готовить или отставить? – снова приставал с завтраком лысый.
– Зачем спрашивать? Конечно, готовь… мне силы позарез нужны, – твёрдо ответил чёрный кот, а потом прищурился: – А ну-ка, повернись бочком.
Шмаль разглядывал разукрашенные рёбра и разрисованную футуристическими деревьями спину Рамзеса, словно очутился в сказочном лесу.
– Земеля, сходил бы ты, помылся, а то прям одного ушастого напоминаешь.
Рисунки на спине оставили дети Шмаля. Ещё вчера вечером они неугомонно разрисовывали братьев, пока их не увела со двора Оксана Марихуана.
Лысый кот чиркнул спичкой и зажёг газовую конфорку.
– Первым делом завтрак для босса! – бесконечно подлизывался Рамзес, потому что дружба с авторитетным котом, призывала быть любезным и всегда весёлым. – А кого я напоминаю тебе, если не секрет? Ты, наверное, тоже путаешь меня с Эхнатомом?
– Ядрён ты батон, я никогда ничего не путаю! – приложился к бутылке Шмаль. – Ты зайцев местных видал?
– Нет, зайцев не видел. Я ж только вчера приехал. Могу и билет показать, – лыбился лысый кот, разбив два яйца на шипящую сковороду.
Кухня сразу наполнилась запахами прежней бродяжьей жизни: ещё той, в Якутске, когда рядом крутились Жюль, Барс и Герман. Ароматы яичницы, похмельное утро и пустая трескотня о житейских делах-делишечках придавали Шмалю новых сил и свежих эмоций.
– Местные бегуны до жути забавные. Отвечаю! – начал рассказ о зайцах чёрный кот. – Уши и грудь у них лысые, а спина, лапы и маленький хвост, который и хвостом-то назвать нельзя, мохнатые. Причём цвет они не меняют. И зимой и летом они пепельные. И прикинь, они называют себя так важно – зайцами-русаками! Особенно гордятся вторым словом и потому делают себе татухи на груди и на пузе… Знаю я одного русака, звать того Гастрономом. Имя, конечно, не настоящее. Полагаю, что на зоне погоняло прилипло, видимо, за ограбление магазина. На груди у него, значится, якоря в цепях нарисованы и чайки в полёте, а на пузе – зайчиха в платке, что ушей не видно и надпися разные. Запомнилась одна строчка – ПЛСТ написано большими буквами.
– ПЛСТ, чтобы это могло значить? – задумался Рамзес, будто разбирался в тюремных наколках.
Шмаль нашёл жирного быка в пепельнице, зажёг спичку и закурил.
– Вот именно, ПЛСТ. Это, земеля, расшифровывается: прости любимая судьба такая. Смекаешь, как всё запутано?
– Глубокая и со смыслом надпись. Я запомню, – кивал лысый гибрид. – Но только мне непонятно, чем я этого русака напоминаю?
– Да татуировки у тебя, увалень! – вспылил Шмаль. – А ещё тот тип вредный и вечно вопросы задаёт! Вообще, я зайцев не очень уважаю. Так что иди во двор, прими там душ и Эхнатому передай, чтоб мопедку волчью не сломал, а то Масол ему пальцы откусит.