Двойник. Повесть

Заметив стоящих в глубине сцены музыкантов, которые невозмутимо занимались своими инструментами, Андрей взмахнул рукой и, как бы перевалив груз внимания зала на плечи своих помощников, стремительно пересек пространство сцены и остановился возле одинокого микрофона.

«Все нормально!..» – приказал он себе, всматриваясь в едва различимые пятна лиц зрителей, сидящих в первых рядах.

Наконец шум и хлопки начали стихать. «Ну, ни пуха…» – успел подумать Андрей, протягивая руку к блестящему хвосту микрофона.

Выхватил довольно увесистую штуковину из зажима, поднес ко рту и осторожно, с невольной опаской, произнес начало заученной накануне фразы: – Улан-Удэ!!! Здравствуй!

Голос, совершенно чужой, незнакомый голос, прозвучал, словно рев падающего с многометровой высоты водопада.

Андрей поморщился, отодвинул микрофон чуть дальше от губ и продолжил: – Как ни трудно мне говорить в этот миг нашей радостной встречи, мои дорогие слушатели, но я должен сообщить, что это мой последний концерт. Я уже спел все, что мог. Сделал все, что сумел. И теперь мне пора уходить. Уйти туда, где нет ни шума оваций, ни света прожекторов. Нет вашей любви и вашей ненависти, которые ходят рядом, рука об руку…

Андрей старательно повторял крайне идиотские, на его взгляд, слова и даже успел слегка удивиться чрезмерной трагичности оборотов.

«Как будто не на отдых, а на тот свет уходить собираюсь», – хмыкнул он, заканчивая речь.

Он замолчал, и на мгновение показалось, что даже оглох. Настолько тихо было в зале. Как видно, для зрителей, пришедших веселиться и отдыхать, его слова стали неожиданностью.

Выручил звукооператор, выдавший в динамики шум восторженно ревущей толпы.

Андрей облегченно выдохнул, перевел дух и, вспомнив про обещание, подхватил стоящую на полу возле самых кулис бутылку спонсорской газировки и попытался открыть пробку одной рукой, держа в ладони другой микрофон. Влажные пальцы скользнули с пластика пробки, бутылка выскользнула и покатилась куда-то в сторону, исчезла из виду. Отыскать ее в складках пыльных портьер было совершенно немыслимо.

Андрей пожал плечами и виновато развел руки в стороны, обращаясь к спрятавшемуся в темноте кулис Кацману.

Однако уже через секунду Андрей и думать забыл про невольную оплошность. Грохнули, едва не взорвав перепонки, ударные, взвыла гитара, закрутилась электронная вязь звуков синтезатора.

«Раз, два, три», – начал отсчет Андрей, который твердо запомнил, что вступать должен именно на четвертом такте. Выждал и рванул руку с микрофоном к губам, пародируя свою нелепую позу на прошлом концерте.

А в следующее мгновение из динамиков донесся тот, старый, совсем не похожий на его нынешний, голос.

Хлопок, раздавшийся где-то в глубине кулис, за спиной музыкантов, наверное, не услышал никто в зале. А вот упавшую тишину сумели осознать все.

Она оглушила и подействовала на музыкантов, словно чугунная пита, придавившая, парализовавшая их.

В зале послышался шум разрозненных голосов, который вскоре сменился несмелыми, но с каждым мгновением все усиливающимися криками.

– Что случилось? – забыв на миг обо всем, растерянно произнес Андрей, глядя на маячащие в кулисах фигуры. Голос его, усиленный микрофоном, прозвучал неестественно громко.

Наконец край занавеса качнулся, из сумрака, двигаясь отчего-то боком, появилась прежняя дама в бархате. Она сделала три нерешительных шага и приняла из рук Андрея ненужный ему теперь микрофон:

– Простите! По техническим причинам концерт продолжаться не может. Вышел из строя распределительный щит электропитания музыкальных инструментов. Просим вас проявить понимание и…

Тот свист и крики, которые слышал Андрей перед началом концерта, нельзя было даже сравнить с той лавиной рева, что обрушилась на него сейчас.

– Андрей!!! Андрей!!! Андрей!!! – слились в настойчивое скандирование крики.

– Жулики!!! Козлы!!! – вдруг истошно проорал кто-то из первых рядов.

Андрей бросил взгляд на музыкантов, надеясь получить хоть какую-то поддержку. Однако его помощники неведомым образом испарились со сцены, оставив одиноко лежать свои инструменты.

И тут откуда-то из темноты на сцену упала пустая бутылка из-под пива. Она глухо стукнулась о настил и покатилась по неровным доскам.

«Еще мгновение и будет поздно», – с пугающей ясностью понял Андрей. Выдернул микрофон из рук ведущей, быстро шагнул вперед.

– Друзья! Это не наша, это ваша аппаратура, – произнес он, смело глядя в зал. – Выходит, что козлы-то местные… – он усмехнулся, покрутил в пальцах инструмент: – Мой-то как надо… пашет.

– Ну так и пой тогда! – темнота скрыла лицо кричавшего. – Ты ж певец, Андрюша? Или может, и вправду болтают, что ты без фанеры ноль?

– А как ты этот… «Мозаичный сон» без инструментального сопровождения представляешь? – сам удивляясь своему спокойствию, поинтересовался Андрей.

– Выходит… правда? – это прозвучал уже девичий голосок из другого конца зала.

Андрей на мгновение задумался, повернулся к кулисам и заметил очумело размахивающего руками продюсера.

Вячеслав Михайлович умоляюще сложил ладони и показал на часы. Затем растопырил пальцы.

– Пятнадцать минут, – понял Андрей немую просьбу. Он поискал взглядом толстенькую фигурку Кацмана и решительно тряхнул головой.

– Ну что ж, вы правы, – произнес он в микрофон. – Деньги плачены, и я обязан их отработать. Однако, поскольку те песни, которые я собирался спеть, исполнять без соответствующего аккомпанемента нет смысла, я спою вам другие. Свои любимые. А тем временем, возможно, ваши специалисты сумеют устранить неисправность.

Андрей спокойно, словно и не находился под прицелом тысяч взглядов, прошел к оставленной музыкантами гитаре.

– Первая песня посвящается моим друзьям, – произнес он, настроив микрофон. Сказал он это настолько естественно и бездумно, словно произносил уже не один десяток раз.

Осторожно тронул струны, пробежал пальцами по ладам и вдруг запел. Голос, прошедший через мощный микрофон и хороший усилитель, звучал на редкость чисто и искренне. Так бывает. От простых, незатейливых, вроде, слов и мелодии выступают вдруг невольные слезы, которые невозможно сдержать.

Песня звучала в полной тишине, слышался лишь только скрип прижатых ладов, да звон звучащих в унисон аккордов.

О чем была песня? А вряд ли те, кто слышали ее, могли сразу сказать, о чем она. Но то, что она дошла до каждого, было несомненно.

Андрей допел последний куплет, прижал лады и с некоторой опаской взглянул в зал.

Недолгая, но такая трудная для него пауза вдруг взорвалась. Хлопали все. И что самое странное, овацию не прерывали ни свист, ни топтания, которыми нынешняя молодежь привыкла выражать свои чувства.

– Понравилось? – спросил Андрей с легким удивлением. Осторожно глянул в сторону кулис и начал играть вступление к новой песне. И вновь зазвучал его голос. Зал вновь замер.

– Что? Что делать?! – прокричал за кулисами, картинно заламывая руки, Кацман, вынырнувший откуда-то из подсобки. – Сволочь… Я сам его…

– Заткнись, придурок, – отрезал продюсер, не отрывая глаз от сцены. Но вдруг отмер и поманил к себе плюгавого мужичка с наушниками на шее: – Ну что там?

– Кирдык там, – уныло протянул звукооператор. – Можно сворачивать лавочку. Это не лечится. Знающий человек нагадил.

– Ладно… ладно, потом, – отчего-то почти не расстроился Вячеслав Михайлович. – А ты сейчас возьми аппарат, да быстренько закатай это на диск. Да! Его выступление. Быстро. И постарайся!

Оператор глянул на сцену, презрительно скривил губы, но прислушался, удивленно дернул бровями и, уже не задавая вопросов, потрусил к своему пульту.

К громадному удивлению Андрея, публика, которой вместо обещанного шоу пришлось довольствоваться сольным, почти бардовским, концертом, тем не менее, судя по аплодисментам и восторженным выкрикам, осталась им совершенно довольна.

Добил его громадный букет алых роз, который преподнесла ему симпатичная девчонка, сидевшая в первом ряду.

А вот что оказалось вовсе не каплей, а вполне ощутимым ковшом дегтя, так это реакция Семена Яковлевича. Перепачканный в пыли Кацман с зажатой в руке бутылкой злополучной минералки орал так, что Андрею даже стало немного страшно. Сраженный мгновенным перевоплощением добродушного толстяка в разъяренного монстра, он даже не пытался объяснить, что все случилось совершенно нечаянно, и что никакому спонсору наверняка не нужен скандал на концерте. Впрочем, и это тоже стало неожиданностью, спас растерянного Андрея от наскоков рассвирепевшего администратора не кто иной, как продюсер. Вячеслав Михайлович решительно вклинился между ним и Кацманом.

Что он сказал финансовому директору, Андрей разобрать не сумел, однако для взбесившегося толстяка эти слова стали настоящим ушатом ледяной воды, разом охладившей весь его пыл.

– …Тогда сам и расхлебывай, – произнес Кацман странным голосом, развернулся и вышел из тесной гримерки, даже не взглянув на Андрея, все еще сжимающего в охапке букет цветов.

Вячеслав Михайлович открыл было рот, собираясь, как видно, что-то сказать, но тут дверь вновь распахнулась, и в комнату, распространяя вокруг крепкий спиртной выхлоп, ввалилась троица лохматых парней, которые, как успел понять Андрей, составляли группу аккомпанемента.

– Андрюша, сволочь, ну ты и дал! – восторженно закричал первый из музыкантов, владелец столь полюбившейся Андрею гитары. – Когда ты играть-то выучился? Ну да что там… молоток, уважаю! И концерт спас, и вообще. Толково исполнено…

– Да погоди ты, – вмешался ударник, – ты главное скажи, скажи. Чьё это все? Слова, музыка? Кто автор? Целый блок свежака отрыл где-то, и ведь ни словечка. Почему ты раньше… И чего ты там про какое-то окончание выступлений говорил?..

– Стоп! – Вячеслав Михайлович сделал короткий шаг и решительно поднял руку. – Ребята, я вас отлично понимаю. Сам в шоке. Но… всему свое время. Андрей Сергеевич устал. Как никак – сольник отпахал. Давайте… давайте. Все после. А пока… ступайте-ка вы к господину Кацману. Семен Яковлевич вам за прошлый концерт денежки выдаст. В полном объеме. И девчонкам скажите… пусть подтягиваются, пока он… добрый. А то, что сегодня так вышло, ну… вы ж не виноваты. После отработаете. Так, ведь?

– Да мы… да… ну какой разговор!.. – троица активно закивала лохматыми головами, преданно глядя на продюсера.

– Пусть Яковлевич с ними разбирается… – усмехнулся продюсер, плотно затворяя дверь, и закончил уже совсем с другой интонацией: – А нам с тобой нужно серьезно поговорить.

Андрей осторожно положил букет и опустился на стул, стянув с головы бандану.

– Думаю, ты заметил, что я был не слишком приветлив, – Вячеслав Михайлович дернул щекой, изобразив усмешку. – Так оно и есть. Мне вся эта история была крайне не по душе. Дело в том, что мы тебя обманули. Такое совпадение… У нас солист пропал. А без него все гастроли медным тазом. И вот вдруг ты… Нам, ведь, только и нужно было, чтоб кто-то, похожий на Андрея, вышел, под фанеру рот пооткрывал. Согласен – не слишком честно вышло… – продюсер тяжело вздохнул и тут же добавил: – Некрасиво, признаю. Но я потому на авантюру Семкину поддался, что уж слишком много от этого концерта зависело.

Видя, что Андрей собирается вступить в разговор, торопливо закончил: – Зато теперь у нас время будет отыскать настоящего Андрея. А тебе я твердо обещаю: тебя в Москву отвезем и в клинику устроим. Даже за выступление заплатим.

– Да я что-то такое и сам подозревал… – невесело усмехнулся Андрей. – Я ж память потерял, не мозги. И костюмы его мне не по размеру немного, и лицо… если присмотреться, не то. Да и вообще… не стал бы этот ваш, Кацман, со звездой так себя вести. Да много чего еще…

Андрей покрутил головой, отыскивая снятую перед концертом одежду, и вопросительно глянул на продюсера: – Мне бы переодеться? Да и устал я что-то…

– Да-да. Сейчас, – Вячеслав Михайлович провел ладонью по волосам, явно не собираясь покидать комнату. – Ты, вот, песни пел…

– А что? Не стоило? Ну, извините тогда, я не знал…

– Да я не про то… – смутился продюсер. – Все как нельзя лучше вышло. Более того, если бы не песни эти, я, может, и не стал ничего… Ну, в общем, не стал бы вмешиваться. Но вот когда послушал, мнение изменил. Так чьи песни-то?

– Не знаю, – Андрей наморщил лоб. – А ведь я, пожалуй, сейчас их и не вспомню. Просто, вот… в тот момент в голове возникла песня. Слова, музыка…

– Неужели ты это все… экспромтом? – охнул Вячеслав Михайлович. – Да нет. Такого быть не может, – он даже махнул рукой, отрицая саму возможность столь невероятного факта.

– В то же время, если бы кто-то их уже на эстраде пел, я бы точно вспомнил, – пробормотал он, словно про себя, и закончил: – Ладно, с этим потом разберемся. А сейчас переодевайся, машину я вызвал. Понимаю, что устал, но придется потерпеть. Вылет сегодня. В восемь вечера регистрация.

– Кацман словно с цепи сорвался – уже билеты успел заказать. Но тебе, как я понимаю, это и лучше. Чем раньше прилетим, тем раньше с нормальными врачами встретишься.

Вячеслав Михайлович запнулся, невольно поежился, однако вынул из кармана паспорт: – Мы тут подумали… нет тебе пока смысла о себе заявлять. Пусть на какое-то время все идет так, как идет.

– В смысле? – Андрей недоуменно глянул на седоволосого.

– Ну, в смысле… немного еще нашим Андреем придется побыть. Билет-то на его паспорт взят. А кроме того… если все как есть сказать – долго ведь объясняться придется. В клинике скажем, мол, так и так… на гастролях… внезапно… память исчезла. Свернулись и срочно назад.

Андрей с сомнением покачал головой:– А как потом выкручиваться? По мне, так у вас уже вопросов возникло… А чем дольше, тем сложнее будет их распутать.

– Как бы так не вышло, чтобы вам от меня избавляться не пришлось. Прикопав на пару метров, – пошутил он, не заметив, как по лицу продюсера скользнула непонятная тень.

– Что ты такое говоришь?.. – начал Вячеслав Михайлович, но осекся. – Да ты шутник… парень. Слушай, неужели совершенно не помнишь, кем раньше был?

– Вертится что-то такое… – совершенно серьезно отозвался Андрей. – Боюсь ошибиться, но когда разговор насчет прикопать зашел, явственно так всю процедуру представил… Стремное ощущение, надо сказать, – он тряхнул головой и весело рассмеялся: – Да ничего я такого не помню… пошутил. Пусто в голове, хоть вместо колокола стучи. Одна надежда, что московские врачи помогут.

Он сноровисто, по-военному быстро, скинул эстрадный костюм, переоделся в обычную одежду и вытянулся по стойке смирно.

– Ну что… попрыгали… – думая о чем-то своем, пробормотал Андрей, засунув в карман легкого летнего пиджачка паспорт и блестящую корочку авиабилета. – Можно и выдвигаться. Вот только, что с цветами делать?

– Не понял? – обернулся Вячеслав Михайлович. – Что сказал?

– Я про букет, – Андрей ткнул пальцем в охапку роз. – Завянут. Жалко.

– А до этого?

– Брр, – Андрей нахмурил брови, добросовестно стараясь сообразить, чего от него добивается спутник.

– Ладно, проехали, – Вячеслав Михайлович покосился на цветы: – Ну, если хочешь… С собой возьми, подаришь, может, кому. Не знаю… Администратору, там.

Андрей подхватил хрустящую охапку распространяющих аромат роз и шагнул к дверям. На пороге замер, оглядел гримерку.

– Опять Кацман свою минералку забыл, – усмехнулся Андрей, заметив оставленную финансовым директором бутылку. – Захвачу с собой, что ли. Вдруг, в самолете пить захочется.

– Да… в нынешних самолетах ты, явно, не летал, – усмехнулся продюсер. – Билет, ведь, смотрел. У нас места в бизнес классе. А там и воду, и сок, и виски по первой просьбе дают. Сервис, понимаешь.

– Да… – Андрей прислушался к себе, – Действительно, у меня самолеты, и вправду, с куда более спартанскими условиями ассоциируются. Но смутно, как в тумане…

– Ничего, ничего… дай Бог, вспомнишь, – уже на ходу подбодрил его Вячеслав Михайлович.

Мерный гул турбин старенького, но вполне комфортабельного Боинга Тувинской авиакомпании нагонял легкую дремоту. Взлет прошел буднично и даже незаметно. Несильные толчки и тряска сменились плавным спокойствием.

Андрей отстегнул ремень, поудобнее устроился в мягком кресле, поправил теплый клетчатый плед, принесенный ему услужливой стюардессой, и вновь вернулся в памяти к такому богатому на события прошедшему дню. А впрочем, чем еще заняться человеку, вся предыдущая память которого оказалась стерта, словно карандашный набросок с белого листа бумаги. Зато все события недавнего прошлого, стоило лишь прикрыть глаза, всплывали, словно на большом экране. Незаметно для себя Андрей задремал. Суету и всполохи сцены сменил спокойный и вовсе не богатый на события сон.

Снилось ему, что так же мерно шумят моторы, тихо посвистывает, приятно обдувая щеку, тугая струйка холодного воздуха. Только вокруг совсем не чистенький, безликий уют комфортабельного лайнера, а просторное, уходящее в темноту помещение, куда более похожее на ангар, изогнутые стенки, крашенные серой краской, испещрены точками частых заклепок. И вовсе уж никаких окон-иллюминаторов.

Посредине жесткий, неподъемный даже на вид, кусок брезента, укрывший нечто угловато-бугристое, и смутно различимые фигуры людей, сидящих вдоль бортов на узеньких откидных креслицах.

И тут картина сна, пусть нечеткая и размытая, но не сулящая ровным счетом никакой угрозы, мгновенно переменилась. Стала пугающей.

Все вокруг накренилось, пополз вдоль по проходу, сминая кажущийся таким жестким брезент, лежащий под ним груз. Царапая, цепляя жесткими углами прижатых к стене пассажиров. А еще через миг полутьму начал наполнять удушливый дым. Он застилал глаза, мешал вздохнуть, ел глаза. А крен все возрастал… Еще миг, и пролетел мимо, падая почти отвесно, кто-то из тех, сидящих в хвосте, у самой ребристой аппарели…

– Что с вами? – негромкий женский голос вырвал из кошмара, вернул в теплую и уютную реальность.

Андрей вздрогнул, неловко оглянулся, стараясь поскорей убедиться, что все это ему приснилось. Облегченно выдохнул, смахнул рукавом выступившую на лбу испарину. Откашлялся.

В горле мучительно першило, словно он и вправду наглотался едкой гари. Он задрал голову, вспоминая, куда засунул свою сумку с лежащей там бутылкой воды. Привстал, потянувшись к дверце расположенного над головой отсека для ручной клади.

– Вам что-нибудь принести? – улыбчиво спросила стюардесса, которая разбудила его.

– Что? – Андрей смущенно опустился обратно в кресло, сообразив, что пить теплую минералку, вдобавок из горлышка, в данных условиях будет не совсем прилично.

– Воды, если можно…

– Одну секундочку, – девушка развернулась и профессионально ловко двинулась вдоль салона.

«Стюардесса по имени Жанна…» – вынырнула откуда-то из глубин памяти Андрея затертая фраза.

«Причем тут Жанна? – удивился он. – Елена Николаевна… старший бортпроводник».

Оказалось, что он совершенно непроизвольно умудрился рассмотреть не только миловидный профиль белокурой проводницы, но и прочитать висящий на ее груди жетон-бейджик.

«Лет двадцать пять, а то и все двадцать восемь. Ребенок. Но не замужем, вернее, была, но недавно развелась. Курит… Перед тем, как подойти ко мне, что-то резала».

«Стоп… стоп, – Андрей тряхнул головой, прогоняя вереницу несвоевременных мыслей. – И откуда вообще такая твердая уверенность в своих заключениях?»

«Ладно, с последним. Может быть, остался след от ножа… Но с ребенком, и остальное?» Раздумья оборвала стюардесса: – Ваша вода, – она чуть склонилась, протянув пассажиру легкий пластиковый поднос с запотевшим стаканом.

– Простите… Андрей… А можно автограф? – девушка вынула из нагрудного карманчика блокнот и простенькую ручку.

Он озадаченно глянул на листок, нахмурил брови, но быстро справился с собой и вывел на клетчатой поверхности размашистую подпись.

Он мог поклясться, что автограф почти один к одному повторяет виденную им только мельком подпись в чужом паспорте.

Белоснежные облака за стеклом иллюминатора навевали странные ощущения. Отчего-то показалось, что он знает, как они пахнут. И как обдирает ледяными иглами кожу эта невесомая кисея.

«Тьфу, – он даже мысленно сплюнул от реальности представленной картины. – Ну что за дичь… Нет, с головой надо что-то делать. Иначе я не только без памяти, но и без рассудка останусь. Успокаивает только одно – скоро врачи в этом всем разберутся. Или хотя бы попробуют…»

Он отвернулся от вызвавшей столь несуразные представления картины за бортом, скосил глаза на сидящих в соседнем проходе, через ряд позади него, спутников.

А там шла оживленная беседа. Впрочем, скорее, это был монолог. Говорил один Кацман. И при всей эмоциональности он умудрялся произносить слова едва слышно, приблизив голову к уху неподвижно сидящего в своем кресле продюсера.

«Я ведь так и не знаю, как его фамилия, – отстранено подумал Андрей. – Вячеслав Михайлович и все…»

Он зевнул, уже было собираясь вновь вернуться к дремоте. Однако замер. Вновь незаметно всмотрелся в беззвучно шевелящего губами Кацмана.

– Ты за словами следи… поц! – рявкнул вдруг Вячеслав Михайлович с такой неприязненной брезгливостью, что эти слова услышал не только Андрей, но и добрая половина соседей. – Парень талант. Куда больше, чем этот твой обглодыш Питерский. И если ты, сволочь, хоть попытаешься… только пальцем шевельнешь, я тебя…

– Ша… – Кацман вытянул руки, стараясь успокоить своего собеседника. – Я понял. Не шуми… Я понял. Но и ты имей в виду… Чечен ждать не будет.

Он опасливо крутанул головой и неожиданно встретился взглядом с Андреем. Разговор мгновенно прервался.