Книга Лабиринт отражений - читать онлайн бесплатно, автор Анна Ольховская. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Лабиринт отражений
Лабиринт отражений
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Лабиринт отражений

В общем, первое, что услышал Димитрис, вернувшись в номер – он лично вынес и выкинул в мусор мешок с вещами, напоминавшими о тюрьме – был его приговор, вынесенный отцом:

– Мы возвращаемся в Лимасол, ты приступаешь к работе в компании и в ближайшее время женишься на той девушке, которую выберем мы с твоей матерью.

– Но…

– Или возвращайся туда, откуда я тебя забрал. Дело всегда можно возобновить, я договорился со следователем.

– Но это же шантаж, отец!

– А кому сейчас легко?

Глава 3

Зал пульсировал в едином музыкальном ритме, в такт ему мелькали лазерные блики на стенах, лицах, потолке – везде. Это гипнотизировало, погружая в иную, параллельную реальность, где не было сессии, забот, проблем и ссор, где правила бал легкая эйфория от пары выпитых коктейлей, а рядом был он – Никита. Все остальные словно растворились, исчезли, даже Милка.

Только его глаза, только его руки, поначалу нежно обнимавшие, только его дыхание возле уха – иначе в грохоте музыки не расслышать, только его слова, от которых так сладко замирает сердце и становится так хорошо, что хочется плакать. И первый поцелуй – здесь же, при всех, во время танца. Поцелуй тоже нежный, по сути – соприкосновение губ. Но сердце заметалось в груди пойманной птицей, и Алина прижалась к груди парня, пряча счастливую улыбку.

Потом они вместе, обнявшись, вернулись к сдвинутым столам, где праздновала окончание третьего курса их группа. Их встретили аплодисментами и веселыми выкриками, суть которых сводилась к одному: «Наконец-то! Три года друг на друга только смотрели, придурки!».

А лучшая подруга Милка даже шампанского им налила и, дурачась, завопила «Горько!».

Шампанское после коктейлей было лишним, это Алина поняла, когда ее замутило. Она поднялась, пошатываясь:

– Хочу на свежий воздух, подышать.

– Пойдем, – с готовностью подхватился Никита.

– Ага, конечно, подышать, – Мила многозначительно усмехнулась. – Это сейчас так называется. Алька, ты поосторожнее дыши, а то залетишь некстати.

– Милка! – и снова эти дурацкие щеки, снова раскраснелась, как дурочка.

– Не обращай на нее внимания, это она от зависти, – рассмеялся Никита, обнимая Алину. – Пойдем на террасу, здесь действительно душно.

– Было бы чему завидовать! – выкрикнула им вслед Мила, стараясь выглядеть насмешливо-равнодушной к происходящему.

Хотя на самом деле в душе булькала и пузырилась черной смолой ревность. Ей тоже нравился Никита, и она, в отличие от заучки Линки, недотрогу из себя не строила, не раз сама подкатывала к симпатичному парню, приглашала на свидание. Но для него словно свет клином сошелся на Некрасовой! Миле порой хотелось, чтобы Линка просто исчезла куда-нибудь, чтобы не было ее! А с другой стороны – кто будет за Милу курсовые писать?

Впрочем, еще не все потеряно. Сейчас, после сближения этой парочки, самое время сделать так, чтобы Линка сама порвала с Никитой. Она же, дурища, искренне верит в честность и порядочность, и вряд ли простит измену – с учетом ее семейной истории. Сама же рассказывала, как тяжело ей дался развод родителей и амурные похождения папашки.

Мила внимательнее присмотрелась к клубной публике и довольно быстро выделила того, кто снабжал посетителей веселенькими таблеточками. Проверила деньги в кошельке – должно хватить.

Куда и зачем отправилась Мила Свириденко, оставшимся за столом ребятам было безразлично. Они пришли веселиться – они веселятся, каждый по-своему. Немного раздражали, правда, бесконечные телефонные трели из сумочки Некрасовой. Раз за разом, с перерывом с пять минут. И кто там такой надоедливый?

* * *

Светлана, в очередной раз выслушав унылую мелодию безуспешного вызова, швырнула смартфон в угол дивана и помассировала виски. Помогло мало – голова болела все сильнее. В последнее время это случалось нередко – стоило понервничать, и виски словно раскаленным железом пронзало.

Ну а как тут не нервничать, если на часах уже одиннадцать, а младшей дочери дома до сих пор нет?! И на звонки не отвечает!

К головной боли добавилась тяжесть в области сердца. Светлана снова схватила телефон, приговаривая вполголоса:

– Совсем о матери не думает, бессовестная! Вот уж от кого не ожидала!

– А от кого ожидала? – из своей комнаты вышла Снежана. – От меня, конечно же?

– Не начинай! – раздраженно отмахнулась Светлана, слушая монотонные гудки. – Не до тебя сейчас! Да что ж такое-то! Не знаешь, в какой клуб она пошла?

– Не знаю и знать не хочу, – фыркнула старшая дочь. – Я в ванную, надолго, имей в виду. Хочу в пене полежать.

– В пене?! Тебе реально все равно, что случилось с сестрой?

– Ничего с ней не случилось, отстань от нее! Вырвалась девка наконец-то на свободу, выпила, небось, развезло с непривычки, расслабилась, как и собиралась. Ну а там и Никитос, уверена, не растерялся. В некоторых ситуациях, маменька, – ехидно ухмыльнулась Снежана, – не до телефонных звонков.

– Не смей! – Светлана вскочила с дивана, судорожно зажав в руке смартфон. – Алина не такая, она честная и порядочная девочка, не то, что…

Спохватившись, замолчала, но было уже поздно. Снежана криво усмехнулась, голубые глаза словно инеем подернулись:

– Ну что же ты замолчала, мамочка, закончи фразу. Не то, что я? Неудачная проба пера, так сказать, первый блин комом? Не такая умная, не такая красивая, не такая послушная – просто не такая, как тебе хотелось бы?

– Нет, я не это имела в виду…

– Это, мамочка, это. На меня ты рукой уже махнула, я понимаю, да и не особо возражаю – уж лучше так, чем твоя гиперопека Альки. Ты же ей вздохнуть не даешь, на коротком поводке держишь, не хочешь, чтобы у нее личная, своя, не подконтрольная тебе жизнь появилась! Тебе надо, чтобы хотя бы Алька осталась старой девой и всю жизнь провела рядом с маменькой, угождая и прислуживая!

– Снежана, остановись! – Светлана с ужасом смотрела на раскрасневшееся, перекошенное лицо дочери.

– И не подумаю! Сама без мужика столько лет живешь, а теперь гробишь и нашу жизнь! Завидуешь нашей молодости! Ай!

Звук пощечины вдребезги разбил тишину квартиры. Снежана отшатнулась, прижав к щеке ладонь, пару мгновений странно смотрела на мать, затем развернулась и молча ушла в ванную, захлопнув за собой дверь.

Светлана замерла, бездумно рассматривая свои руки. В душе больше не полыхало, остался только пепел. Серый, сухой, пачкающий все вокруг. Никогда прежде она не била дочерей, ни разу.

Как же они пришли к такому?

* * *

Поцелуи становились все глубже, голова кружилась все сильнее, руки Никиты утратили мягкую нежность, став настойчивыми и даже развязными.

Алина оттолкнула от себя разгоряченного парня:

– Не надо, прекрати!

– Почему? – глаза Никиты словно масляной пленкой покрылись, в них не было мысли – только желание. – Я так долго ждал этого… Иди ко мне, у тебя такие сладкие губы… Не надо, не застегивайся… М-м-м, какая упругая грудка!

Рука парня снова хозяйничала там, где нельзя. Вернее, можно, но не так, не на террасе клуба, куда в любой момент могут зайти. И не впопыхах, спьяну, грубо…

Ведь так все хорошо началось, там, в клубе, на танцполе. И здесь продолжилось, они целовались с Никитой так, что дыхания не хватало, а бешеный стук сердца заглушал доносящийся из клуба рев музыки.

А потом Никиту словно подменили. Нежный и чуткий принц превратился в какое-то животное!

Алина попыталась снова оттолкнуть окончательно потерявшего голову парня, но он был сильнее. И вел себя все наглее, уже и платье задрал, и вторая рука повела себя совсем уж бесстыдно!

– Ну что ты, что ты, Алиночка, не бойся, я же тебя люблю, ты будешь моей, только моей, – хрипло бормотал Никита между поцелуями. И вдруг взвизгнул, прижав руку к носу. – Ты офигела?!

– Сволочь! – Алина впервые в жизни разозлилась вот так, до искр в глазах, когда разум уступает место эмоциям и именно они заставляют действовать.

В данном случае – укусить перевозбужденного парня за нос. Это настолько шокировало Никиту, что весь его запал с треском лопнул. И, совершенно не к месту в голове зазвучал голос Пятачка из старого, времен детства родителей Никиты, мультика: «Интересно, а что это так бумкнуло? И куда подевался мой воздушный шарик?».

А бумкнула, похоже, его так долго ожидаемая мечта… Алинка, центр его мыслей и желаний, девушка, о которой он мечтал вот уже три года, надеялся, что у них когда-нибудь все получится! Заставившая сердце танцевать радостную джигу, когда он впервые коснулся ее губ, когда захлебнулся от счастья, от понимания – получится, все получится, он ей тоже нравится!

Эта девушка смотрела сейчас на него с обидой и презрением. И хотелось провалиться сквозь пол, а еще лучше – отмотать время назад, хотя бы на полчаса… Но увы, это невозможно. Оставалось только промямлить:

– Алина, прости, я…

– Ты! – карие глаза девушки яростно сверкнули. – Ты животное! Не подходи ко мне больше! Никогда!

Алина развернулась и, на ходу поправляя платье, вышла с террасы. Никита еще какое-то время постоял, подставив разгоряченное лицо легкому ветерку, а затем медленно побрел следом.

За столом Алины уже не было. Как и ее сумочки. Ушла. Да что ж он за дебил такой! А может, надо догнать, объясниться? Ну или хотя бы проводить, пусть и не рядом идти, чтобы знать – она добралась домой, у нее все в порядке.

Никита начал пробираться сквозь танцующую толпу к выходу, но был перехвачен Милой. Она оттащила парня обратно к столам, прокричав ему на ухо:

– Дай ей успокоиться! Сейчас Линку лучше не трогать, поверь!

– Я хотя бы провожу, поздно ведь.

– Она такси вызвала, я слышала. На вот лучше, выпей еще, легче станет, – Мила протянула Никите бокал с вином.

Незаметно бросив туда маленькую таблетку.

Глава 4

Николас Ифанидис устроился в удобном кресле с бокалом коньяка в руке. Собственно, коньяка там было, как и положено, треть бокала, чтобы, согрев в ладони, можно было насладиться и ароматом, и вкусом благородного французского напитка многолетней выдержки. Самого дорогого, самого лучшего, потому что в жизни Николаса Ифанидиса абсолютно все должно быть самым лучшим и самым дорогим. Он заслужил, заработал, выгрыз у судьбы свой золотой билет и снижать планку не собирался.

Потому что изначально его планка валялась на дне сточной канавы. И это было логично – где еще она может быть у сына портовой шлюхи? Он не должен быть родиться, мать все сделала для этого. Но он родился. Он не должен был выжить – мать ничего не делала для его выживания. Но он выжил. Выжив, должен был остаться там, на дне жизни, закончив эту жизнь очень рано – передоз, нож, пуля, да просто от болезни сдохнуть.

Но Николас удивил всех, и в первую очередь свою мать. Он выжил, вырос, самостоятельно научился читать и писать, самостоятельно влился в криминальный мир Лимасола, начав с самых низов уголовной иерархии. Боссы довольно скоро обратили внимание на хитрого, умного, смелого и очень способного парнишку, к тому же не обремененного такими глупостями, как совесть, сострадание, жалость. К тридцати годам Николас Ифанидис стал правой рукой мафиози, отвечавшего за «увеселительный» бизнес Лимасола – наркотики и проституцию.

А в сорок пять возглавил этот бизнес, став при этом еще и уважаемым человеком в легальном бизнесе Кипра – благодаря сети отелей по всему средиземноморскому побережью. Это было удачное совмещение, постояльцам отелей ведь нужны развлечения? Нужны. К их услугам лучшие бордели и стимуляторы, разумеется, не нагло, не в открытую, но толковые администраторы всегда вычислят среди гостей тех, кто ищет именно таких «увеселений».

Девочек в бордели Ифанидиса отбирали самых лучших, чистых, здоровых – Николас насмотрелся в детстве на портовых шлюх и понимал, что с им подобными связываться себе дороже, проблем больше, чем прибыли. А вот молодые девчонки, наивные и глупые, мотыльками слетавшиеся, к примеру, на объявления о «работе официантками на круизных лайнерах», отрабатывали с почти стопроцентным наваром. Когда теряли товарный вид, их сменяли свеженькие – в Восточной Европе была четко отлажена сеть поставки живого товара, славянки всегда пользовались и пользуются особым спросом.

В общем, жизнь удалась. Николас Ифанидис стал уважаемым членом светского общества и признанным авторитетом в криминальном мире. Жестким, если понадобится – жестоким, всегда добивавшимся своего, безжалостно наказывающим любого, кто провинится или предаст.

Он был превосходным актером, легко и комфортно существующим в двух ипостасях: вежливого, воспитанного, неплохо образованного, умеющего поддержать светскую беседу господина Ифанидиса и пугающе равнодушного, с холодным взглядом Николаса «Каймана» Ифанидиса.

Но никто в целом мире – почти никто – не знал третью ипостась этого жестокого, хитрого, изворотливого хищника в человеческом образе.

Ипостась отца. Папочки, папули, папусика – и еще много названий, которые может придумать любимая, нет – обожаемая дочка.

Дора.

Николас и представить не мог, что способен на такие чувства и эмоции, он вырос без материнской любви, знал только один способ существования – человек человеку волк. К женщинам относился как к товару, женился тоже по расчету – в деловой мир Лимасола Николас вошел именно благодаря удачной женитьбе на очень некрасивой, засидевшейся в невестах дочери владельца небольшой (в то время) сети отелей. Хромая, большеносая, полная, да еще и с больным сердцем – кому такая нужна? Детей иметь не сможет, а отели ее папаши не родят.

Николасу дети от жены как раз и не были особо нужны, понадобится наследник – содержанка родит. А вот отели – в тему. Он женился на Елене и был, в принципе, неплохим мужем. Жену не обижал, просто не обращал на нее внимания, ему было некогда – выводил паршивенькие трехзвездочные отели тестя на более высокий уровень, строил новые в выгодных для его теневого бизнеса – уединенных – местах.

Впрочем, нельзя сказать, что совсем уж не обращал на жену внимания – заходил иногда в ее спальню. Что привело к закономерному результату – Елена забеременела. Николас не особо напрягся, был уверен, что жена сделает аборт, не с ее больным сердцем рожать.

Но Елена неожиданно для всех решила оставить ребенка. Она мечтала о материнстве, надеясь на безусловную любовь ребенка к матери. Малышу ведь без разницы, что мама толстая, хромая, некрасивая, не очень умная… Он не станет стыдиться Елены, как стыдятся (хоть и пытаются скрыть это) ее родители. Не будет отстраненно-равнодушным, как муж…

Ну а риск? Ничего, она справится, врачи помогут. Будет под их присмотром всю беременность, все обойдется.

Девять месяцев Елена послушно выполняла рекомендации врачей, принимала лекарства, периодически ложилась в клинику на сохранение. И ребенок рос, правильно развивался, все УЗИ и скрининги показывали – малыш абсолютно здоров. Вроде бы должен был родиться мальчик, но это не точно.

Родители Елены искренне радовались, даже Николас проникся важностью грядущего события – у него появится законный наследник! Тот, кому он сможет передать свою империю, кто достойно продолжит дело отца.

Рожать Елена должна была в назначенный день, через кесарево сечение – чтобы исключить нагрузку на сердце при естественных родах. За неделю до родов Николас отвез жену в лучшую клинику Лимасола, чтобы ее там подготовили к операции.

А через три дня его разбудил ночной звонок из клиники – у Елены внезапно начались роды, причем тяжелые – ребенок развернулся неправильно. Это спровоцировало сердечный приступ, все очень плохо, спасти и мать, и ребенка не получится. Надо принять решение. Сделать выбор.

В клинику приехали и родители Елены. Мать плакала, отец держался, но было видно, как трудно ему это дается. Они не могли решить. Умом понимали, что здоровый ребенок имеет больше шансов выжить, чем больная мать. Но сердцем принять это не могли. И переложили ответственность выбора на Николаса.

Даже жалели его, наверное, представляя, как тяжело сейчас зятю.

Вот только для Ифанидиса ничего сложного и мучительного в выборе не было. Ну посудите сами, с одной стороны – больная и некрасивая обуза, с другой – здоровый наследник, продолжение рода!

Елена умерла, ребенка спасли. Девочку.

Николас, узнав, что у него родилась дочь, а не сын, поначалу разозлился, почувствовав себя обманутым. Первые месяцы жизни малышки он даже не подходил к ней, предоставив заботу о дочери тестю с тещей, для которых маленькая Дора стала единственной радостью. Они словно просили прощения у Вселенной за то, что не защитили дочь, бросили ее, предали.

И теперь старики души не чаяли во внучке, наняли для нее чудесную няню, сами много времени проводили с Дорочкой, восхищаясь «невероятно развитой и умненькой девочкой!». Хотя Дора росла обычным ребенком, и ходить, и говорить училась в стандартные сроки, без опережения. Но после мучений с больной дочерью здоровенькая внучка казалась старикам чудом, и тесть, чтобы постоянно быть с Дорочкой, полностью передал управление бизнесом зятю.

Для Николаса Ифанидиса настало золотое время, он мог реализовывать все свои идеи, удачно совмещать обе стороны бизнеса. Обрастал знакомствами и связями в деловом мире Кипра, нарабатывал репутацию надежного и серьезного партнера с честным и открытым бизнесом. Его семейная история очень помогла в этом, Ифанидису сочувствовали и уважали за то, что он не спешил привести в дом новую жену, заботился о тесте с тещей, на столе у него стояли цветные фотографии Елены и Доры, мужчина с чуть смущенной улыбкой рассказывал при случае, как растет его малышка.

Хотя лично с малышкой не общался, к старикам не приезжал, информацию о дочери и ее фотографии получал по электронной почте. И для него эти фото ничем не отличались от фото чужих детей. Никаких эмоций Николас не испытывал, а в первые месяцы жизни дочь вообще казалась ему похожей на обезьянку – почти лысая и страшненькая, да еще и рыжая.

Потом волосенки на голове девочки отросли и начали чуть завиваться, личико стало чуть более оформленным и вполне симпатичным за счет очаровательной пухлости и ямочек. На новые фотографии дочери Николас начал смотреть чуть чаще и чуть дольше. И однажды, когда у него сорвалась очередная встреча и появилось незапланированное свободное время, Николас решил заехать в дом тестя и тещи.

Доре на тот момент исполнилось одиннадцать месяцев, она уже говорила несколько слов и училась ходить. Пока в ходунках, но очень шустро.

И когда Николас в сопровождении тестя вошел в просторную гостиную, в него с размаху въехало презабавное средство передвижения с перемазанным фруктовым пюре водителем внутри. Следом спешила няня, с укоризной выговаривая:

– Дора, ну куда же ты! Мы еще не закончили, надо доесть!

– Неть! – выкрикнула малышка, продолжая упорно таранить ноги Николаса.

Уступать ему дорогу она явно не собиралась, сопела, хмурилась, отходила и снова направляла ходунки на чужого дядьку, вставшего у нее на пути. Ифанидис одобрительно усмехнулся:

– Упертая!

– Да, характер у нее точно не материнский, Елена мягкая, стеснительная была, – кивнул тесть, с нежностью глядя на внучку. – А Дорочка совсем другая, с ней невозможно договориться, проще сделать так, как она хочет.

– Моя кровь, – продолжал улыбаться Ифанидис, забавляясь настойчивостью малышки.

– Да уж, вся в отца, – согласился тесть. – Но для девочки такой характер ни к чему, ей следует быть мягче. Мы пока не давим, пусть подрастет, тогда научим вести себя правильно.

– Не надо, – усмехнулся Николас, наклоняясь и поднимая девочку на руки.

– Ты о чем? – недоуменно приподнял брови тесть.

– Вам не надо учить мою дочь вести себя правильно, – Николас рассматривал личико дочери, а дочь рассматривала его.

Рассматривала смело, без обычного детского стеснения, потрогала брови, ущипнула за нос, обиженно надулась, когда отец отвел ее ручку от своего лица. Снова потянулась, но Николас грозно нахмурился, посмотрел в карие глаза дочери и жестко, как привык, сказал:

– Нельзя.

Дора пару мгновений всматривалась, кривила губки, намереваясь зареветь, а потом передумала, убрала руки за спину и больше в лицо к отцу не лезла. Но смотреть исподлобья продолжала. Николасу на мгновение показалось, что он смотрится в зеркало. Собственно, это и было маленькое зеркало – в широко распахнутых глазах дочери Николас видел отражение себя.

– Надо же! – всплеснула руками появившаяся в гостиной теща – Послушалась! А нас никогда не слушает!

– Поэтому вам и не следует больше заниматься ее воспитанием. – Николас посадил дочь в ходунки, выпрямился и повернулся к старикам. – Пусть Дора еще несколько дней поживет у вас, пока я подготовлю для нее комнату. Няню рассчитайте, выдайте выходное пособие, я найду свою.

– Но как же… – теща растеряно переводила взгляд с мужа на зятя и обратно. – Как же мы без Дорочки? Она – смысл нашей жизни, у нас больше никого нет!

– Не драматизируйте, – поморщился Николас. – Будете к нам в гости приезжать, и Дору я к вам буду привозить, раз в месяц, допустим.

Теще стало плохо с сердцем, вызвали врача, тесть пытался поговорить с зятем, убедить не забирать внучку сейчас, пусть до школы хотя бы поживет с дедом и бабушкой, у Николаса ведь реально нет времени на ребенка, он постоянно на работе. Много еще аргументов приводилось, много слез было пролито стариками, но решения своего Николас не изменил.

Через три дня Дора переехала в дом отца.

И чем старше становилась, тем больше проявлялся в ней отцовский характер. И его же эмоциональная инвалидность. Дора тоже не знала, что такое жалость, сочувствие, дружба, искренность, нежность и душевная теплота. Но, как и отец, она умела имитировать эти чувства, хитрить, обманывать, причем делала это удивительно правдоподобно, окружающие верили.

Как верили до последнего и дедушка с бабушкой, верили, что Дорочка любит их, а что редко приезжает – занята очень, учится в школе, причем лучше всех! Зато, когда приезжает, так уж обнимается, так уж нежничает, они на короткое время становятся любименькими бабулечкой и дедулечкой. Хочется баловать внученьку, дарить ей все, о чем она мечтает. И завещание, разумеется, написать на нее.

Как-то так совпало, что после оформления завещания дед через пару месяцев умер от сердечного приступа. Бабушка после смерти мужа совсем сдала, резко одряхлела, и через полгода отправилась вслед за супругом.

Дора трогательно рыдала на похоронах, а дома после похорон «любименькой бабулечки» двенадцатилетняя девочка с видимым облегчением сказала отцу:

– Надеюсь, бабка с твоей стороны не проявится? Надело сюсюкать.

– Не проявится, не переживай, – усмехнулся Николас, освобождая узел черного, в цвет черного же траурного костюма, галстука.

– Ты же не знаешь точно, сам говорил, что не видел ее с пятнадцати лет.

– Видеть – не видел, но интересовался, – Николас бросил галстук на спинку кресла, подошел к бару и задумчиво осмотрел содержимое, прикидывая, что выбрать. – Моя мать умерла до твоего рождения.

– Надеюсь, ты меня не в ее честь назвал? – фыркнула девочка, подходя к отцу. – Говорят же, что тот, кого назвали в чью-то честь, повторяет судьбу.

– Разумеется, нет, карьера дочери в портовом борделе меня не устраивает, – рассмеялся Николас.

Он ничего не скрывал от дочери, Дора была прекрасно осведомлена о всех видах деятельности своего отца, вникала во все нюансы, готовясь стать помощницей в будущем. И гордилась отцом, можно даже сказать – любила. Насколько вообще была способна любить.

И для Николаса ближе и роднее дочери не было в этом мире никого. Он так и не женился больше, зачем? У него есть семья, и для этой маленькой семьи он готов на все. И уничтожит любого, кто посмеет обидеть его дочь.

Задумавшись, Николас не заметил, что Дора уже сделала выбор напитка за него – налила в пузатый бокал коньяк и сейчас грела его в ладошках, втягивая носом аромат напитка. При этом жмурилась от удовольствия, как кошка. Заметив, что отец смотрит на нее, Дора протянула ему бокал:

– Пап, а когда мне можно будет попробовать коньяк? Он так вкусно пахнет!

– Когда исполнится шестнадцать лет.

– Целых четыре года еще ждать, долго!

И вот прошло уже девять лет, у Николаса снова в руках бокал с коньяком, как тогда. Дора выросла, стала, как и предполагалось, верной помощницей отцу, такой же хитрой, жесткой, изворотливой и абсолютно беспринципной. Но увы, имелась одна проблема – алкоголь. Дора не стала ждать своего шестнадцатилетия, впервые добралась до отцовского бара буквально через пару месяцев после того разговора и напилась в хлам, пришлось даже врача вызывать.

Из-за мальчишки Кралидиса. Заявила, что хочет за него замуж. Николас тогда не воспринял слова дочери всерьез, даже посмеялся над ней. Как оказалось, и в школе все смеялись. Вот Дора и напилась.

Потом они помирились, Николас даже пообещал дочери помочь с желанным замужеством – в душе надеясь, что через пару лет Дора забудет о Кралидисе, увлекшись кем-то еще.