Аккрециозия

Тоже вряд ли. Действуй он сам, его было бы слышно еще из отсека со стазис-капсулами. Было бы слышно, стоило бы ему открыть глаза и чуть-чуть оклематься ото сна. Он бы уже все вокруг облаял, везде бы оставил следы своих слов. Грозной, пустозвонной лавиной, прошелся бы по всем коридорам и отсекам корабля.

– Привет. – сухо сказал он.

– Привет.

– Не спится, Тём?

Я убрал полусферу экрана, и мы впервые за долгое время встретились взглядом, невольно улыбнувшись друг другу. Поймав его улыбку, я тут же спросил:

– Жизнь веселая?

Коля тяжело вздохнул. Было видно, как ходят его желваки на зеленом лице. Как неуютно ему в этой роли.

Я продолжил как можно вкрадчивее и спокойнее, помогая ему снять с себя эту тесную кожу:

– Вы посмотрели камеры. Ничего не нашли. А мне и вправду не спится.

Он наконец зашел внутрь. Прислонился к стене у входа, став тенью в границе яркого света. Тот бросился в комнату резко очертив беспорядок на полу, выхватив помятое красное кресло в углу. Едва, кромкой лишь коснулся меня, кончиков пальцев руки.

– На записях сюжет один. – сказал Коля. – Как ты медленно сходишь с ума.

– Это не Пандорум. Если ты об этом. Просто нужно было себя чем-то занять.

Он понимающе кивнул. По крайней мере мне так показалось. Я видел только резко очерченный силуэт. Сам же Коля был недосягаем для меня в тени. Мне казалось, что я вижу, как он пытается выразить тяжкую мысль, валяя её во рту будто конфету.

– Почему не поднял нас?

– Не знаю.

– Почему не лег спать?

– А если тот, кто это сделал с ней, захотел бы вернуться?

– И что бы ты сделал?

Я не ответил. Коля дальше продолжал стоять, а я старался ему не мешать. Не мешать мягко опуститься в новую для него реальность. В осознание новой действительности, где больше нет Лили. Это знакомое чувство. Не нужно было видеть, чтобы знать, как в его голове разгораются жгучие угольки неудобных мыслей. Вот-вот он поперхнется ими, обожжет язык, нёбо. И закашляется золой с искрами и черной угольной пылью.

Теперь это не только моя проблема.

Не я начал действие. Я бы продолжал ждать, столько сколько было бы нужно. В плоть до самого Митридата. Начать действие распорядился Кормчий Когитатор. Машины, мы уже ранее выяснили, статистически ошибаются реже всего. Или вовсе не ошибаются.

Статистически, это верное решение.

– Её, надо бы убрать. – вдруг выпалил он, в какой-то растерянности, словно подавился.

– И сложить. – машинально ответил я.

Он бросил на меня непонимающий взгляд. Мне самому стало стыдно от этой странной неуместной глупости. Но я решил продолжать с каменным лицом.

– Убрать и сложить. До момента, когда станет удобно заниматься этим вопросом…

Его глаза блеснули в темноте. Колючие черные глаза. Он прыснул нервным смешком, руки на затылки сложив в замок. Мы помолчали.

– Не знаю, – сказал я. – Но мне стало легче… Будто бы ушло навсегда бремя невысказанности.

– От чего?

– Когда увидел ее там. В отсеке.

– Это не лучшее, что ты сейчас мог сказать.

– Зато честно.

Повисла тишина. Каждый из нас думал о своем. Затем он толкнулся от стены, выпрямился оправив рубашку.

– Пойдем. Все уже собрались.

Мы шли по длинному коридору мимо дверей пустых кают в общую гостиную. Нас там уже заждались. Фотосфера – мой верный спутник, сейчас оставила меня, усевшись на свой насест под потолком в моей каюте. Так непривычно было идти по светом залитому кораблю. Из-за него он казался игрушечным, компактным и невозможно тесным. Всюду взгляд утыкался в стены и переборки, углы и повороты.

После недель безграничной темноты здесь было неуютно.

Липкий огонёк волнения томился в моей груди. Страх и надежда. Впервые, я почувствовал его, когда увидел тело Лилии. Второй раз – сейчас. Осознанием скорой развязки.

Мне хотелось рассмотреть это чувство получше, пока не закончился коридор, пока оно не переродилось, став чем-то иным. Оно переливалось полутонами: легкой тревогой, холодным потом, комком в горле, слабой дрожью и колючим страхом. Вот-вот наступит кульминационный момент. С каждым шагом к мы приближались к дверям гостиной. Вот-вот произойдет нечто такое, что избавить меня от аккрециозии. Или хотя бы подскажет ответ. Меньшее, на что я был бы согласен.

В самой гостиной свет приглушили. Ожидая чего угодно от встречи, я совсем не ожидал увидеть в глазах, собравшихся сочувствие.

За столиком поодаль, по правую руку от меня, у гололитического экрана сидели Лена с Лилей. На фоне завораживающих пейзажей Митридата.

– Мне так жаль. – всхлипнула Лида.

Лена держала ее за руку и приобняв гладила по спине.

«Не нужно.» – подумал я. – «У меня было время смириться.»

Но говорить вслух этого не стал. Кивнул удрученно.

Слева в глубоком кресле утопая, закрывшись ото всех полусферой экрана сидел Жикривецкий Олег. Разминал кисти, с силой сжимая и разжимая пальцы. Что-то напряженно искал глазами в потоке данных. Олег единственный, кто внушал мне одним присутствием странный ужас, который я никак не мог объяснить и ни с чем связать.

Напротив входа на стене, в окружении диванов, потрескивал гололитический огонь. Его мягкий свет застилал гостиную и был, по сути, единственным источником света. Горели вместе с ним ленты подсветки. И холодным, белым светом мерцали то тут то там информационные табло и технические надписи.

Коля остановился рядом. Нервно переминался опять. Молчание жгло ему глотку. Воздух вокруг него резонировал готовый вот-вот вспыхнуть завесой слов. Неважно каких. Но так, чтобы задеть все вокруг. Мне думалось, что так он нащупывает границы себя – в звуке разлетающихся слов.

– Нужно для начала достать её. – сказал он. – Неправильно всё это, как-то…

Всхлипы Лиды стали громче.

– Куда? – равнодушно сказал Олег, не отрываясь от экрана. – Будто бы на Спичке есть морг.

Лида залилась противным скрежещущим плачем. Все невольно поморщились. Лена покачивалась с ней в обнимку, пытаясь убаюкать.

– Тише-тише. – приговаривала она. – Тише. Тише. Ну-ну.

– Хоть куда. Так нельзя. Она болтается там… так…

– Олег Григорьевич прав – подал голос, до того незамеченный Фадин. Он обнаружил себя на диване, напротив пламени, пляшущего на стене.

Корабль загудел в тон его голосу меняя курс. Фадин был высокий, долговязый и бесконечно старый. В твидовом костюме и начищенных ботинках. Руки и ноги у него были непропорционально длинные, так что, сидя на диване он выглядел каким-то угловатым и неслаженным.

– Это место преступления. – тихо сказал он. – Понимаю твой порыв Николай. Но мы можем, даже действуя из добрых побуждений, что-нибудь там испортить. А этого допустить нельзя.

– Что мы там можем ещё испортить?!

– Полиция разберется с… – Фадин запнулся, подбирая слово, но так и не подобрав продолжил с тем, что есть. – этим сама.

Звонкий плач Лиды разлился по гостиной. В этот момент я почувствовал на себе пристальный взгляд Коли. Полный какой-то кипучей злости. Он смотрел на меня и чего-то ждал. Будто бы я должен был что-то сказать.

Через пару мгновений до меня дошло.

– Её звали Лилия.

Коля скрестил руки на груди и даже перестал переминаться.

– Конечно-конечно, мой дорогой. – смягчился Фадин. – Я ничего не имел в виду дурного. Я в целом о ситуации.

В гостиной появился Можжевелевский Вадим. Бело-серой фигурой он возник в дверях бесшумно. Кителя на нем не было. Перемещался виновато, улыбался глупо. Старался ни с кем не встретиться взглядом. Но как бы он не старался все внимание тут же досталось ему.

– Курс проложили. Когитатор в норме. Есть пара аномалий по курсу, но ничего критичного. – полепетал он.

Все безучастно восприняли эту информацию.

– Вадим, Игорь Семенович вот, – Коля кивнул в сторону Фадина. – Предлагает оставить Лилю как есть. В отсеке. До прилета на Митридат. А вы, что думаете на этот счёт?

От такой подачи, брошенной через всю комнату Вадим стушевался. Я прямо видел, как сильно он хотел отступить обратно, в тишину коридора.

– Это девушку? Ну да. Да. – Можжевелевский сделал шаг вперед. – Да. Наверное да. Игорь Семенович прав…

Тут на глаза ему попался кухонный островок, отгороженный от гостиной высокой барной стойкой окруженной стульями на длинных тонких ножках. И ни секунды ни раздумывая он ринулся к ней через всю комнату, безалаберно сея вокруг россыпью слова. В надежде скрыться за их всходами.

– Готовьтесь. – говорил он. – Запаситесь терпением и заранее забронируйте жилье на Митридате. Быстро это не разрешится. Стоит, только передать дело местной полиции…

– Может быть, мы могли бы расположить ее где-то на корабле?

Коля не унимался, не выпуская Вадима из фокуса всеобщего внимания. Под светом которого тот странно съеживался. Сдувался. Рослый дядька с седой щетиной и остатками жидких волос. Всеми сила он пытался растечься вдоль кухни, и слиться с этого обсуждения.

– Нет. Некуда. Нельзя этого делать. Лучше оставить там. – руками загребая воздух Вадим помогал себе. – Изолируем и будем делать вид… Точнее… Простите.

– Да что вы такое несете! – взвизгнула Лена. – Какой вид?! Какой вид?! Что ничего не произошло?! Что ничего не сулчилось?!

Плач в другой стороне комнаты сменился рыданиями. На этом Можжевелевский начать выбирать кофе в кофемашине нажимая на твердые кнопки. Те мерзко пиликали в ответ. Нажимал он их явно больше, чем нужно. Затем загудела перемалывая зерна, а Вадим, вторя ей гремел посудой, мысленно ругая себя за то, что не остался в рубке. Взглядом блуждая по линейным узорам столешницы.

– Тише! – вмешался Фадин. – Предлагаю к ней туда не ходить. Тело не трогать. Спать ложиться тоже не будем. – тут он обернулся к Вадиму. – На сколько осталось лететь? Дней пять-шесть, верно?

Из-за ширмы экрана показался Олег.

– Согласен.

Терпкий кофе с шипением полился в чашку, наполняя гостиную своим ароматом. Вадим щелчком открыл две порции одноразовых сливок, хлопнул дверью холодильника. Помешал сахар. И только потом заметил, что в повисшей паузе все ждут его.

– Четыре недели. – без затей сказал он в гулкую пустоту.

– Как!? Почему так долго?! – спросил Фадин.

Олег отодвинул экран. А Лида забыла, как плакать, оставшись сидеть с открытым ртом.

– Не успели проскочить. Теперь пойдем в обход. Там по пути пара аномалий, я же говорю. Ничего особенного. Тише едешь, дальше будешь. Нас когитатор, в общем-то вывело из сна в первую очередь из-за этой новости. Чтобы утвердить маневр.

– Интересно. – сказал Олег.

Коля хотел, что-то вставить про новость, но бросив взгляд на готовую снова разреветься Лиду промолчал.

– Тогда. – протянул он не в силах больше молчать. – Что мы будем делать?

– Оставим всё как есть. – отрезал Олег. – Мы не знаем, что произошло. И не нам разбираться. Виновного все равно найдут. И он будет наказан. Но до прилета на Митридат – постараемся сохранить статус КВО.

Глаза Лиды сверкнули.

– Это не я! Не я. Я спала. Проверяйте. Смотрите камеры.

Повисло неловкое молчание. Звонкое как после хлопка. Затем в комнату вошел Пылаев Юра. При полном параде, в фуражке, застегнутом кителе. Со знаками отличия второго пилота. Они с Можжевелевским переглянулись. Друг другу что-то передали на одном им понятном языке молчания. Юра задержался в дверях, осмотрел всех присутствующих. Затем прошел в полной тишине под треск голографического пламени на кухню. Посмотрел, что в кружке у Вадима. Налил себе чай. После, сделал еще один проход по комнате и уселся в кресло, прямо у стены. Тут он, наконец меня заметил. Встал, пытаясь не пролить чай, улыбнулся, легонько похлопав меня по плечу, спросил:

– Ты как?

– Нормально.

Он удовлетворенно кивнул и вновь уселся в кресло, закинув ногу на ногу. Тусклый свет блестел в отражении его лакированных ботинок.

Все это время Вадим напряженно оттирал ногтем засохшее пятно со стола. А когда не получалось начинал всматриваться в индикаторы микроволновки.

– Так, что будем делать, товарищи? – спросил Коля, отхлебнув чаю.

– Я слышала, – тихо и вкрадчиво начала Лена. – Слышала, что есть такие аномалии при полете по скольжению….

Пылаев поправил:

– В скольжении.

– Да-да, вот это. В скольжении. Когда что-то нарушается с пространством. Так на одном корабле отсеки внутри поменялись местами. Или вот люди очнулись в других капсулах, не в которых засыпали. Может быть, что-то подобное случилось и тут?

– Ага. А еще на одном, все внутренности корабля смешались, превратившись в фарш. Будто кто-то прошелся миксером.

Вновь послышались всхлипы. Пылаев, с нескрываемым удовольствием отпил еще чаю.

– Это всё байки. – равнодушно сказал Олег. – Не нужно это слушать.

Можжевелевский оживился:

– Да-да-да. Аномалии возможны. Есть различные варианты. Это не байки. Идем на высоких энергиях все-таки. Это да.

Пылаев ритмично покачивал ногой.

– Тогда, наверно, до выяснения причин, – подался он вперед, сжимая крепко кружку. – А это мы сможем сделать только по прибытию, нужно наложить запрет на посещение отсека с Лилией. Каюту опечатать. Никто не ложиться спать в капсулы. И для всех запрет на посещение рубки, а также спускаться в тех.отсеки. Что думаешь, Вадим?

Было видно как Можжевелевский выдохнул. Покончил с пятном на столе, взял в руки свой кофе. Развернулся ко всем. Посмотрел строго на Пылаева, но тот улыбался ему в ответ.

– Нет. – сказал Вадим твердо. – В отсеки не ходить. Для пассажиров, только жилые модули. К отсеку с ней – не ходить. Всем держаться вместе. Друг за другом приглядывать. Мы с Юрием, будем дежурить посменно. Все разбирательства – по прибытию.

С этими словами он могучею тучей ушёл. Коля недовольно фыркнул.

– Мы совсем не хотим знать, что случилось? И просто будем жить с убийцей четыре недели?

– Мы не хотим делать поспешных выводов. – сказал Фадин.

– К тому же, это может быть аномалия. – сказала Лена с серьезным видом.

Пылаев молча закатил глаза и наконец расслабился, развалившись в кресле. Всхлипнула Лида:

– Это не я.

– Мы поняли. – равнодушно сказал Олег.

Коля отвел меня в сторону в глубину коридора ведущего к каютам. Серьезный до смешного, он посмотрел прямо мне в глаза.

– Расскажи мне, что знаешь. Мы должны разобраться.

– Уже. Я пытался, но никто не спешил проснуться и вернуться на место преступления.

– Если мы не выясним это до прилета. То вся работа пойдет прахом. Пыль-зола. Понимаешь?

Я пожал плечами, всматриваясь в его черные, колючие глаза. Затем кивнул.

– Поработаем в библиотеке.

– Верно.

***

Как только все согласились с тем, что смерть Лили – это несчастный случай, дело рук аномалии или чего-то подобного. Свет на корабле приглушили. Теперь каждый угол Спички, напоминал уютную квартиру поздним вечером. Когда за окном безлунная летняя ночь, вдали по улице горят фонари, слышно пение птиц и ласковый ветер блуждает в кучерявых кронах.

Всюду горели бра и торшеры, лампы и ленты подсветки. Между ними бегали по полу осторожные огоньки.

А каждого пассажира теперь можно было увидеть издалека, по блуждающему впереди пятну фотосферы.

Гулкими и пустыми оставались погруженные в холод и темноту технические отсеки и оставшиеся жилые модули. Мы будто остались в круге света – границе внутри бездонного чрева корабля. Как мотыльки, притянутые сиянием лампы. Друг у друга под надзором.

Мы с Колей начали проводить много времени в библиотеке пытаясь сосредоточиться на работе.

О один из дней я сидел за монитором, рассматривая фотографии с Митридата. Фотографии почти-таких-же-людей. Или номер пятнадцать-восемьдесят девять по каталогу доступных для изучения рас. Названия им еще не дали. Вернее, вокруг ходили различные варианты, но ни один из них пока не прижился: Люди-заводи, Омуты, Тихие-люди и тому подобное.

У нас было множество данных о них, и при этом ничего конкретного. Фотографии поселений, и их жителей. Зоны расселения и анализ их неумолимой экспансии.

Всё новые и новые поселения возникали дальше от горных хребтов, где впервые они были обнаружены. Горы Ломоносова опоясывающие Митридат, и Урановые горы, тянущиеся с севера на юг и разделяющие самый большой континент на две неравные части.

Тихие-люди уже вплотную приближались к старым поселениям на Митридате.

Коля сидел за столом напротив, через проход и внимательно изучал их язык, что-то бубня себе под нос. Раз за разом он повторял певучие фразы.

Напряженные и белый в свете экрана он усердно пытался сосредоточиться на этой работе, но всякий раз отвлекался. Ерзал в кресле, вставал, уходя в темноту коридора, чтобы затем вновь вернуться. Я смотрел то на него, то на фотографии жителей и всё никак не мог понять, почему их внешний вид меня тревожит.

Они были, в среднем, чуть выше, чем мы. Кожа была неестественно глянцевая, будто пластиковая и отдавала синевой. Глаза черные в большинстве своем. Волосы смольные, густые. У мужчин нет бород и растительности на лице. Кроме тяжелые косматых бровей.

Нам впервые разрешен доступ на их территорию. Чтобы поселиться у них и наладить контакт.

На одном из фото, на крыльце деревянного дома стояли мужчина и женщина. Они же были на одном коротком видео, там они улыбались и махали в камеру. На них был разноцветные, свободного кроя одежды. Цвета лазури, расшитой золотыми цветам у нее и бордово-черные в серую клетку о него.

Движения и позы простые и понятные каждому человеку. Мужчина стоял грузно, уверенно, руки в замке на уровне живота. Подбородок, задрав смотрел в камеру сверху вниз. На голове у него был убор похожий на вороний клюв, который крепился завязками прямо под подбородком.

Женщина же улыбалась, под руку взяв мужчину. Поправляя свои длинные волосы.

Было слышно на видео как шуршит легонько ее просторная одежда. Ярко горели золотые цветы при свете дня.

Я посмотрел на Колю – побледневшего и невротично шершавого, затем на них, затем снова на него. И никак не мог уловить тонкой границы. В чем же были ключевые отличия между нами?

Будто почувствовав это Коля выключил монитор и растворился в темноте. Став неясным силуэтом. Слабы эхом густого дыхания. Стоило сразу так тихо, что было слышно слабое гудение монитора.

– Тебе не кажется, – сказал он. – Что корабль стал меньше трястись?

– Да. Когда они ведут его сами он идет намного плавнее.

– А разве можно вести корабль в скольжении?

– Я не знаю.

В темноте, гулко, со скрипом отодвинулось кресло, в глубь прохода между стеллажами.

– Как-то все слишком тихо. Почему все успокоились и делают вид, что ничего не произошло?

– Я не знаю. – ответил я.

На большой карте выбрал следующее поселение и стал перелистывать прикрепленные к ним фото.

– Как думаешь, чем вызван взрывной рост количества поселений?

– Не знаю – ответил Коля. – Есть мнение, что Омуты жили долговое время в долинах гор, убегая от Галактической войны. А когда Митридат освободили, только малая часть вернулась в города. Большая часть иммигрировала в сторону Земли.

Щелчком он включил свою фотосферу. Она темным затменным солнцем медленно вращался перед его лицом, отливая красновато-оранжевым закатным светом.

Он продолжил:

– За время войны они так сильно изменились, проживая без АК-ов, что уже не смогли вернуться в города.

– За время войны, – говорю я. – Без АК-ов, они не успели бы так сильно поменяться, что не смогли бы жить с людьми в одной среде.

– А за семьсот лет после войны – вполне. Митридат довольно агрессивен вне антропного контура.

Мне вспомнился мой АК. В котором собраны были груды таблеток, добавок и витаминов, а также различных устройств для поддержания и сохранения биохимии тела. Его выдали мне впервые во время перелета с Дубовой Теснины в Персеполис и уже тогда он был размером с небольшой чемодан. Для полета на Митридат он вырос раза в четыре.

– После войны Митридат быстро отстроили. – сказал я.

– Но это процентов десять от прежнего всё-таки. Еще я заметил, что поселения их начали образовываться активно очень недавно…

Развалившись в кресле, он медленно раскручивал фотосферу как баскетбольный мяч. Тени вокруг нас заплясали в закатном свете. Я стал изучать даты возникновения поселений по карте. Во все стороны они расползались зелеными точками от двух горных массивов. Все они были основаны в последние тридцать лет.

Коля подытожил мои мысли:

– Сразу после окончания Необъявленной гражданской.

– Тогда его вроде не бомбили.

– Уничтожили спутник, на котором была орбитальная крепость. Теперь у него на одну луну больше.

Он нахмурил брови еще сильнее раскручивая сферу. На мгновение мне показалось, что в тенях за его спиной кружится стая черных птиц.

– Это не объясняет ступеньки, – говорю я. – Если бы их численной росла равномерно, мы бы увидели на карте иную картину.

Коля пожал плечами.

– Не знаю.

Затем щелкнул пальцами, и сфера потухла.

– Боюсь, что со всем этим… – продолжил он. – Мы не скоро это выясним.

– Как думаешь, они смогут интегрироваться в общество?

В ответ он наигранно рассмеялся, скрипя креслом. Затем включил монитор, положив его на стол экраном вверх, смахнул небрежно повисшие в воздухе голограммы.

– Мы долго будем делать вид, что всё в порядке?

Я устало свернул изображения на экране и отодвинул его в сторону, так чтобы, между нами, больше не было ничего.

– Что ты хочешь? Чтобы я сознался? Или чтобы мы пошли трясти каждого на корабле?

– Ты этого не делал. – Твердо сказал Коля. – Но эта атмосфера всеобщего спокойствия меня убивает. И я этого тоже не делал.

– У тебя был мотив?

Коля задумался.

– Да, нет.

Всю дорогу он ухлестывал за Лилей. При мне стараясь не палиться. Думаю, что начал он это сразу после того, как мы расстались. Отчего это смотрелось вдвойне смешно.

– Я этого не делал. – уже уверенно и твердо сказал он.

– И я.

– Нам нужно разобраться кто. И не смотри так на меня. Нам работать не дадут. Понимаешь? Снарядят ещё кого-нибудь из института пока мы будем сидеть в этой дыре и ждать исхода. И это уже будут не Омуты.

Его глаза хищно блеснули в ровном свете экрана. Свет, шедший снизу накладывал на его лицо страшные тени.

– Люди – заводи. – сказал я подавшись вперед.

– Омуты. – отрезал Коля.

– Тихие – люди.

– Омуты.

– Люди Урановых гор.

Коля замолчал. Медленно разгоралась фотосфера за его спиной. Ярким дневным светом.

– Во-первых, тогда уже Люди Ломоносовских гор. Или уж Человек Ломоносова. Первые поселения найдены там.

– Не факт, что корень там. Скорее всего это кустовое явление и они равномерно и синхронно возникли, судя по всему, в нескольких местах Митридата.

– Во-вторых, – он поднялся, встал в проходе между столами, а сфера последовала за ним. – Омуты. Но на все это, категорически, наплевать. – он уперся ладонями в край моего стола, нависнув надо мной. – Нам нужен ответ.

– То есть это не ради неё?

– Не нужно вот, а? Ради неё, конечно. Но я думаю, она бы хотела, чтобы мы выполнили то, зачем полетели в Митридат.

Смотря на него, я думал о том, зачем он пытается мне продать эту чушь. Дутые губы, точеный острый взгляд, напускное нахальство. Единственное, что она бы хотела – это быть живой.

– Нет. – сказал я равнодушно. – Лилия хотела бы сделать сама.

Повисла пауза.

– Слушай, а тебе правда не страшно? Что ты можешь быть следующим, если кто-то из них продолжит?

– Или ты.

– Или ты. – отчеканил обратно Коля. Затем быстро ушёл.

Раньше мне нравилось здесь больше. Взглядом я проводил бег аквамариновых огоньков на полу. Просто скользить в пространстве в ожидании развязки, которой так и не произошло. Со времени разговора в гостиной я несколько раз возвращался к ней, сам не знаю зачем.

Тело Лилии все так же парило внутри отсека. Что же будет с ней дальше.

Рассматривая ее в окошко двери, я думал о том, как безобразно материя берет свое. Что именно ушло вместе с жизнью? Оставив позади шелуху. Нечто, что было ничего. Большим, чем ничто, будто пропало в пустоте, что скрепляло всё воедино, удерживая всю эту …. В состоянии способном передать, сохранить и выразить красоту.

В суждениях, в движении мысли, в поступках. Выразить идеальное в вечно изменчивом материальном субстрате. Стоило этому ничто уйти, уйти этой незримой силе, как все тут же вывернулось. Стало резким, сладковато-кислым, не знающим меры и границ.

Безобразно симфонией метаморфоза, где энтропия выступала в качестве дирижёра.

Наверно только лишь потому, что мой образ был продолжением подобной силы, и я смотрел на мир ее глазами, и оттого метаморфоз, заставляющий Лилины пальцы чернеть, а белые кости выступать из-под тонкой, прозрачной кожи, казался мне отвратительным.