Золото змея. Власть хаоса
Рина ошеломленно заморгала. Она не ожидала, что Крегар станет говорить с ней так откровенно, а еще больше – что его слова отзовутся в сердце. Но по опыту работы в Совете Рина знала: мир слов и мир действий не всегда пересекаются. Нельзя доверять всему, что тебе говорят, пусть и с такой ненаигранной прямотой.
– Дело не в поколении, – сказала Рина, сплетя пальцы в замок и посмотрев вперед, на кожаный подголовник сиденья, – а во мне. В том, что в нарушение… – она сглотнула, – в нарушение в-всех моих гражданских прав меня с-силой привели на допрос, не предоставив адвоката и даже не объяснив, в чем дело. П-просто потому, что вы и в-ваш следователь могли это сделать. Потому что у в-вас была такая власть. Возможно, я преувеличиваю, – чтобы не заикаться, Рина понизила голос до еле слышного шепота, – но если вы обошлись так со мной, какие гарантии, что так не поступят со всей страной?
Повисла тяжелая тишина, в которой Рина отчетливо ощущала, как громыхало ее сердце. Она вдруг поняла, что водитель и помощник Крегара стали свидетелями этого неуместного разговора, и у нее запылали не только щеки, но и уши. Рине было очень страшно так говорить с начальником полиции, но в глубине души она гордилась собой.
Крегар шумно выдохнул и нахмурился.
– Это была ошибка, Рина, – сказал он тоном, каким выносят приговор. – Человеческий фактор. Я поставил своему следователю жесткие условия, а он очень хотел их выполнить. И боюсь вас разочаровывать, но ошибки будут случаться. Главное, чтобы они не тянули вас назад, вы меня понимаете?
– Нет, не понимаю, – призналась Рина.
Она правда не понимала: это ведь не она ошиблась, почему ошибка будет тянуть назад именно ее?
Крегар помассировал переносицу и посмотрел в окно. После чего сказал:
– Мы приехали.
Рина огляделась и обнаружила, что машина уже стоит возле ее дома, а водитель глушит двигатель.
– Благодарю, что подвезли, – вежливо сказала она и потянула на себя ручку двери.
– Я провожу, – безапелляционно бросил Крегар.
Он быстро обошел машину и помог девушке выбраться. К счастью для Рины, в это время дня им не встретились соседи и кабина лифта, приветливо открывшая скрипучие двери, была пустой. Оказавшись близко к Крегару, Рина еще раз оценила рост мужчины и обнаружила, что едва достает ему до ключицы.
Когда они подошли к дверям ее квартиры, Крегар неожиданно нарушил молчание:
– Возвращаясь к нашему разговору про ошибки, которые тянут назад. – Его низкий голос с менторскими нотками эхом отозвался на лестничной клетке. – Вы знаете, велик соблазн войти в роль жертвы, если вас однажды обидели. А это ни к чему хорошему не приведет. Вы не жертва, Рина. Вы смелая, умная и красивая девушка. А я не палач и уж точно не алчный до власти узурпатор, в чем вы меня явно подозреваете.
– Я не…
– Просто не судите по одной ошибке, – поднял руку Крегар, останавливая ее попытку оправдаться. – Доброго дня.
– До свиданья, – выдавила из себя Рина, наблюдая, как за Крегаром закрываются двери лифта.
Она повернула ключ в замке, шагнула в квартиру и стянула с шеи шарф. Из кухни вышел ее брат – светловолосый и, как большинство подростков, немного долговязый юноша. Его тело сохраняло детскую худобу, но руки, ноги и черты лица начали крупнеть, а голос – басить.
– И кто это был? – дерзко спросил он, дожевывая бутерброд.
– О ком ты? – уточнила Рина, отвернувшись к шкафу и снимая плащ.
Парень прошел в гостиную, постучал костяшкой указательного пальца по окну и громко сказал:
– А вот о том полицейском, который тебя провожал. Где-то я его видел.
– Тише ты, – Рина подошла к брату. – По телевизору ты его видел, Тин. Это начальник Главного полицейского управления.
Юноша с интересом взглянул на сестру.
– Губа не дура.
– Глупости не говори! – Рина попыталась потрепать его по голове, но он, увернувшись, отряхнул руки и серьезно посмотрел на сестру.
– Рина, он к тебе пристает? Хочешь, я с ним поговорю? Я обещал отцу, что присмотрю за тобой.
– Не выдумывай, Тин, – сказала Рина, покручивая колечко на пальце. – Он… он, кажется, очень старомодный и совсем не похож на этих мужчин из Совета, которые ни в чем не знают границ. Такие, как Крегар-абвенц, не пользуются своим положением. Я думаю.
– Ну как знаешь, – буркнул брат.
– Но мне приятно, что ты так беспокоишься. Дай я тебя обниму, братишка, – Рина потянулась к Тину, дразня его, но он отшатнулся.
– Еще чего! Иди кого другого тискай, – пробубнил он и убежал в свою комнату.
Рина какое-то время постояла у окна, рассматривая узкий выезд со двора, через который несколько минут назад проехал черный автомобиль. Мысли, встревоженные непривычным развитием самого обычного, казалось бы, дня, суетливо проносились в сознании. Перед ее внутренним взором вспыхивали картинки: то переживающая из-за отравлений Меллар, то покалеченные улицы города, то лоск и теснота дорогого автомобиля, то мужское лицо. У этого фрагмента памяти Рина задержалась подольше, рассматривая его. Лицо это было скуластое, с бороздами морщин на высоком лбу, широкими темными бровями, точно росчерками чернил на светлой коже, и прямым, проникающим внутрь взглядом. Портила его только прилипшая к нему, как маска, хмурость.
Внезапно в голову Рины закралась мысль, что она что-то упустила. Что-то очень важное. Рина провела пальцами по цепочке с кулоном, задумавшись, и направилась к матери, которая в последние годы была постоянным источником ее тревоги и забот. Как Рина и думала, после сделанных в обед уколов женщина крепко спала.
Девушка постояла в дверях, разглядывая родное лицо, такое умиротворенное в эти редкие часы спокойного сна, и вышла в коридор. Стены в нем были увешаны семейными фотографиями, с которых на Рину смотрели она сама и ее брат в разные годы своего взросления, родители, бабушки и дедушки с обеих сторон, а еще – многочисленные друзья отца. После его кончины они время от времени помогали Рине держать семью на плаву, оплачивая дорогое лечение матери и подготовку Тина к поступлению в университет.
Подумав о брате, Рина остановилась и едва не хлопнула себя по лбу.
– Тин! – вскрикнула она и двинулась в сторону одной из комнат. – Совсем забыла! Я же пришла пораньше, чтобы кое о чем с тобой поговорить! Послушай, а почему дома никто не отвечал, когда я звонила?!
Глава 3. Цивилизация
Рагиль
– Необычный выбор для первого свидания, – заметила Меллар, когда мы подошли к Собору.
Его высокие стены безмолвно взирали на посетителей, таких маленьких и незначительных на фоне древнего сооружения.
– Сегодня здесь кое-что намечается, – сказал я и, вытащив из внутреннего кармана пиджака два буклета с вложенными в них билетами, передал один Меллар.
– Классическая музыка? Хоровое пение? – заинтересованно озвучила она содержание программки. – Ну что ж, ведите, Рагиль-асар.
Я придержал тяжелую входную дверь, пропуская ее вперед, и мысленно возблагодарил Миаса. Накануне я предложил ему встретиться, чтобы попытаться реанимировать нашу дружбу, и он охотно согласился. Мы отправились в ближайший к историческому факультету бар, и, хоть моя голова разрывалась от обилия запахов, нам удалось поговорить и навести мосты, разрушенные моей отчужденностью.
Когда речь зашла о девушках, я рассказал про Меллар и про то, что не понимаю, как к ней подступиться. Тогда Миас посоветовал начать с того, что я о ней знаю. Например, она окончила факультет искусств и наверняка любит посещать всякие культурные мероприятия. Так мой выбор пал на концерт в Соборе.
У стойки регистрации столпились люди с такими же, как у нас, билетами. Меллар склонила голову, пряча лицо под полями шляпки и стараясь остаться неузнанной. Хотя, на мой взгляд, не так уж трудно было опознать в этой элегантной женщине персону, которая в последнее время появлялась в прессе чаще, чем дети богачей и прочие герои светской хроники. Я еще раз окинул взглядом ее наряд – темное платье с вырезом от плеча до плеча, длинные перчатки, неизменные каблуки и шляпка, – и мной овладели смешанные чувства: с одной стороны, перехватывало дыхание от ее красоты, а с другой – мне все еще казалось, что это происходит не со мной. Почему все-таки она согласилась на это свидание?..
– Пойдемте, я вам кое-что покажу. – Меллар взяла меня под руку и легонько подтолкнула вправо, к закрытым дверям, возле которых стоял скучающий охранник. Привычным движением достав из сумочки синюю корочку с гербом Брэйе, она показала ее мужчине, и он молча пропустил нас дальше.
Дверь позади мягко захлопнулась, и мы оказались в вытянутом помещении с крестовыми сводами. Слева потолок подпирали украшенные лепниной колонны, а между ними, вплотную к стене, стояли книжные шкафы со стеклянными дверцами. В дверцах отражался свет, льющийся сквозь огромные витражи напротив, и из-за этого они казались цветными.
– Это боковые нефы Собора? – уточнил я и удивился, как гулко прозвучал мой голос. Принюхался. Кажется, здесь были только мы.
– Они самые, – ответила Меллар, озираясь по сторонам. – Здесь стоят редкие книги, которые мало кому интересны, поэтому сюда нечасто заглядывают. Но зато в этой части библиотеки можно полюбоваться некоторыми любопытными деталями Собора.
Мы прошлись вдоль витражей, рассматривая выложенные из стекла картины.
– Вам нравится это место? – тихо спросил я, приблизившись к Меллар и вдыхая аромат ее кожи, в котором играли нотки жасмина и душистого мыла. – Я имею в виду Собор.
Мне он всегда казался особенным, отличающимся от других значимых сооружений Айхенлина. Может, причина была в том, что он пришелец из далекой эпохи, о которой мы мало что знаем. А там, где не хватает знаний, мы нередко додумываем и фантазируем, придаем чему-то больший смысл, чем есть на самом деле. Так или иначе, мне хотелось убедиться, что у нас с Меллар есть хоть что-то общее, кроме той ночи в Корпусе. Например, места, которые вызывают трепет у нас обоих.
– Я влюблена в Собор, причем с самого детства, – сказала она, и я мысленно возликовал. – И даже писала по нему выпускную работу в университете.
Вот значит как.
– Тогда вы должны знать, что Собор построил Орден Вирвадара, – проговорил я. – Вам известно о нем что-нибудь?
Меллар пожала плечами.
– Не больше, чем остальным.
– В некоторых книгах пишут, – продолжил я, вспомнив монографию Тиваса-асэвура, – что появление науки в этой стране – заслуга Ордена. Вы верите в это?
– Если бы люди внимательнее изучали искусство, вопроса веры здесь бы не стояло, – деланно произнесла Меллар. – Посмотрите на этот витраж. – Она подняла голову вверх, и я проследил за ее взглядом. – Что вы видите?
Некоторое время я всматривался в изображения, пока не понял, что множество цветных стеклышек, соединяясь, образовывали целые сюжеты.
– Я вижу человека, сидящего за книгой. А вот здесь еще один, он держит в руках колбы с растворами. А тут, – я указал пальцем на самую верхушку арочного витража, – группа людей смотрит на звезды. Это члены Ордена?
Меллар кивнула, продолжая рассматривать витраж, и спустя несколько секунд молчаливого любования сказала:
– Самое интересное, что здесь запечатлели такие простые, даже обыденные сцены. То, чем разные члены Ордена занимались каждый день. И я думаю, что это неспроста. Мне кажется, творцы оставили послание. Этими витражами они хотели сказать: вот настоящие ценности Ордена Вирвадара – труд, любознательность и стремление к истине. Именно они сделали Орден великим.
Я помолчал, размышляя над этими словами. Мне на память пришло одно изречение, которым я поспешил поделиться:
– «К величию приводят три вещи: добро, простота и правда».
Меллар слегка вздрогнула, будто выходя из транса, и посмотрела на меня.
– Это слова отца Сиама – основателя Ордена. Откуда они вам известны?
Я вспомнил, как несколько дней назад стоял в основной части библиотеки и по крупицам собирал информацию об Ордене, надеясь узнать, может ли он быть как-то связан с Кавой. Видимо, тогда мне и попались афоризмы отца Сиама.
– Где-то вычитал, – непринужденно ответил я и решил вернуть разговор в безопасное русло искусства. – Кстати, вы знаете, что для создания таких витражей песок и золу бука, из которых обычно изготавливают стекло, смешивают с различными растениями и оксидами металлов? Полученную смесь выдувают и раскатывают, застывшее стекло дробят на кусочки, и из них уже собирают витражную мозаику.
– Это вы тоже где-то вычитали? – иронично спросила Меллар.
– А вы сомневаетесь?
– Просто пытаюсь понять, что вам интересно. Пока выходит, что вы любите читать.
– Люблю, – признался я.
– И о чем же?
– Да обо всем. – Мы медленно шли вдоль нефа, искоса разглядывая декор помещения. Наша беседа была такой легкой, что вопросы напоминали касание перышка. И мне не хотелось, чтобы она заканчивалась. – Честно говоря, я с детства много чем увлекался и перед поступлением долго не мог решить, куда податься. Биологический факультет, как мне тогда казалось, мог открыть путь к знаниям обо всем мире, и в итоге я остановился на нем, выбрав кафедру антропологии.
– А чем вы хотели заниматься после окончания учебы?
Неожиданно под перышком почувствовался прутик.
– Одно время я думал остаться преподавать. Но, как оказалось, я не очень хорошо справляюсь с большими группами людей, поэтому с этой идеей пришлось расстаться. Потом я пару лет работал репетитором, писал научные статьи. Затем…
Я остановился, запнувшись на полуслове. Разговор свернул на опасную дорожку личностного кризиса, который случился несколько лет назад, когда Кава устроилась в Корпус, а я неожиданно осознал, как туманны мои перспективы реализоваться в жизни с таким обостренным восприятием запахов.
Видимо, Меллар почувствовала мое напряжение, потому что она взяла меня за руку и переплела наши пальцы. Даже сквозь перчатку я ощутил тепло ее кожи, и в животе приятно защекотало.
– Затем был сложный период, когда я хотел все бросить и уйти скитаться в горы, – неохотно проговорил я.
– В горы?
В горах притупляется обоняние и запахи кажутся менее интенсивными. А еще там нет людей, но есть вынужденная необходимость преодолевать себя и свое бессилие, когда взбираешься на вершину. Но вместо всего этого я сказал:
– Горы для меня – своего рода терапия. Я там набираюсь сил. Но, конечно, я никуда в итоге не поехал. Благодаря своим статьям устроился в научный журнал и стал работать редактором. На этом, пожалуй, все.
Меллар неожиданно рассмеялась. И хоть ее смех был приятным на слух и совсем беззлобным, я почувствовал себя полным дураком. Наверное, не стоило все это рассказывать…
– Мужчины… – многозначительно протянула она и покачала головой. – Вы совершенно не умеете расставлять яркие акценты.
– О чем вы? – спросил я, внутренне готовясь услышать что-то не слишком приятное.
– Скажем так, о самопрезентации. Рагиль, вы хотите показать, что вы совершенно обычный человек и у вас очень скучная жизнь. Но при этом упускаете важные детали! – Меллар слегка хлопнула меня по плечу. – Например, что вы приехали в Айхенлин из маленького городка и без труда поступили в университет, куда мечтают попасть студенты со всего мира. Разве это не говорит о том, что вы уже тогда были одаренным молодым человеком? Не смотрите на меня так. Да, я вычитала это в вашем деле. Или тот факт, что вам доверили готовить целый выпуск об экспедиции в Заокеанье. Руководство могло дать это задание это кому угодно, но поручило вам! Не потому ли, что они по достоинству оценили ваши способности? И уж, конечно, совсем не стоит говорить о том, что вы приложили руку к спасению председателя Совета Брэйе, вызволив нас обоих из подземных лабораторий. Совершеннейший пустяк!
Меллар посмотрела на меня с легкой укоризной, и я отвернулся, не зная, что ответить. Я понял, что она пыталась донести, но не ощущал того же. Она смотрела на меня сквозь линзу, которую мне никто и никогда не показывал. О существовании которой я вообще, честно говоря, не задумывался.
– Вы себя явно недооцениваете, – диагностировала Меллар. Она остановилась, заставив вновь обратить на себя внимание, подошла ближе и задрала голову, чтобы шляпка не упиралась мне в нос.
Висящий под сводчатым потолком светильник выхватил из тени ее лицо, открывая моему взору черничные глаза и бархатистую персиковую кожу. Мысли испарились, как влага в жару, и голова стала пустой и легкой. Я поднял руку и медленно провел пальцами по ее щеке, наслаждаясь этим творением, не сравнимым по красоте ни с одним витражом. Здесь были и сакральная геометрия, и золотое сечение, и божий замысел. Запах ее кожи заполнил сознание, и сердце ускорило темп, словно подталкивая к действиям. Правая рука скользнула по ее шее, наткнулась на жемчужное ожерелье и направилась ниже. Я обнял Меллар за талию и сильнее притянул к себе.
– Твои зрачки такие огромные, – прошептала она и лукаво улыбнулась. – Я не антрополог, но прекрасно знаю, что это значит.
Я тоже улыбнулся, даже не понимая чему, просто позволяя зеркальным нейронам делать свое дело. Закрыл глаза и потянулся к ее лицу, прикасаясь кончиком носа к ее носу.
– Я схожу по тебе с ума, – тихо сказал я, словно передавал какую-то тайну.
Меллар хихикнула, обнажая красивые белые зубы со слегка развернутыми клыками, и одними губами проговорила:
– Я по тебе тоже.
Тишина, в которой мы застыли, была томная, мягкая, обволакивающая. Я наслаждался повисшим молчанием, прячущим множество других признаний, как вдруг в помещение ворвались странные протяжные звуки. Мы синхронно вскинулись, и через несколько секунд я понял, что это пение и оно явно доносилось из зала библиотеки.
– Вы слышите? Кажется, мы пропустили начало концерта.
– Не велика беда… – пробубнила Меллар, пока я спешно вел ее в сторону голосов.
В главном зале библиотеки не было сцены, а стулья и столы для чтения заранее вынесли. Хористы стояли кругом в свободном пространстве, за их спинами застыли зрители. Мы аккуратно прошли среди людей и встали поближе к хору. С каждым шагом я ощущал, как голоса завладевают мной, окутывая невидимой глазу энергией.
Когда мы замерли вместе с остальными гостями, хор запел сильнее, и чистый, сияющий звук воспарил вверх. Я закрыл глаза и представил, как он покружил над бывшей алтарной зоной, а потом всей силой голосов устремился дальше, за колонны, после чего вернулся – и пронзил нас насквозь, заставляя внутренние струны резонировать.
Мне почудилось, что пение оживило даже камень, освобождая его от пыли накопленного знания и позволяя вновь дышать. И когда оно смолкло, Собор, заставленный книгами, показался душным и тесным. Хор будто бы наполнил его воздухом, которого ему так не хватало. Вернул к жизни древний дух, обитающий здесь столетиями. И я вдруг подумал, что Собор больше и значительнее всех книг, которые здесь поселили. Как всемогущий разум человека больше и значительнее тех знаний, которые в него вкладывают.
После окончания концерта я почувствовал усталость в ногах от долгого стояния на месте, и мы с Меллар немного прогулялись по библиотеке. Некоторые зрители выглядели оглушенными: они молча бродили по залу и рассматривали его так, будто видят впервые.
– Мне кажется, превратить Собор в библиотеку было ошибкой, – сказал я, когда мы остановились у одной из колонн, привлекшей нас выщербленными надписями на древнем языке.
– Да, лучше бы здесь открыли музей, – промолвила Меллар, проведя пальцем в перчатке по бороздам кривых строчек.
– И музей не нужен, – возразил я, засунув руки в накладные карманы пиджака. Быстро понял, как глупо это смотрится, и вынул обратно, вспомнив о своей любимой замшевой куртке. В последнее время я стал все чаще изменять ей с костюмом. – Собор ведь изначально служил святилищем. Зачем пытаться сделать из него что-то другое? Пусть останется таким, каким и был задуман. Не надо искажать природу вещей.
– Как же тогда развиваться, если отрицать перемены? – спросила Меллар таким тоном, будто в моих словах напрочь отсутствовала логика. – Изменения могут быть ошибочны, но совсем без них нельзя.
– Не все перемены – к лучшему,– не согласился я.
– Не узнаем, пока не попробуем.
– Вы за прогресс, понимаю, – усмехнулся я. Какие же мы все-таки разные. – От какой партии вы вошли в Совет? Не от консерваторов уж точно.
– Не от консерваторов, – улыбнулась Меллар. – А вы что же, совсем против изменений?
– Я против насильственных изменений. Я за то, чтобы был выбор. Конечно, когда решали открыть в Соборе библиотеку, спрашивать было некого. Орден Вирвадара, который его построил, давно исчез. Но в остальных случаях… должно быть уважение к чужому выбору, каким бы он ни был, понимаете?
– А если этот выбор неправильный? – спросила Меллар. – Бывают же и такие ситуации.
– Что вы имеете в виду?
– Если человек, например, хочет навредить себе, что делать? Оставить все как есть? Принять этот выбор? Согласитесь, это было бы неэтично и нецивилизованно.
– Цивилизованно! – воскликнул я. – По-вашему, игнорирование желаний другого – это цивилизация?
– Цивилизация – это взаимопомощь. На этом основании построен Альянс Эреары, в который входят все цивилизованные государства мира.
Уход разговора в сторону политики распалил меня еще сильнее, и я не сдержал негодование:
– А не эти ли страны жестоко подчинили себе другие народы и насадили в их землях свою культуру, потому что считали, что так будет лучше? Разве это похоже на действия цивилизованных государств?
Меллар сложила руки на груди и посмотрела в сторону.
– Если ты показываешь людям, как строить хорошие дома и лечить болезни, чтобы их дети не умирали, а они идут на тебя с копьями, приходится действовать жестко. Это цена прогресса.
– Нет, это уже не прогресс, это обычная экспансия, прикрытая лозунгами о добрых делах. И это уж точно не цивилизация! Потому что настоящая цивилизация – это уважение к чужому выбору. Если бы Эреара это понимала, мир был бы другим.
Я замолчал, борясь с тяжелым дыханием, как после марафона, и прикрыл глаза рукой. Черт! Зачем я все это наговорил? Вечер же был таким хорошим! И, чтоб его, романтичным! А теперь я, похоже, все окончательно испортил. Сейчас Меллар подумает, что я затеял с ней спор, чтобы что-то доказать. А я не хотел ничего доказывать! Только поделиться мыслями, которые пришли ко мне после концерта. И после чтения дневников Кавы. Я заметил, что мало-помалу начал соглашаться с ее взглядами. Или это и мои взгляды? А дневники меня лишь в этом убедили? Хотя какая разница? Все равно наше мнение произрастает на почве, которая впитала в себя слова десятков людей.
– Простите за категоричность, – сказал я, успокоившись. Меллар посмотрела на меня и улыбнулась, вновь покачав головой каким-то своим мыслям. – Вы не обижаетесь?
– Нисколько, – сказала она. – Мне было интересно. И мне нравится, как вы начинаете гореть, когда говорите о чем-то важном для вас. Мне кажется, в такие моменты весь этот панцирь, в котором вы себя держите, сразу рушится.
Я приподнял шляпу и пригладил волосы. Панцирь, значит.
Когда мы вышли из Собора, начинало вечереть. Теплый летний воздух ощущался приятнее прохлады, царившей внутри каменных соборных стен. Мы постояли некоторое время в тишине, смакуя последние мгновения свидания.
– Вы приехали на машине? – спросил я.
– Да, на служебной. Сразу из Совета.
– Тогда, похоже, прощаемся здесь.
– Мы с водителем можем вас подвезти, – предложила Меллар.
– Я бы лучше прогулялся, – ответ вырвался из меня быстрее, чем я успел подумать. Предложение Меллар было вроде бы невинным, но чем-то меня задело. Может, мне не хотелось оказаться в ситуации, когда меня подвозит женщина?.. Чтобы как-то оправдаться за свой отказ, я добавил: – Вы ведь знаете, что климатическое лето в Айхенлине – всего-то две недели. Не хочется упустить ни одного теплого вечера.
Меллар ничего не сказала, и мы медленно двинулись в сторону ее машины, скованные неловкостью неправильного расставания. Вроде бы взрослые люди, а…
– Стойте! – я инстинктивно вскинул руку, не давая Меллар сделать следующий шаг, и принюхался. В воздухе ощущался густой запах бензина. Он был намного сильнее, чем просто от проезжающих мимо машин. У меня возникло нехорошее предчувствие.
– Что случилось? – обеспокоенно спросила Меллар. – Рагиль?
Я огляделся, рассматривая людей. Их было немного, в основном такие же парочки, как и мы. Кто-то садился в машину, кто-то переходил улицу к трамвайной остановке. На первый взгляд, все было тихо и мирно. Но резкий запах бензина говорил о том, что это затишье перед бурей. Что-то происходит. Обоняние никогда меня не подводило.
Я продолжал жадно принюхиваться и поглядывать вокруг. Сделал шаг назад, утягивая за собой Меллар. Потом еще один. В тусклых вечерних красках мелькнул огонек чьей-то зажигалки. Я только и успел разглядеть темную сгорбленную фигуру возле парковки, прежде чем крикнуть: