Карибский кризис

Глава 11,

О моих финансовых затруднениях в связи с участием в новом бизнесе

Ансимовы неоднократно напоминали о $20,000-ном долге, я, как мог, динамил этот вопрос, и однажды Игорь тет-а-тет предложил нужную сумму под процент. Он попросил 10 % в месяц, а рентабельность на Экссоне всяко выше, поэтому для меня это являлось выгодной сделкой. Но у Быстровых не было никаких тайн друг от друга, а Владимир не имел тайн от своего друга и делового партнера Артура, – это означало, что информация о моей финансовой несостоятельности сразу же станет всем известна. Поэтому я отклонил предложение займа.

В конце сентября накопились суммы платежей от кардиоцентра и от других клиентов, по которым необходимо выплатить комиссионные, а кроме меня, никто не мог это сделать (передачу комиссионных я никому никогда не доверял). Кроме того, нужно было встретиться с Халанским и с заведующими кардиоцентра для решения вопросов, которые нельзя обсуждать по телефону (возвраты, комиссионные, и так далее). И если с заведующими можно договориться на выходные, то главврачу диктовать свои условия как-то неприлично. Я решил вылететь в Волгоград в пятницу вечером и вернуться обратно в Петербург вечером в понедельник (как раз прямой рейс Пулково-Волгоград приходится на эти дни). Известие о моём отсутствии в рабочий день вызвало бурю негодования у компаньонов (больше всех возмущались Быстровы, Ансимовы восприняли это более менее спокойно).

– Мне нужно закрыть волгоградские дела и возместить Алексею $20,000, – оправдывался я, на что Владимир жестко ответил, что это моя внутренняя проблема, все компаньоны равноправны, каждый получает 20 % чистой прибыли, все, кроме одного меня, уже внесли свою долю, а левыми делами занимаются в свободное время.

Последнее слово осталось за Владимиром, и, имея на руках билет на вечерний рейс, по состоянию на полдень я не получил разрешение на вылет. Обстановка сложилась угрожающая, но, как это часто бывало, не успел я осмыслить проблему, как она сама решилась. Игорь пригласил посидеть в кафе и вместе с Владимиром «пообсуждать дельце»:

– Володя готов тебя отпустить в Волгоград, просто надо кое-в-чем разобраться.

Встретились в кафе «Жили-Были» на углу Невского проспекта и Садовой улицы. Поразила перемена в настроении Владимира, два часа назад недовольного, будто у него забрали последнюю из трех квартир, а теперь радостного и предупредительного, как перед VIP-клиентом:

– Игорь говорит, что у тебя там процветающий бизнес по медицине…

Оказалось, он «не знал», что у меня фирма по продаже медицинских расходных материалов и оборудования, и по одному только кардиоцентру оборот составляет в среднем $80,000 в месяц, но бывает и больше, а если взять остальных клиентов… Эту информацию выдал Игорь, который знал бюджет кардиоцентра как свои пять пальцев.

За чашкой кофе мы обсудили, насколько это хлопотно – управлять фирмой на расстоянии, и Владимир как бы вскользь заметил:

– Ты же понимаешь, Ансимовы недовольны, что у тебя на стороне шабашка… Я-то могу войти в ситуацию, но они… мне придется поговорить с Артуром, чтоб он не пиздел…

Из дальнейшего разговора стало ясно, что Быстровы хотят финансово поучаствовать в делах Совинкома – дать денег под процент (10 % в месяц минимум).

– Ты же понимаешь, здесь ты получаешь гораздо больше, чем 10 %…

Возможно, я бы нашел применение этим деньгам, но в данный момент мне было принципиально важно сначала вернуть долг Ансимовым, а потом разговаривать с Быстровыми об инвестициях – разговор в кафе мог быть ловушкой. Стоит показать себя слабым, готовым схватить любые деньги, лишь бы выкрутиться, на тебя будут смотреть с подозрением. И я витиевато отговорился, что должен все обдумать, просчитать, составить бизнес-план, наметить, какую продукцию закупить на деньги инвесторов, под каких клиентов, и так далее. Быстровым такой подход понравился – конечно, их средства будут в полной надежности в управлении у такого серьезного коммерсанта.

– Сколько тебе нужно побыть в Волгограде? – расщедрился Владимир.

Я рассчитывал только на понедельник, но раз пошло такое дело, испросил два рабочих дня – понедельник и вторник.

– ОК, я тебя прикрою, – сказал Владимир таким тоном, будто брался решить вопрос не с Артуром, партнером, с которым почти как брат, а как минимум с Генпрокуратурой.

В нашей группе он был неформальным лидером, его слово являлось законом. Конечно, право голоса имел каждый, и все решения принимались коллегиально, с участием всех членов, решение не утверждалось, если хотя бы у одного участника оставались сомнения; но Владимир мог эти сомнения развеять двумя-тремя вескими доводами.

– Вот так уехал «на два дня», – такими словами Мариам встретила меня, и, несмотря на то, что я с ней каждый день созванивался, долго еще выговаривала за полуторамесячное отсутствие.

В этот приезд в Волгоград я, помимо текущих дел, договорился насчет кредита в Волгпромбанке. Оставшиеся $20,000 я внёс в уставный фонд Экссона опять же из оборотных средств (тупо снял со счета Совинкома предоплату от клиентов), а недостачу потом закрыл за счет полученного в банке кредита.

Глава 12,

Из которой следует, что не всё то солнышко, что встаёт, касаемо земных дел – о том, что вослед за удачами в нашу жизнь врываются проблемы, и в моих отношениях с компаньонами периодически возникали трения, так же как с другими деловыми партнерами

Объективно я не мог поставить себе высший балл за свою работу на Экссоне. Мне пришлось делать то, что я никогда не делал раньше – документооборот, взаиморасчеты, бесконечные акты сверок с заводом, отгрузки, общение с водителями и транспортными компаниями – то есть та рутинная работа, для выполнения которой на Совинкоме держали специальный штат. Сам я всегда занимался творческой деятельностью – переговоры с клиентами, продажи. Единственное, что у меня на Экссоне получалось безукоризненно – это обналичивать деньги через левые прокладки.

Да, Владимиру было к чему придраться, от него можно было часто услышать что-то типа: «Мы могли вместо тебя взять штатного бухгалтера за $1000, и у нас был бы идеальный учет, а ты получаешь прибыль как все, и ебёшь тут вола; еще один косяк – и отправишься обратно в Волгоград». Он забывал, правда, добавить, что вместе с бухгалтером пришлось бы взять еще человек десять, одиннадцать из которых оказались бы дебилами и проворовались бы в первый же день – исходя из ситуации на рынке труда, где безработных вроде бы много, а адекватных людей не найти. А я, как человек-оркестр, выполнял множество функций, для выполнения каждой из которых на фирмах держат отдельного человека. Ведь Ансимовы и Быстровы приходили на работу и делали каждый свое дело – Владимир отвечал за продажи, Артур – за поставки свинца заводу и за отношения с заводчанами (время от времени Балт-Электро расплачивался за сырье деньгами, а не аккумуляторами), Алексей и Игорь обрабатывали заявки Владимира и нарабатывали собственных клиентов, а также занимались отгрузками и контактировали с заводчанами по поводу разных производственных вопросов – отгрузка Экссону батарей по взаимозачету, отгрузка заводу сырья (свинец, полипропилен, сода, сурьма), складское хранение продукции (на территории завода арендовали склад, обслуживать который могли только заводские рабочие, так как завод представлял собой режимный объект со строгой пропускной системой; а поскольку рабочие были заняты на своей основной работе, то приходилось выпрашивать их у соответствующих руководителей, и порой приходилось задерживать фуру из-за того, что автопогрузчик был занят на заводе). А в мои задачи входило связать воедино все эти процессы, вникать во всё, чем занимаются остальные, держать в уме все цифры, все информационные потоки. Разумеется, один штатный бухгалтер не справился бы со всеми этими задачами. Если бы бухгалтерше поручили забрать $200,000 из Внешторгбанка и привезти в офис (я оперировал суммами такого порядка – прибыль фирмы, комиссионные клиентам и руководству завода), она бы испугалась ответственности, или, напротив – радостно бы согласилась выполнить задание, взяла бы деньги и исчезла.

Возможно, работа исполнялась мной не совершенно, но она предвещала смелого и сильного мастера, притом по-новому оригинального – я никогда не говорил «нет», выполнял любое поручение, и за несколько минут мог изготовить любой документ за любой печатью. Мне приходилось быть готовым ко всему – и ебать подтаскивать, и ёбанных оттаскивать.

Если всё шло ровно, то Владимир один чёрт находил к чему придраться – говорил, что у меня достаточно свободного времени, и почему бы мне не заняться продажами батарей, и взять на себя ответственность за поступление денег на расчетный счет компании. Ситуация не изменилась, когда Быстровы все-таки навязали мне деньги под процент. Чтобы управлять полученными деньгами, я должен был звонить в Волгоград, вести дела Совинкома, и когда Владимир находил незнакомые номера в распечатке телефонных звонков, с ним случалась истерика, он грозился штрафами и опять же тем, что отправит меня в Волгоград. А когда я задавал резонный вопрос: «Как же ты планируешь получать свои 10 %, они же не могут взяться с воздуха, я же должен управлять своей фирмой, чтобы она давала доход?», то Владимир неизменно отвечал, что это его не волнует, это мои внутренние вопросы, которыми я должен заниматься по ночам – в то время, когда не занят на Экссоне.

Но при такой мрачной атмосфере особо светлыми моментами было, когда крокодил говорил доброе слово – глаза Владимира светились простым человеческим счастьем, он произносил что-то типа: «Давай махор, работай лучше»; и у обласканного товарища сразу длина писюльки увеличивалась, становилось за себя гордо.

В конце октября 2001 года сложилась угрожающая ситуация по кардиоцентру. Из-за того, что я воспользовался оборотными средствами, чтобы вступить в Экссон, отодвинулся платеж в «Джонсон и Джонсон», и таким образом задержалась поставка расходных материалов для нужд рентгенхирургического отделения. Это была специфическая продукция, московские и петербургские компании возили её под заказ, а если и держали на складе, то под конкретных клиентов. Сроки поставки – два-три месяца. Удалось разжиться некоторыми кодами, перехватывались не только на фирмах, но даже у врачей соответствующих отделений московских клиник. И вот, наступил день, когда всё закончилось. Товар из Джонсона уже пришел в Волгоград и находился на таможне, но тут, как назло, возникли проблемы с документами, и Афанасию Тишину (сотрудник, занимавшийся таможней) не удалось быстро его растаможить, несмотря на свои связи. Из-за отсутствия расходников встало рентгенхирургическое отделение – самое прибыльное в кардиоцентре, все услуги которого оплачивались деньгами, а не по полису. Заведующий Кумар Калымов, как и все, имел со мной «отношения» и втайне от главврача не только получал 5 %, но и практиковал возвратные схемы. Какое-то время он сдерживал ситуацию и не докладывал главврачу о том, что по вине поставщика остановились операции. Но настал момент, когда всё вышло наружу. Халанский знал номер моего мобильного телефона, но ультиматум озвучил, вызвав к себе бухгалтера, Юлю Чуприну: «При всем моем уважению к Андрею Алексеевичу, если завтра вы не отгрузите оплаченный нами товар, мы разорвем отношения с Совинкомом, и ваша фирма не будет здесь находиться».

Выйдя из приемной, Юля позвонила мне на мобильный. Я не рискнул сразу звонить Халанскому, и попросил Юлю сейчас же вернуться в приемную, извиниться, что растерялась и сразу не назвала причину задержки, свалить всё на таможню, и быстренько подделать дату на инвойсе и представить это как доказательство своей добросовестности. Она так и сделала, и, перезвонив, сообщила, что Халанский рвал и метал, и, не стесняясь, крыл семиэтажным матом таможенников (был печальный опыт отношений с ними, до сих пор в опечатанных помещениях кардиоцентра находилось нерастаможенное оборудование, завезенное еще при строительстве стационара). Он связался при Юле с начальником таможни, убедился, что на адрес Совинкома действительно поступил груз из Бельгии и не растаможен по таким-то причинам. По личной просьбе Халанского (остановились операции) товар выпустили в этот же день. А когда я позвонил ему, он рассыпался в извинениях, и сказал, что как только произошла пробуксовка, нужно было немедленно к нему обращаться, и не возникло бы острой ситуации.

Товар поступил в отделение, конфликт был исчерпан.

Быстровы в конце концов навязали $10,000 под 10 % в месяц, не уступить означало перекрыть себе кислород и лишиться волгоградского бизнеса, если бы Владимир не добился получения прибыли с Совинкома, то не успокоился бы, пока бы не добился, чтобы я закрыл Совинком. На момент взятия заемных средств баланс Совинкома был «плюс-минус» в порядке (не бухгалтерский, подаваемый в налоговую инспекцию и не соответствующий действительности, а реальный управленческий, в котором учитывалась деятельность Совинкома, Экссона, кучи левых подставных фирм, а также наличные взаиморасчеты – то есть мой личный управленческий учет). Я много раз сводил все цифры, и принимал полученные данные за точку отсчета, после чего в составленную таблицу ежедневно вносил данные (в таблице слева шли колонки цифр, отражающие активы, справа – пассивы). Но всякий раз по истечению определенного срока цифры начинали гулять – то в сторону увеличения, то в сторону уменьшения. Я не мог полностью доверять ведение расчетов бухгалтеру – то была конфиденциальная информация, касающаяся клиентов, малейшая утечка могла привести к крупному скандалу. Вокруг Халанского постоянно плелись козни, каждый год появлялась «абсолютно достоверная информация» о том, что его «на днях снимут», назывались фамилии преемников… но проходили дни, недели, месяцы, года, «преемники» уходили в небытие, а Халанский ежедневно приезжал на работу в кардиоцентр на своем спортивном пятилитровом Форд Мустанге, который долгое время был самым мощным легковым автомобилем в городе.

На Экссоне учет вёлся скрупулезно, и там всё сходилось до копейки. Товарная линейка была небольшая – не более 30 позиций в прайс-листе, всё просто. Расходы однотипные, каждый месяц примерно одна и та же сумма: комиссионные «номеру первому» (гендиректор Балт-Электро), комиссионные «номеру второму» (два его заместителя), комиссионные остальным клиентам (Октябрьская железная дорога, НЛМК – Ново-Липецкий металлургический комбинат, Северсталь, Кузбассэлемент, Московская железная дорога, и т. д), телефонные переговоры, расходы на грузчиков, комиссионные начальнику транспортного цеха, транспортные услуги, офисные расходы. Что касается доходности сделок, тут тоже не было никаких сложностей. Я заносил все цифры в свой ноутбук, а Владимир записывал все данные в потрепанный блокнот, который постоянно носил в руках (он никогда не покупал себе портфель), и там среди клякс, рисунков, телефонов, адресов, была информация по всем проходимым сделкам (никто, кроме него не мог разобраться в этой каше, и Алексей называл содержимое драного блокнота «записки сумасшедшего»).

Но и в этом нехитром учете я путался, у меня периодически гуляли цифры, но я скрывал такие моменты от остальных, чтобы не выглядеть некомпетентным, и покрывал недостачу из своего кармана (самая крупная за первые полгода существования Экссона составила 20,000 рублей). Обороты Экссона были выше, чем на Совинкоме как минимум в семь раз уже на первоначальном этапе, а состояние учета можно было считать идеальным, учитывая тот хаос, что творился в Волгограде. Там никогда нельзя было распланировать прибыль и расходы, постоянно возникали авралы то из-за необходимости переплачивать московским дилерам, так как нужный товар не заказали напрямую на Джонсоне; то непредвиденные расходы на починку компьютеров, то еще какие-то форс-мажорные обстоятельства.

Разумнее всего было вести управленческий учет в 1С, но я так и не смог себя заставить освоить эту программу. В ноябре 2001 Владимир взял на работу секретаря, и с моих плеч свалилась огромная проблема. Приглашенная девушка (та самая, которая, работая у Фарида, по наущению Артура и Владимира шпионила в пользу Экссона и переводила на нас звонки клиентов Базис-Степ), поскандалила с руководством, и, деваться ей было некуда, попросилась в Экссон. Оформление документов, взаиморасчеты с заводом и акты сверок сразу же легли на неё, и то, что мне давалось с величайшим трудом, она делала походя.

Чтобы сократить издержки (бухгалтеру я платил из своих, а не из общей кассы), я принял решение закрыть московскую фирму и зарегистрировать в Волгограде новую с таким же названием, и поручить вести бухучет обоих чистых фирм (Совинкома и Экссона) Юле Чуприной, и рассчитать московскую бухгалтершу, которая, работая совместителем, лишь сводила цифры и раз в квартал относила отчетность в банк (было подозрение, что отсылает по почте, в налоговой она никого не знает, и следовательно, в случае чего, никаких вопросов не решит); а зарплату получала по московским меркам высокую. Компаньонам это было преподнесено как стремление обезопасить себя от возможных наездов со стороны конкурентов. Волгоградский бухгалтер лично знает налоговиков, и те, в случае чего, сами подсказывают, где что подправить. И это касается не только налоговой инспекции. Те проблемы, которые в Волгограде решаются коробкой конфет, и, в крайнем случае, незначительной суммой, в Москве придется решать посредством гораздо более крупных расходов. (странно, но именно в этот момент я осмыслил проблему содержания фирмы с московской регистрацией, до этого я зарабатывал гораздо меньше, и получал гораздо меньше от этой фирмы, созданной специально для капризных казанских клиентов, не желавших работать с волгоградской структурой – им нужно было, чтобы у поставщика был московский ИНН; при этом меня не волновала данная статья расходов).

Такой довод был встречен с пониманием. Артуру и Владимиру приходилось постоянно выяснять отношения с конкурирующими фирмами, которые вели точно такой же бизнес – заводили на предприятие сырье и выбирали с завода аккумуляторы. В связи с тем, что Экссон осел на заводе, наши обороты по Балт-Электро имели тенденцию к увеличению, соответственно, обороты у других компаний прогрессивно уменьшались. Артур с Владимиром грамотно протянули мазу – объявили заводчанам о готовности выкупать весь объем батарей автомобильной и тепловозной групп; а клиентам (прежде всего в управлениях тех железных дорог, где имелся хороший контакт с исполнителями) предоставили документы, подтверждающие «эксклюзивное дилерство ведущего производителя аккумуляторов». Такие успехи конкурентов не порадовали. До вооруженных стычек не доходило, но соперники давили на психику полуугрозами и намеками на то, что «компетентные органы разберутся», «надо жить по понятиям, не переходить дорогу и поделить рынок». Поэтому не исключалась возможность какого-нибудь наезда по месту регистрации Экссона – в Москве (заказная налоговая проверка, в ходе которой обязательно что-то найдут и передадут дело в Управление по налоговым преступлениям, или что-то в этом роде).

А на Балт-Электро смена юридического лица вызвала переполох. Артур запросто объяснил это перерегистрацией и сменой юридического адреса, но знающие люди сразу увидели, что у новой фирмы хоть и прежнее название, но другой ИНН, другой юридический адрес, и вообще – по свидетельству регистрации это совершенно другая организация. Сначала финансовый директор, а потом и юрист, объяснили, что завод часто проверяют, поэтому могут возникнуть проблемы из-за ненадежного контрагента и у предприятия не примут к зачету НДС. Но при поддержке заместителей ситуацию замяли. Конечно же, не обошлось без путаницы – отдел сбыта продолжал печатать накладные на прежний Экссон, их подписывал гендиректор Балт-Электро, и приходилось придумывать немыслимые взаимозачетные схемы, чтобы не переделывать документы и не подписывать их заново, так как подозрительный аккумуляторный вождь (гендиректор Балт-Электро) назначил бы целое расследование, а виновных вывел в чисто поле, поставил бы лицом к стенке и пустил бы им пулю в лоб… ну или искупал бы в гидролизном пруду.

За короткое время Экссон раскрутился – мы вытеснили с завода 10 фирм-конкурентов и фактически стали торговым домом: мы поставляли на предприятие сырьё (свинец, сурьму, полипропилен, медный прокат, соду, и так далее) и выбирали всю продукцию (аккумуляторные батареи железнодорожной и стартерной групп). Нашими клиентами стали такие организации, как РЖД, Северсталь, НЛМК (Ново-Липецкий металлургический комбинат), крупные розничные сети (в частности Катод, Аккума), автотранспортные и тепловозоремонтные предприятия, и так далее.