Тапс, тапс тарурай, тарурай, тарурай
Тапс тапс
Мы так запевали и тянули, аж самим понравилось, а под зданием еще и эхо звучное такое, как лед, которым оно обросшее снизу.
Очень символично петь про лето, червячков под зданием со сталактитами, сидя на ящике, в крытых одинаковых шубах (как роба в тюрьме) и валенках, мы конечно вовремя и в тему песню исполнили.
Стали мы подмерзать, я еще и варежки забыла, пальцы остекленели, не забывайте, что метеоусловия были неблагоприятными в этот день даже для прогулки, не то чтобы для сиденья под зданием, где даже летом снег не тает из-за вечной мерзлоты.
Стали мы выбираться назад, и тут…выскочила свора собак из-за сталактитов! Мы ускорились, они тоже, Оля стала паниковать, я тоже. Оля побежала, а я не смогла, то ли страх сковал, то ли холод, то ли моя нефизкультурная натура. Меня охватывал ужас быть съеденной дикими собаками под общественным, но бежать я не могла. А Оля рванула и тут я увидела, как уже перед выходом ее догнали собаки. То есть собаки сразу плюнули на меня немощную, что с меня взять, а Оля очень аппетитно трясла попой и щеками, когда убегала.
Собака схватила ее за штанину, в этот момент подбежала я и умоляя просила ее отпустить мою Олечку. Я вспомнила все Дашкины навыки разговора с собаками, но руками я тоже махала. В результате что – то сработало, то ли руки, то ли язык собачий, но они отступили, и мы вылетели из-под здания. Я тут же упала и покатилась по снегу, Оля неслась за мной, а собаки остались в укрытии.
Знаете, куда я прикатилась? Никто не догадается, но прямо к ногам моей Иры! Сердце ушло в пятки, причем в пятки к Ире, в моих оно было, когда я бежала за собаками или от них.
Ира подняла меня на шкирку с такой силой, что голова моя повисла как у куренка, намотавшись шеей на ее руку, и потащила домой
Я начала скрипеть: «Отпусти! Я хочу гулять!»
На что Ира просто молча тащила домой, сзади бежала Оля и умоляла простить.
Дома Ира швыранула мною по коридору, но летела я не далеко, тормозной путь сократил половик в коридоре, я шмякнулась возле косяка двери-паспарту и начала рыдать. Все громче и громче набирая оборотов с требованием «отпустить меня гулять!». Вот зачем мне надо было немедленно вернуться на пустую холодную улицу я пока не знала, видимо мною двигал инстинкт самосохранения во избежание неминуемой казни за побег.
Ира подпихнула меня в зал и сказала снимать верхнюю одежду, я рыдая поняла, что отпустить она меня не собирается и стала с таким рвением сдирать с себя шубу и шапку, что стаскивая шапку, я чуть не удушила себя резинкой. Знаете, такие резинки из трусов, которые пришивали к концам «ушей» шапки-ушанки и потом ловкими движениями рук резинка скручивалась на подбородке и натягивалась наверх шапки, таким образом «уши» не развязывались, шапка сидела плотно на голове и не сносилась ветрами, а мальчишки очень «любили» подойти ко мне, как к самому низенькому одетому пеньку, натянуть резинку на моей шапке и резко отпустить – пемссс!!! и у меня звенит в ушах, сыпятся искры из глаз, а мальчишки бегут в разные стороны. Кинула я шубу в одну сторону, шапку с почти оторванной резинкой головой в другую и тут Ира приказала снимать валенки. Ах так! И матанула я своей ногой в одну сторону, другой в другую, валенки легко улетели с моих худых ножек по – моему даже с носками. Шмякнулась я на пол рыдая дальше, вот тут я рыдала уже от безысходности и страха за содеянное. И когда стала немного успокаиваться, Ира сказала посмотреть на телевизор, а там…сверху лежал мой валенок! Второй под стулом пианино… Я рванула убрать следы преступления, а не тут-то было! Ира сказала, что оставит как есть, чтоб родители увидели, как я себя вела без них, и что обязательно расскажет и про побег, и про обман и что я обед плохо ела…Вот тут-то началось взывание к Ириной сестринской любви, к совести, потом угрозы мести, слова что никогда ее уже не полюблю, но Ира была непоколебима!
Я ушла рыдать в спальню и решила, что там залезу под кровать, там и умру, чтоб никто не узнал и я не смотрела в глаза родителей. Страх и стыд!
А знаете, как любила меня Ира? Она все прибрала и валенки, и шапку с шубой и дорожку поправила, разгладив тормозной путь и пришла успокоить. Как только эффект был достигнут, Ира все же сказала идти заниматься музыкой, иначе как я понимаю, Ира бы огреблась тоже, ведь Людмила Григорьевна живет над нами и пока не слышала моих криво исполненных гамм сегодня.
Я впервые была счастлива на миллион процентов от чувства прощенности!
Но, когда пришли родители, они уже все знали, Олина мама им все рассказала, опять сказался малый масштаб нашего поселка и всеобщее знакомство с сарафанным радио. Папа взял табуретку, сел рядом, я вжалась в свой кокон. Он очень серьезно, но почему слегка заплетающимся языком, стал расспрашивать зачем я обманула, обидела и испугала Иру? Ответа у меня не было…Я же не могла сказать, что авантюра не моя, и что мне было безумно интересно убежать из дома, что под общественным такие сталлактиты классные, что я смогла отогнать собак от Оли, что научилась ползать по-пластунски. Это было огромное приключение, которое пока описать не могла, потому что слова упрека были у всех.
Потом родители ушли на кухню, а рядом села Ира…Я как кинулась ей в объятия, как давай рыдать и просить прощения, что Ира не выдержала и тоже стала плакать, вот так мы с ней поклялись друг другу, что не будем обманывать и убегать друг от друга никогда!
Как мы познавали мир
В нашем поселке все новости разлетались моментально, причем у взрослых были свои новости, не интересные нам, а наши новости хоть и интересовали взрослых, им никто не сообщал.
Одной из таких новостей, например, было место где сдохла собака или кошка. Причем кошки то ли умирали чаще, то ли не уходили далеко, но их мы рассматривали чаще. И такая новость была актуальна только летом или осенью, когда не было морозов. Иначе даже самая огромная, но мертвая кошка на морозе становилась не интересной, так как в ней не было ОПАРЫШЕЙ! Да, мы ходили смотреть на опарышей, причем интересней всего это было на третий или четвертый день, когда их много, запах нестерпимый, а ИНТЕРЕСНО!
Ходили маленькими партиями, секрет передавался из уха в ухо и только своим. Мы ничего не делали ни с трупом, ни с опарышами, просто смотрели и день ото дня интерес рос по мере исчезновения шкуры и мышц и роста количества опарышей. Потом, когда опарыши исчезали, оставались одни кости, интерес пропадал и место забывалось.
Еще нас интересовали не только мертвые животные, но и места, где ближе к весне собаки приводили щенков. Обычно это было под домами или на теплотрассе. Всегда щенков по пять-шесть было у одной собаки. Знаете, такие серо-коричневые комочки с высоко поднятым коротким хвостиком, лапы у них широкие с блестящими ноготочками на пальчиках. Берешь такого пузыря в руки, а он аж кряхтит, как мне казалось от удовольствия. Начинаешь его тискать и прижиматься к его мордочке, а от него молоком пахнет и чудом!
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
