В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Книга 2. Том 2. Обвал
– Чья это мастерская?
– Это неважно… известного художника.
– Ты его любишь?
Таня легко пожала плечиком.
– Нельзя спать с человеком и не любить его.
Я посмотрел на неё, могла бы и не говорить, это и так ясно.
– Идём? – сказала Таня.
Мы вышли и спустились уже другой дорогой к метро, и тут Таня заплатила за меня, вернее дала мне свой единый, а сама подошла к кассе и купила мне там билет, войдя, отдала его мне, это тоже был единый проездной.
– Я мог бы и сам купить.
– Купишь. В следующем месяце себе и мне, – и подмигнула. – А это от меня подарок с переездом в новый город.
– Я думал, ты на метро не ездишь.
Таня засмеялась.
– Что ты из меня какую-то куклу гламурную делаешь? Каждый день туда-сюда на машине не наездишься, да и нет её у меня.
– Что у вас с Лиргамиром нет машины?!
– У Марка есть, но ему бывает надо.
– Ты часто с ним ездишь?
– Часто… а ты мотоцикл купи, будем ездить ещё чаще, по пробкам – лучше нет, – улыбнулась Таня, мы уже выходили из метро, я заметил, на Менделеевской.
Прошли несколько пару кварталов и снова свернули во двор, и вскоре вошли в очередной странноватый дом, на лифте поднялись на самый верхний этаж, но поднялись по небольшой лестнице ещё выше. Здесь Таня позвонила. За дверью играла музыка, какая-то очень знакомая, но я не понял, что.
– Кто там? – спросили из-за двери.
– Это я, Боги, – сказала Таня. – Но я не одна.
А повернувшись ко мне, добавила:
– Любит с голой задницей ходить.
Нам открыл здоровенный парень, атлетичный, прямо богатырь, я мог оценить, потому что он до пояса был голый, футболку держал в руках, да и джинсы только что надел, ремень болтался не застёгнутый. Он немного старше нас, с побритой головой, но с бородой при этом, в его больших голубых глазах искорки, которые не погасли даже при виде меня. Таня легонько поцеловала его в щёку, не давая себя обнять, к счастью руки у него были заняты футболкой.
– Ты один, хотя бы? – спросила Таня, оглядываясь.
– Один. С кем мне быть.
– Да со многими.
– Ревнуешь? – он, наконец, оделся.
– А как же!.. Познакомьтесь, это – Володя Книжник, мой одноклассник, а это Богдан Курилов….
– Тоже одноклассник, – усмехнулся Курилов и подал мне руку. – У тебя большое сердце, Танюшка…
– У меня его просто нет.
Помещение это было такое же, как предыдущее по сути, но это занимало чердак дома, и было даже больше, как-то брутальнее, что ли, кирпич, вытертые кожаные диваны, плакаты на стенах, но запах тот же, скипидар и краски. И музыку я узнал, хотя он и приглушил её, это «Slipknot», и на футболке у него какие-то черепа, а… «Металлика», отлично.
– Боги, у нас к тебе дело.
– Даже дело?
Я оглядывал помещение. Здесь здорово, можно и жить и даже очень комфортно, по крайней мере, мне было бы. И даже все эти полотна, а ещё какие-то электрические штуки, два компьютера зачем-то… вообще всевозможной мухобели здесь было предостаточно.
– Нравится? – заметил Курилов.
– Очень, – признался я.
– Это Таня подарила. Сказала, или возьму подарок или бросит меня. Пришлось взять.
– Отдаришь, когда заработаешь, не сомневайся, – сказала на это Таня. – Не болтай, пьяный, что ли?
– Да рад видеть просто, сразу пьяный… – засмеялся он. – Не пьяный и не пил, мне, чтобы набраться полстипендии спустить надо, накладно.
– Боги, ну не тарахти, мы, правда, по делу. Видишь ли, Володя музыкант, у них группа. И нам нужны плакаты, логотипы… Понимаешь?
– А сама?
– Я тоже сделаю, но я… я их знаю всю жизнь, могу ерунды наделать. А ты… послушай их музыку, я принесла тебе диски.
И Таня достала из сумочки пару наших дисков.
– Что?! «Металл Милиция»?! да ладно… – вдруг восхищенно улыбаясь, воскликнул Курилов, у него даже лицо сразу изменилось. – Книжник… так ты… Ленин?! Ну…
Он поднялся, и ещё раз, с чувством протянул мне руку.
– Ну… слушай, я даже не думал… Танюшка, ну и одноклассники у тебя… это ж… классная группа.
Он тряс мою руку, не отпуская.
– Ну… это я сделаю, Тань, очень быстро. Ленин, если не понравится, Танюшка, вон поправит. Танюшка… ну ты работу мне подогнала, спасибо! А то выставка эта всю душу мне вымотала уже. А это… просто ж радость сплошная…
– Что это тебе выставка вымотала душу? – Таня посмотрела на него.
– Да… инсталляции эти, ты уехала, всё вдохновение пропало, – отмахнулся Курилов. – Это ты, мастер-многостаночник, всё успеваешь, а мы, простые смертные, сдуваемся периодически. Верно, Ленин?
Я пожал плечами и кивнул, у меня не бывало, но я кивнул, чтобы не расстраивать его. Они перекинулись ещё несколькими фразами о его выставке, потом Таня посмотрела на меня.
– Ну, что, идём? Пойдём мы, Боги? – она снова на мгновение прижалась к нему.
– Позвони мне, – сказал Курилов.
– Когда? – спросила Таня уже от двери.
– Завтра.
– Идёт, пока, – и мы вышли.
– Теперь куда пойдём? Что за рейд у нас? Ты, что мне этим хочешь показать, что я не исключительный человек для тебя, а так, среди прочих? – спросил я.
– Исключительный. Причём абсолютно, – сказала Таня негромко.
– Подожди… – я остановил её, развернув к себе за локоть.
– Тогда почему ты… стала такая? Ты уехала тогда, а теперь…
Мы опять спустились в метро и доехали до Китай-города.
– А теперь к кому идём?
– Увидишь, – улыбнулась Таня. – Выпить хочешь?
– Выпить? Нет, не хочу. Ты так и не ответишь?
– О чём?
– О том, почему ты такая стала, почему охладела вдруг ко мне? Потому что я на свидание не пришёл? Ну я пьяный был и…
– Это не так, я не охладела.
– Не так? Ты щас смеёшься?!
Таня посмотрела на меня, мы подошли к какому-то многоэтажному, но уже тоже старинному дому. Господи, ещё визит, не надоело ей?
– Да не пойду я на твоих любовников смотреть! Подумаешь, удивила… Да у тебя их сто должно быть и на каждый день недели… тоже мне… Только мне плевать на это, раньше было плевать, теперь тем более.
Мы поднялись на верхний этаж пешком.
– Лифт часто не работает, «шишки» переехали отсюда, вот и… барахлит и никто не хочет заниматься – сказала Таня, открывая замок большим лопастным ключом.
Дверь большая и обитая железом почему-то, покрашенная той краской, что и стены, она открылась шумновато, мне показалось, скрежещет. Мы вошли внутрь, Таня включила свет, здесь небольшая прихожая.
– От мастерской Курилова у тебя тоже есть ключ? – спросил я.
– Есть, – ответила Таня, проходя дальше.
– А почему не открыла?
– Я же говорила, он голый ходить любит.
– А ты не одна пришла… – продолжил я.
– А я не одна пришла… – невозмутимо подтвердила Таня, останавливаясь посреди большого помещения тоже чердак, но здесь было очень светло, не так как у Курилова и никакой брутальности, впрочем, и миленькой женственности тоже, здесь всё было очень похоже на Танину комнату в Кировске: белые стены, огромные окна, большие и не очень полотна у стен, мольберты, а в окнах, ух ты… ну и вид… крыши домов, шпили, вернее, тут не шпили, башни кремлёвские, в вон и ещё недостроенный Храм Христа Спасителя…
– А это чья резиденция? – спросил я.
– Моя, – сказала Таня, улыбаясь, и взялась за пуговки на лифе платья. – Нравится?
Меня обдало жаром, даже колени, будто она плеснула на меня.
– Нравится?.. – я подошёл ближе, ещё не вполне уверенный, что можно. – Ещё бы…
Таня чуть-чуть развела расстёгнутое платье, поднимая руки мне на плечи. Шёлк её платья такой мягкий…
В окна смотрело и небо, и город, казалось, это два глаза реальности смотрят на нас. С большого кожаного дивана мы свалились на пол и так и остались на нём, стянув сюда плед.
– Так зачем ты меня по мужикам своим водила?
– Хотела, чтобы ты… всё знал, чтобы… не возненавидел меня после, когда узнаешь. Лучше знать сразу, кто перед тобой.
– То есть ради меня ты от них не откажешься?
– Отказалась уже, – сказала Таня.
– И от Марка уйдёшь?
Мне хотелось услышать, что она скажет тоже, но она сказала иначе. Села и освещая всё вокруг своей сияющей красотой, проговорила:
– Давай мы… сразу решим, как говорится, на берегу. Ни ты, ни я не созданы для того, чтобы в кругу семьи вечера встречать за котлетами с пюрешкой, под просмотр телепрограмм и обсуждение новостей на работе и в школе у наших детей. Быть может, тебе это и сможет создать твоя жена и твои дети, но не я.
– Ты не хочешь сидеть со мной под абажуром и есть пюрешку? – улыбнулся я, протягивая руку к её груди, отводя спустившиеся как свет волосы на неё. Когда-то она стеснялась своей наготы, теперь нет, теперь она свободна…
– Очень хочу… – Таня отвела мою руку, соединив свои пальцы с моими. – Но… это… какая-то другая реальность, Володь… Мы то, что мы есть. Ты музыкант и тебе нужны зрители, поклонницы, визги, дикость, драки за автографы.
– А тебе? Все эти мужчины?
– А мне нужна свобода.
Я сел тоже и так же сложил ноги как она, почти по-турецки.
– Я понимаю. Но я хочу быть с тобой всегда, всегда хотел и… когда я встретил тебя в Питере… когда увидел… я бежал за вашей машиной от Кировского театра до самого «Англетера», и я… побегу за тобой, куда угодно. Даже если ты этого не захочешь. Чтобы хотя бы видеть тебя.
Таня посмотрела на меня, губы заиграли усмешкой.
– Я фотку тебе подарю, хочешь? – прыснула она. – С автографом… Ну а чё? Я тоже хочу быть знаменитой…
Я засмеялся и повалил её на спину, целуя.
– А ты и станешь, будут говорить все:
– Гляди-ка, какая классная чика! Это жена Книжника, то есть Ленина.
– Крупская!..
Мы хохотали и смешили друг друга ещё, снова легли на диван, где толстые кожаные подушки, собираясь уснуть, и снова занимались любовью.
– Здесь ещё помещение есть, надо спальню оборудовать, – сказала Таня.
– С кроватью, наконец… – засмеялся я.
Глава 5. Боль и оперетка
– Сынок, как твои дела? – улыбнулась мама, встречая меня сегодня одного, хотя мы собирались с Таней вместе заехать за ней и втроём после на дачу, туда же приедут и танины родители, чтобы всем вместе провести выходные. И что теперь получалось, я один буду в их компании? Хотя бы Платон с женой тоже поехали, но нет, оказалось, что самого Платона нет, куда-то отправился в срочную командировку. Какая командировка?! Всё враньё, мне кажется, что оба они, Таня и Платон так похожи, как не предполагают даже сами. Их не удерживает ничто и никто…
Её нет два дня, завтра День Победы, я мог бы найти её, я бы отыскал и очень быстро, я знаю, где она может быть, но я не стал, застать снова голого Книжника, этого я уже не выдержу. Мне оставалось только ждать, пока я понадоблюсь ей для чего-нибудь. Такое не случалось раньше, но тогда всё было по-другому. Тогда я знал, что она вернётся. А теперь… нет, я не думаю, что она уйдёт в Книжнику, хотя он расскандалился со своей семьёй, даже с родителями, и о причине гадать не надо… Я знаю, что она не уйдёт, это очень глупо, а Таня не глупая, но… Одно дело знать, что тебя не убьёт падающая звезда, и совсем другое не бояться этого, знать, как это глупо, этот страх, понимать, что этого не произойдёт, и всё же думать, что она летит прямо тебе в темя…
– Ты как-то изменился, – сказала мама, погладив меня по щеке. – Всё в порядке? Ты… не болен?
– Болен? С чего это ты взяла… нет-нет, я здоров.
– А… Таня? Она приедет?
– А… да, да, конечно, – растерялся я, не ожидал, что мама спросит.
– Это хорошо. Когда её выставка?
– В июле. Но у неё ни черта не готово. Сама говорит, что выставлять нечего. Не представляю… всегда всё в последний момент. Она даже за границу едет, каждый раз собирается в последние полчаса, невозможный человек… Зато, чтобы вот на дачу с родичами, будет сарафанчик выбирать полдня, с панамкой и какими-нибудь босоножками, или кедами, чтобы они провалились, когда она надевает их, мне кажется, она ещё в седьмом классе…
– Ты любишь её, – улыбнулась мама.
Я вздрогнул, мы не обсуждали чувств ещё никогда.
– Да-да, мы очень любим друг друга, – поспешил сказать я.
– Конечно-конечно, – покивала мама, всё с той же улыбкой. – Но ты любишь её. Я тогда ещё поняла, когда ты привёл её на дачу ровно пять лет назад, ты сам тогда ещё не понимал… А отец сразу почувствовал, так и сказал мне: «Ну вот и девочка нашлась для нашего мальчика».
– Я… – мне стало неловко, хотелось как-то отвлечь её от этой мысли, будто она пытается вмешаться или обсуждать это со мной.
Но нет, мама вовсе не была тем человеком, который полезет в душу. У отца она этому научилась или сама была такой, поэтому они были такой счастливой парой, но мама сама закрыла тему, доставая зелёную папку из ящика стола.
– Да, это список компаний, интересующихся инвестициями. И… сибирские заводы выставлены на торги, ты слышал?
– Я даже слышал, кто их покупает… Их скоро не будет.
Мама лишь пожала плечами.
– Ни я, и ни… словом, никто не сможет помешать, всё решено и куплено уже… повыше нас, – она нахмурилась, остывая, и я удивился в который раз, как быстро у неё меняется лицо от мягкой женской улыбки, сделавшей её лицо, её губы розовыми и выпуклыми и тем, как они побледнели и застыли. – Так… который час?
Мама поднялась из-за стола, этот громадный стол я помню всю жизнь, у него резьба, зелёное сукно на столешнице, которое пришлось заменить, когда я в третьем классе опрокинул чернильницу. Да, и чернильница до сих пор существовала, и в ней до сих пор были чернила, фиолетовые, паркер…
У мамы затренькал телефон, она взглянула на экран и сказала мне, прежде чем ответить:
– Это Олейники, значит, машина доехала за ними. Можно выходить. Таня приедет сразу на дачу?
Я не успел ответить, как у меня тоже зазвонил телефон. Удивительно, но это была жена Платона, Вика.
– Марк? Ещё не поздно присоединиться к вам?
– Ты одна?
– Почему же? – удивилась Вика.
– Разве Платон не уехал?
– Нет, там отменили что-то.
Ну что ж, хоть что-то, Платон, и даже его жена, которая была как раз из тех женщин, что вызывали у меня стойкое отвращение, хотя, кажется, она старалась достичь как раз обратного, и думаю, не раз заметила своему мужу, что я настоящий педик, потому что не проявляю к ней интереса, но даже эта Вика лучше, чем ничего, особенно как «нагрузка» к самому Платону.
Не успел я сказать маме, что Платон тоже поедет, как позвонили в дверь. Обычно мы сами не открывали, но сейчас прислуга отправилась на дачу, чтобы устроить там всё для праздника, ведь планировалось, что мы пробудем там этот день и следующую ночь, а с утра все сразу поедут на работу. Я не сразу вспомнил, что кроме нас с мамой дома никого нет, поэтому пришедшему пришлось позвонить ещё раз, прежде чем я отправился открыть. И это оказалась Таня, с распущенными волосами, в сарафане со смешной вязаной кофточкой с «жуткими розочками», носочках и каких-то невозможных тапочках. Я задохнулся…
– Ох, слава Богу, я думала, не успею… ты… что так смотришь? Марк, ну… не обижайся, у меня телефон разрядился, – она улыбнулась, но как-то нерешительно и это так… возбудило меня, что захотелось тут же и прижать к стене… как слабость возбуждает, надо же, я не думал…
– Маркус, кто там? – мама вышла в прихожую. – О, Танюша, ну, как раз, машина внизу, пошли? Здравствуй, милая!
Таня приобняла маму, она завела эту привычку обниматься с мамой при встрече, и притом, что Таня выше ростом, но настолько тоньше мамы, что когда они обнимались, казалось, что Таня исчезает там где-то в маме.
Когда мы выходили, Таня шла впереди, мама похлопала меня по плечу и у неё опять появилась та же улыбка…
В машине Таня сидела возле меня, касаясь меня бедром, а я думал, какие трусики там на ней, потому что лифчика, конечно, никакого не было, и это подтверждалось тем, как свободно колыхались её груди под шёлком и «розочками», я не смотрел, но я видел. Я положил руку на её бедро, хотелось касаться её, чувствовать тепло её кожи, напряжение мышц, Таня посмотрела на меня, улыбнувшись, и накрыла своими пальцами мою ладонь, не позволяя больше трогать себя, или напротив, ободряя, но я так наэлектризован, что это только раздражает меня, поэтому я сжал пальцы, тогда она развернула мою руку, сцепляя свои пальцы с моими. Мне очень многое хотелось сказать ей, во мне пузырились и злость и вожделение… Господи, как хорошо я жил без этого…
Когда мы приехали, выяснилось, что все уже здесь и очень рады видеть нас, на стол уже накрывали, я заметил, что Платон странным образом раздражён, и, похоже, причина в Тане, что было необычно, потому что вообще они очень ладили, становясь рядом похожими как близнецы. Вот это уже становилось интересно, и я спросил Таню об этом, пока накрывали на стол, и мы ушли с ней, пройтись, а Вика, мама и Лариса Валентиновна болтали и смеялись, вызывая улыбки у мужчин. Таня посмотрела на меня.
– Я… разочаровала его немного, – она слабо улыбнулась, опуская ресницы, оттого, что на ней совсем нет макияжа, она кажется ещё более юной.
– Не его одного, верно? – злясь, сказал я.
– Ты разочарован? – усмехнулась Таня. – Что ж, я очень рада, хоть кто-то разочаровался.
Ну нет…
– Хоть кто-то?! Ну конечно, ты так привыкла очаровывать, и я, увы, очарован слишком сильно, как… дурак… Это так глупо, что…
– Ну ладно тебе, Марковкин, что за драма? Очарование, разочарование… это не наш с тобой стиль.
Я разозлился так, что схватил её, прижимая к толстому стволу сосны.
– Да ты что, увидят… – тихо вскрикнула Таня, упираясь мне в плечи.
– Пусть увидят, мы, кажется, женаты… – задыхаясь, забормотал я, сжимая её. – Или все твои знают, какой я гадкий гомосексуалист, а наш с тобой брак чистая фикция?
– Фикция? Что ты плетёшь… когда это он стал фикцией?! Да ты что… Господи… – она с усилием вытянула руки. – Теперь, по-моему, наш брак стал… сплошной фрикцией…
– Поцелуй меня… поцелуй меня! – сходя с ума, шептал я и тянулся к ней, а она продолжала пытаться отодвинуть меня.
– Перестань… перестань, Марк, ну… что ты, как… да у меня месячные! Стой…
Действительно, у меня на пальцах оказалась кровь. Это остановило меня только на миг, просто от неожиданности.
– И что? Я умру, если мы сделаем это? Или ты умрёшь? Что такого…
Но тут нас позвали от дома, в ещё пустом лесу голоса раздавались гулко с эхом. Пришлось отпустить её, потому что на нас смотрели, усмехались, переговариваясь.
– П-прости, я…
Мы пошли рядом, Таня пыталась поправить платье.
– Ты… мне кажется, мы были намного счастливее, когда…
– Когда мы не трахались? – зло сказал я, потому что каждый шаг причинял мне боль, ходить с эрекцией, особенно с такой длительной, не слишком удобно. – Может, ты хочешь, чтобы я тоже нашёл себе для этого кого-то другого? Парня, например?
– Это твоё дело.
Я зло развернул её к себе за локоть.
– Моё? Ты отказываешься от меня?! Всё, твой герой приехал в Москву и я больше не нужен… – я отпустил её, останавливаясь и переводя дыхание, чувствуя какую-то слабость. – Прости, я веду себя как баба…
– Да нет… – выдохнула Таня. – Это я… неправа. Но всё это как-то… обременяет.
Мы снова пошли к дому мимо пруда, куда ещё не прилетели утки, возвращающиеся сюда каждое лето.
– Когда-то твой отец на этом месте говорил мне, что он бесчувственный человек, что он никого не любит, а это было не так. Он очень любил тебя и Наталью Ивановну, и родителей тоже любил… Вот так и ты ошибаешься на свой счёт, что ты асексуален, как ты говорил когда-то.
Ох, ну только сеанса психоанализа мне и не хватало.
– Тань, я абсолютно асексуален, в том, что касается всех людей на земле, кроме тебя. Я как ключ, который подходит только к твоему замку. Без тебя я бессмысленный кусок металла, который просто надо выбросить.
– Может ты поэт, Марковкин? «Я поэт, зовусь я Цветик»… Сбавь обороты, правда, я… мы с тобой… я не знаю, открыли новую главу нашей жизни, и я… я теряюсь, как и ты. А… Володя…
– Ты так любишь его, что это заставляет тебя меня мучить? – выпалил я дрогнувшим горлом.
– Я не понимаю, почему ты вдруг взялся мучиться.
– Я сам этого не понимаю.
Таня вдруг остановилась и повернулась ко мне, подняв руку к волосам, её пальцы подрагивали.
– Я… наверное, всё надо было сделать тайно, чтобы ты… я не подумала, что тебя это может взволновать.
Мне хотелось встряхнуть её и крикнуть в лицо: «Да нет у тебя никаких тайн от меня!», но я ничего не стал говорить, пусть пребывает в неведении.
– Ты хочешь развода? Это… наверное, будет правильно.
– Ты хочешь этого, чтобы выйти за него?! – задохнулся я, у меня даже голос осип.
– Я хочу не быть замужем. Когда мы женились, это было главным. Я не хотела быть замужем, и не хочу… Мне нужен был друг и ты был моим другом, но теперь… это стало превращаться во что-то… опереточное и утомительное. Я так не хочу. На это у меня нет душевных сил.
Я остановился, я не мог уже идти.
– Как ты холодна… ты не понимаешь, что… я живой, как и ты! – воскликнул я сквозь задушенное горло.
Таня остановилась тоже и посмотрела мне в лицо.
– С чего ты взял, что я живая? – вдруг без голоса спросила она, бледнея.
– Таня… – вздрогнул я, вспоминая всё, что она рассказала мне в нашу первую брачную ночь, Боже мой, а ведь я всё забыл. Она… сексуальный эльф, не настолько эфемерное создание, как кажется, когда смотришь на неё, и там под этими оболочками в её душе спрятаны и боль, и страх, а я… схожу с ума от ревности, как обычный муж. Но она не обычная женщина, не обычная жена. Она как моё второе я, она всё знает обо мне и всех моих делах, но, главное, обо мне самом.
Она права, она сразу сказала, что ей это не нужно, потому она и вышла за меня, из моей корысти. И какого чёрта я так поглупел, что стал устраивать ей сцены? Мне нужен развод? Она мой единственный по-настоящему близкий человек, и я отталкиваю её?
– Прости меня, – вдохнул я, выпрямляясь. – Я не должен… я не буду больше. Вот прям обещаю и клянусь, никаких Отелло. Ромео более симпатичный персонаж, чем старый мавр…
А Таня вдруг заплакала и, шагнув ко мне, обняла поперёк живота, прижимая лицо к моей груди, вот и, слава Богу, а то – развод, да ты что?! Я обнял её плечи, притягивая к себе, и наклонился к её шёлковым волосам, скользящим у меня под пальцами.
– У тебя есть только один способ успокоить меня теперь, когда я лишился невинности, – прошептал я.
Таня прыснула и засмеялась, тряся плечами, подняла лицо ко мне:
– Так хочешь секса?
– Хочу. И прямо сейчас, – тоже засмеялся я.
Наконец, мы пришли к столу, держась за руки, заключив новый договор. Кто-то пошутил на наш счёт в том смысле, что у нас весна и, похоже, второй медовый месяц, мне так и хотелось им сказать, что не второй, а первый. Вот бы вытянулись лица… Но… эти люди и так знают о нас чересчур много…
… – Что у тебя происходит, Таня? Мне кажется… или ты решила последовать моему совету и, наконец, спишь со своим мужем, как полагается?
– Ох, Платоша, ты такой умный и проницательный, Боже мой, – усмехнулась Таня.
– Вот и правильно. Секс – инструмент, помогающий во всём, но в семейной жизни это первое средство от всех бед.
– Что-то не похоже, что ты этим средством пользуешься, твоя жена производит впечатление неудовлетворённой женщины, – сказала Таня, показав мне глазами, как Вика, оживлённо размахивая руками, что-то рассказывает Марку. Выглядели они при этом так, будто Вика вот-вот пуститься в пляс, а он решает, глядя на неё, просто тукнуть её по темени или достать всё же пистолет. Почему мне пришла в голову эта мысль? Сомневаюсь, что Марк оружие в руках держал когда-нибудь, кроме уроков НВП, и уж точно ни с кем не дрался.
– Ты знаешь, он даже внешне изменился, когда я его видел в последний раз… месяца полтора назад? Давно упражняетесь?
– Ладно тебе! – Таня, смеясь, ткнула меня в плечо острым кулачком.
– Нет, правда?!
И Таня вскочила, чтобы поколотить меня, а я, обхватив её приятную тонкую талию, затащил к себе на колени.
– Так твои рокеры, значит, «явочную» квартиру оккупировали теперь? Мне-то как быть? Снять другую? Ты мне, конечно, все выходные… – сказал я, отсмеявшись.
– Чуть не забыла! – обернувшись по сторонам, достала ключ из маленького карманчика. – На, от мастерской на Китай-городе, помнишь? Только заранее говори, когда вы туда…
– Ясно… слушай, у тебя там даже кровати нет.
– Так купи! – засмеялась Таня. – Раньше там никто не ночевал… Насчёт кровати – шутка, а то купишь какую-нибудь сверкающую страсть, как у вас с твоей Викой дома.
И встала с моих колен.
– Ох, Танюшка, оскандалилась ты… – сказал я, увидев недвусмысленное пятно на неё на подоле сзади.
Таня обернулась, ловко изогнувшись, вот гибкая девочка…
– Ох… ну так и знала… – с досадой проговорила она, разглядывая подол. – Конечно, ведь говорила ему… Господи…