Адъютант палача. Книга 1
Агнешка с мелкой Зосей тут как тут. Обе в соболиных шубах, лица раскраснелись на морозе, а в глазах плещется веселье. Не удержался и начал смеяться вместе с девчонками. Что же со мной происходит? Сначала какие-то детские порывы, теперь веду себя будто беззаботный юноша. Ну, так я нынешний он и есть. Наслаждался бы этой жизнью и далее. Только есть одно большое но.
Сероглазка сразу заметила перемену в моём настроении и задала вопрос:
– Юзек, ты иногда задумываешься или уходишь в себя – даже не знаю, как правильно объяснить, но это меня пугает. Сначала я вообще тебя не узнала, было ощущение, что общаешься с другим человеком. Правда, постепенно вернулся наш прежний весёлый ангелочек.
Красивые ямочки стали милым дополнением к прекрасной улыбке девушки. Зося же смеялась, не сдерживая эмоции.
– Всё дело в предстоящем восстании? Но ведь это наше право и реальная возможность получить независимость от проклятых москалей. По крайней мере, так говорит мой дядя. – Агнешка стала говорить тише, чтобы не услышала скачущая впереди нас Зося. – Или ты изменил своё мнение, пожив в столице России?
– А твой дядя ничего не говорит о том, что он восемь лет вполне добровольно служил императору, которому давал клятву? И как он будет поступать со своими знакомыми и сослуживцами поляками, не предавшими присягу, или, прости Господи, москалями? А про их семьи он ничего не говорил? – Чувствую, что срываюсь, и с трудом останавливаю готовые сорваться более жёсткие слова.
Сделав большой вдох и выдохнув облачко пара, я продолжил:
– Меня беспокоят жертвы, в первую очередь среди простых людей. Видишь ли, я не являюсь сторонником идеи, что в любом восстании или революции потери среди мирных граждан закономерны. И вообще, пойдём в дом, там наверняка уже готов завтрак.
Но Агнешка меня не отпустила, а просто развернула к себе. Смотрю в эти глаза и понимаю, что тону. До чего же она красивая! Хотя догадываюсь, что это не совсем мои ощущения.
– Ты действительно изменился, Юзек. Только взрослый и здравомыслящий человек в первую очередь будет думать о последствиях, к которым могут привести его действия. Я тоже скептически отношусь к некоторым нашим лидерам, но всей душой за будущее восстание!
Решаю прекратить нелёгкий разговор простым, но очень приятным способом. Целоваться девушка не умела, попытавшись сначала вырваться, но затем обмякла и страстно ответила. Мне самому кровь ударила в голову. Я уже и забыл, что обыкновенный поцелуй любимой девушки может буквально сводить с ума и доставлять такое наслаждение!
Хихиканье мелкой занозы разрушило всё очарование. Мы быстро оторвались друг от друга. Щёки девушки пылали, а огромные глазищи смотрели с каким-то трогательным удивлением. Думаю, у меня лицо мало чем отличалось. Поворачиваюсь к Зосе, которая откровенно скалится, и строго произношу:
– Если кому-то растрезвонишь или будешь дразнить нас «жених и невеста», то придётся рассказать маме, кто разбил её любимую вазу.
– Так нечестно! – уже под наш с Сероглазкой смех надула губы кузина, но её хватило ненадолго. – А вы правда скоро поженитесь? Юзек, а ты уже приготовил кольцо?
Зося так и пытала нас своими вопросами вплоть до входа в дом. Наконец Агнешка не выдержала и так строго посмотрела на девочку, что та сразу замолчала и сделала самое невинное лицо. Это было так забавно, что мы хохотали уже втроём.
Эх, как же хорошо! Ловлю себя на мысли, что у меня никогда не было таких беззаботных и счастливых дней. Нет, я радовался рождению детей и внуков. Но моя прошлая жизнь больше состояла из борьбы, когда просто нельзя было расслабиться. А потом – просто одиночество полусбрендившего мужика, который сам не знает, чего хочет.
На завтрак, как и ожидалось, вышли не все гости. Часть мужчин переборщила с алкоголем, а многие дамы в принципе раньше двух часов не просыпаются. За столом собралась в основном молодёжь и публика постарше. Магдалена была без супруга и периодически бросала на меня откровенные взгляды. Сидевшая рядом Агнешка не выдержала и, улыбаясь, прошептала мне в ухо:
– Если ты ещё раз посмотришь на эту курву, то приобретёшь ещё одну травму головы. Канделябр упадёт, или там ножка стула переломится.
– Но ведь канделябры стоят на столах и тумбах, – решаю подыграть ревнивой девушке.
– А на тебя упадёт. Может, два или три раза подряд.
– Понял – не дурак.
Не знаю, что пани Гротская прочитала во взгляде Сероглазки, но в мою сторону она больше не смотрела. Нет, ну просто бандит в юбке, хотя и очень красивый.
Далее народ решал, где провести время перед обедом. Старшее поколение предложило поиграть в фанты или рифмы. Я вот нисколько не стихоплёт, поэтому проголосовал за более известную мне игру. Но молодёжь хотела гулять, поэтому минут через тридцать мы дружной толпой двинулись в парк. Снега было не так много, но я предложил слепить снежную бабу. Молодёжь поддержала идею гулом одобрения. Двоих слуг послали за морковками и вёдрами. А остальной народ, разделившись на четыре компании, приступил к действию.
Смех и радость били через край. К нам присоединился ещё и мамин пудель по прозвищу Мюрат. Я так подозреваю, что кличка была выбрана, чтобы позлить папахена. Собака носилась между нашими компаниями, добавляя хаоса и веселья. Всё-таки дети и молодые люди одинаковы во все времена и независимо от страны. Ну, если только это не какие-то оголтелые сектанты и откровенные дикари. Вместе со всеми куражился и я, забыв обо всём на свете. Когда снежные бабы были готовы, народ начал доводить их до ума. Кто-то крепил камушки, изображающие глаза, другие старательно искали веточки, похожие на руки. Один попаданец из будущего решил пошутить и прикрепил к нашему снеговику дополнительную морковку.
– Юзек! – Глаза Агнешки округлились, розовые щёчки стали алыми. – Ты не меняешься!
– Чего там? Дайте мне посмотреть! – Под дружный смех Зося пыталась пробиться к пошлому снеговику, которого уже оскопили.
Затем я вдруг получаю снежком прямо в лоб. Это панна Свенторжецкая решила так меня наказать. Пока лепил ответку, получил ещё пару подарков. В итоге всё закончилось снежным побоищем. Утрирую, конечно. Смеха и притворных визгов было гораздо больше, чем какой-то борьбы. Всё-таки здесь середина девятнадцатого века и куражится высокородная публика. Это не наши зарубы с одноклассниками в восьмидесятые – те сражения периодически заканчивались массовой дракой.
Жутко довольные, со скачущей впереди честной компании Зосей, поддерживаемой пуделем, мы вернулись домой. Марта, наша экономка, всплеснула руками и сразу начала созывать служанок. Порезвились мы на славу и промокли основательно. Прибежавшие слуги разобрали продолжавшую веселиться молодёжь. Объявление, что скоро всех напоят глинтвейном, было встречено одобрительными криками.
Эх, хорошо быть дворянином или просто богачом! Как только я скинул мундир, тут же появился слуга с чистым костюмом. Я быстро умылся в принесённом тазике и начал одеваться. На ноги надел специальные сапожки, похожие на татарские ичиги. Уже через пятнадцать минут причёсанный и весь такой благообразный, я пил подогретое вино со специями. Постепенно ко мне начали присоединяться другие участники прогулки. Девушки, конечно, прибыли последними.
Опять воцарилась весёлая и душевная атмосфера. После обеда мы немного поиграли в эти самые фанты. Далее гости, в первую очередь дамы, разбежались готовиться к очередным танцам. Меня же перехватил Зенон и сообщил, что через пару часов состоится важное мероприятие в малой зале, так как участники просто не поместятся в кабинете папахена.
* * *Сегодняшнее собрание мало напоминало вчерашнее представление. Не было пафосных речей и прочего словоблудия. Все присутствующие выглядели максимально собранными и серьёзными. Если брать знаковые фигуры, то наша компания пополнилась Зыгмунтом Сераковским[4]. Это был хмурый и невысокий тип с неприятным лицом. Я пересекался с ним в Питере, где он собственноручно организовал и бессменно возглавлял тайный кружок офицеров-поляков. Вторым новичком был Людвиг Нарбут, поручик, естественно, русской армии. Он переговаривался с третьим гостем. Им оказался ещё более молодой человек в штатском по имени Александр Парадовский. Как я позже узнал, он был тоже поручиком, но кавалерии.
С удивлением услышал новость, что между литовским и польским комитетами существуют серьёзные разногласия. Поляки хотят выступать практически через месяц, а местные товарищи к этому не готовы. Нет, энтузиазма у них хватает. Но ощущается острая нехватка оружия с обмундированием, часть которого ожидается из-за границы, и пока не сформированы все отряды. То есть руководителей этих самых повстанческих полков хватает – проблема с личным составом. Только для настоящих патриотов это не препятствие, что и заявил пан Сераковский.
– Панове, несмотря на все существующие разночтения, мы обязаны поддержать варшавян. Пока есть такой удобный момент – им нужно воспользоваться. – Голос у одного из идеологов польского сопротивления был звонким и красивым, сильно диссонирующим с его внешним видом. – Предлагаю всем утвердить план пана Калиновского и ждать сигнала. Офицерам, которые служат в близлежащих губерниях, лучше вернуться в свои полки. Остальным сообщить командованию об отпуске, приступив к формированию отрядов и их подготовке. Сам я возвращаюсь в Санкт-Петербург, так как есть подозрения, что за мной следят. Как только начнётся восстание, я с группой патриотов прибуду в Вильну. Вы хотели что-то сказать, пан Звеждовский?
– Примерно то же самое, что и вы, Зыгмунд, – улыбнулся Людвиг, явно страдающий прогрессирующей формой нарциссизма. – Пакеты с порядком действий для каждого полковника, который будет действовать на территории Литвы, уже готовы. План восстания давно составлен нашим лидером паном Домбровским, и я считаю, что нет никаких оснований его менять.
Далее Нарбут раздал части присутствующих, в том числе моим братьям Винценту и Яну, запечатанные конверты. Совещание продолжалось ещё минут тридцать, и мне удалось узнать много интересной информации. Несмотря на разрозненность и плохое вооружение, восставшие собирались атаковать русские войска с разных направлений. Первоначальной задачей являлось неожиданно напасть на гарнизоны и захватить оружие, в первую очередь артиллерию. Затем наращивать количественный состав войск и бить наши войска по частям, так как командование будет вынуждено распылять силы. Генерального сражения не планировалось, разве что уничтожение войск численностью не более батальона. Большая надежда у заговорщиков была на помощь диаспоры как людьми, так и оружием. Должны были прийти несколько пароходов, но в детали сегодня не углублялись.
Если честно, то я не мог понять логику мятежников. Неужели они надеялись, что местное население массово их поддержит? Только в этом случае у русских войск могут возникнуть реальные проблемы и подавление мятежа способно затянуться на долгий срок. Но немного пообщавшись с местными, я особой ненависти к «оккупантам» не заметил. Простой народ скорее с затаённой злобой смотрел на шикарные кортежи шляхты, нежели точил дома косы, чтобы все как один встать в ряды косильеров. Студенчество, часть интеллигенции и мещанства, безусловно, поддержат шляхту. Хотя есть сомнения насчёт последних. Евреям вообще всё равно. Они неплохо жили при поляках и сейчас не бедствуют. В правах их уравняли, разве что часть иудеев напрягает черта оседлости. Только многие спокойно её пересекают, даже не меняя веры. Мой компаньон Хаим тоже власть особо не ругал, его больше заботили будущие заработки.
Ладно, подумаю ещё над этим, может, удастся переубедить часть людей, которые так быстро стали мне близкими. Особенно Юзефа и Агнешка, которые точно не полезут в бой, но имеют кое-какое влияние.
* * *Сегодня были танцы из разряда «как в последний раз». Обычно таким бывает секс, но мы же интеллигентные люди и на дворе девятнадцатый век, поэтому обойдёмся без пошлостей. Будто почувствовав, что скоро наступят иные времена, народ отрывался, как на экстази-дискотеке.
После небольшого фуршета бал открыли мои здешние родители и, естественно, полонезом. Далее вальс сменился кадрилью, за которой последовала мазурка, а потом полька. Я в основном был ангажирован Агнешкой, но иногда менял партнёрш. Нет, упаси Дева Мария, никаких блудниц Магдален. Несколько знакомых соседок и мелкая Зося периодически умыкали меня у Сероглазки.
Несколько раз объявляли технический перерыв. Народу надо отдохнуть, поесть и, извините, справить нужду. Агнешка от меня не отходила, разве что покидала по своим женским делам. Нет, всё было чинно и пристойно. Мы просто наслаждались компанией друг друга под пристальным вниманием её мамы. От нас не отлипали Зося и ещё пара девиц помладше. Я был в ударе и травил полуприличные анекдоты из гусарского набора, чем вгонял девушек в краску. Но смеялись они так заразительно, что вокруг нас в перерыве собирался небольшой кружок желающих послушать истории про похождения поручика Ржевского. Надеюсь, я никого не задел, потому что наверняка у кого-то из присутствующих есть родственники с такой фамилией.
Чувствую, что сегодня вечеринка будет до утра. А мне ещё и стало немного плохо. Надо бы подышать свежим воздухом. На молчаливый взгляд Сероглазки я ответил, что нужно проветриться. Она махнула ручкой и повернулась к подружкам.
Решаю выйти в вестибюль дворца – здесь прохладнее и не так душно. Всё-таки зима на улице и окна не откроешь. Но и топить все проходные помещения, включая анфиладу, никаких дров не хватит. Остановился у ростового зеркала и ещё раз изучил свой нынешний облик. Красавчик! И это не фигура речи, а констатация факта. То-то на меня исподтишка, а иногда и откровенно посматривает немалая часть женской аудитории. Высокий по местным меркам, примерно метр восемьдесят. При этом поджарый и тонкокостный. Только я не произвожу впечатления какой-нибудь слабосильной тростинки. Широкие плечи, мощные запястья, мускулистые ноги и походка опытного фехтовальщика или танцора, кому как понятнее. На этом фоне пронзительные голубые глаза, непокорные вихры пшеничного цвета и правильные черты лица, которые с годами должны заостриться и придать мне немного хищный вид, что заставит трепетать женские сердца! В очередной раз смотрю на себя и не верю, что таково теперь моё тело.
А ещё этот взгляд – мечтательный и доброжелательный, но временами цепкий. Судя по словам матери, я сильно изменился за последние пять месяцев – похудел и вообще возмужал, так что она меня с трудом узнала. Это нормально, ведь мужчины растут и развиваются до двадцати пяти лет, а Юзеку ещё нет восемнадцати. День рождения у нас в январе, и думаю, не мешает его отпраздновать, наслаждаясь последними спокойными деньками.
Вдруг я услышал разговор, раздававшийся из анфилады. Голос говорившего я сразу узнал, хотя до этого он произнёс всего несколько слов.
– Я прав! – прохрипел Малаховский. – Поверь мне, Людвиг. Этот презрительный и злобный взгляд трудно трактовать иначе. А ещё там иногда полыхала какая-то звериная ненависть, будто мы его природные враги. Юноша ещё не научился скрывать свои мысли. Он предатель и враг нашего дела!
– Мне бы твоё умение читать по лицам! – хохотнул в ответ Звеждовский. – Что ты предлагаешь? Не заявлять же его отцу и братьям, что мы по взгляду распознали в их родиче предателя? Может, мальчик просто сомневается или боится?
– Нет. Надо за ним понаблюдать. Позже выведем молодого пана на откровенный разговор, и если я прав, то пусть посидит под домашним арестом. Его семья крайне важна для дела свободы. А ещё сестра Свенторжецкого говорила брату про будущие жертвы, оправданны ли они, как быть простому народу в момент боёв и подобную ересь. И это не её мысли, а нашего ангелочка.
Вот ведь гадство! Спалил меня этот хмурый товарищ. Не следовало играть с ним в гляделки, и надо вести себя осторожнее. Ещё и Агнешке лишнее сболтнул. Это я расслабился и начал относиться к местным с недопустимым пренебрежением. В этом времени люди не глупее меня, а, скорее всего, умнее и толковее. Надо сделать выводы и мимикрировать под пылкого и восторженного юношу, каким был Юзек до моего вселения.
Осторожно отступаю в сторону залы, благо в вестибюле нет такого яркого освещения. Надеюсь, что паркет не скрипнет под моими лёгкими шагами. Подходя к лестнице, я почувствовал чужое присутствие. Медленно оборачиваюсь и вижу смазанное движение. А далее – резкая боль в голове и будто выключили свет. Моё тело вроде катилось по ступенькам, пока не ударилось о стену. На задворках угасающего сознания слышу голос:
– Идиот! Зачем?
– Он подслушивал вашу беседу, господин!
Глава 5
Очередное тяжёлое пробуждение в этом мире. Оно уже стало традицией. Ха-ха. Почему я понял, что снова в девятнадцатом веке? Просторная комната, в которой жил юный Юзек, потолок с диковинной лепниной, отсутствие электричества, винтажная мебель и знакомая служанка в чепчике. Что ещё нужно для понимания?
Нельзя сказать, что я постоянно находился в беспамятстве. Временами сознание возвращалось, и мне удавалось услышать часть разговоров, в основном слуг и доктора. Ещё запомнилась беседа матери с каким-то неизвестным. Сами звуки доносились так, будто я нахожусь под слоем воды.
– Я не верю, что он упал сам. Мальчик уже выздоровел, и его ничто не беспокоило. Юзек два дня подряд плясал наравне со всеми, а до этого днём носился со всей молодой компанией.
– Но пани Юзефа, ваш сын мог упасть в обморок. Ведь, по словам гостей, он почувствовал себя плохо ещё вчера и ушёл спать раньше. Не думаете же вы, что кто-то мог столкнуть его с лестницы? Какой в этом смысл?
– Причин может быть несколько, и я не отвергаю злостных намерений, – холодно ответила мать. – Кроме несчастного случая, вполне реальна ревность или ваши политические дела.
– Какие в наши времена могут быть любовные страсти, чтобы бить соперника в спину? – явно усмехнулся незнакомец. – А что касается политики, то ваш сын был членом Петербургского кружка и прибыл для участия в предстоящем деле.
– Не скажите. В соседнем уезде пан Завадский стрелял в девушку, выбравшую другого. В результате убил молодую невесту и застрелился сам. Только здесь никаких подобных коллизий я не наблюдала. Разве что две панны проявляли излишний интерес к Юзеку. Поэтому завтра же я проведу тщательное расследование. Думаю, кто-нибудь из слуг мог заметить что-то необычное. Ещё раз благодарю вас за оказание помощи моему сыну. Скоро должен приехать доктор Лисовский, который далее займётся сыном, да и мне пора обновить капли от сердца. Уж слишком много в последнее время событий, которые заставили меня понервничать. Вам же огромное спасибо за то, что оказали помощь и спасли Юзефа.
– Это мой долг как порядочного человека, пани Поклевская. Поэтому не стоит благодарностей. Я ведь перед переходом на чиновничью службу окончил Московский медицинский университет и несколько лет имел врачебную практику. И поверьте, вашему сыну ничто не угрожает. У него на удивление крепкий организм, и кроме сотрясения, растяжений и сильных ушибов нет серьёзных травм. Полежит пять дней, потом неделя на восстановление связок с мышцами – и будет скакать как козлик. А доктора, случайно, зовут не Рышард? – Услышав утвердительный ответ, незнакомец воскликнул: – Какое удивительное совпадение! Просто я неплохо знал пана Лисовского, будучи ребёнком. Ведь он участвовал в Краковском восстании 1848 года, а после его подавления перебрался в наши края. Легендарная личность в некотором роде!
Потом я отключился. Скорее всего, этот доктор-чиновник дал мне опийной настойки или просто устал организм. Далее примерно так и продолжалось. Я приходил в себя, даже пил бульон, потом проваливался в забытье или просто засыпал. Не удивлюсь, что виной тому именно этот самый наркотик. Как я узнал позже, данное средство называлось «лауданум» и использовалось как успокоительное и снотворное. Более того, препарат свободно отпускается в аптеках и рекомендован даже детям. Странные времена. Хотя если вспомнить историю с кокаином, то ничего удивительного. Главное – не стать наркоманом, я ведь терпеть не могу эту публику и всё, что с ней связано.
В общем, дня через четыре моё самочувствие более или менее улучшилось. От очередной порции настойки я отказался и был полностью прав. Весь день я провёл в нормальном состоянии, а не странном полузабытьи. С утра удалось практически самостоятельно поесть молочной каши. Наша старая служанка Ганна, после того как покормила меня, довольно ловко сменила повязку на голове. Она у нас вообще мастерица на все руки. Но некий диссонанс в её поведении был заметен сразу. Служанка старательно отводила взгляд и вообще вела себя достаточно странно.
– Что случилось? – спрашиваю Ганну, которая поправила мне подушку и помогла устроиться поудобнее.
– Я это. Того. Сейчас позову вашего батюшку, – проблеяла женщина и пошла в сторону двери.
– Почему отца, а не мать? И где Агнешка? Я помню, что она сидела около кровати.
– Так это, панночка совсем умаялась, и мы её спать отвели. Я сейчас, – протараторила служанка и выскользнула из комнаты.
Я уже говорил, что в этом мире всё делается неторопливо? Так вот, ещё раз убеждаюсь в своей правоте.
Ян-Наполеон ака мой здешний папахен изволил появиться минут через двадцать после того, как выбежала Ганна. Опять этот вид, который в моё время назвали бы понтоватым. Ну любил товарищ подать себя, следил за внешностью и даже дома был одет так, будто посещает светский раут. Я немного утрирую, но ситуация выглядела именно так. Ещё этот персонаж – единственный из всего многочисленного семейства, включая кузенов и прочих дядей с тётями, – раздражал меня до невозможности. Было в нём что-то такое наносное и неискреннее. Не хочу обвинять человека в лицемерии, может, дело просто в излишнем нарциссизме.
– Здравствуй, сын! Мне сказали, что тебе уже лучше. Это радует, но есть весьма печальная новость. Твоя матушка, моя супруга, скорее всего, надорвалась от переживаний. В последние дни она так…
– Что с ней? – резко перебиваю этого велеречивого павлина.
– Да как ты смеешь так разговаривать с отцом? – Папахен начал было возмущаться, но, нарвавшись на мой бешеный взгляд, быстро сменил пластинку. – Сердце. Ей совсем плохо.
– Ганна, – обращаюсь к служанке, маячащей около двери, – неси тазик для умывания, мою одежду и организуй кого-то из мужчин, кто поможет мне дойти до комнаты хозяйки.
Яна-Наполеона я сознательно игнорировал. Он немного помялся, покряхтел, хотел что-то сказать и тихонько вышел из комнаты. Зато на смену ему влетел сероглазый вихрь, который, запинаясь и вытирая слёзы, рассказал мне, какой я негодяй, подлец и как посмел так поступить. Беру тёплую ладошку и прижимаю к сердцу. И знаете, сразу стало как-то легче и светлее на душе.
Мы так и сидели молча. А что говорить, если обоим и так хорошо? Идиллию нарушили Ганна и дородная служанка с тазиком. Агнешка сначала решила остаться, но потом я намекнул про переодевание, чем вогнал девушку в краску. В общем, через несколько минут я был умыт, одет и причёсан. Откуда-то опять появилась моя трость, и один из лакеев помог мне доковылять до покоев Юзефы. Надо сказать, что кроме небольшого головокружения, всё остальное было терпимо. Я растянул связки голеностопа и кисть левой руки. Ушибы и прочие царапины можно не считать. Хорошо, что обошлось без переломов – это поставило бы жирный крест на всех моих планах. Жалко, что опять прилетело по голове. Очередное сотрясение точно не добавляет человеку дополнительного здоровья.
А вот моя здешняя мать, которую я мысленно уже стал считать родной, выглядела очень плохо. Она сильно осунулась, стала ещё меньше и хрупче. Главное – пропала та бурная энергия, которая била из этой женщины, не давая скучать окружающим. Прежними остались только глаза – умные и смотрящие на меня с нежностью и любовью. Беру Юзефу за руку, такое ощущение, что её ладонь высохла буквально за пару дней.
– Вот так получилось, сынок. Меня давно беспокоили боли в сердце. Ещё навалилось всё разом. Я же всех вас очень люблю и переживаю. Доктор Лисовский сделал мне новые капли, но, наверное, уже было поздно. Временами мне становится легче, а потом совсем худо. Только ты остальным не рассказывай. Я могу пожаловаться моему маленькому ангелочку, – вдруг улыбнулась Юзефа, а у меня меж тем сжалось сердце. – Остальные должны быть уверены, что я всё так же сильна и ничто не скроется от моего строгого взора.
Чувствую, что мои глаза увлажнились. Я уже и забыл, когда плакал в последний раз. Мне было так комфортно и спокойно в новой семье, скрепами которой являлась именно эта женщина. Но счастье длилось недолго.
Ведь мне далеко не восемнадцать лет, как нынешнему телу. Просто графиня была ключевым стержнем, который дал одному старому ворчуну возможность пожить нормально хоть несколько дней. Пусть это было определённым лицемерием, но я вновь оказался в детстве. Только здесь у нас была дружная семья, где меня любили, а не шпыняли за каждый проступок. И материнское тепло, чего греха таить, то чувство, которого я был лишён в своём мире, растопило какие-то льдинки в моей душе. Расслабился я и полностью окунулся в эту атмосферу любви и доброты. Пусть это была игра, но меня всё устраивало. Тем тяжелее было выходить из этого состояния.