Тэсса на краю земли

Предисловие диссертации она пролистала без особого внимания – теорию равновесия эволюции изучают еще в университете. Суть ее заключалась в том, что развитие медицины, когда неонатологи выхаживали самых сложных, самых недоношенных детей, свело естественный отбор к минимуму. И тогда за дело взялась биология, повышая шансы на выживаемость человечества и наделяя отдельных его представителей дополнительными способностями. Не все благополучно справлялись с этими способностями, а также с неприятием социума, и кто-то начинал сходить с ума и совершать преступления. Тогда-то и было принято решение о восстановлении инквизиторского ордена, что до сих пор вызывает бурные споры среди психологов, социологов и журналистов.

Камила писала о том, что силовое решение проблемы всплеска преступности было ошибочным, и все ресурсы нужно было бросать не на ликвидацию новоявленных монстров, а на интеграцию их в общество.

Удивительная последовательность для человека, который трижды подавал заявку на вступление в орден.

Видимо, обида на инквизицию до сих пор не давала Камиле покоя.

Хмыкнув, Тэсса пролистала диссертацию дальше, пока не добралась до Вуттонов.

ДНК большинства жителей деревни (кроме Фанни) оставалась человеческой, только несколько модифицированной, а вот у Вуттонов обнаружился дополнительный генотип, вплетенный в их хромосомы.

Стало быть, семейные сказки о русалочьей крови были не совсем сказками.

Тэсса откинулась в кресле, задумчиво уставившись в окно. В пекарню «Кудрявая овечка» входил профессор Гастингс. Эллиот уже исчез. Одри шла по улице, покачивая коляску, доносился отдаленный младенческий рев. Вдалеке послышался шум мотора.

– Кенни, ты бы сходил к Мэри Лу выпить кофе, – благожелательно предложила Тэсса, – сейчас здесь случится скандал.

– Л-ладно, – с запинкой ответил прозрачный Кенни и ушмыгнул.

Тэсса дождалась, пока шум мотора приблизится, а потом смолкнет. Взбешенная Камила ворвалась в магазин.

– Кевин Бенгли, – гаркнула она, – ты думаешь, я совсем идиотка? Ты обокрал меня!

Как быстро она обнаружила пропажу! Оглянулась назад, не проехав и пары миль, чтобы лишний раз убедиться, что ее драгоценная диссертация на месте, хоть и знала совершенно точно, что сама ее туда положила?

– Не он, – мягко поправила ее Тэсса, – я.

Камила резко развернулась на каблуках. Уставилась яростным взглядом на диссертацию у Тэссы на коленях, выдохнула, промаршировала вперед и схватила папку. Потом постояла мгновение неподвижно и все-таки села в кресло напротив.

– Неожиданная вспышка любви к чтению, Тэсса Тарлтон? – спросила она сухо.

– Есть какие-то предположения, кому принадлежит вторая ДНК Вуттонов?

Это было действительно интересно: наблюдать за борьбой эмоций на холеном лице Камилы. Там были и злость, и раздражение, и угроза, а потом проступило чувство превосходства и собственной значимости.

– Ну разумеется, – обронила Камила снисходительно, – я ведь ученый, Тэсса.

Тэсса подняла бровь, молчаливо приглашая к дальнейшим подробностям. Подумала и не стала включать инквизиторские навыки убеждения. Камила и без того все расскажет – уж очень она гордилась своими исследованиями.

Выдержав внушительную, полную театральности паузу, та действительно начала говорить:

– Бристольский залив, на котором стоит Нью-Ньюлин, всегда был оживленным местечком. Римляне, валлийцы, бритты, норманны – чьи только корабли не разбивались на этих скалах. Это очень внушительное количество утопленников, чтобы ты понимала. И однажды из этой органики зародилась некая новая форма жизни, которая эволюционировала из столетия в столетие. Я дала этому существу условное имя «мистер Моргавр».

– Остроумно, – оценила Тэсса, вспоминая, что в семидесятых годах прошлого века одна из жительниц Корнуолла объявила на весь свет, что видела в море чудовище – массивное существо с горбатой спиной, длинной щетинистой шеей и головой, увенчанной короткими рогами. И даже прилагала какие-то фотографии, надо сказать, весьма нечеткие. Легенды о моргавре, что в переводе с древнего корнуэльского наречия обозначало «морской великан», циркулировали в этих местах с древних времен и относились, по официальному мнению инквизиции, к разновидностям народного фольклора.

– Первое официальное упоминание о моргавре в районе Лендс-Энда встречается в местной прессе в 1906 году, но уже за триста лет до этого среди моряков и рыбаков была популярна легенда о некоем добром духе, который помогал им добраться до суши и уводил корабли в сторону от опасных рифов и мелководья.

– Так, значит, наш мистер Моргавр на стороне хороших ребят?

Камила окинула ее презрительным взглядом:

– Не думаю, что мозг этого существа развился до того, чтобы задаваться вопросами морали. Это просто… нечто вроде кита или дельфина.

– И как же этот дельфин умудрился скреститься с Вуттонами?

– О, – Камила поерзала, устраиваясь удобнее. Ее голос зазвенел от воодушевления: – Тут я перерыла все архивы, это просто потрясающий труд, ты даже не представляешь. Итак, в XVIII веке в замке, в котором теперь ты распутствуешь с двумя мужчинами и, возможно, призраком, жил некий купец, купивший себе титул барона. И прапрапрапрабабка нашего Сэма работала в его поместье. Может, прачкой, а может, кухаркой. Повезло, что этот купец страдал графоманией и оставил кое-какие мемуары, которые не обладают художественной ценностью, но хранятся в музее Бристоля. По его словам, девица Вуттон была сумасшедшей и по ночам купалась в море, что в те времена было не принято. Нейлон еще не изобрели, а соваться в воду в панталонах и длинных нарядах – так себе развлечение. И однажды эта девица заявила, что понесла ребенка от морского чудовища. Уж не знаю, как произошла эта… стыковка, – Камила усмехнулась, – с физиологической точки зрения, но доподлинно известно, что девица была с позором изгнана из замка и перебралась в Ньюлин, где и родила сына, первого рыбака в роду Вуттонов.

– Браво, Камила, – с искренним восхищением проговорила Тэсса, – ты действительно большая молодец.

Камила кивнула, соглашаясь с этим выводом, а потом задала вопрос прежним высокомерным тоном:

– Ну и что мне теперь делать?

– Разбирать вещи, я полагаю, – пожала плечами Тэсса, – все равно за пределами Нью-Ньюлина, скорее всего, тебя встретит полицейское оцепление. У нас ведь произошло убийство. Кстати, ты не знаешь, как Дженифер Уэзерхил сюда попала?

– Кто? – неискренне округлила глаза Камила.

– Я знаю о твоем сотрудничестве с отделом усовершенствования человека.

Плечи Камилы поникли, закусив губу, она погладила папку со своей диссертацией.

– Дженифер попросила геометку дома доктора Картера, – неохотно процедила Камила, – и я ей ее отправила. Но для чего ей это понадобилось, понятия не имею.

Тут она была искренней.

Тэсса кивнула, представив себе ночь, Дженифер, которая впервые вступила в их деревню, и сам дом доктора, расположенный у подножия холма. Его сад так густо зарос деревьями, что с тропинки выглядит обычным лесом. Скорее всего, Дженифер просто промахнулась, прошла мимо, поднялась выше, и там, где тропа ближе всего прилегала к обрыву, ее и настигло море.

– Но ведь теперь все меня ненавидят, – вдруг сказала Камила отрешенно.

– К этому тебе не привыкать, – утешила ее Тэсса. – А история с диссертацией все равно рано или поздно забудется.

– Просто вы все остолопы, которые не в состоянии оценить монументальность моего труда, – начала было Камила, и тут снова звякнул колокольчик над дверью.

Совершенно белая Мэри Лу, запыхавшаяся после бега, смотрела огромными испуганными глазами.

– Тэсса, – воскликнула она, – мне звонил Барти!

– Торговец на ньюлинском рынке?

– И он говорит, что дедушка этим утром не привез ему рыбу!

– Спокойно, Мэри Лу, – Тэсса поднялась, – Сэма, скорее всего, не выпустила полиция…

– Я была в его доме, – крикнула Мэри Лу и залилась слезами, – лодки нет! Он все еще не вернулся с рыбалки!

Уже было за полдень, и в это время Сэм Вуттон никогда, никогда не выходил в море.

– Не переживай раньше времени, – твердо проговорила Тэсса и достала телефон: – Капитан Сит? Сможете поднять вертолет? У нас пропал человек…

Когда лодку Сэма доставили к берегу, то все увидели, что он лежит, умиротворенный, в окружении ракушек и лотосов, словно кто-то попытался нежно проститься с ним.

– Он умер счастливым, – сказала Тэсса, которой не нужно было прикасаться к телу, чтобы диагностировать смерть.

– Откуда ты знаешь? – сквозь бурные рыдания простонала Мэри Лу.

– Знаю. Мы всегда это знаем.

Гастингс понимающе кивнул.

Что значило маленькое преувеличение своих талантов в такой день.

И снова в «Кудрявой овечке» собрались почти все жители деревни. Холли идти категорически отказался, напомнив, что ненавидит человеческие трагедии. Фрэнк остался дома по иной причине – чтобы никого не нервировать, он все еще считал себя пришлым.

И Тэсса в очередной раз удивилась тому, насколько они разные. Сияющий красавчик Холли оставался неисправимым эгоцентриком, а Фрэнк с его злодейской внешностью отличался удивительным тактом.

Ни орден, ни полицию не заинтересовала смерть семидесятивосьмилетнего Сэммуэля Вуттона, поэтому Тэсса получила разрешение на захоронение без вскрытия. Она была рада такому повороту дел, поскольку и сама была уверена, что Сэм умер от старости и ничего криминального или мистического в его печальной кончине не было.

Мэри Лу попросила похоронить деда на местном кладбище, заявив, что не намерена когда-либо покидать Нью-Ньюлин, и похороны были назначены на завтрашнее утро. Сейчас же все ждали Ричарда Вуттона, который вот-вот должен был приехать из Бристоля.

– Да уж, – философски крякнул доктор Картер, потирая очки, – всему есть конец… Закономерно, да.

– Это вам, молодым, смерть стариков кажется закономерной, – немедленно рассердился сварливый Джон Хиченс, – а я вот не согласен. И кто только придумал смерть эту… Неужели человечество никогда не победит эту напасть?

– Тогда бы планета лопнула от перенаселения, – заметила полупьяная Вероника Смит.

Кевин достал из духовки противень с корнуэльскими пирожками, овальными, из хрустящего теста, начиненными почками и брюквой, и принялся выкладывать их на большое блюдо. Мэри Лу, уставшая от слез, притихла в объятиях Фанни, положив голову ей на плечо.

– Хорошо, что он умер в море, – прошептала она, – наверное, именно так дед и хотел бы…

– У него была длинная и славная жизнь, – вздохнула Фанни. – Ведь именно благодаря Сэму сейчас мы все здесь.

По залу пронеслись согласные возгласы, и в эту минуту в пекарню вошел Эрл Дауни.

Все как будто отпрянули в сторону, не желая даже случайно коснуться его. Это было необыкновенно: нью-ньюлинский отшельник никогда добровольно не посещал людные места.

Лишь Мэри Лу никак не отреагировала на его появление, отрешенно глядя на рисунок на скатерти. В полнейшей тишине Эрл подошел к ней ближе и сказал:

– Мне так жаль.

– Спасибо, – машинально ответила Мэри Лу и, не глядя, полностью погруженная в свои переживания, протянула руку и коснулась его ладони.

Все ахнули, Эрл отпрянул, Мэри Лу вскинула глаза и испуганно поднялась на ноги.

– Прости, – пролепетала она. – Я правда не хотела… У тебя лекарства с собой?

Эрл ответил не сразу, недвижимый и будто окаменевший.

– Эрл, – позвал его Кенни, – мне сбегать за препаратами?

– Мэри Лу, – глухо сказал Эрл, – дай мне, пожалуйста, руку еще раз.

Она подчинилась, скорее от потрясения, чем из покорности. Эрл сжал ее ладонь и так застыл, болезненно, криво улыбаясь.

Он дышал чуть прерывисто, но глубоко.

Капали минуты.

– Чудо, мать твою, – диагностировал доктор Картер и хрипло рассмеялся. – Черт, давно у нас не было чудес, друзья.

Тэсса могла бы им сказать, что у этого чуда было простое объяснение: у Эрла Дауни была аллергия на прикосновения людей, а Мэри Лу была не совсем человеком. Но она не стала этого делать.

Прав был доктор Картер, давно в Нью-Ньюлине не случалось ничего хорошего.

Последние мысли Сэма Вуттона были посвящены моллюскам.

И устричной ферме, которую он так и не построил.

И кладбищу утешения, на котором лежал человек, которого он так любил и которого он так ни разу и не навестил.

Но эту тайну – отрадная мысль – он унесет с собой в могилу.

Имя Долли Фишер, основательницы специального фонда развития Нью-Ньюлина, богатой красавицы, не омрачится сплетнями о романе с обычным рыбаком.

Но моллюски! Ради всего святого, как можно жалеть моллюсков. Фрэнк редкостный остолоп. Это же всего лишь…

И в это мгновение разум Сэма навсегда померк.

Глава 28

Дорогу домой Ричард Вуттон мог найти с закрытыми глазами.

Он был еще ребенком, когда отец привез их с матерью на пустынный берег. Там не было ничего, кроме заброшенного, наглухо заколоченного замка, в чьи разбитые окна можно было забраться, несмотря на все запреты родителей.

Первое лето они провели в палатке, пока отец строил дом. И это было унылое лето, полное отчаяния. Ричард скучал по Ньюлину, по школе, по друзьям, но наступила осень, и он с радостью уехал в школу-интернат для мальчиков.

Первое время каникулы для него казались невыносимым бременем. Ричард жалел маму, которая из-за самодурства отца вела теперь образ жизни Робинзона Крузо. Но с возрастом он примирился с гранитными скалами, пением птиц, бескрайними морскими просторами.

Летними одинокими днями море стало для него настоящим другом, и Ричард уже не помнил того дня, когда оно начало с ним разговаривать.

Море рассказывало интересные истории о старинных мореплавателях и пиратских сокровищах, приносило ему древние золотые монеты и вздыхало о своем одиночестве.

Ричард не рассказывал об этом родителям, он понимал, что происходящее – за гранью всего разумного. Но догадался, что это море однажды позвало его отца и тот откликнулся на полный тоски зов. Так Ричард простил родителей за испорченное детство, но все равно уехал из Нью-Ньюлина при первой же возможности – его манил шумный город.

Однако, даже став взрослым, он не забыл о том, каким страшным бывает одиночество. Он уговорил отца подать заявку на размещение в Нью-Ньюлине кладбища Вечного утешения, и он же позаботился о том, чтобы указать туда путь тем, кому в огромном мире не осталось места.

А позже присоединился к ордену, придумав специальный отдел, который согласно официальной миссии был призван снизить социальное напряжение в обществе, а согласно собственным представлениям Ричарда о мире – облегчить жизнь тем, кому пришлось непросто.

Казалось, что море, старый друг, без слов понимало его, чувствовало его желания даже на расстоянии, закрывая дорогу праздным туристам и приглашая к себе отчаявшихся одиночек.

В один прекрасный день Ричард отправил в Нью-Ньюлин и свою дочь, надеясь, что Мэри Лу тоже обретет там надежного друга, но она, как назло, избегала большой воды.

Теперь уже этот клочок суши не был так дик, сюда пришли люди – странные, уставшие, измученные – и обрели дом. Мэри Лу часто звонила, рассказывая причудливые местные новости, она обожала Нью-Ньюлин и деда, нисколько не скучая ни по Бристолю, ни по родителям.

И вот теперь Ричард возвращался в деревню на похороны своего странного, молчаливого, неласкового отца, и детские слезы щипали ему глаза.

Хорошее и плохое всегда идут об руку друг с другом, размышляла Тэсса, шагая по ночной деревне. Пекарня стремительно опустела, оставив за закрытыми дверями только две неподвижные фигуры, державшиеся за руки.

Она пыталась представить, каково сейчас Эрлу Дауни, человеку, который не знал прикосновений и жил в тишине своего дома на холме, вдалеке ото всех. И от этих мыслей Тэссу покрывали мурашки.

В пансионате горел свет в единственном окне – там не спал профессор Йен Гастингс.

Надо было спросить, что он выяснил про отдел Вуттона, но Тэссе не хотелось в этот вечер говорить о делах.

Ей хотелось домой.

Появившись в гостиной, Тэсса неудержимо расхохоталась, увидев, что там происходит.

Фрэнк сидел в центре на табурете – без футболки и с совершенно несчастным выражением лица. Услышав Тэссу, он крупно вздрогнул и панически оглянулся, а вот Холли, торопливо делавший наброски, и ухом не повел.

– Портрету быть! – провозгласила Тэсса, отсмеявшись.

– Он как Арес, бог войны, – увлеченно уведомил ее Холли. – Эта картина будет излучать желание бороться и побеждать. Я выставлю ее в Нью-Йорке и получу баснословные деньги.

– Ты же обещал продать ее мне, – напомнила Тэсса.

– Милочка, я нарисую тебе столько Фрэнков, что ты и сама не обрадуешься!

– Как там Мэри Лу? – смутившись, спросил Фрэнк и попытался встать, но Холли рявкнул:

– Сиди спокойно, а то я срежу твой гонорар. Непрофессиональные натурщики – сущая головная боль.

– Я, между прочим, в натурщики вообще не просился, – обиделся тот и замолчал.

Холли Лонгли мог одолеть кого угодно, когда ему чего-то хотелось, в этом не приходилось сомневаться.

Тэсса встала за спиной Холли, любуясь быстрыми движениями его карандаша.

Это не был портрет в прямом смысле этого слова, сходство нарисованного Фрэнка с оригиналом было весьма условным, но ощущались его сила, упрямство, надежность.

И недовольство сочилось с бумаги тоже.

Арес.

Бог войны.

Только нос переломан.

Во сне Тэсса видела маленького мальчика с ясными глазами, он смотрел на нее таким обожающим взглядом, каким смотрят только на старшего брата.

Она учила его кататься на велосипеде, и их смех улетал к высоким макушкам деревьев.

Потянувшись сквозь дрему, она ощутила под пальцами развитую мускулатуру Фрэнка и тихонько улыбнулась, зная, что ему тоже снится что-то хорошее. Фрэнк, чуткий, как и все, кто много лет провел в тюрьме, подался ей навстречу, шершавые губы с колючей бородой коснулись ее плеча, и мысли Тэссы приняли совсем иной лад.

Эта ночь была не для дикого секса, но для плавной нежности и долгих поцелуев, возможно, с оттенком светлой печали. Никогда прежде у Тэссы не было такого чувственного и проникновенного опыта, и ее тихий восторг, казалось, заряжал сам воздух, заставляя его вибрировать.

И в тот момент, когда они с Фрэнком уже почти приблизились к самому пику, раздался пронзительный вопль из-за стены.

– Господи боже, – воскликнула Тэсса, подпрыгнув на кровати, – что могло с ним случиться?

Она выпуталась из рук Фрэнка и быстро пересекла спальню, коридор и заглянула в открытую дверь.

Холли сидел, обложившись подушками, и у него было такое горестное, потерянное, напуганное лицо, словно он только что узнал, что смертельно болен.

– Пропало, – прошептал он, – все пропало! И больше ничего не будет!

И он рухнул на кровать как подкошенный.

– Это все вы виноваты, – донеслось невнятное, – все вы! Я спал, как ангелочек, а вы! Что мне теперь делать? Я погиб как художник! Ваша похоть весь дом пропитала и набросилась на меня, беззащитного.

– Ничего не понимаю, – пробормотала Тэсса растерянно.

– Да что тут непонятного, – раздался насмешливый голос Фрэнка, который так и не покинул спальни. – Этот чудик кончил во сне.

Холли застонал, как раненый носорог.

Тэсса закрыла рот, потом закрыла дверь в его комнату и вернулась в постель завершать свое преступное занятие.

Все утро они ходили вокруг Холли, предлагая ему кофе, клубнику и печенье.

В ответ доносились только проклятия и стенания.

– Зачем только я приехал в это гиблое место, – причитал страдалец, – почему я не полетел в Токио! Кто же знал, какая опасность поджидает меня в этой деревне!

В конце концов у Фрэнка иссякло всякое терпение, и он оставил Холли на попечение призрака Теренса Уайта, а сам пошел делать конюшню для пони на заднем дворе.

Тэсса нашла свою единственную черную футболку и тоже покинула дом. Дел предстояло много.

Во время похорон скорбь Одри приняла форму сизых, низко нависших туч с редкими каплями крупного дождя.

Тэсса отдала Сэму место прямо напротив входа на кладбище, и Ричард пообещал поставить там мраморный памятник рыбаку в лодке.

– Будет местной достопримечательностью, – одобрила Тэсса. – Холли нарисует эскиз.

Попрощаться пришел весь Нью-Ньюлин, и даже Эрл Дауни стоял в тени огромного вяза, в отдалении от других.

Несмотря на полное отсутствие ветра, море волновалось, громко билось о скалы, и в воздухе пахло солью и водорослями.

Ричард сказал прекрасную теплую речь, от которой Мэри Лу и невыносимая Бренда бурно разрыдались, а остальные украдкой вытирали слезы.

Во время прощания профессор Йен Гастингс вел себя тихо, однако позже перехватил Тэссу и отвел ее в сторону.

– У меня странные новости, – сказал он и протер свои очки, – дело Дженифер Уэзерхил закрыто, а ее тело уже кремировано.

– О как, – удивилась Тэсса. Она искала и не находила причины, по которой орден, вместо того чтобы поднять всех на уши, решил спустить убийство инквизитора на тормозах.

Это противоречило всему, во что она верила.

Братство, плечом к плечу и все такое.

– Вскрытие показало, что Дженифер была неизлечимо больна. Метастазы по всему организму. Заболевание настолько запущено, что даже инквизиторский организм с ним не справился. Объявлено, что она покончила с собой от отчаяния, а на странное местоположение тела орден решительно закрыл глаза.

– Покончила с собой в Нью-Ньюлине? – мрачно уточнила Тэсса. – Как это пришло бы ей в голову?

– Согласно официальной версии, – профессор дернул бровями, демонстрируя свое недоверие к этой самой версии, – Дженифер систематизировала отчеты Камилы – подробные отчеты о жизни деревни! – и сочла, что это тихое местечко отлично подходит для прощания с жизнью.

– Что за бред, – вспылила Тэсса, профессор же только развел руками.

– Орден не готов признавать, что кто-то способен справиться с инквизитором. Это разрушит все устои и побудит многих агрессивно настроенных ублюдков тоже испытать свою удачу. Аналитики предсказали всплеск преступности после объявления об убийстве, поэтому версия с самоубийством для них оказалась более предпочтительной.

Тэсса внимательно посмотрела на Гастингса.

– А вы, профессор, хотели бы знать правду? – спросила она испытующе.

– Да, пожалуй, – согласился он после короткой заминки, – в моем возрасте любопытство – последняя радость.

– Тогда идемте со мной, – Тэсса подхватила его под руку, – осторожно, тропинка к пляжу очень коварная.

Внизу на берегу находились Ричард Вуттон и Камила Фрост. Последняя что-то резко выговаривала ему, и было видно, что Ричард мнется от нетерпения и ему до смерти хочется отвязаться от своей спутницы и остаться наедине с морем.

Тэсса осторожно поддерживала Гастингса во время спуска, но отпустила его, как только они достигли каменистой пологой площадки.

– Знаете, Ричард, – произнесла она, подходя ближе, – это же было так очевидно. Только тот, кто познал все грани одиночества в самом нежном возрасте, мог придумать Нью-Ньюлин.

Он улыбнулся доброй, грустной улыбкой.

– Знаете, Тэсса, – в тон ей ответил он, – когда стало известно, что сюда на реабилитацию прибудет падший инквизитор, я был вовсе не уверен, хорошая ли это идея. Но в итоге я рад, что вы здесь, – деревня в надежных руках.

– Какие нежности, – скривилась Камила. – Ричард, вы напрасно отказываетесь от головокружительных перспектив ради своих дурацких принципов…

– Минутку, Камила, – попросила Тэсса, сбросила шлепки и вошла в воду. – Ричард, – позвала она, – подите-ка сюда.

Он помедлил, явно не понимая, что происходит, но все же снял ботинки, носки, закатал брюки и последовал за Тэссой.

– И что это значит? – спросила Камила с берега.

– Вы можете спросить у него, – прошептала Тэсса Ричарду на ухо, – зачем оно убило Дженифер Уэзерхил?

– Что? – растерялся он, а потом как-то поник: – Вы так думаете? Но это же… нелепо! Это самое добрейшее существо на планете.

– Просто спросите, Ричард.

Тогда он стянул пиджак, вручил его Тэссе и поплыл вперед.

– Как это у вас получается, – неприязненно процедила Камила, когда Тэсса вернулась на сушу, – заставлять людей прыгать по вашей указке? Что это за вздорный перформанс? Зачем вы отправили беднягу Ричарда в море?

– Душно сегодня, – ляпнула Тэсса и села на камни, глядя на подпрыгивающую на волнах голову пловца. И море вдруг успокоилось, притихло, заискрило на выглянувшем солнце. Ричард раскинул руки, перевернулся на спину и громко рассмеялся.

– Уму непостижимо, – тут же прокомментировала Камила, – он похоронил собственного отца меньше часа назад, а теперь веселится!