1
– Я поеду с тобой!
– Рона. – Я взял эльфийку за руку и нежно погладил по запястью. – Помнишь, ты мне сама рассказывала, как в королевствах относятся к эльфам? В лучшем случае как к рабам, а в худшем…
– Надену ошейник, – без тени сомнения перебила меня девушка.
Я непроизвольно поморщился. Рабство на территории государств-монархий тоже было – в смысле не просто закрепощение крестьян с запретом покидать земли феодала, а “настоящее”, хардкорное. В основном такое явление практиковалось в южных землях: вдали от Шрама и его опасностей, среди плодородных чернозёмов, дающих по два урожая в год. Там у благородных было существенно больше средств и возможностей развлекаться по-всякому и гораздо меньше причин отрываться от этого занимательного процесса. Именно южанами была придумана следующая ступень низведения разумного до состояния бесправной вещи и её символ – металлический клёпаный ошейник без замка. К носящим подобный атрибут по умолчанию следовало относиться как к чему-то бездушному, а потому совершенно не беречь. То есть, например, использовать для каторжного труда в шахтах, на земляных работах – ну и так далее, включая, судя по смутным слухам, зачем-то необходимые тамошним магам человеческие жертвоприношения[1 - Жизненную силу можно конвертировать в магию Жизни, а её, в свою очередь, в магию любой другой Стихии. Подробнее об этом см. в книге “Гражданин”.].
К счастью, идея с немагическим рабством Белой Церкви, с их любимой риторикой о добровольном и радостном подчинении черни дворянству пришлась совсем не ко двору. Клирики закономерно усмотрели в “изобретении” ошейников попытку “нелицензионного” копирования успехов республики Лид (с которой сами разобраться не могли) и моментально полезли наводить свои порядки. Влияния светлых на юге, правда, всё-таки не хватило, чтобы подобную практику пресечь целиком и полностью, но оказалось достаточно, чтобы с ногами влезть в процесс. В итоге в ошейники преимущественно заковывали только осуждённых преступников и только с санкции святош – этакая полезная для общества альтернатива казни. Исключение допускалось ровно одно: нелюди. Вот их можно было превращать в вещи без оглядки на закон и мораль самостоятельно и использовать любым способом. Думаю, не нужно уточнять, что ждало в таком рабстве молодых и красивых эльфиек?
Разумеется, эльфы оказались, мягко говоря, не в восторге от открывающихся перспектив. Те их свободные поселения, что не пожелали пойти под крыло республики, вынуждены были перекочевать к самой границе Шрама и тщательно скрывать своё местоположение. Оттого достать ушастую невольницу сейчас довольно-таки непросто, а значит, дорого. Опять-таки, если на юге церковники всё из-за того же недостатка влияния смотрели на развлечения благородных сквозь пальцы, то на севере такой проблемы у Белых не было. Заблудшему чаду могли настойчиво порекомендовать избавиться от нечеловека и даже дровишек для костра привезти прямо на дом вместе со специалистами по аутодафе. Это не считая того, что ценный приз могли попытаться просто-напросто отбить, причём не обязательно разбойники. Вот и вопрос – оно мне надо?
Фирониэль я, разумеется, смог отговорить. Подозреваю, правда, что победа осталась за здравым смыслом не без воздействия Печати подчинения – слишком уж потенциальная поездка на территорию королевств для дочери лесного племени напоминала изощрённое и мучительное самоубийство. Но просто так эльфийка меня, разумеется, не отпустила. Таких страстных и бурных ночей, как в течение последней недели перед нашим временным расставанием, у меня ещё никогда не было! Ни в том мире, ни в этом. А дни, пока я и Маша в авральном режиме пытались собрать себе хоть какой-нибудь денежный резерв в дорогу, Рона проводила с иглой. Исколола себе пальцы так, что мне несколько раз пришлось обращаться к силе своей Стихии, осунулась от усталости – но своего добилась. Ни одного предмета одежды без вышивки, включая нижнее белье, у меня не осталось. Особенно впечатляющим вышел герб на плаще: уж не знаю, как у эльфийки так получилось, но при взгляде со стороны создавалось впечатление, что палица и дубовая ветвь как бы парят над серой поверхностью ткани.
…Маленькая стройная фигурка в развевающемся на зимнем ветру длиннополом тёплом платье на крыльце нашего коттеджа в Миракии, кутающаяся в шаль в свете косых утренних солнечных лучей – эта картина до сих пор так и стояла у меня перед глазами. Я покидал полис с тяжестью на сердце: не так, совсем не так мне ещё недавно рисовалось начало путешествия к вершинам начального магического образования. Чем-то моя “командировка за наследством и далее” напоминала самые первые шаги в этом мире: впереди неизвестность, которую и менее поспешная подготовка развеять не смогла бы, в кошельке-калите у пояса дырка от бублика (ну почти, если сравнивать с теми суммами, что там ещё недавно звенели), а в качестве поддержки и опоры – одна-единственная спутница…
Однако отличная республиканская дорога мягко ложилась под копыта химер, равнодушная к любым чувствам путников. И чем больше километров разделяло меня и так и не обжитый дом, тем легче становилось на душе. Нет, я по-прежнему не обманывался насчёт своего будущего – в поместье никто розовые лепестки под копыта Вспышки кидать не будет. Скорее уж наоборот – если меня там и ждут, то уж точно не с распростёртыми объятиями, а крутя за спиной фиги. Но… я снова молод, чёрт возьми! И после шести месяцев практического уничтожения тварей, смею надеяться, действительно могу за себя постоять. Под моим седлом зверюга, способная дать фору иному кроссовому мотоциклу с Земли, рядом скачет мой верный рыцарь, обвешанный оружием и бронёй, словно танк, а за спиной реет плащ с родовым гербом. Грех жаловаться на судьбу и унывать! Не зевать, не расслабляться, быстро и качественно работать головой, пользоваться любой открывшейся возможностью, чтобы изменить ситуацию в свою пользу – вот и всё, что от меня требуется. В конце концов, этот “квест” я взял себе по собственному выбору, а не под давлением обстоятельств непреодолимой силы. Если что – могу и задний ход дать…
* * *
Насчёт дороги по ту сторону пограничной черты – это я угадал. От внешних ворот заставы-форта вдаль тянулась обычная грунтовка, в меру разбитая и по-зимнему грязная. А так – пейзаж не особо и изменился: ржаво-зелёные, заросшие прибитой холодами и осадками травой обочины, от которых тянет силосом; серо-коричневая стена не особо густого леса, в котором тёмно-зелёными пятнами проступают сосны и ели. И блёкло-синее, совсем не летнее небо над головой. Зимнее солнце светит ярко, а вот греет откровенно плохо: хлюпает вода под копытами химер, меж лесными стволами клубится жидкий, прозрачный туман, а в тени особенно густых ёлок и вовсе лежат кучки серого, ноздреватого снега. Точно такого же цвета немедленно стала и шёрстка на ногах моей Вспышки. Ещё один повод не срывать лошадку в галоп – тогда в цвета местной зимы очень быстро окрашусь и я. Вот, кстати…
Я обернулся к отставшей на полтора конских корпуса спутнице и хмыкнул. Да уж, правильно говорят: танки грязи не боятся. Копыта тяжело бронированной и дополнительно нагруженной Милки на каждом шаге во все стороны расплёскивали вязкую гадость, так сказать “дорожного покрытия”, словно воду. Н-да. Пожалуй, дорожные разговоры стоит отложить как минимум до королевского тракта. Есть слабая надежда, что хотя бы та дорога будет напоминать именно что дорогу, а не мелкое и, что греха таить, неприятно попахивающее болото. Даже воняющее, скорее… Сильно воняющее!
…Это оказалась не дорога. В смысле – источником запаха было не месиво под ногами химер, а то, что было впереди. Грунтовка вильнула – и деревья вдоль обочин неожиданно расступились, открывая вид на… на… Блин. С чем сравнить-то? Наверное, если бы существовало специальное кривое зеркало, искажающее не пропорции отражения, а его суть, то именно так выглядел бы в нём буквально пятнадцать минут назад покинутый форт республики. Ворота и стены – да. Но вместо каменного монолита небольшой, но грозной твердыни – почерневшие, стоящие вкривь и вкось брёвна частокола и несколько жердей, чисто символически обозначающие створ для въезда. Створки тоже есть – из трухлявой даже на вид, сочащейся влагой неподъёмной доски, и, похоже, навсегда вросшие в открытом состоянии в землю у обочин. А за “стенами”…
Не знаю, как у местных жителей получилось добиться подобного эффекта, но грязевая лента дороги внутри словно разливалась по сторонам, в середине своей превращаясь в совсем уже непролазную хлябь. В лужах неспешно копошилась тройка грязных по самые кончики ушей свиней и с десяток на удивление практически чистых гусей. Разумная жизнь центральную часть “площади” благоразумно огибала, сосредотачивая своё присутствие по краям, у там и сям криво натыканных изб – таких же чёрных и скособоченных, как и частокол. Стоп, я сказал “разумная”? Кажется, поторопился.
Строения внутри неровного круга кое-как заточенных сверху брёвен образовывали свою окружность – ещё более кривую. Малые пародии на избы, похоже, являлись вроде как жилыми домами – из каменных труб поднимался дым, крохотные слепые окна иногда поблёскивали тусклыми поверхностями грязных стёкол. А вот большие… Одно… одна… один большой лабаз со скошенной крышей оказался таверной – прибитую над притолокой подкову я разглядел после того, как из-за двери выпали два цепляющихся друг за друга и за керамическую бутыль вдупель пьяных тела. Не заморачиваясь соблюдением приличий и элементарной гигиены, эти двое стали орошать стену прямо рядом с порогом скопившимися в организме излишками жидкости. При этом раскачиваясь, словно невидимый ветер так и норовил сбить их с ног.
Если кто думает, что на подобную сцену кто-то из здешних жителей обратил внимание или паче чаяния одёрнул – вотще. Внутри не такой уж всё-таки и большой территории бесцельно шлялись или занимались своими делами человек этак с двадцать одновременно – и хоть бы один голову повернул. Откуда-то до меня и остановившейся рядом Маши долетало мычание, из ближайшей избы слышались женские взвизги и смех то ли на два, то ли на три голоса, вдали плакал ребенок, лаяла собака…
– То самое Торжище, про которое нас предупреждали, – наконец дошло до меня. Уж больно открывшаяся картина поразила до глубины души своей сюрреалистичной целостностью. Надо признать – редко я видел подобные зрелища, а за последние полгода – вообще ни разу. Теперь, когда пронзительность пейзажа уже не так сильно резала взгляд (и нос, о боже! Как они тут живут?!), я стал замечать сначала пропущенные детали. Например, парочка пьяниц у стены трактира несла на себе Печати республики, причем не рабские, а гражданские. Ещё одна Печать проглядывала через стены ближнего сарая – судя по всему, поставленная на ездовую химеру. Да и из дома с веселящимися шлюхами (ну а кем ещё?) ритмично, но едва заметно мерцало призрачно-зелёным. А вот у занятых делами местных Печатей как раз не было. В общем, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, чем тут живут.
– Поехали отсюда, – борясь с лёгкими приступами накатывающей тошноты, приказал я. Двинул было Вспышку по краю “площади”, но увидел, как несколько женщин в безвкусно-цветастых платьях кучкой двинулись в нашу сторону – и направил химеру напрямик. Что-то мне подсказывало, что я так меньше испачкаюсь…
* * *
– Теперь я понимаю, почему погранцы это самое Торжище сожгли. Трижды. – Придержав свою уже не очень белую лошадку, я теперь ехал бок о бок с дочкой кузнеца. После форсирования “главной площади” с позволения сказать поселения угваздаться сильнее было уже просто невозможно. В смысле – грязь продолжала лететь, но в том же темпе отваливалась под слоем собственного веса.
– М-мерзость, – согласно передёрнула плечами рыцарь. – Как они так могут жить?!
– Минимум вложений и максимум отдачи. – Лесной воздух после смрада вокруг Торжища пах, словно амброзия. – Видал я такие “схемы”…
– “Схемы”? – не поняла меня Маша.
– Нечто, что позволяет на первый взгляд совершенно законно и быстро, причём в течение некоторого промежутка времени, а не один раз, получать высокие прибыли. – Я скривился, пытаясь поточнее раскрыть пришедший в российский бизнес прямо из “лихих девяностых” термин. У меня на родине объяснять обычно никому не требовалось. – Не думаешь же ты, что все эти торговки собственным телом и подавальщики-наливальщики алкогольной бодяги именно тут случайно сами собой собрались? Или у них поинтересовались, в каких условиях они хотят жить?
Люди… во всех мирах мы остаёмся самими собой. Если есть те, кто готов заплатить за “запретные” развлечения, то немедленно находятся “доброжелатели”, организующие подобный досуг. Так и появляются на Земле целые кварталы в курортных оффшорах, застроенные казино, и целые страны, чуть ли не официально специализирующиеся на секс-туризме. Если так подумать, то в половине подобных мест моего родного мира всё организовано не менее… грязно. Прямо-таки вселенская закономерность какая-то… Хотя, если подумать, всё логично.
– Мерзость… – уже с другим оттенком эмоций в голосе повторила девушка.
Объяснять, не объяснять? Пожалуй, придётся – а то мы так толком и не поговорили после того, как я получил от Рахмана предупреждение о проплывающем мимо наследстве. Пришлось собираться в дорогу бегом и кувырком – присесть некогда было, не то что объяснить свою задумку. Хотя, может, и хорошо – времени на депрессию у дочки кузнеца тоже просто не осталось… А потом мы полтора суток галопом летели по идеальным республиканским трактам – с единственной короткой остановкой на поспать. И правильно сделали, как выяснилось – теперь-то спешить уже не выйдет. Не по таким хлябям. И это ещё погода идеальная – солнечная и для этого сезона сухая. Если пойдёт дождь… брр.
– Маша, скажи мне, ведь у вас в деревне улицы точно так же зимой развозило? – кивнув под ноги химерам, уточнил я, заранее зная ответ. Природа моей родины наглядно и с удовольствием демонстрировала его всем желающим, решившим осенью или весной сделать шаг в сторону от асфальта. В Лиде и окрестных королевствах в целом климат заметно теплее, чем в России, но, видимо, по другим параметрам типа состава почв и характера увлажнения сходства хватает. – А пытались бороться как-то с распутицей? Ну ладно, не везде, а хотя бы вокруг храма, например?
– Отец Митчелл, кажется, предлагал, чтобы деревянным настилом площадь застилали… – сбитая с толку неожиданным вопросом, честно попыталась вспомнить дочка кузнеца. – Кажется, говорил, что в церковных сёлах все так делают… Я тогда маленькая была, мне неинтересно было. А что?
– А то, что предложение вскладчину улучшить общий комфорт отклика в широких массах не нашло, – против воли невесело улыбнулся я. Знакомо, как знакомо-то…
– По крайней мере, мы не выливали поганые отходы туда, где все ходят! – Марише показалось, что она поняла, к чему я клоню. – И если кто дом строил, всем миром всегда помогали, и папа тоже!
Рыцарь осеклась, наверняка не понимая, что это вдруг на неё нашло. Нет, всё-таки не зря я убедил её написать письмо этому самому клирику Митчеллу и аккуратно намекнул черкануть пару строк ещё и деревенскому кузнецу. Как бы девушка ни хорохорилась, видно, не самое приятное расставание с ближайшим родственником, несмотря на все случившиеся после события, всё-таки продолжало лежать едва заметной тяжестью на душе. Ну козёл её отец, что сказать, – но ведь ближайший родственник, другого нет. Маше, когда мы покидали Нессарию, явно изрядно полегчало. Если бы не чёртова гидра…
– Я к тому, что никто не будет вкладываться в то, от чего лично для себя не видит отдачи, – терпеливо объяснил я. – Торжище, как ты слышала, официально ничьё, его вообще как бы нет. А значит, его без последствий может кто угодно сжечь. Так зачем делать хорошо, если можно дёшево? Ну и люди, согнанные владельцами схемы туда работать, рассуждают точно так же: чего стараться мусорное ведро тащить до забора, когда завтра, может, от всего здесь одни угли и останутся.
Маша задумалась. Как и у Фирониэль, образование деревенской девочки было… как бы это помягче выразиться, несколько однобоким. Только в отличие от дочки вождя, дочь кузнеца никто не научил собственным примером задумываться над привычными, казалось бы, вещами. А житейской мудрости мой вассал набрать попросту не успела, почти сразу после побега из дома завербовавшись в солдаты Белых и тут же, буквально считанные дни спустя, попав в рабство. Ну ничего, уж сейчас прогресс виден невооружённым глазом. Увы, именно перенятая у меня привычка анализировать и сопоставлять факты наверняка и стала причиной нескольких последних Машиных срывов. Натуральное горе от ума, блин. Но лучше так, чем блаженный идиотизм.
– Затраты и отдача… – подождав немного, повторил я, глядя в сторону. – Маша, как ты думаешь, зачем я вообще сорвался за наследством?
Ага, ну что я говорил! Сначала – полный непонимания взгляд в ответ, а потом девушка сопоставила мой вопрос с нашим разговором. Отнюдь не дура мой вассал и учиться умеет буквально на лету.
– Титул – это ведь не только почёт и уважение, не только положение в обществе. Это ещё и обязанности, с ним связанные, – опять глядя на дорогу, продолжил я. – И перед простыми людьми, живущими на твоей земле… и перед тем, кто тебе этот титул дал.
Не знаю, кого как, а лично меня больше всего сейчас напрягало как раз последнее. Почему-то люди, мечтающие заполучить титул, обычно забывают о главной подляне для дворянина: право владеть землёй и командовать личной дружиной и крестьянами даётся монархом. И даётся не просто так – король, герцог, князь или кто там сидит на самом верху пирамиды власти на данной территории, закономерно рассчитывает на дивиденды от своего вложения.
Живя на Земле, я тоже эту довольно очевидную тонкость напрочь не воспринимал, хотя казалось бы – очевидно же! Вот безземельных и безгербовых благородных по сути дела и ухватить не за что: сюзерен отпустил на вольные хлеба – всё, ты сам себе командир. И кто поумнее, как я понимаю, уже давным-давно просёк фишку и вверх не лезет. Потому что уже сам герб, даже не подкреплённый территорией – мишень для манипуляций. Отобрать его выдавшему когда-то монарху – постараться надо, но если задаться целью и найти повод, то вполне возможно. Другое дело, кому на фиг обычно нужен безземельный рыцарь? А вот баронет, претендующий на пусть и небольшой, но приносящий стабильные доходы кусок земли, который к гербу прилагается – мишень, как ни крути, уже поинтереснее.
То-то Рахман подсуетился, сумев сопоставить личности охотника Арна из Миракии и баронета Арна Бертрана. Даже взаймы попытался предложить “под совсем мизерный процент”, сволочь такая. А всё почему? Да потому, что я от своей земли никуда не денусь… если баронство станет моим, конечно, но риски умный и ушлый торгаш наверняка посчитал и счёл приемлемыми. И это всего лишь купец, который максимум что сможет – получить некий косвенный доход от влияния на феодала самого низкого уровня. Спрашивается, зачем я тогда добровольно сунулся в этот самый гадюшник? Да всё потому же.
Деньги. Деньги, ради которых не нужно лезть под клыки нарийского тигра или кислотные плевки черепахи-мутанта. Затраты – и отдача. Мои усилия могут закончиться ничем, но я по большому счёту, кроме времени, ничего не потеряю. Кроме пары зимних месяцев, в течение которых степная бескормица всё сильнее выдавливает обитателей Шрама на юг, превращая и без того небезопасное ремесло охотника на монстров совсем уже в лотерею, в которой лично от меня мало что зависит. Мне дважды серьёзно повезло, и продолжать испытывать судьбу я не готов. Пока не готов. Что-то мне подсказывает (здравый смысл, не иначе): для неофита от магии Жизни правила игры будут со-овсем другие.
В этом смысле поездка за наследством для меня абсолютно беспроигрышный вариант. Получу деньги, смогу нанять наставника-мага? Отлично! Не получу? Что ж, зато приобрету неоценимый опыт жизни в королевствах, который был у Арна до попадания, но отсутствует у меня. Ведь ехать к учителю потом придётся рано или поздно так и так.
…А теперь все эти размышления нужно постепенно и аккуратно донести до Маши. Времени подумать над изменениями в своей судьбе у моего вассала, как я и говорил, толком не было, да и сама дочка кузнеца больше не та наивная дурочка, решившая попытать счастья в церковных солдатах и угодившая в рабство – что и показывают недавние нервные срывы. Тем не менее, детские мечты после прочтения рыцарских романов никуда не делись. Не хочу, чтобы моё решение продолжать ранее выбранный путь мага научной школы повелителей Жизни вместо подвернувшейся возможности служению какому-то там корольку стало для неё неприятным сюрпризом. Ну что ж, дорога лучше не становится, логические выводы из приведённых аргументов рыцарь делать научилась очень даже хорошо. А напрягать мозги ничуть не менее полезно, чем мускулы. И мне, и ей.
* * *
– Да, Рожки определенно кривые, – прокомментировал я для спутницы открывшийся вид на первое для меня официальное поселение королевства Балот. За три с лишним часа, пока мы тащились в сторону королевского тракта, у меня здорово так укрепились подозрения, что созвучие названия страны (ага, “страны” – размеры меньше половины Московской области) и слова “болото” – неспроста. Я по неопытности, почувствовав вполне определённые позывы организма, направил Вспышку к обочине и лихо спрыгнул на траву… и влип так, что с трудом сапоги выдрал! Как оказалось, под скреплённым переплетёнными корнями слоем дёрна лежала всё та же чёрная грязь. Если просто ходить – вроде как и не проваливаешься, но стоит чуть подпрыгнуть или топнуть посильнее… М-да. А вот Машу в броне почва уже не держала. В итоге в походы к кустикам и назад мне приходилось своего рыцаря буквально вести за ручку – иначе встать из скользкой каши под ногами в случае падения у неё самостоятельно могло и не получиться. Средневековая р-романтика, мать её! Очень надеюсь, что тут просто место такое, и мы скоро из него свалим: к северу от Эрста, от полиса и до самого вала Шрама такой проблемы нигде не было.
Кривые Рожки располагались на высоком берегу безымянной речки-переплюйки, которой, к слову, тоже на карте не было. Оставалось только догадываться, что ещё картографы королевств по тем или иным причинам “не заметили”…
Около деревни вода разливалась широким плёсом, и в ранних сумерках редкие тусклые огоньки, горевшие далеко не во всех окнах, отражались в чернильно-чёрной, мёртвой (по запаху – определённо мёртвой, фу) воде. Если смотреть с противоположного берега, деревня действительно словно охватывала посадами озеро, будто стремясь сжать его и удержать. В ответ стихия упорно подмывала излучину, заставляя массы грунта медленно сползать вниз – вместе со всем тем, что там понастроили люди. Надо ли говорить, что на пользу домам и сараям это категорически не шло?
Ещё одна “прелесть” зимы – короткий световой день. Дорога, не размениваясь больше на повороты, без затей ныряла прямо в озеро, а стремительно темнеющее небо не давало шанса найти какой-нибудь другой путь. В итоге брод, шипя под нос матерные проклятия, пришлось форсировать сходу – иначе мы рисковали и вовсе заночевать на берегу. Единственное – я заставил Машу снять броню, а сам всё время, пока химеры брели где по колено, а где и по брюхо в воде, сжимал в руках рукоять подаренного когда-то владельцем скотобойни разделочного ножа. К счастью, Милка всё-таки не поскользнулась, чего я так боялся, и мне не пришлось нырять и перерезать ремни лошадиного доспеха, ориентируясь на видимое только мне свечение Печати. Пронесло… Надо ли пояснять, в каком настроении мы попали в селение?
Сцена прибытия в темноте в придорожный трактир благородных путешественников есть практически в любой фэнтезийной книге или историческом фильме. И вот что я скажу: враньё от начала и до конца. Лай собак, свет факелов, расторопный мальчишка-конюх, за монетку споро распрягающий лошадей? Ага, десять раз.
