Золото змея. Власть хаоса
Я повел носом и ощутил… ничего. С точки зрения запахов комната была практически стерильна. Получается, сутки, а может, и больше, здесь никто, кроме меня, не бывал. И для кого тогда все это великолепие? Для непрошеных гостей вроде меня?
Библиотека, куда отвели Меллар, находилась отсюда далеко, потому что я почти не улавливал запахов людей, которых там должно было собраться несколько десятков. Совсем рядом, буквально в соседней комнате, мне почудился запах встретившего нас человека, вероятно, управляющего. Интересно, что он там делает? Вряд ли за стеной этого помпезного зала находится его кабинет. Хорошо еще, что он не остался со мной здесь. Вести пустые разговоры с прислугой в конце такого трудного дня было бы невыносимо.
В сознании вспыло воспоминание о мягкой кровати со взбитой белой подушкой, и я едва не застонал от сожаления, что нахожусь сейчас не в домике в горах. Гостеприимство этого дома ограничивалось только возможностью побездельничать в роскошном интерьере. Мне даже воды не предложили.
Кстати о воде. Где-то недалеко расположена кухня, а может, столовая с буфетом, потому что я отчетливо ощутил запахи готовой еды, но не самой готовки. Прикинул расстояние. Где-то в этой же части дома. И… да, там есть люди.
Эта новая комната показалась самой интересной для изучения, и, чтобы четче ощутить доносящиеся оттуда ароматы, я приоткрыл дверь и слегка высунул нос в коридор. Людей в той комнате было двое, но потом второй запах стал уплывать – значит, в помещении остался только один человек. Пах он так, будто только недавно принял ванну с ароматическими средствами. А еще его окружали запахи булочек с корицей, свежей клубники и чая. Ммм… кому-то повезло.
Я распахнул глаза, уставившись на белую дверь, которую придерживал рукой. Подождите. Какой еще чай? Откуда здесь может быть чай? От него ведь все отказались!
Сердце отчаянно забилось, почуяв неладное. Я отворил дверь и как следует принюхался. Это точно был запах черного чая, хорошо мне знакомый. Глубокий и терпкий, с немного землистым оттенком. Но в нем ощущалась какая-то странная нота… кислота. Это было что-то кислое. И мне это не понравилось.
Не отдавая себе до конца отчет в том, что делаю, я вышел в коридор и направился к той комнате, откуда доносился запах. Она находилась недалеко: нужно было пройти немного прямо, а потом всего один раз повернуть направо – и вот уже двустворчатые двери открываются под моим напором.
Это все же оказалась кухонька. Маленькая, в центре – стол-остров, а за ним сидела девочка-подросток со светлыми волнистыми волосами, пахнущая душистым мылом. Она воззрилась на меня широко открытыми глазами, буквально на сантиметр не донеся чашку до губ. Я резко втянул в себя воздух: тот самый чай с кислым запахом. И тут же мозг подсказал, что с этим запахом не так: это же отрава!
Я кинулся к девочке, не давая ей опомниться, и резким движением выбил чашку из рук. Чашка упала на пол, но уцелела, а вся жидкость из нее выплеснулась. Застигнутая врасплох, девочка истошно завизжала.
Дальше события галопом понеслись вперед, словно я дал им сигнал к старту. В комнату ворвался какой-то детина и повалил меня на пол. Я больно ударился скулой о мрамор и едва не взвыл, а через секунду почувствовал запах собственной крови. Мне скрутили сзади руки и ткнули коленом в районе лопаток, прижимая к полу. Голова от боли и страха пошла кругом.
Девочка прекратила вопить, как ненормальная, и кухню стали заполнять люди. Сначала вбежала женщина – из своего положения я разглядел только ее каблуки и худые лодыжки.
– Эффи! – вскрикнула она. – Что случилось? Ты в порядке?
– Этот человек меня напугал, – пролепетала девочка.
– Все хорошо, не бойся. Сейчас мы во всем разберемся.
Затем в кухню вошел мужчина, и я сразу узнал его запах. Тот самый член Совета, который приходил в мою квартиру за Меллар. Его ботинки остановились прямо напротив моего прижатого к полу лица.
– Что здесь происходит? Это еще кто такой? Эффи! – от его окрика даже мне стало не по себе.
– Эй, вы что делаете! – в комнату протиснулась Меллар и кинулась ко мне. – Отпустите его немедленно! Дорман, скажи своему человеку!
– Никто и пальцем не шевельнет, пока я не разберусь, что здесь происходит и почему мой ребенок напуган, – ответил мужчина. В его голосе сквозил такой холод, что я невольно покрылся мурашками.
Дорман подал какой-то знак, меня приподняли и поставили на колени. Разбитая скула горела.
Я сделал несколько коротких вдохов и почувствовал подступающую тошноту: слишком много людей. Здесь собралось человек пятнадцать, и все ждали, что со мной сделают. Паника тут же дала о себе знать спазмами в желудке и сухостью во рту. Я сглотнул.
Дорман посмотрел на меня сверху вниз. В его ледяном взгляде мне почудилось обещание мучительной смерти.
– Дорман, это Рагиль, он пришел со мной, и он не сделал ничего плохого, просто ждал меня, – скороговоркой проговорила Меллар. – Произошло какое-то недоразумение…
– Замолчи, – отрезал он. – И дай сказать ему.
Меллар затихла, и я стал лихорадочно соображать, как все объяснить. Не мог же я признаться, что почувствовал запах наркотика! Так и не найдя способа представить свои действия наиболее логичным и безопасным для себя образом, я просто сказал:
– Девочка собиралась выпить отравленный чай. Я выбил кружку у нее из рук. Сожалею, если напугал.
– В моем доме не может быть отравленного чая, – сдерживая гнев, отчеканил Дорман.
– Проверьте сами, – я кивком указал на стол, – там есть еще.
Все тут же посмотрели на стоящий на столе белый чайничек, который продолжал раздражать мои рецепторы кислотным запахом. В гробовой тишине Дорман подошел к девочке, которую прижимала к себе худощавая блондинка, и ласково спросил:
– Милая, кто заварил тебе этот чай?
Девочка пожала плечами.
– Я не знаю. Няня сказала, что на маленькой кухне для меня остались булочки, но про чай не было ни слова. Когда я пришла сюда, на столе стояли чайник и кружка. Ну, я налила.
– Понятно, – уронил Дорман. – Иста, отведи ребенка наверх.
Женщина с девочкой ушли, а Дорман взял заварник, поднял крышку и принюхался. Я огляделся. Все застыли с такими лицами, с какими люди наблюдают за горящим домом или автомобильной аварией, завороженные ужасом. Меллар побледнела. Мы встретились взглядами, и я постарался дать ей понять, что говорю правду.
– Посади его за стол и приведи ко мне Мартику, – обратился Дорман к верзиле, который меня держал. И тот, усадив меня на стул и заставив положить перед собой руки, кое-как протиснулся через толпу и скрылся в коридоре.
Все молчали, поглощая кислород и выделяя напряжение. Несмотря на тесноту, вокруг Дормана образовалось пустое пространство, словно к нему боялись приближаться, и он стал вышагивать по этим двум квадратным метрам, нагоняя на меня страх.
Что, если мне не поверят? Что тогда будет? А если поверят, как я все объясню? Я же не могу сказать про нюх! Черт, черт, черт…
На мои плечи легли чьи-то руки, отвлекая от приближающейся панической атаки. Запах, ставший уже практически родным. Меллар. Она коснулась большим пальцем оголенного участка моей шеи, слегка поглаживая, и по телу прокатилась дрожь: ее руки были ледяными.
– Дорман, ты уверен, что не хочешь вызвать полицию? – спросил какой-то мужчина. – Все выглядит очень подозрительно.
– Сначала я сам разберусь, что случилось с моим ребенком, – безапелляционно заявил Дорман. – И откуда в моем доме наркотик, если это действительно он.
– А это может быть не он? – уточнила стоящая рядом женщина.
– У меня оставались кое-какие запасы надежного чая, – признался Дорман. – Не из Лаомоо, а из Чыйвлина. И я сам его пил. Но после сегодняшних новостей собирался все окончательно выбросить.
На этих словах люди зашевелились, уступая дорогу охраннику, тащившему за собой невысокую темноволосую женщину в форме персонала. Она удивленно озиралась вокруг, будто не понимая, что происходит и почему ее сюда привели, но меня было не обмануть. Я уловил ее запах. Она пахла страхом.
– Мартика, это ты заварила моему ребенку чай? – деловито поинтересовался Дорман, сложив руки за спиной.
Женщина кивнула и с акцентом проговорила:
– Хороший чай. С моей родины. Я сама пить. И вы пить.
– И часто Эффи пьет чай? – продолжил допрос Дорман.
Женщина помотала головой.
– Нечасто. Но сегодня днем она няне сказать, что хочет чай. Няня на большой кухне нам передать.
– Получается, это няня попросила тебя заварить чай… – протянул Дорман и взял со стола заварник. Заглянул в него, покачивая в руке и прикидывая, сколько жидкости осталось. Посмотрел на верзилу-охранника, и тот, поняв все без слов, скрутил женщину так же, как несколько минут назад скручивал меня – двумя быстрыми и выверенными движениями. Она тут же заметалась в его руках, делая себе только больнее.
– Зафиксируй ей рот, – приказал мужчина.
– Дорман, что ты делаешь! – взвизгнула женщина, которая спрашивала его про чай. – Прекрати немедленно это варварство и вызови полицию!
Охранник одной рукой прижал к своей широкой груди маленькую чужестранку, а второй нажал ей на щеки, заставляя открыть рот. Дорман подошел к ней вплотную и громко спросил, явно пытаясь надавить на перепуганного человека:
– Так значит, ты здесь ни при чем, Мартика? Ты заварила обычный чыйвлинский чай, да? А если с ним что-то не так, то это няня виновата?
Дорман поднес носик заварника к ее губам. Женщина заскулила, из глаз ее брызнули слезы. На это невыносимо было смотреть.
Кто-то стал выходить из кухни, Меллар сжала мои плечи. Я боялся пошевелиться, понимая, что сейчас решается и моя судьба. И тут в голове промелькнуло: на месте этой женщины мог быть я. И никто бы его не остановил…
Мартика замычала, как в агонии, когда ей в рот потекла светло-коричневая жидкость. Этого было достаточно, чтобы понять: она знала. Знала, что ей вливают не обычный чай. Значит, она хотела отравить ребенка… Но даже подтвердив свои подозрения, Дорман не остановился. Он заставил ее проглотить все, что было в заварнике, после чего поставил его на место и приказал охраннику посадить свою подопытную за стол. Прямо напротив меня.
Женщина продолжала плакать, сжимая губы. Люди начали активнее расходиться, и Дорман гаркнул:
– Стойте, где стоите! Мне нужны свидетели. На моего ребенка сегодня покушались, и сейчас вы все в этом убедитесь.
Меллар снова провела своими ледяными пальцами по моей шее, давая понять, что она здесь, рядом. Я все еще не мог пошевелиться. Мой взгляд был прикован к этой женщине. Я должен бы желать ей всего самого худшего, но сейчас мне было ее до ужаса жаль. Все, о чем я мог думать, что самосуд не должен свершаться в цивилизованном государстве, даже если ты защищаешь свою семью. Кровная месть – не оправдание жестокости.
Руки женщины лежали на столе, как и мои, и через некоторое время я заметил, как они начали трястись. Сначала это была легкая дрожь, но спустя минуту ее уже всю колотило.
Когда из ее рта пошла пена и стало совершенно очевидно, что Дорман напоил ее тем самым отравленным чаем, который чуть не убил ребенка, все на кухне пришли в движение. Люди возмущались и спорили. Одни убеждали Дормана поскорее вызвать полицию и «скорую», другие его активно поддерживали. Многие стали спешно уходить.
Воспользовавшись неразберихой, я схватил Меллар за руку и выбежал из кухни. В проходах толпились люди, и мои рецепторы сходили с ума. Я выскочил на улицу и остановился, жадно вдыхая свежий ночной воздух. Холодный ветер хлестнул по опухшей скуле, и она стала гореть от боли.
– Рагиль, подожди, – запыхавшись, сказала Меллар. – Если приедет полиция, ты должен дать показания. Ты должен сказать, что пытался спасти девочку…
– Нет! – выкрикнул я. – Нет. Мне надо уходить. Срочно.
Я заметался взглядом по территории, ища выход. Ворота раскрылись, выпуская уезжающих членов Совета. Я потащил Меллар к ее автомобилю. Усадил ее на переднее сиденье и сказал:
– Езжай домой.
– А ты?! Рагиль! Куда ты пошел?
– Я не могу, Меллар… Не могу остаться. И не могу поехать с тобой, – я стал отдаляться от автомобиля, чтобы она не пыталась меня остановить. – Мне нужно спрятаться и обо всем подумать.
Меллар высунулась из открытого окна, сверля меня взглядом.
– Снова хочешь уйти от ответа? Снова ничего не объяснишь? Даже мне?!
Я повернулся к ней спиной, и она закричала:
– Не смей сейчас убегать, слышишь?! – рассердилась она. – Ты должен мне все сказать! Ты должен объяснить, что сегодня произошло! Откуда ты узнал о чае?! Рагиль!
Меллар продолжила звать меня, но я не обернулся на ее крик. Вместо этого я ускорил шаг и вскоре перешел на бег. Оказавшись за воротами, я остановился, пытаясь понять, в каком районе нахожусь, и побежал в ту сторону, откуда доносились запахи машинного масла и выхлопных газов.
Через некоторое время мои легкие начали гореть, потому что я уже долгое время не сбавлял скорости и не останавливался. Меня гнали страх неизвестности и ощущение, что земля окончательно провалилась под ногами. Я не думал о девочке, которую удалось спасти, о Дормане и о правильности его поступка, о той женщине, которая уже, скорее всего, мертва. Я думал только о том, как мне убежать.
Но бежал ли я от Меллар или от самого себя? От того, какой я есть и каким никогда не хотел быть? Наверное, от всего вместе. Я совершенно точно не мог совладать с реальностью, которая обрушилась на меня сегодня. И все, что я мог, – это бежать.
Глава 8. Дар или проклятие
Рагиль
Мне снился сон. Мы с Меллар участвовали в каком-то маскараде, и после танцев все вывалились на улицу. Под гротескно большим и сплошь покрытым золотом дворцом, как водится, был сад, а в саду – лабиринт. Толпа буквально внесла нас в него, и все начали бегать и метаться, ища то друг друга, то выход. Мы с Меллар тоже потерялись, разлученные потоками людей. Я слышал, как она зовет меня, но этот зов становился все тише, пока совсем не слился с шелестом кустов.
Внезапно все пропали, и я остался один. В полной тишине я стал бродить вокруг в поисках выхода. Мой нюх мне не помогал. Я шел и шел, и вот, когда почудилось, что где-то рядом спасение, передо мной выросла стена, сплетенная из толстых веток. Тупик. Я оказался в тупике.
Когда я проснулся, то не мог перестать думать об этом сне. Он был настолько ярким, что на некоторое время вытеснил даже тяжелые воспоминания о прошедшем дне. Ощущение, что я в тупике, хлынуло из сна в реальность и завладело мной. Казалось, последние несколько месяцев я только и делал, что пытался куда-то прийти, что-то найти. Но этот путь никуда не приводил. Может, потому, что у меня не было ясной цели? А может, тупик лишь в моей голове?
Я достал из-под кровати чемодан и раскрыл его. Верхняя крышка с грохотом упала на пол, обнажая пустое нутро, покрытое синей полосатой тканью, местами поеденной молью. Да, давно я не выводил его в свет. С тех самых пор как приехал в Айхенлин.
Часы показывали полдень. В любую минуту ко мне может постучаться полиция по поводу происшествия в доме того человека – Дормана. Если они до сих пор не сделали этого, то только потому, что завалены работой из-за наркотика. Но я тоже оказался замешан в истории с наркотиком, а значит… значит, за мной придут. Рано или поздно.
Подумав об этом, я подошел к комоду, выдвинул нижний ящик и достал из-под стопки теплых свитеров папку, перевязанную бечевкой. Ее я тоже не открывал после приезда в Айхенлин. Здесь было все, что касалось моего статуса неприкосновенности и проекта «Новое поколение». Это мне пригодится, если меня попытаются задержать.
Положив папку в портфель, я открыл шкаф и стал вытаскивать одежду. Все в один чемодан не помещалось, поэтому пришлось выбирать то, что мне понадобится на первое время. Остальное придется оставить здесь. Я вспомнил квартиру Кавы, перевернутую полицейскими верх дном, и мне стало так жаль свои вещи. Мебель, которую я так долго искал. Книги, которые собирал для своей библиотеки. И даже совершенно не утилитарные предметы вроде зонтика-трости с солидной деревянной ручкой в форме волчьей головы, который я выиграл в каком-то споре еще во времена студенчества. Это все составляло мой мир. Единственный мир, в котором я чувствовал себя в безопасности.
Да к черту все!
Я кинул в чемодан рубашки и хлопнул дверью шкафа. Надо уезжать. Ничего хорошего меня в Айхенлине больше не ждет.
Защелкнув чудом не заржавевшие металлические замки и скрепив чемодан ремнями, я поставил его в гостиной и пошел умыться. Если полиция первым делом вломится в ванную, она и не догадается, что я сбежал, ведь тут все останется на своих местах: зубная щетка, порошок и мыло без запаха.
Я обрызгал водой шторку для ванной, решив, что будет лучше, если она тоже повисит мокрой, как будто я все еще незримо здесь. Промокнул полотенцем лицо и посмотрел на себя в зеркало, разглядывая огромный синяк на разбитой скуле.
– И что она во мне нашла…
Внезапно меня накрыла бездонная тоска. Нет, нельзя думать об этом. Меллар лучше без меня. У нее есть любящие родители, есть друзья, есть охрана, в конце концов. Я ей совершенно не нужен. От меня одни проблемы.
И стоило подумать об этом, как раздался громкий стук в дверь. Я тут же принюхался. Нет. Нет-нет-нет… Зачем?!
Пока я отрицал реальность, в дверь уже не просто стучали – по ней со всей силы барабанили.
– Всполошит же всех соседей…
Я подбежал к двери и распахнул ее. Меллар влетела внутрь и сразу процокала в зал на своих каблуках, не сказав ни слова. Я выглянул в коридор, убедился, что шум не привлек лишнего внимания, и закрыл дверь. Постоял немного на месте, собираясь с мыслями. И направился в комнату.
– Какой чемоданище выставил! – нарочито дерзко сказала она. – Куда-то собрался?
Я не сразу нашелся с ответом, засмотревшись на Меллар. Она положила локти на спинку дивана, выставив на обозрение оголенные плечи и декольте. На губах ее горела красная помада.
– Я уезжаю из города, – сообщил я, прислонившись к дверному косяку.
– Не раньше, чем ты мне все объяснишь. – Она небрежно провела руками по спинке дивана, поглаживая ткань. – Сегодня я не уйду без ответов.
Да, стоило догадаться об этом, когда она снова появилась передо мной в красной помаде. Как в нашу первую встречу. Меллар нужны ответы, но не я сам.
И почему бы не дать ей то, чего она хочет? Пусть это будет прощальным подарком. Когда она узнает правду обо мне, ей будет проще забыть об этом странном месяце, когда мы поддались взаимному влечению, и примириться с тем, что мы больше не увидимся.
Я прошелся по комнате, собираясь с силами, и встал у комода. Провел рукой по волосам. Нашел точку для взгляда. Выдохнул. Как в ледяную воду ухнуть.
– Так и быть, я все тебе расскажу, – начал я. – Ты ведь знаешь о проекте «Новое поколение»? Ты намекала мне об этом в Корпусе. – Меллар кивнула. – И ты думаешь, что я один из тех двоих детей, на которых генетические эксперименты не сказались. На самом деле мне надо говорить только за себя: я ни черта не знаю о втором ребенке, даже его имени. Только то, что он существует. И как раз на меня эксперименты оказали определенное влияние. Я не совсем здоровый человек, Меллар.
Она спустила руки со спинки дивана и положила их на колени. Ее лицо выражало мрачное ожидание. Было во взгляде и немного беспокойства. Красная помада больше не кричала.
– Я… уф, как же это сказать! Я… у меня…
Сердце заколотилось.
– Расскажи, как ты спас вчера девочку, – подсказала Меллар.
– Да, девочку. Что ж. Дело вот в чем. Я сидел в какой-то комнате с камином и роялем и учуял запах чая. Он показался мне странным. Знаешь, таким, с кислинкой. Я пошел по его следу и вышел к той кухне.
– Пошел по следу…
– Да. Не перебивай, пожалуйста. На чем я остановился? Пришел я в ту кухню и увидел, как девочка собирается отхлебнуть чая. Того самого, со странным запахом. Она застыла, удивленная моим вторжением, и за эти миллисекунды мне пришла догадка, что именно с этим чаем не так, почему он пахнет кислотой. Я понял, что это отрава. И я… я выбил кружку из ее рук. А дальше ты сама все видела.
– Как ты почувствовал запах чая, находясь в другой части дома? – спросила Меллар, хмурясь.
– Дело в моих генах. Они были изменены в результате экспериментов. И я родился таким. Мой нюх лучше, чем у людей. И чем у животных, наверное.
– Насколько лучше? Ты можешь чувствовать запах чая, находясь далеко от него?
– Не только чая, а практически чего угодно. Главное, чтобы запах был достаточно летучим. Я могу рассказать, что едят соседи за стенкой, могу издалека ощутить приближение машины, могу по остаточным следам запахов описать людей, которых никогда не видел. Могу в принципе распознавать человеческие ароматы: как их собственные, так и те, которые они создают сами, например, любимыми духами или впитавшимся в кожу никотином от долгого курения сигарет.
– Это какая-то фантастика… – проговорила Меллар, и нотки восхищения в ее голосе меня насторожили.
– Нет-нет, подожди. Ты, наверное, думаешь, что это здорово – иметь такие способности. Но я расплачиваюсь за них каждый день! Я живу с этой информацией и никак не могу от нее избавиться! Ты можешь закрыть окно и не слышать, что происходит на улице. Ты можешь надеть очки и скрыться от слепящего солнца. Но запах ты контролировать не можешь! Он приходит раньше всех, раньше любого знака и сигнала, проникает в любые щели и тут же оказывается у меня в носу, заполняя пазухи и раздражая рецепторы.
– Но Рагиль…
– Не перебивай меня! Ты должна знать все, Меллар, чтобы ты себе не надумала того, чего на самом деле нет. За обоняние, – я указал пальцем на голову, – отвечают миндалина и гипоталамус, и они же связаны с памятью и эмоциями. Запахи, которые в меня проникают, управляют моими эмоциями и моим физическим состоянием, потому что мой мозг не может обрабатывать столько сигналов. Он, в отличие от рецепторов, ставших сверхчувствительными, не изменился! Ты понимаешь? Нет, наверное, я слишком сложно объяснил…
– Рагиль, – Меллар подошла вплотную, и мой взгляд сразу же примагнитился к ее лицу. К чистой бархатной коже, которую так и хочется погладить. К полным губам с четкой, подчеркнутой помадой линией. И к волосам, пахнущим как самый сладкий нектар. Ее-то природа сделала совершенной. – Я понимаю, что твой дар доставляет тебе определенные трудности. О многих из них мне только предстоит узнать, прожить их вместе с тобой. Но ведь его можно использовать на благо людей.
– Его? Мой нюх?
– Твой дар!
– Да почему ты называешь это даром?! Это проклятие, Меллар. Проклятие, лишившее меня нормальной жизни. Карьеры. Друзей.
Меллар помотала головой.
– Это ты лишил себя всего этого, а не твои способности. Ты и твое желание закрыться и спрятаться. – Она бросила взгляд на чемодан. – Убежать.
Я потер шею, чувствуя необходимость куда-то деть руки.
– Только представь, сколько пользы ты мог бы принести. Ты можешь… можешь делать научные открытия! Можешь массу интересного рассказать людям, описав запахи, которые им недоступны. Можешь помогать полиции находить преступников. Столько дорог перед тобой и столько твой дар дает возможностей, которых нет больше ни у кого!
У меня внутри все ходило ходуном. Я не ожидал, что Меллар поймет мою проблему, но я и помыслить не мог, что она все вот так перевернет!
– Эти возможности существуют только на словах, реальность же обходится со мной по-другому. Этот мир мне не подходит, как ты не понимаешь! Как не подходит он карликам, для которых все неудобное и громадное, или глухим, которые живут только в пространстве жестов. Я тоже не создан для этого мира: он приносит мне одни мучения!
Меллар взяла мое лицо в ладони и заставила смотреть на нее. Ее глаза источали огонь, став жгуче-карими.
– Ты думаешь МНЕ этот мир подходит?! Мир властолюбивых самцов, в котором женщина может играть только строго определенную роль? Он никому не подходит! Вся жизнь – это вызов. И можно бежать от него, как делаешь ты, но так ты никогда не узнаешь, что у тебя внутри. Не узнаешь, кто ты есть, пока не встретишь этот вызов с распахнутым забралом, подготовленным и вооруженным. Рыцарь ниже короля, но он танцует с королевой на балу, если выиграет турнир. Мир можно перевернуть вверх дном, если пожелаешь. Можно найти свое место и быть счастливым. Можно сражаться, можно искать, но нельзя бездействовать! Ты познаешь и создаешь себя в своих поступках, Рагиль. И пока ты не сделал все, что возможно, чтобы жить в этом мире, ты не имеешь права, слышишь меня, не имеешь никакого права говорить, что он тебе не подходит!
Мы стояли друг напротив друга, тяжело дыша. Она не справлялась с дыханием из-за своих эмоций, а я – из-за ее запаха, усиленного бешеным пульсом. Ее сердце гнало по венам кровь, заставив щеки порозоветь, ладони стать совсем горячими, а аромат зазвучать с новой силой. Я больше не мог себя сдерживать. И я поцеловал ее.