– Она была на исповеди, – ответил за нее отец Тук.
– А! – насмешливо протянул Вилл. – Так ты теперь, святой отец, отпускаешь грехи, нежно прижимая кающегося грешника к своей широкой груди?
– Тебя я прижимать к груди не стану, – в сердцах отрезал священник, – ибо ты, сын мой, даже исповедуясь, никогда не можешь сдержать свою язвительность!
Вилл рассмеялся и протянул ему руку:
– Помиримся, святой отец!
Отец Тук, сердито буркнув, оттолкнул руку Вилла, потом принес большой кувшин с вином и пять кубков, которые расставил прямо на скамье.
– Ах, святой отец! – раздался с порога нежный укоризненный голос. – Пить вино прямо в церкви! А как же ваши обеты воздержания?
– Не верю своим глазам! – обернувшись к дверям, радостно воскликнул отец Тук и поставил обратно кубок, который было поднес к губам. – Наверное, сегодня какой-то праздник, о котором я, грешный, забыл, если даже малышка Кэтрин и Джон решили навестить меня!
Кэтрин, смеясь, сбросила с головы промокший капюшон и подставила священнику лоб для поцелуя.
– Джон искал Робина. Мы увидели его вороного возле храма и зашли.
– Значит, все дело кроется, как всегда, в Робине? – притворно возмутился отец Тук. – Впрочем, я не обидчив! Пойду принесу еще один кувшин да пару кубков для вас!
– Святой отец! Вы действительно собираетесь угощать нас вином в церкви? Что подумает Создатель?
– Не кори меня, дочь моя! Считай, что мы причащаемся, – пробормотал отец Тук, наполняя кубок и подавая его Джону. – А Создатель знает меня от рождения, поэтому едва ли он удивится.
– Отец Тук! – непритворно возмутилась Кэтрин. – Хотела бы я понять, почему, как только вы оказываетесь среди этих безбожников, вам на язык начинают проситься одни богохульства?!
– Ты кого назвала безбожниками, жена? – с напускной грозностью спросил Джон, принимая кубок и поднося его к губам. – В том числе и меня, своего мужа, которого должна почитать? Или моих друзей, которых ты обязана чтить из уважения ко мне?
Хоть отповедь Джона и была шутливой, но на хорошеньком личике Кэтрин появилось виноватое выражение, заметив которое, Джон рассмеялся и поцеловал жену в щеку.
– Отменное вино, святой отец! – заметил Статли.
– Да, вино хорошее, – подтвердил Робин и, посмотрев на Кэтрин, улыбнулся одними глазами. – А если бы его разлила красивая девица и сама поднесла кубок отцу Туку, вот бы ты удивилась, Кэтти, как быстро наш святой отец обрел бы мирскую личину и стал таким же, как мы!
Отец Тук поперхнулся вином, услышав подобный отзыв о своей добродетели от самого лорда Шервуда. Грозно выпрямившись, он уперся кулаками в бока и смерил Робина многообещающим взглядом.
– Это ты верно подметил, сын мой! Нынче стало трудно отличить духовное лицо от мирянина и наоборот! Тут обо мне столько наговорили, да еще в присутствии моих духовных дочерей, что я просто вынужден в свое оправдание рассказать поучительную историю. Помолчите, дети мои, и вы узнаете, как на прошлой неделе епископ Гесберт совершил подобную ошибку!
Робин, покусывая губы, чтобы скрыть улыбку, склонил голову, пряча глаза, полные золотых искрящихся смешинок. Отец Тук заново наполнил опустевшие кубки и повел свой рассказ:
– Случилось так, что ясным летним утром, не предвещавшим ни беды, ни ненастья, епископ Гесберт тихо и мирно следовал из Кирклейского аббатства в свою резиденцию. Так как путь его лежал через Шервуд, он оделся простым монахом и взял с собой только одного служку, полагая, что многочисленная свита и пышное облачение привлекут ненужное внимание к его скромной персоне. Зная, как распоясались шервудские разбойники в отсутствие Гая Гисборна в Ноттингемшире, епископ решил, что от охраны толку не будет, а два бедных монаха – незавидная добыча.
– Наивный, но, в общем, правильный расчет, – заметил Вилл. – Если бы я узнал, что через Шервуд движется большой отряд церковников и ратников шерифа, то не удержался бы и устроил им встречу. Забавно смотреть, как разбегаются и те и другие, а потом плутают в лесу в поисках дороги и друг друга!
– О наконец-то! – воскликнул отец Тук. – А то я уже начал беспокоиться, здоров ли ты, что так долго молчишь! Обычно твой язык работает с резвостью веретена! Не стану вступаться за ратников – тебе виднее! Но что до трусости церковников, то ты просто еще не встречался со служителями воинствующей церкви! Да возьми хотя бы меня! Помнишь, как получил дубиной по голове?
– Еще бы! – усмехнулся Вилл, невольно погладив себя по затылку. – Хотя как раз тогда у меня были самые мирные намерения!
– Ну, извини меня еще раз! – развел руками отец Тук. – Надо было сказать о них, а ты сразу потянулся за оружием.
– Это у Вилла в привычке, – рассмеялся Робин, – если бы его намерения не были мирными, мы бы с вами сейчас и не беседовали, святой отец.
– Я ведь не был знаком с твоим братцем, чтобы разбираться в тонкостях его повадок! – сварливо ответил отец Тук.
– А что было дальше? С епископом? – напомнила ему Кэтрин.
– На чем этот негодник прервал меня? – наморщил лоб отец Тук. – Ах да! Так вот, наши герои без приключений проехали половину лесной дороги, обрадовались и понадеялись, что и другая половина окажется такой же безмятежной, но вдруг… – отец Тук, как заправский рассказчик, помолчал, обводя всех взглядом, и убедившись, что слушатели полны внимания, продолжил таинственным голосом: – …вдруг им навстречу из леса выходит еще один монах. Он взял их лошадей под уздцы и сказал: «Благочестивые братья, проявите милосердие к брату во Христе! У меня нет ни пенни, а со вчерашнего утра в моем рту не было даже маковой росинки!» Неразумным путникам поделиться бы с ним припасами, но они пожадничали и стали объяснять, что и они не прочь закусить хотя бы этой маковой росинкой, да только не знают, где ее взять! А денег у них нет, и, хотя их сердца разрываются от жалости к бедному брату во Христе, пусть бедный брат смиренно убирается прочь. Монах выслушал их и сильно удивился. «Как же так? – сказал он – Значит, мы все трое бедны? Тогда давайте помолимся Святой Деве и попросим ее послать нам монет штук так… шестьсот!» Путники, понятное дело, заупрямились и даже попытались ударить своего брата во Христе. Да только он возьми и сними капюшон.
Отец Тук покосился на Робина, который слушал рассказ, посмеиваясь уголком рта.
– Судите сами, насколько ваш лорд похож на смиренного монаха, но только епископ и его служка увидели, кто стоит перед ними, как их обуял невиданный приступ благочестия. Не заставляя себя упрашивать, они слезли с лошадей и преклонили колени прямо посреди дороги. Помолились, похлопали себя по бокам – и что вы думаете? У двоих под одеждой что-то зазвенело! Ваш лорд и говорит им: «Видно, вы и впрямь молились от души. А я, должно быть, слишком грешен, вот Дева Мария и обошла меня в своей милости». Вытряхнул он из них деньги, они втроем пересчитали монеты, и оказалось, что Святая Дева все-таки прислушалась к молитве грешного просителя, послав безгрешным ровно шестьсот серебряных монет – ни одной монетой меньше! Они разделили серебро на три равные части, а потом ваш лорд предложил произвести окончательный расчет. По пятьдесят монет с каждого за безопасный проезд по Шервуду да еще столько же за обман. Они ему говорят: «Разбойник!.. То есть добрый наш брат, мы же и так отдали тебе двести монет! Зачем же ты еще обираешь нас?» А он им отвечает: «Двести монет – моя заслуженная доля за участие в нашей молитве. Кто знает, если бы не я, может, Святая Дева не расщедрилась бы настолько, послав вам на двести серебряных шиллингов меньше!»
Стрелки и Марианна от души расхохотались, и только Кэтрин укоризненно посмотрела на Робина и неодобрительно покачала головой.
– Робин, все так и было? – смеясь, спросил Статли.
– Нет, конечно, – ответил лорд Шервуда, – как всегда, приукрасили. Сам подумай, зачем мне устраивать балаган с молитвой посреди дороги? Поговорили, рассчитались и разъехались каждый в свою сторону. Правда лишь в том, что епископ действительно пытался одурачить нас, одевшись простым монахом. Я, чтобы он не бросился наутек, поступил так же. Ну и количество монет называют правильное.
– Но ты-то как угадал, сколько епископ вез с собой серебра? – продолжал выспрашивать Робина Статли.
– Да он просто знал заранее, что епископ везет с собой десятину, собранную монастырями! – с досадой ответила за Робина Кэтрин.
Робин с улыбкой обнял ее за плечи и, несмотря на сопротивление Кэтрин, привлек ее к себе.
– Моя милая богобоязненная Кэтти! – вздохнул он. – А что ты скажешь, если узнаешь, кто снабдил меня монашеской рясой, которая и отвела поначалу глаза епископу Гесберту?
Вилл, откинув голову, расхохотался и прищелкнул пальцами:
– А вот теперь, святой отец, ты не отговоришься! Значит, и тебя разбирает азарт если и не самому принять участие в наших делах, то хотя бы посодействовать им!
– Нет, Робин, ты подумай, какая подлая клевета! – возмутился отец Тук. – Стоит мне выпить кружку эля, сказать любезное слово привлекательной женщине, при этом – заметь! – исключительно из вежливости, и помочь тебе досадить епископу Гесберту, которого я сам терпеть не могу, как подобные твоему брату спешат назвать меня… даже не знаю, кем именно!
– Уточнить, святой отец? – предложил ему Вилл с невероятной любезностью.
– Лучше скажите мне, во что Робину обошлась встреча с епископом? – поинтересовался Джон, который до сих пор не проронил ни слова, пока отец Тук веселил остальных своим рассказом.
Священник резко повернулся к Джону и, указав на него рукой, торжественно провозгласил:
– Вот! Джон – самый благоразумный и рассудительный из всех вас! Он сразу понял, что подобная шалость не может остаться безнаказанной! После жалобы епископа наш милостивый шериф повысил награду за лорда Шервуда – живого или мертвого – до тысячи марок золотом!
Вилл протяжно свистнул.
– Братец, еще немного, и ты у нас будешь стоить целое состояние!
– Тебя, Вилл, тоже можно отдавать в заклад вместо королевской казны! – хмыкнул Джон.
Робин проглотил остававшееся в кубке вино и поднялся со скамьи.
