Маскарад

На блестящих, очень высоких рельсах стояла совершенно фантастическая машина обтекаемой формы, способная передвигаться на очень больших скоростях. Такие машины я видел только в кино и научно-технических журналах. Лобовое стекло было абсолютно черным и непроницаемым, а красные глянцевые поверхности – чистыми и словно бы только что покрытыми лаком. Вид у машины был суперсовременным и необычайно стремительным, словно по чьей-то прихоти фильм поставили на паузу, чтобы зрители вдоволь насладились представителем будущего технотронного мира. Сейчас паузу отпустят, имашина бесшумно покроет огромное расстояние, исчезнув на глазах и оставив хвост затянутого разреженным воздухом растительного мусора.

Марк торопливо приблизился к красному чудищу, ухватился за черную ручку и поднял дверь так резво, что на нем задрался пиджак. Мягко зазвучала гидравлика. Из салона пахнуло ароматом одеколона и совершенно нового автомобиля. Марк жестом пригласил меня внутрь и многозначительно поглядел на часы. С этого момента все мои сомнения отошли на второй план, и все вопросы сами собой увязли в волнах обыкновенного человеческого любопытства. Становилось интересно. Марк с отчаянием взглянул на часы. Я не стал его больше мучить и аккуратно, стараясь ничего не задевать, скользнул внутрь.

Здесь было два сиденья с высокими спинками. Стенки были облицованы черным пластиком и еще чем-то мягким, похожим на губчатую резину. Марк сел в водительское кресло, рывком опустил дверь, намертво заглушив посторонние звуки, и нажал единственную на передней панели красную кнопку. Я ощутил легкий толчок вперед. Цепочка фонарей и бетонный край шоссе сдвинулись и стали плавно уползать наза. Ничего необычного пока не происходило, все было вполне земным и привычным, словно мы находились в вагончике отправляющегося поезда.

Марк умоляюще прошептал:

– Ну же…

Раздался тонкий звоночек, на панели перед Марком раскрылся прямоугольник, и в нем появилась подставка с двумя пластмассовыми рычажками и крохотный экранчик с калькуляторными красными нолями и единицей. Затем единица сменилась, двойкой, тройкой… Марк прошептал:

– Пристегнитесь.

Я повиновался. Марк взялся за рычажки и стал двигать их от себя. Цифры вдруг словно взбесились, и невидимая сила резко прижала меня к креслу. Мы ехали.

Скорость стремительно нарастала. Спидометр показывал двести, – то ли километров, то ли миль – в час, но этим возможности машины явно не исчерпывались. Шоссе слева превратилось в сплошную серую полосу, фонари встали длинной мелькающей стеной, и на панели запрыгали частые желтые отсветы. Потом шоссе внезапно оборвалось, пропали фонари, и мы нырнули в темноту.

Марк включил фары, и впереди застыло пятно света высвечивая во мраке сверкающие полосы рельс. Рельсы вели себя странно и своенравно. Они не лежали на земле ровной линией, а часто сворачивали в стороны, взбираясь на подъемах и опускаясь в глубокие низины. Иногда ртутной дугой на пути вставал виадук с обросшими травой тонкими опорами немыслимой высоты, и тогда Марк чуть притормаживал, потому что машину начинало беспощадно трясти. Лес с сомнением смотрел на нашу мчащуюся каплю, ему не нравилось вторжение техники в свое логово, природное, живое, дышащее свежим воздухом, отвергающее бензин и фенол, а когда мы совсем его раздражали, он ставил на пути препятствия. Он переплетал ветки деревьев по обеим сторонам узкоколейки, связывал лианы в тугие узлы, выращивал между шпал высокие сочные сорняки и гигантские грибы. Но технотронная рука сметала все на своем пути. Толстые ветки ломались с неслышным треском, как спички, а грибы разлетались белым дождем, словно начиненные взрывчаткой. Толстые мясистые стебли и листья, брызгаясь, разбивались насмерть, вдребезги, и на стекле из-за сумасшедшей скорости ничего не оставалось. Уже потом в отчаянной попытке остановить порождение стекла и пластика лес с кряхтением уперся в конец рельса и приподнял его мощным баобабовым корневищем, но тщетно. Только брызнули искры, машину встряхнуло, а выступающую часть рельса срезало, как бритвой.

То ли мы спустились очень низко, то ли лес, наоборот, вытянулся в вышину, но пространство над нами заметно увеличилось. Марк по моей просьбе уменьшил скорость, так что я стал различать не только растения, но и животных, которые изредка перебегали узкоколейку. Все, что я видел в этот момент, напоминало съемки фильма о Земле до начала времен. В просветах между листвой можно было увидеть жующихся бронтозавров. Самые любопытные из них протягивали жабьи головы к машине, словно принюхиваясь, и тут же испуганно отшатывались. Иногда в свободное от растений пространство узкоколейки сверху спускались черные птерозавры, медленно размахивая длинными кожистыми крыльями, и испуганно шарахались в стороны, когда мы их настигали. Больше всего мне запомнилась словно подвешенная к внутренней поверхности лесного горба исполинская светящаяся медуза с рисунком на внутренней стороне студенистого купола. Ее края плавно колыхались, и вместе с ними колыхались клейкие желтые реснички. Жизнь здесь кишела, шелестела, булькала, чавкала, жрала, раскатисто ревела и клекотала, но ни одного звука не доносилось сквозь герметичные стенки машины.