– Звони, не боись. Маша дома.
– Спасибо. – она нажала звонок Кононова.
– Ниночка! Заходи. Мы только что привели Сёму в порядок. Медсестра приходила. Говорит, что дело идёт на поправку. – она поманила Нину пальцем в кухню. Закрыла дверь. Ниночка, ты прости меня, но я должна тебе сказать. Сёма просил передать, что бы ты больше к нему не приходила. – она всхлипнула. – Он говорит, что ты ещё молодая и что бы ты устраивала свою жизнь.
– Тётя Маша, он хочет так запросто от меня избавиться? Не выйдет! Он у меня ещё на танцы побежит!
– Нина, зачем тебе калека?
– Не сметь! Не смейте произносить это слово! – она резко повернулась, подняла голову, глубоко вздохнула и пошла в комнату к Семёну.
– Сёма, привет! Вот книги тебе. Читай. Буквы не забыл ещё? А что так тихо? Радио не слушаешь?
– За книги спасибо, можешь идти.
– А что так-то?
– Ты в отпуску. У тебя свои дела.
– Значит опять не хочешь меня напрягать?
– Не хочу! За всё спасибо. Прощай!
– Ах, прощай? Больше ты ни в чём не нуждаешься! Всё у тебя есть, никто тебе не нужен! Я всё это читала в книжках. А как же дружба?
– То была детская дружба, а сейчас ты должна жить своей жизнью.
– Вот и не мешай мне жить своей жизнью! Понял?
– Нет, не понял. За мной есть медицинский уход.
– Да пошёл ты со своим гонором. Дурак!
– Опять не понял. Ну подружишь ты со мной месяц, пожалеешь, поможешь, а дальше что? Что, я тебя спрашиваю?
– Сеня, ты можешь меня гнать, оскорблять, вон возьми книгами в меня кидай, делай что хочешь! Но я друзей не бросаю! Запомни это раз и на всегда!
– Ну смешно, ей Богу. Какая дружба между красивой женщиной и инвалидом?
– А по морде за такие слова хочешь? Может тебе действительно башку повредило? Или тебе нравится, что родители ходят перед тобой на цыпочках?
– Дура! Что я могу?!
– Всё ты можешь! Врач сказал, что бы ты разрабатывал руки. Ты делаешь это? Гимнастику всего тела, делаешь? Что молчишь? Значит нет. Ах тебе больно, ах тебе жаль себя.
– Да! Больно! – он отвернулся к окну.
– Ну, ну, ну. – она подскочила к нему, села бочком на кровать и осторожно обняла его за голову. – Прости. Наверно ещё рано. Прости. – она гладила его по голове.
– Нина, опусти спинку кровати, спина устала.
– Момент. Так, так. Готово. Удобней?
– Да. Спасибо. Прости. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь.
– Не только знаю, но и вижу. Ты просто видеть меня не желаешь. Я тебе противна? Так скажи, за что и я уйду.
– Дура! Любил я тебя! А сейчас уходи.
– Даже вот так? Любил, как друга, а оказалось…
– Да! Любил я тебя и сейчас люблю! Как женщину люблю! А ты издеваешься.
– Вообще-то, признание в любви мужчины к женщине, я представляла не так.
– Ага, сейчас за цветами сбегаю…
– Нет, Сень, я думала ласковым, нежным голосом, при свечах…
– Издевайся. Когда встану, я тебя поколочу за всё!
– Ловлю на слове. Вот когда встанешь, придёшь ко мне с цветами и с шампанским, вот тогда я тебе и отвечу.
– Ответишь – НЕТ!
– Это уже от тебя зависит что я отвечу. Если будешь сопли на кулак наматывать, зачем мне такой муж?
– Ну, Нинка! Я тоже ловлю тебя на слове. Я приду к тебе с цветами и с шампанским, и с ласковыми словами. Но попробуй тогда мне отказать!
– Договорились! Придёшь – скажу ДА! – и не дав опомниться повернулась и ушла.
За этим разговором он забыл, что калека. Хотел привстать, но резкая боль кинула его назад. Он застонал, а в голове его пронеслось, что никогда он не сможет прийти к Нине, как обещал. Стиснув зубы, он откинул одеяло правой рукой. Стал рассматривать себя: «Что мы имеем? Голова целая, правая рука уже почти нормальная, левая… так, так… немного подымается, пальцы шевелятся. Неплохо. Ниже нормально. Правая нога… так… работает. Левая… с трудом, но пол ноги нету. Чёрт! Зачем я ей такой нужен? Хрен с ней, пусть не нужен, но я докажу ей, я приду к ней… А если откажет, брошу цветы ей в морду, пусть подавится.»
Он стал повторять всё сначала. Правая рука, левая рука, туловище, правая нога и обрубок. Всё шевелится. Ещё раз и ещё раз, и ещё раз. Да, больно, но терпимо. Отдых. «Чёрт возьми, у Маресьева не было обоих ног, а он восстановился так быстро. А я действительно руки опустил. Да пошла она со своей любовью! Мама. Бедная мама. Надо ей помочь, быстрее встать. Пока на костылях, а потом на протезе!»
И снова упражнения. Рука. Рука. Туловище. Нога. Нога. И раз. И два.
«Права Нина. Залежался я. А сесть слабо? Твою дивизию! Так. Ещё чуток. Ещё. Хорош. Сижу! Ох. Ничего, ничего. Ай. Ух ты. Голова закружилась. Держись казак, атоманом будешь!» Семёну казалось, что он сидел долго и стал приноравливаться лечь. Но силы его были на пределе.
«Сам не смогу лечь, свалюсь на пол. Придётся звать маму. Стыд-то какой. Неудобно, не за что держаться. Вот сюда бы палку или верёвку. Ухватиться бы и я бы лёг.»
– Ма… Ой. «И крикнуть не могу! Радио работает. Надо дотянуться и сделать полную громкость. Так. Ещё. Вот.» Радио взревело на полную мощь. Влетела в комнату мать.
– Сынок! Господи, да что же ты делаешь! – она подскочила к сыну и осторожно помогла ему лечь. Убавила громкость радио. – Сынок, ну зачем ты сам-то. Я бы помогла.
– Сейчас. Отдохну.
– Так это ты сам встал? Господи, больно? А сейчас должны подойти укольчик тебе сделать.
