Песни падающих звёзд

Предисловие

Данный сборник состоит из множества разнообразных историй на любой вкус: про вчера и завтра, про море и ветер, про доброе и не очень, про города и сёла, про технологии и чудеса, про монстров, героев, детей, и немножко про нас с вами.

Все они сказочные, порой с толикой мистики, зачастую имеющих элементы фантастики, кое-где с атмосферой хоррора, но всегда пропитанных волшебством.

Каждая из них – мой собственный крестраж, ради которого приходилось жертвовать или сном, или перерывом на работе, или спокойствием, или… Или чем угодно.

Но эмоции, которыми делятся после прочтения люди, всё восполняют. И ради этого стоит не только продолжать писать – стоит жить. Нет ничего приятней, чем заниматься делом, которое находит отклик в сердцах других.

Через рассказы мы сможем обсудить славянские мифы, заглянем в потусторонний мир, побороздим бескрайние просторы космоса, а то и вовсе отправимся с пиратами на поиски сокровищ.

И не забывайте – каждая искорка, подаренная вами, способна согреть кого-то, вернуть веру в чудо. А может даже разжечь исполинских размеров пламя, озаряющее путь в вечность.

Приятного чтения!

Мажор

Этот раздел содержит по большей части позитивные истории, в которых добро, отвесив подзатыльник злу, со вздохом утешает незадачливого пройдоху. Почти классические сказки, происходящие в разных временных отрезках: есть и старые деревенские напевы, и ноты с основой из технологий будущего, и гремящие из динамиков мотивы современности.

Зачастую в сюжеты вшита открытая ирония, приправленная толикой гротеска, но лишь для того, чтобы усилить сюрреалистичность ситуаций. Здесь не будет слёз и горького послевкусия, заставляющего полдня ругаться на автора – лишь умиление, радость за героев и выдох с облегчением в конце.

По крайней мере, именно для этого они и задумывались.

Между нами

На Школьной улице, в старом двухэтажном доме, состоящем сплошь из магазинов и кофеен, находилась единственная маленькая квартира. Вся её площадь была занята швейными принадлежностями: у стены располагался шкаф, набитый разноцветными рулонами ткани, в углу стоял ящик с катушками ниток, длинный деревянный стол с облупившимся лаком оказался почти полностью завален пуговицами. А у пыльного, покрытого сеткой трещин окна возвышалась, словно на алтаре, швейная машинка чёрного цвета. Безусловно, в этом месте находилось ателье.

Врачи ветеринарной клиники и официанты в кафе, работающие неподалёку, пересекаясь на обеденных перерывах, обсуждали, кто является хозяином этой квартиры. Порой на улицу выходил статный мужчина в длинном пальто и чёрной шляпе. Он опирался на трость и, подволакивая ногу, медленно брёл в сторону магазина. Когда же он возвращался, в пакете непременно просвечивался рожок шоколадного мороженого.

А иногда из подъезда выскакивала маленькая пухлая девочка со звонким, словно колокольчик, смехом, и розовым рюкзаком с Барби. Это выглядело странно – Барби давным-давно вытеснили другие персонажи, более современные. Дети носили рюкзаки с супергероями Marvel, или с портретом популярной певицы, или со значком модной соцсети. Но девочка словно ничего не замечала и, напевая под нос одной ей известную мелодию, весело скакала между людьми.

Эти двое неизменно покидали дом и возвращались обратно почти каждый день – то один, то другая, но никогда – вместе. Посетителей же, казалось, не было и вовсе. Редкий прохожий, завидев затёртую вывеску «Ателье», заглядывал внутрь, но очень скоро возвращался с пустыми руками.

Да и мало кого могло заинтересовать это место. Оно не казалось примечательным: здесь не обшивали известных личностей, о нём не писали в журналах, не обсуждали в интернете. Конечно, всё бы изменилось, если бы люди узнали, что хозяином квартиры является скелет по имени Эдгар. Но он бережно охранял секрет, при выходе из дома используя сшитые своими руками личины мужчины и девочки.

Потому и ателье его являлось особенным, уникальным – в нём можно было приобрести новое тело. Правда, не каждый имел такую возможность, а только такие же скелеты, как Эдгар – люди, за свои проступки наказанные высшими силами, и вынужденные жить в виде скреплённых между собой костей.

Им дозволено примерять на себя костюмы на несколько часов в день, и, используя возможности человеческого тела, исправлять ошибки прошлого. Если же скелеты искупали вину целиком, то могли попросить Эдгара окончательно сшить их с личиной. Тогда они снова становились обыкновенными людьми из плоти и крови, и доживали отмеренный срок, как следовало человеку.

Но не всегда портной Эдгар, выслушав историю очередного скелета, соглашался на объединение с личиной. Его оказалось нельзя ни уговорить, ни подкупить. Эдгар, подобно стражу, стоял на границе, допуская в человеческий мир лишь действительно достойных претендентов.

* * *

В дверь настойчиво забарабанили. Эдгар на секунду замер и, отложив мел, обернулся.

– Входите!

Дверь распахнулась, и в комнату вошла тучная пожилая женщина. Она, безустанно охая, направилась к единственному в комнате креслу, и упала в него, держась за лицо.

Эдгар удивлённо присвистнул, а затем откинулся на спинку стула и запахнул полы толстого махрового халата.

– Варвара Николаевна? Не узнаю вас в … кхм, гриме.

– Ох, Эдушка, беда у меня! Оттого разукрасилась косметикой, – женщина покачала головой. – А то заметить могли череп… Вот, из разреза проглядывается!

Скелет встал со своего места и подошёл к женщине, а затем, цепко ухватив ту за подбородок, повернул голову к свету. От прикосновения твёрдых пальцев Варвара Николаевна вздрогнула, и это не укрылось от портного. Он тихонько хмыкнул, продолжая рассматривать увечья на лице женщины:

– Отвыкли, смотрю, от костей. Давно вы в этом теле, не правда ли?

– Правда, Эдушка, – кивнула Варвара, с опаской поглядывая на скелет, – лет пять точно. С заменами, конечно, сам знаешь – то руки перешивали, то волосы, то грудь… Поизносился костюмчик, от любого трения лопается.

– А сейчас что произошло? – Эдгар отошёл к шкафу и распахнул створки. – Так, дел тут на пару минут: наложу заплатку, подметаю… Нет-нет, за ширму, пожалуйста! – Эдгар деликатно отвернулся, когда Варвара Николаевна принялась расстёгивать костюм.

Женщина послушно зашла за ширму. Раздалось звяканье ложек – Эдгар принялся готовить чай.

Варвара нащупала на бедре пуговицу и, ловко справившись с ней, отстегнула одну ногу, затем вторую, выглядевшую чуть хуже – с сеткой тёмных вен на икре. После настала очередь рук, плохо слушающихся из-за артрита. Последней Варвара Николаевна отстегнула голову. В месте, где располагалась щека, виднелась трещина, от каждого движения расходившаяся всё сильнее.

Ещё минуту назад бывшее пожилой миловидной женщиной существо вышло из-за ширмы и, аккуратно положив костюм около швейной машинки, село за стол. Выглядело оно точь-в-точь, как Эдгар – костлявое, с зияющими провалами глаз и угрожающе щёлкающими челюстями.

С наслаждением вдохнув аромат заваренных трав отверстиями, находящимися там, где у людей располагается нос, Варвара Николаевна вздохнула:

– Смородиновый лист и мята? Ты, Эдушка, не изменяешь своим привычкам. Эх, хоть ещё разок бы попробовать этот чай! А то всё нюхаю…

Эдгар не ответил. Сев за машинку, он расстелил человеческий костюм Варвары и, отыскав брешь в коже, принялся притачивать с изнанки накладку. Варвара с жалостью смотрела на свой костюм, гадая, насколько критичны повреждения. Эдгар почувствовал это, и ненароком поинтересовался, не отвлекаясь от работы:

– Как же так вышло, Варвара Николаевна? Не сами вы поранились, и не от времени кожа треснула. Рассекли её. Не могу разобрать, – скелет взял лежащую рядом лупу и наклонился ближе к костюму, – камень это был или… Подождите, вижу остатки дерева… Палка?

– Ножка стула, – снова вздохнула Варвара и, не сдержавшись, с гордостью добавила: – Разбойник кричит, что убьёт меня, а ему вазу с фруктами в голову – раз! Только осколки полетели. Но границы не переходила, – Варвара Николаевна испуганно дёрнулась, чуть не сбросив со стола дымящийся чайничек, – только человеческую силу использовала, не вру! Честное слово, Эдушка! Я себе пообещала ради Катеньки, что буду жить обычной жизнью, и слово своё сдерживаю. Поверишь?

Эдгар поверил. Подумав немного, он чуть потянул на себя кожу, проверяя на прочность. Варвара Николаевна молчала, сложив руки на коленях, как провинившаяся школьница.

– А что же это за Катенька, ради которой вы в бой пошли? – внезапно спросил портной.

Варвара растерялась на секунду, а затем приоткрыла челюсть. Эдгар знал – она так улыбается.

– Это дочка соседки моей. Та работает постоянно, вот и попросила меня за девочкой присмотреть. Покормить, в школу отвести, с уроками помочь… А за это немножко платит. – Варвара исподлобья глянула на Эдгара. – Но я и так помогать готова. Катя мне нравится, она девочка умная и серьёзная, а уж ласковая, как телёнок! Прижмётся к руке, в глаза заглянет и просит: «Бабушка Варя, а расскажи, какой Москва была при царе? А при Ленине?». А мне и в радость поделиться воспоминаниями.

– А как же драка произошла? – Эдгар отточенным движением отсёк несколько пуговиц у основания костюма и, повернувшись к Варваре, чуть поклонился. – Нечасто услышишь историю, как пожилая леди избила хулигана.

Варвара оживилась. Было видно, что и сама рада рассказать о поступке, но опасалась реакции старого портного.

Она сдвинулась на краешек стула и, понизив голос, жарко зашептала:

– Ох, Эдушка, между нами, может, и не стоило мне влезать, но не смогла в стороне остаться… Жила рядом со мной семья: Татьяна – это соседка, Сергей – отец семейства, и Катенька. Татьяна работала, как проклятая, в шесть утра из дома уйдёт, в двенадцатом часу только возвращается. Катенька во втором классе училась и спортом занималась, художественной гимнастикой. А Сергей… – Варвара сердито фыркнула. – Обыкновенный алкоголик. Грузчиком работал в магазине, да только его выгнали за воровство. Бутылок десять водки вынес, в сапогах прятал по одной. Ну и как его выгнали, – словно с цепи сорвался. Я, бывало, читаю вечером, а мне в стенку – бах! – бум! – это Сергей Таню бить начинает. Ревнует будто, что она работает допоздна. А на деле – это она Кате два журнала новых купила с картинками, а не бутылку Сергею. И так каждый день. Я и стучала, и в полицию звонила… Толку-то. Это он, как выразился, «семью учит», тьфу! – Варвара Николаевна стукнула кулаком по кухонному столу так, что жалобно звякнувшая о блюдечко чашка развалилась на части и чай пролился на пол. – А один раз прихожу к Кате обед подогреть, а она сидит боком. Смотрю – у девочки вся скула фиолетовая. «Я, – говорит, – сама виновата. Папа мне приказал суп куриный сварить, а я плиту включить не смогла, и на занятия торопилась…». Ну и не сдержалась я. Вечером Сергей возвращался из магазина с очередной бутылкой – сумел у жены деньги отобрать, а я без костюма вышла на лестничную клетку. Ох и визжал сосед, что поросёнок! Я ему доходчиво объяснила, что будет, если он ещё раз тут покажется. И хорошо мы зажили без него! Катя высыпаться стала, Татьяна расцвела прямо. Отказалась от вечерней работы и домой приходить пораньше стала. На развод подала. А сегодня вот объявился Сергей, да не один… Решил отомстить – из квартиры всё ценное вынести. Я домой отошла костюм на часик снять – уж очень жмёт, если долго носить. Сам знаешь, как неудобно в теле становится. А Сергей, гад, словно знал про это. Я только грохот услышала. Еле в костюм взлезть успела, даже про грудь с животом забыла, и бегом обратно! А он уже ждал. Зарядил мне стулом в лицо, пока его подельники – такие же дебоширы – сервиз и технику в пакеты складывали. А один из них Катю за руку схватил – и за собой тащит. У меня в глазах от гнева потемнело, честное слово! Катеньку одним рывком из рук мужика выхватила, второму в лоб с размаху дала, а в Сергея вазу швырнула… Дружок его меня ножом в бок ткнул, да вот только живота-то не было, забыла ж я его! Так в рёбрах лезвие и застряло, уже дома вытащила. Как трофей себе оставлю. Сбежали они в итоге, ничего прихватить с собой не успели. А я стою посреди погрома этого, дышу тяжело, и думаю, что сейчас разорвётся костюм на части – такой себя огромной почувствовала!

Она замолчала. Эдгар молчал тоже. Внимательно осмотрев костюм, портной тихонько вздохнул и отложил кожу. Варвара Николаевна заёрзала на стуле и, чтобы скрыть беспокойство, принялась вытирать тряпкой разлитый чай. Перед глазами промелькнуло лицо Катеньки, и Варвара с тоской подумала: «Зря рассказала Эдгару… Теперь не даст мне личину эту, накажет, что вмешалась в человеческие дела. Ну и пусть. Не могла я в стороне стоять».

– Стоило это того? – словно подслушав мысли, медленно произнёс Эдгар и склонил голову. – Как считаете?

– Стоило, – решительно кивнула Варвара Николаевна. – Чего бы мне это… не стоило. Уж простите…

– Знаете, что я вижу? – мягко перебил её портной и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Между нами говоря, вам действительно мал костюм. Я подправил и тут, и там, но делу это сильно не поможет – ещё день-другой, и рассыплется на кусочки. А догадываетесь ли, почему он стал мал?

– Почему? – эхом отозвалась Варвара.

– Потому что вы выросли из него. И здесь есть одно только решение, если хотите прежнюю внешность оставить.

– Какое?

– Сшить вас воедино, – спокойно ответил Эдгар, не замечая, как затряслись руки Варвары Николаевны, – до конца жизни. Вашей, разумеется. Но, боюсь, с такой личиной долго и не прожить – возраст возьмёт своё.

– Сколько? – тихо спросила Варвара, не веря в происходящее.

– Не могу сказать. Заменю, конечно, ноги – с вашей отвагой им следует быть покрепче. Думаю, где-то…

– Три?

Эдгар удивился:

– Отчего же. Десять точно, а там как ухаживать будете.

Они снова замолчали. Варвара, если б могла, заплакала бы. Но у скелетов нет слёзных желёз, и она твёрдо решила, что поплачет потом, когда обнимет Катю. Когда начнёт жить.

Эдгар же, разгладив костюм, опрыскал его ароматной жидкостью из большой стеклянной бутылки, и протянул Варваре Николаевне:

– Примерьте. И если всё устраивает – я срежу все пуговицы. Больше они вам не понадобятся. Нет, пожалуйста, за ширму.

Выходя из квартиры, женщина чуть задержалась на пороге. Рассердить портного было страшно, но любопытство взяло верх. Варвара посмотрела на Эдгара и робко спросила:

– Эдушка, но почему? Чем я заслужила твоё благословение?

Скелет, убирая со стола осколки чашки, ответил не сразу. Пожав плечами, он хмыкнул:

– Я помню всех своих клиентов до последнего. Все их истории. Моя работа – не шить, как кажется на первый взгляд, а слушать. А помните ли вы хотя бы себя? За что вас наказали?

– Не помню, – виновато покачала головой пожилая женщина и нервно сцепила руки в замок. – За что?

– За равнодушие. Но сегодня вы доказали, что больше не подвластны ему. Вы пожертвовали собой ради другого – это ли не показатель настоящего искупления? – Эдгар выбросил осколки в мусорное ведро и, потуже затянув пояс махрового халата, зябко поёжился. – Совсем кости не греются. Хорошего дня вам, Варвара Николаевна. И хорошей жизни.

Этим же вечером Эдгар, ворча на собственную оплошность, надел костюм мужчины. Эта личина являлась одной из первых, потому и оказалась не совсем аккуратной. Ноги перешить уже не получалось, и одна, более короткая, мешала при ходьбе. Приходилось использовать трость.

Выйдя из дома, Эдгар прошёл немного в сторону Вековой улицы, а там свернул в маленький, окружённый тополями сквер. Присев на выкрашенную в зелёный цвет скамейку, портной достал из глубокого кармана рожок шоколадного мороженого и, развернув обёртку, с удовольствием её облизал.

Промелькнула тень, и рядом с Эдгаром опустилась молодая женщина. Нервно поправив чёлку, она вздохнула и повернулась к портному:

– Спасибо… Теперь он станет одним из… из…

– Одним из нас? – Эдгар улыбнулся. – О, нет. Ему уготовано пожить между нами, пока он не осознаёт причину. Кажется, люди называют таких полтергейстами. Между нами говоря, простите за каламбур, я удивлён, что этого не произошло раньше.

– Как долго это может продлиться? – робко спросила женщина.

Эдгар покачал головой:

– Татьяна, у меня нет ответов. На ваши мольбы откликнулись, а за доброту к Варваре согласились на наказание. Но как быстро ваш муж готов исправиться? Как сильно сожалеет? Всё зависит от него. Я – всего лишь стрелка на рельсах. Направляю одних к свету, а других во тьму. Но только для того, чтобы они сами нашли свет.

– Почему же вы до сих пор не стали человеком? – вскинула голову Татьяна. – Ведь давно исправили собственные ошибки.

– Давно, – кивнул портной и, лизнув мороженое, довольно прищурился. – Люди – как ящик Пандоры. С виду привлекательные, но стоит только приоткрыть… И оказывается, что уважение к границам, на самом деле, – равнодушие. Излишняя эмоциональность – умелая манипуляция. Вместо ревности – неуверенность, а вместо бережливости – скупость. Я был наказан за неумение слушать, а теперь слышу слишком многое. И, признаюсь, боюсь вновь испытать разочарование. В первую очередь, от себя самого. Тот холод, что я ощущаю, напоминает, что мне рано становиться человеком. Не заслужил.

Татьяна понимающе кивнула и, украдкой вытерев выступившие слёзы, шепнула напоследок:

– Спасибо.

А затем поспешила домой, к дочке и названной бабушке, Варваре Николаевне.

Эдгар доел мороженое, выкинул пустую упаковку и, вздохнув, отправился домой. Его новым клиентом стал некогда известный поэт, о жестокости которого ходили легенды. Человек чёрствый и грубый. Беспощадный. И его поступки вдохновили Эдгара на создание костюма медбрата детской онкологической больницы. Кожа была вымочена и смазана, ножницы наточены, а стол блестел от чистоты. Всё готово к работе.

Улыбнувшись своим мыслям, портной расстегнул ворот пальто – на улице заметно потеплело. Бодро цокая тростью по брусчатке, Эдгар засеменил к дому. Он даже не догадался, что тепло это шло изнутри.

Свидание с Дедом Морозом

Я ткнул указательным пальцем в пупочку звонка и, стянув с головы шапку, попытался пригладить волосы. Отрезанная заботливой маминой рукой чёлка упорно лезла в глаза, и я оставил бесполезную затею. В конце концов, Анька согласилась со мной погулять не из-за моей причёски.

Не успел я снова надеть шапку, как дверь распахнулась. На пороге показалось мама Аньки – Вера Васильевна.

Осмотрев меня с ног до головы, она кивнула:

– Здравствуй, Костя.

– Здрасьте, Вервасильна, я к А…

– Да уж понятно, что не ко мне. – Женщина оглянулась. – Аня, Костя пришёл. Ты скоро? – Не дождавшись ответа, Вера Васильевна двинулась вглубь квартиры, бросив мне из-за плеча: – Заходи, закрывай дверь. Чаю будешь?

– Да нет, нам уже идти надо, у нас билеты на восемь часов.

– Так ещё рано же, – ответила мама моей подруги прежде, чем скрылась в комнате.

Я потоптался на месте, вытирая ноги об старое полотенце, аккуратно расстеленное возле порога, но раздеваться не стал. До сеанса оставалось ещё два часа, применение которым я уже нашёл. Точнее, его нашла моя мама, убедительно попросив о помощи. Отказаться я не смог.

За дверью комнаты раздался торопливый шёпот, и я прислушался. Говорили, конечно, Анька с Верой Васильевной. Обсуждали предстоящий вечер.

– Губы, губы подкрась, возьми помаду мою.

– Отстань, мам, мы же в кино идём, там всё равно темно, кто меня увидит.

– Как «кто»? А Костя уже не считается?

– Он меня и без помады видел, ничего, не испугался.

– Ну хоть духами помажь, за ушком вот, и тут…

– Мам, ну прекрати!

– Не мамкай! Может, он сюрприз приятный тебе устроит какой. В кафе отведёт, например.

Я переступил с ноги на ногу. Сюрприз-то и правда намечался, только не факт, что он покажется Аньке приятным. Но пути назад уже не было – свои обещания нужно сдерживать. На меня надеялись.

Анька выпорхнула из комнаты, цокая по полу каблучками. На ней было блестящее синее платье, обрамлённое по краям бахромой, которое ей очень шло, а в руках подруга держала лаковую сумку с длинным ремешком.

Заметив мой взгляд, Анька покружилась по комнате:

– Ну как?

– Во! – Я поднял вверх большой палец, искоса поглядывая на часы. Время поджимало. От Аньки это не укрылось.

Спешно накинув зимнее пальто, она помахала матери на прощанье, и мы вышли из квартиры. На лестничной клетке, оглянувшись по сторонам, Анька поднялась на носочки и чмокнула меня в щёку. Я замер.

– Чего ты? – Девочка повела плечом. – Не ожидал?

– Не ожидал, – кивнул я. – Тут такое дело…

– Ну? Что за дело, ради которого мы так спешим?

Я вызвал лифт и, стараясь держаться ровно, пояснил:

– Мама попросила зайти в соседний подъезд к её подруге, тёть Лизе, и прикинуться Дедом Морозом. Дочку поздравить. Это всего на пять минут, – быстро добавил я, наблюдая за реакцией одноклассницы. – Послушаю стишок и вручу куклу. Ты даже заметить моего отсутствия не успеешь!

Аня подняла брови:

– Где ты видел Деда Мороза без Снегурочки? Нет уж, вместе пойдём. Ещё

забудешь чего, знаю я тебя!

Я, наконец-то, выдохнул.

У двери тёти Лизы, вытащив из рюкзака длинный, почти в пол, матерчатый кафтан, найденный мамой где-то на антресолях, я накинул его поверх куртки и откашлялся, готовясь к речи.

Анька дёрнула меня за руку:

– Дедушка, ты кое-что потерял.

– А?

Она достала из рюкзака искусственную белую бороду и покачала головой:

– Эх, говорила же, что забудешь что-нибудь! Куда ты без меня!

– Никуда, – согласился я и, нацепив бороду, позвонил в дверь.

Маленькая Вика, увидев нас на пороге, прижала ладони к разгорячённому лицу. Тётя Лиза, замерев за спиной дочери, махнула в приветствии и украдкой указала на вешалку. Я пригляделся. Розовая прямоугольная коробка, спрятанная среди шапок, несомненно, принадлежала кукле.

Анька тоже увидела это и, подмигнув мне, взяла Вику за руку:

– Ну-ка, милая, показывай, как живёшь-поживаешь!

Они пошли вперёд и я, изловчившись, достал коробку с подарком, а затем двинулся следом. До сеанса оставалось полтора часа.

* * *

Мы вбежали в кинотеатр красные и запыхавшиеся. Борода моя сбилась набок, произрастая теперь под ухом, а кафтан оказался заляпан шоколадом. Анька же выглядела по-прежнему замечательно. Даже растрепавшиеся косы, выбивающиеся из-под капюшона, не портили вид.

Я с трудом отвёл взгляд от одноклассницы и протянул два билета кассиру:

– У нас сеанс на двадцать часов…

– Простите, молодые люди. – Крупная женщина в бордовом пиджаке развела руками. – Вы опоздали, фильм давно начался. Я не могу вас впустить.

– Ну пожалуйста, мы сегодня весь вечер вселяли в детей веру в чудеса! – Я облокотился на стойку и кончиком бороды вытер вспотевший лоб. – Дайте возможность и нам поверить!

– Увы, но нет, – твёрдо ответила женщина и схватила трубку зазвонившего телефона. – Кинотеатр «Победа», слушаю вас.

Сердце у меня ухнуло вниз, и я исподлобья глянул на одноклассницу. Она молча застегнула пальто и, взяв меня под руку, потянула к выходу. Хотя я бы предпочёл провалиться сквозь землю.

Снежинки, искрясь в свете фонаря, походили на миллион маленьких звёзд, и с падением каждой из них на землю я загадывал желание снова и снова.

Анька покосилась на меня:

– Чего притих?

– Потому что подвёл тебя, – помедлив, признался я. – Обещал свидание, а мы весь вечер притворялись Дедом Морозом и Снегурочкой, бегая из одной квартиры в другую.

– Почему же притворялись? – подруга посмотрела на меня. – Мы ими и были. По крайней мере, для всех этих детей. Сегодня мы сотворили настоящее чудо!

– Жаль, что чудеса только для маленьких, – буркнул я. – Потому что вряд ли ты ещё раз пойдёшь с Дедом Морозом на свидание.

– Костя, какой же ты дурак, – покачала головой Анька и, дёрнув меня за рукав, заставила остановиться, а после снова поцеловала в щёку.

Второй раз за день.

Хозяйки скрытых миров

На чердаке было тепло и сухо. Полупрозрачные ниточки паутины оплетали углы помещения, словно укутывая его в белёсый ажур. Пауков Надя не боялась, как и насекомых. А здесь их оказалось предостаточно: то тут, то там сновали усатые тараканы, похожие на засохшие от старости изюмины, торопливо скрываясь от взора девочки; блохи – маленькие и вертлявые, всё норовили пробраться под ткань хлопковых колготок и вдоволь напиться крови; а на деревянной раме покоились хрупкие коконы-куколки мотыльков, дожидающиеся своего часа.