Авиатор: назад в СССР 12
– 088й, влево, 600.
Отворот влево и вновь пересекаю береговую черту. Грязно-жёлтая полоска пляжа протянулась вдоль всего Каламитского залива. Справа были видны очертания Евпатории, а позади остались берега Сакского озера.
Теперь слева от себя рассматриваю территорию аэродрома. Длинная объездная дорога, проходящая через дальние стоянки местного полка имела форму полукруга. Бросаются в глаза участки взлёта и посадки палубного тренажёра. Это почти что мини-аэродром со стальным лётным полем в виде корабельной палубы.
На посадочном курсе ещё одно озеро – Кизыл Яр. Плотная застройка закрытого военного городка за территорией лётного поля отличается от частного сектора прибрежных посёлков.
– Лесная, 088й, точку наблюдаю. Разрешите визуальный заход, – запрашиваю я.
– Разрешил.
Через минуту самолёт мягко касается полосы. Торможение на влажной поверхности устойчивое, хоть и дождь продолжает накрапывать. Свинцовые облака нависли, не давая солнцу пробиться к длинной полоске пляжей Фёдоровки. Это ближайший посёлок к аэродрому, который в будущем станет курортной зоной.
Парашют на этой версии МиГ-29 отсутствует. На фирме сделали пару образцов съёмных контейнеров с парашютом, которые устанавливаются вместо гака, но решили отложить их до лучших времён.
– Лесная, 088й полосу освободил, – доложил я руководителю полётами.
– Вас понял. Наблюдаете стоянку ваших товарищей?
– Точно так. Заруливаю к ним.
Место, где размещались наши самолёты, было вынесено отдельно в непосредственной близости от тренажёра. Видны аэрофинишёры тренажёра и технологический вход в подземные коммуникации. Схему этого сооружения ещё нужно будет тщательно изучить. А лучше пройтись по всем закоулкам этой «взлётной палубы».
Чуть дальше – сам трамплин. Издалека он кажется не таким уж и большим. Посмотрим, какие будут ощущения во время полётов.
– Лесная, 088й выключаюсь. Спасибо за приём, – поблагодарил я группу руководства полётами.
Открыв фонарь кабины, сразу попал под мелкий дождь. Техник Арнас был тут как тут, раскрыв надо мной зонтик.
– Да не стоит. Несахарный же, – улыбнулся я, отказываясь от аксессуара.
– Как хочешь. Погодка не «крымская» совершенно.
Я посмотрел по сторонам. Здание командно-диспетчерского пункта за спиной возвышалось над всем аэродромом. Позади можно заметить самолёты МиГ-21, Л-39 и Як-38. Местная часть является аналогичным инструкторско-исследовательским полком, что и в Осмоне. Как и мой родной полк, он тоже входит в состав центра подготовки. Только вот занимается он обучением военнослужащих морской авиации. Штаб центра находился в Николаеве.
Разместили нас в небольшой гостинице. Я в комнате с Иваном, а Сагит с ведущим инженером по корабельной тематике. Привёл себя в порядок быстро. Выйдя из ванной, я обнаружил как Швабрин уже вовсю «пускал пузыри». По Первой программе шёл фильм «Приключения электроника», но это его не остановило. Мой друг был уже не способен выйти прогуляться.
Дождь прекратился. Из окна нашей комнаты видны гряды холмов за высоким бетонным забором, КПП воинской части, через которое люди выходят с работы. За ограждением – степные просторы, примыкающие к морю. Можно заметить множество ангаров для самолётов и вертолётов. Хорошо виден штаб авиационного полка и огромный транспарант с лозунгом «Решения XXVI съезда КПСС – выполним».
За спиной открылась дверь, и я почувствовал прерывистое дыхание человека. Появился запах сырости, а ещё приятный аромат сирени. Всегда балдел от этого запаха, напоминающего мне дом!
Повернувшись, я увидел девушку в дверях с большим чемоданом. С её зонта вода сильно капала на палас нашего номера. Смотрела она на меня оценивающим томным взглядом. Будто я у неё денег в долг попросил!
– Эм… а вы кто? Что вы здесь делаете? – спросила она.
Наехала эта гостья очень сурово. Ваня даже подскочил с кровати!
– И вам добрый вечер! – поздоровался я.
Швабрин продолжал протирать глаза, будто не верил в то, что к нам кто-то может зайти. К слову, в этой гостинице только четверо из нашей фирмы. Остальные живут в другом месте.
– Прекрасно. Я в этом номере всегда жила. На протяжении трёх последних лет приезжала, и меня селили сюда. Попрошу с вещами на выход, мальчики.
Мы с Иваном переглянулись. Что происходит?
– Девушка, вы ошиблись. Вам, вероятно, нужно в другой номер. Хотите, помогу вам вещи донести, – продолжил я.
– Ты выпрямись, когда со мной разговариваешь. Молод ещё. И ты бы встал с кровати, – наехала гостья на Ваню.
– Я чё сплю ещё? – повернулся он ко мне.
– Нет. Вторжение у нас, Вань.
– Тебя как звать, голубь? Потрудись доложить, а я пока присяду, – продолжила девица и в мокром пальто села на мою кровать.
На секундочку, у меня там чистое бельё. Моментально оно промокло под задницей этой девушку.
Борзая! Быстро посмотрел на девушку, чтобы оценить её возможное происхождение. Пышные светлые волосы, которые накрывает красная шляпка. Шарф стильной расцветки. Маникюр на руках явно не сама делала. На пальцах массивные кольца. Гипюровое платье с кружевами, а на ногах – белые туфли лодочки, и это в дождливую погоду. Не из бедной семьи!
– Голубь – птица. А я человек. Здесь люди отдыхают, дамочка. Или вы сами выйдете, или с нашей помощью, – предложил я.
В комнату вбежала дежурная с первого этажа, утирая пот со лба.
– Аида Сергеевна, простите! Я забыла, что вы должны были приехать. Мне сказали про испытателей, а про вас никто не знал…
– Испытатели пускай живут. Я по их душу и приехала. Эти то, что тут делают? Ещё и хамят!
– Девушка, вам самой манеры бы нужно изучить. И встаньте с кровати!
– Это они и есть. Лётчики-испытатели фирмы МиГ, – продолжила объяснять дежурная.
Аида недовольно цыкнула, но с кровати встала.
– Живите, пока. А то бы я вас сейчас на губу отправила, – проворчала наша гостья и вышла из комнаты. – Дай мне ключи от девятого номера!
Дежурная выбежала из комнаты, аккуратно захлопнув дверь. Я посмотрел на Ваню, а тот всё ещё не верил в происходящее.
– Серый, чё происходит? Если хочешь, чтобы я с тобой гулять пошёл, так и скажи. Зачем было этот театр устраивать? – посмеялся Швабрин.
– Шапито! Просыпайся и пошли поедим.
– Я так и не понял кто эта Аида, и почему она приехала по наши души. Она конечно красивая, но характер у неё дерьмо. Гонору, как у генеральши.
Глава 4
Начальный этап работы на тренажёре включал в себя отработку взлёта и посадки по отдельности. Большой объём испытаний был выполнен ещё в прошлом году и во время самых первых полётов в Крыму. Теперь же нужно торопить события.
Следующий день показал, что наши проблемы только начинаются.
В детстве я думал, что для организации полётов много ума не надо. Для этого нужны всего-то самолёт и лётчик. Чем старше и умнее я становился, тем яснее приходило осознание столь большого заблуждения. Пройдя обучение в военном училище в прошлой и в новой жизни, побывав на войне и попав в испытатели, думал, что меня уже нельзя удивить. Ещё как можно!
Для начала Сагит, как старший всей нашей команды, три дня убил на разговоры с командованием полка. Даже в штаб Центра, которому подчиняется полк, летал. На дворе январь 1984 года, но первые всходы «дикого растения» под названием бюрократизм уже пошли.
Я сразу вспомнил, что командир здесь ещё пока не знаменитый Апакидзе. Он только в этом году уйдёт в академию и вернётся сюда, чтобы возглавить 100й корабельный полк. Надеюсь, к этому времени уже страна обзаведётся настоящей палубной авиацией. Иначе, зачем мы здесь тогда находимся!
Вечером, к нам в комнату пришёл Байрамов. Он обозначил нам план работы на завтра.
– Определимся с программой полётов. Распределим, кому и что нужно будет проверять. Тебе, Сергей, в кратчайшие сроки, отработать взлёты с трамплина с разным взлётным весом. Надо расчёты сделать, – объяснил Сагит.
– Хорошо. Завтра летим, верно? – уточнил я.
– Не торопись. Завтра постановку задач проведём на неделю и решим. Отработать надо пробег с зацепом гака за трос на разных скоростях. Конструкторы новый придумали.
– Что там проверять? Крюк как крюк, – возмутился Ваня.
Сагит улыбнулся и похлопал Швабрина по плечу.
– Не переживай. Ты начинаешь с завтрашнего дня. Взлёт с трамплина, проходы по глиссаде оптической системы посадки.
– Ну, хоть что-то! – радостно вознёс руки вверх Ваня.
Ещё перед началом командировки, мы договорились, что первым на палубу сядет именно Швабрин. Сагит, хоть и был старше и опытнее нас, но не возражал. Искренне был рад этому.
Байрамову, как он сам говорил, уже много всего перепало. Сагит сделал несколько беспосадочных перелётов с дозаправкой в воздухе на МиГ-31 вдоль Северного полюса. Как он сам говорил, звезда Героя просится на грудь, осталось ей только разрешить.
Я тоже был рад за друга. У него есть шанс войти в историю!
– Почему у нас такие проблемы с полётами возникли? – спросил я.
– Пока мы летели, Министерство Авиапрома решило, что нецелесообразно нам тут быть, но Белкин упросил оставить. С военным руководством никто вопрос не обговаривал. Все ждали «суховцев» в марте. Про нас уже все забыли.
– Наверняка спросили про телеграммы, запросы, методику и всё остальное? – улыбнулся я.
– Это в первый день. Потом было хуже, – ответил Сагит.
– Как же нам разрешили? – уточнил Ваня.
– Есть у нас «покровитель» в командовании ВМФ. По совместительству – не последний человек в Министерстве судостроительной промышленности. А если ещё быть точнее – родственник Горшкова.
Сергей Георгиевич Горшков в эти годы был главкомом ВМФ СССР, дважды Герой Советского Союза. Один из трёх человек, которому было присвоено воинское звание Адмирал флота Советского Союза. Оно было равным званию Маршала.
Остаётся только догадываться откуда у фирмы такой покровитель.
– Отдыхайте. Завтра много дел, – сказал Сагит, когда я провожал его за дверь.
Тут же в коридоре на глаза мне попалась и Аида Сергеевна. А может, и я ей попался.
– Сагит! Как дела? – весело крикнула девушка.
– Аидочка, я рад вас лицезреть. Вы всё так же прекрасны! – подошёл к ней Байрамов и поцеловал руку.
– Перестань, а то сглазишь красоту, – посмеялась Аида.
В этот момент она опять повернулась ко мне. Лицо так скривила, будто ей под нос кучу навалили, и она вынуждена терпеть это.
– Твой архаровец? – указала она на меня пальцем.
– Это наш лётчик. Молодой и перспективный Сергей Родин, – подошёл ко мне Сагит, одобрительно похлопав по плечу. – Знакомься, Серый – наш хороший друг Аида Сергеевна.
– Очень приятно.
Аида протянула мне руку, чтобы я тоже её поцеловал. Кажется, дама совсем уже краёв не видит. Ведёт себя как царица.
– Обойдёмся без этого, – взял я её ладонь и пожал.
– Пока вижу, что он только молодой. Перспектива у него не очень, – цокнула Аида и ушла дальше.
Сагит с удивлением посмотрел на меня.
– Когда ты успел ей насолить?
– Ещё кто кому!
Я рассказал вчерашний инцидент с врыванием в номер этой странной Аиды. Байрамов томно вздохнул и завёл меня обратно в комнату. К разговору подключился и Швабрин.
Сагит поведал, почему нам стоит уважительно к ней относится. Оказывается, «покровитель» со связями везде и всюду это и есть госпожа Аида.
– И что у неё за должность? – удивился Ваня.
– Точно не знаю. Но она отвечает за всю гостиничную инфраструктуру – на флоте или в министерстве судостроительной промышленности, точно не помню. Родственница Горшкова, – ответил Сагит.
– И что у нас не нашлось других людей, чтобы повлиять на командование местного Центра? – возмутился я.
Для меня такой расклад стал полной неожиданностью.
– Ну, нет, есть конечно! Просто так быстрее. Она позвонила в Николаев и что-то сказала. Если бы это решалось через Москву, было намного дольше.
Только сегодня подумал, что в стране началась «бюрократия». А вот что никогда не закончится, так это решения вопросов «по звонку». Мне даже интересно стало, что Аида Сергеевна могла такое сказать начальнику Центра подготовки морской авиации.
Наутро весь состав нашей испытательной бригады собрался в предполётном классе для постановки задач. Людей очень много. Лица у всех серьёзные, настрой тоже. Не знаю, работать хотят или голова болит после вечера, но все внимательно слушают Сагита.
После вступительного слова началась «перекличка». Байрамов предложил обсудить порядок работы на текущей лётной смене.
– Слушаю ваши предложения по плану полётов на сегодня.
Двигателисты предложили начать с заданий по проверке приёмистости. Инженеры по оборудованию настаивали на перестановке приборов с одного самолёта на другой. Специалисты по контрольно-записывающей аппаратуре сказали, что у них нет возможности обрабатывать информацию. Но потом вдруг появилась, когда Сагит жёстче спросил причину. А техники телевизионных систем регистрации и вовсе говорят, что их приборы начальник штаба приказал убрать. Мол, режим секретности нарушается.
Начало наших испытаний весьма богато на события.Через час я уже стоял рядом с самолётом.
Прекрасная солнечная погода, штилевой ветер и хороший настрой на работу. Посматриваю в сторону трамплина. Ничего в нём страшного нет. Сейчас Байрамов готовится взлетать с него. Включил форсажи, огонь в соплах разгорелся, и он стартует с места. Несколько секунд и Сагит выскакивает с трамплина вверх.
Возвращаюсь к сборам перед вылетом. Стараюсь сохранить спокойствие. Стою перед стремянкой и медленно надеваю шлем и перчатки.
– Сынок, не спеши. Сосредоточься.
– Всё в норме, Дядь Вась. Или так заметно, что волнуюсь?
– Ты думаешь, я не вижу. Все вы, ребята, переживаете. Я не меньше вас, а может, и больше.
Подзываю к себе инженера и уточняю параметры силовой установки, которые нужно проверить. Через несколько минут, запустив самолёт и проверив все системы, начал рулить в район трамплина. В это время Иван закончил отрабатывать проходы с касанием на посадочном комплексе тренажёра.
На линии старта меня уже ждал техник Герман. Перед запуском он мне сказал, чтобы я пришёл после вылета к ним в домик. Отметить первый взлёт с трамплина нужно как полагается – с чаем и драниками.
Останавливаюсь и начинаю готовиться к взлёту. Полностью выжал тормозную гашетку. В голове прокрутил все нужные параметры. Скорость должна быть не менее 160 км/ч, поскольку тогда самолёт сильно просядет вниз после схода. Но есть момент и с максимальным значением – 180 км/ч. При такой скорости есть вероятность касания штангой приёмника воздушного давления поверхности трамплина. Превышать её нельзя.
На авианосце предусмотрены задерживающие устройства, поскольку тебе приходится до начала разбега получить максимальную тягу двигателя на форсаже. На тренажёре такого нет.
Вроде всё готово. Взгляд устремлён вперед, и я задерживаю его на трамплине. Он прямо передо мной. На расстоянии всего 130 м, возвышалась здоровенная горка. Вначале конструкция незаметно поднимается. В конце крутой дугой уходит вверх, оставляя под собой около шести метров высоты.
В сравнении со взлётной полосой выглядит просто стеной. На эту «стену» мне надобно направить свой самолёт. Как-то неуютно становится. Мелькает соответствующая мысль: "Если что, её уже не объедешь".
До этого момента я взлетал, видя перед собой только ровный бетон. Мог прекратить взлёт в любой момент. Оставшаяся часть полосы всегда позволяла мне остановиться. Если нет, то продолжал взлёт, отклоняя ручку на себя.
– 088й, готовы к взлёту? – торопит меня руководитель полётами.
Неужели я так долго стою перед трамплином? Закрылки выпущены. Вручную открыл центральный вход воздухозаборника. Триммером перемещаю ручку управления вперёд и смотрю на Германа Георгиевича. Он как раз и контролирует положение стабилизаторов.
Повышаю обороты двигателей. Смотрю за достижением максимальной температуры. Давно у меня не было такого волнительного взлёта!
– Готов.
– Взлёт разрешил, – отвечает мне руководитель полётами.
Рычаг управления двигателями устанавливаю в положение «Полный форсаж». Взгляд на панель приборов. Есть! Обе лампы загорелись. Но это не всё. Самолёт держу на тормозах до команды Германа. Он должен увидеть, что форсажное пламя начнёт вырываться из сопел двигателей.
Стойки шасси вибрируют. Колёса слегка юзят, пытаясь сорваться с места. Ощущение, что пневматики держатся из последних сил. Герман поднимает вверх большой палец. Пора!
– Форсажи есть! – громко докладываю я.
– Подтвердил.
Гашетку тормозов отпустил. Истребитель начал разбег, продолжая вздрагивать всей конструкцией. Мгновения и самолёт задирает нос. Скорость падает. Уверенность начинает граничить с тревожными мыслями: «Просчитались!», «Рано стартанул!».
Траектория становится всё круче. Самолёт у самого края и вот-вот должен сорваться в пропасть. Появляется перегрузка. Отрыв… и зависаю в воздухе с задранным носом.
И снова время остановилось. Угол атаки пытается расти, но я не даю ему увеличиться. Чувствую «пятой точкой», как начинаю проваливаться вниз. Сделать ничего нельзя.
В этот момент приходит осознание нового для себя явления. Самолёт летит, но не опирается на подъёмную силу. Закон инерции удерживает его. Ещё секунда и крылья обретают ту самую опору, которая мне нужна. Вступают в силу законы аэродинамики и динамики полёта.
– Взлёт… произвёл, – преодолев волнение, доложил я.
– 088й, первый влево, 600, – ответил руководитель полётами.
В его голосе слышится, как он улыбается. Ещё несколько секунд назад я таким весёлым не был. Но теперь!
Резво набираю в развороте нужную высоту. Напряжение пропало. Внутри невероятная лёгкость и ликование. Полётов за мою вторую жизнь было у меня огромное количество. Но я уже успел соскучиться по великолепному чувству – тому, когда ты открываешь для себя новое, неизвестное и тайное. И от него балдеешь!
За день я выполнил ещё три подобных взлёта, совершая после них монотонные проходы над посадочным блоком тренажёра. Ожидания от первых имитаций посадки были самые оптимистичные. У моих коллег получается, значит, и мне не составит труда.
После разбора полётов я остался на аэродроме, чтобы посмотреть, как устроен тренажёр изнутри. Это целый подземный бункер. Несколько залов с различными системами, обеспечивающих работу аэрофинишёров. Интересное зрелище производит рабочее место руководителя визуальной посадки (далее РВП). Маленький «скворешник» в непосредственной близости от места приземления. Представляю ощущение, когда рядом с тобой приземляется многотонная машина. А уж для работников, обеспечивающих систем!
Один техник сказал, который отвечает за тормозные машины, что грохот стоит такой, будто тебе на потолок квартиры самолёт приземлился.
Через неделю я уже начинал полёты с отработки посадки.
Сейчас выполняю крайний на сегодня заход с касанием «учебной палубы». Ветер на посадке встречный. Видимость отличная. Огни системы посадки работают штатно. Ничего не должно помешать.
Стоит сказать, что аналогичный «светофор» оптической системы посадки, который видит лётчик перед посадкой на посадочный блок, будет и на авианесущем крейсере. Все три цвета соответствуют положению на глиссаде снижения. Зелёный сектор означает, что идёшь ровно. Жёлтый и красный – выше или ниже. Опасность создают оба сектора. В первом случае будешь вынужден уйти с проходом, что при ограниченном топливе не всегда хорошо. А во втором – провалишься под палубу корабля.
– 088й, полосу наблюдаю, – доложил я РВП.
– Удаление 4, зелёный, курс.
Скорость держу 250 км/ч, но у троса ограничения 240. Самолёт буквально зависает на глиссаде снижения.
– Красный-зелёный, слева 10, – продолжает подсказывать РВП.
Выдерживать глиссаду снижения становится труднее. МиГ «плавает» сам по себе! Работа органами управления должна быть миллиметровой. Возможно, и ещё точнее.
– Жёлтый-зелёный, справа 3.
Если увлечься глиссадой, то упустишь направление. Отклонение от эталонной траектории снижения – по высоте 80 сантиметров, а по курсу 2 метра. Иначе на зацепе можно оборвать трос. Чем-то похожа траектория на движения человека после хорошего застолья.
– Зелёный, курс. Зелёный курс, – повторяет РВП.
Глиссаду и направление выдержал. Посадочный блок набегает быстрее, чем нормальная полоса. Глухой удар основных стоек. Есть касание!
– Конвейер! – докладываю я и ухожу с набором.
– Второй трос, – подсказывает РВП.
Попал в этот раз хорошо. Стремиться нужно к зацепу именно центральных тросов. Крайние – нежелательны. Захожу на посадку, на основную полосу.
Через пять минут двигатели выключил и уже стою на бетоне, сняв с головы шлем. Прекрасное чувство, когда после тридцати минут сплошного нервного напряжения перед посадкой, тело расслабляется. Полной грудью вдыхаю морской воздух. Представляю, как весной тут будет замечательно.
Мои размышления прерывает Сагит.
– Сергей, мог ведь садиться с зацепом. Чего не стал? – спросил он, подойдя со спины.
– Это не тот самолёт. Передняя стойка не усилена. Разложимся.
– Я же тебе разрешил садиться заранее и потом проезжать по тросам?
– Не стоит торопиться. Успею ещё почувствовать все 4 единицы перегрузки во время торможения.
Байрамов посмотрел на меня и отвёл в сторону. Что-то важное сказать хочет. Он был чем-то встревожен.
– Ты быстро подготовишься к испытаниям на корабле. Нам нужно отработать уже весь цикл вкупе с посадками и боевой загрузкой. Макетами, разумеется.
– Сагит, нет проблем. Есть ли смысл их отрабатывать на этом борту? – указал я на самолёт, на котором только что летал.
– На этом самолёте нет. Однозначно, нужно работать только с 31й машиной.
Странно, что он это всё говорит мне. Ведь основную работу на предсерийном борту делает Иван.
– Я тебя не понимаю. Почему мы с тобой вдвоём обсуждаем это, а не всем коллективом?
Сагит посмотрел по сторонам, проверяя, чтобы не было подслушивающих. Первый раз за ним наблюдаю такое.
– Ваня не сможет сесть на корабль. Он не готов.
Глава 5
После слов Сагита возникла немая пауза. «Переварить» сказанное быстро не получилось.
Техники за спиной шумели, переставляя стремянку. Шутки, смешки, улыбки – постоянные спутники их работы. А вот мне что-то невесело после фразы Байрамова.
– В чём у тебя сомнения?
– Я наблюдаю за ним. Ваня слишком самоуверен. По материалам объективного контроля далёк до идеального пилотирования.
– Никто не идеален.
Сагит покачал головой и повёл меня в сторону командно-диспетчерского пункта.
– Не уверен я в нём. Нутром чую, что с ним что-то не то происходит.
Промелькнула мысль, что Ваня опять подсел на «горячительные» напитки. Но это было невозможно, поскольку он всегда рядом со мной. Я бы заметил даже слабое «амбре».
– Ты так говоришь, как будто сам уверен в своей посадке, – ответил я.
– Сергей, понимай, как хочешь, но он не готов.
– Мне не нравится, что мы обсуждаем Ивана за его спиной. Время для испытаний у нас ещё есть. Мы тренируемся. Что за паника?
– Нет у нас времени! – повысил голос Сагит.
Я уже перестал понимать, что происходит. Впереди ещё полтора месяца, а Байрамов уже нервничает.
– В чём дело? Говори как есть, – тихо спросил я.
– Ты думай как знаешь, но с таким отношением Иван на палубу корабля самолёт не посадит. Чуйка у меня.
– Тогда это нужно обсуждать не только со мной. С Иваном в первую очередь. Иначе, что это за коллектив, где мы не можем друг друга поддержать.
Сагит глубоко вздохнул и задумался. Причины его неуверенности в Иване мне непонятны. Промелькнула мысль, что Байрамов сам хочет сесть на корабль. Как бы забрать все лавры себе. Но тогда он бы не стал предлагать Ванину кандидатуру на эту почётную миссию. Хотя, может, передумал?
– Пошли переодеваться и на разбор, – сказал Сагит.
На разборе Иван не присутствовал. Удивительная вещь в нашем деле! Только что старший группы выражал неуверенность в его готовности, а тут его на разборе нет.
Через несколько минут я понял почему. Инженеры начали со всех ракурсов разбирать посадки Швабрина. Оказывается, Ваня пока не смог «побороть» привычку, выработанную за время лётной работы.
При обычной посадке на стандартную полосу, перед касанием самолёт нужно выровнять, отклоняя при этом ручку управления слегка «на себя». На палубу будет всё иначе. Здесь самолёт предстоит практически «шмякнуть» в районе аэрофинишёров. Перегрузка может достигать больше четырёх единиц. Отсюда и стойки шасси должны быть усиленны.
Для лётчика это означает, что нужно ручку управления отжимать «от себя». Не сделаешь это – будет перелёт.
– Ручка управления в его полётах смещается назад. В таком случае нельзя гарантировать попадание в посадочный блок. А именно в два центральных троса, – выступил один из инженеров.