Для меня, простого мальчика из деревни, тот факт, что я и мой неотесанный папа пьем его самопал с Катей и ее братом на их кухне, сам по себе был примечательным.
Если не принимать серьезно Катину версию (не думаю, что она ее придумала, у нее вообще отсутствует фантазия, она просто составляет коллажи из того, что где-то услышала), то я бы вообще предположил, что родителей у Кати с самого начала не было. Может, Антоновы родители и закончили жизнь на больничной койке, Катя же просто в какой-то момент возникла. Она – порождение своего Города.
Вот, скажем, анализируя Городской уклад жизни, я находил в нем так много бессмысленных пустот и одновременно – прекрасных завершенных форм. Странно, что москвичи считают Город ограниченным и закольцованным, мне он представляется пучком, неким узлом дорог, расходящихся в бесконечность. В отличие от Ростова, Киева, Питера или Иерусалима, расположившихся на карте подобно отдыхающей пиявке, Москва ни в какие масштабные рамки не влезает. Это я понял, скорее почувствовал в первый же день.
Мне очень нравится история из Старого Завета о нечестивом царе Вассе и коварном Боге. Последний давно хотел наказать Вассу за его нечестивость. И вот он дождался пока Васса во время какого-то семейного праздника вышел из дома отлить на заднюю стену и в это время небесным огнем уничтожил все: дом, семью, друзей, даже хлев пожег. Васса стряхнул, одернул платье, обогнул стену, а там – только пепелище. Подражая Шопенгауэру, я представляю себе сцену изгнания из рая: Адам, напялив фиговый лист, на минутку отлучился по малой нужде, застыдившись Евы, выскочил за ворота, а когда собрался назад – стена по-прежнему есть, а рая – уже нет. Так и Москва для меня с самого начала стала городом незыблемых стен, за которыми то и дело мелькает ускользающая пустота».
Глава 4
Леня позвонил в начале марта. Позвонил сухо, деловито, даже трубка телефонная была какая-то жесткая, и сказал, что вернулся в Москву, а к Кате у него есть очень заманчивое деловое предложение.
Катя очень удивилась: в их последнюю встречу Леня как раз долго разорялся, что с ней совершенно невозможно «делать дела». Собственно, Кате и самой совершенно не хотелось их делать. Закончив институт, она не стала долго придумывать, чем заняться, и пошла в рекламу. Точнее не пошла, а ее туда буквально принесло – текст для буклетика о телевизорах, потом статейка о химическом пиллинге, дайвинге, стиральном порошке, салоне интерьеров…
– Не понимаю, как ты можешь этим заниматься. – возмущался брат. – Это же даже не продажная журналистика – ты если и продаешь, то не свое барахло. Ты за какие-то гроши пишешь статьи, которые даже не можешь никому показать. Или они вообще без подписи. Пройдет еще пару лет, и что ты скажешь о себе? Кто ты такая? Что ты сделала? Кому ты будешь нужна?
– Сколько напрасных вопросов, – отмахивалась Катя, разворачивая свой личный, честным трудом заработанный гамбургер.
Брат ее был не то, чтобы человеком богатым – иногда ему не платили несколько месяцев, так что даже приходилось отключать мобильник, но он всегда был каким-то непостижимым образом накормлен и пьян. То есть укурен: водку Антон переносил плохо и срубался после четвертой рюмки. Не то что Катя – вот она была выпить не дура, сама не понимая как в ее хилом организме берется столько сил на то, чтобы напиться до свинки, проспаться, опять напиться, проблеваться, напиться, проспаться… вот в какой-то из таких моментов она и обнаружила себя лежащей на двух стульях в офисе рекламного агентства своей подруги.
Рекламное агентство было хиленким и убыточным – это следовало из того, что подруга не получала зарплату уже второй месяц. Вообще Катя заметила, что бумажных денег они в последнее время видели крайне мало и обычно в течение непродолжительного времени. А жили за счет каких-то необналичиваемых бонусов: например, бесплатные обеды в японской забегаловке в течение месяца, ваучер на приобретение шмоток в Галерее «Актер», или там, скажем, по паре часов или флакончику пробников, всученных щедрыми клиентами, ну и плюс, конечно, многочисленные приглашения на презентации, конференции, выставки, где щедро или скупо наливали, накладывали на тарелочки, даже иногда давали с собой. Вот на такой «прессухе» Катя с Лялей и нажрались вчера до такой степени, что свалились под стол, откуда звали официанта и просили не наливать им коньяк каплями, как цезий, а принести сразу целую бутылку.
Ляле за такие фокусы грозило увольнение, а вместе с ней и Кате, потому что писала она откровенно плохо, без вдохновения, да еще и хамила клиентам с похмелья.
– Так жить нельзя, – сказала Ляля, выглядывая из-под куртки, трясущимися руками прижимая к губам чашку с растворимым бульоном, налитым сердобольной рукой вялого верстальщика.
– Нельзя, – согласилась Катя, хотя, собственно, почему же…
– Мы зря тратим здесь время. Не делаем ни хрена, только надираемся каждый вечер. Так работать нельзя.
– Это у тебя похмельный стыд, старушка. А работать здесь вообще нельзя. Да и зачем? Денег все равно не платят. А уйти тоже невозможно. Куда? Тут хоть кормят…
– Не в этом дело. Ты посмотри, как мы живем. У меня так бедро болит, после того, как я вчера об стол ударилась. Кстати, я этот стол сломала или нет?
– Кажется, сломала… – равнодушно сказала Катя.
– А ты этого оператора с ТВ-6 вообще чуть не изнасиловала. Ты хоть помнишь, как вы с ним целовались в их машине и ты мне все в окно кричала: «Какой профиль! Какой профиль!»?
– Ну вот зачем.... зачем… че вспоминать? Хорошо, что ты меня вовремя увела. А то они бы меня всей съемочной группой… ой, ё…
– Вот в этом все и дело. Деньги все тратим на бухло в сигареты. То есть портим печень, легкие и цвет лица. Так главное, как мы не нажремся, нас все время трахают. Хорошо еще, что не бьют. Хотя и сами мы себя обо все углы стукаем, так что посторонней помощи не нужно…
– Вот к чему ты все это?
– Кать, ну тебе самой не противно?! Вот, если бы бросить пить… Курить я , кажется, уже и так не могу. А те жалкие гроши, что мы зарабатываем, тогда можно было бы откладывать…
– Чтобы через два года аскетизма купить машину? Купить и в первый же вечер нажраться до белочки и разбить ее о ближайший столб? А это мысль…
– Нет, перестань… я не об этом. Ну ты понимаешь, о чем я?
– Ну да. Что уж непонятного. Не скажу, что меня это тоже не волнует. Дожить до 25-и лет и ничего, ну вообще ничего не сделать! Даже не хотеть. Просто жить с моментами просветления, когда тебе становится стыдно. Хотя, может, только это и свидетельствует о том, что ты живешь… Если хочешь, для разнообразия можно попробовать: не пить. Не курить. Только сок и колу. Есть тоже очень мало. Таким образом сокращаем расходы. Зато сексом заниматься надо только за деньги! Поднимаем таким образом планку доходов, – задумчиво пояснила Катя. – представляешь, приходим мы с тобой на какую-нибудь тусу, нам там наливают, а мы отказываемся, нам накладывают, а мы нос воротим, зато симпатичным мальчикам сразу говорим: пятьдесят баксов два часа. И тратиться на ублажение нас и спаивание не надо. Это же идеальные отношения! Никаких ложных иллюзий, недомолвок, игру в «нравлюсь -не нравлюсь» и как там насчет симбиоза душ.
– Ну да. Проституция называется.
– Да не… во-первых, мы будем спать только с теми, кто нам самим нравятся. Пожалуй, начнем со старых друзей. Сработает – расширим клиентуру…
От мысли о возможном начале новой светлой жизни подруги так приободрились, что нашли в себе силы доползти до «Русского бистро».
Одна идея у них уже была несколько недель – открыть свое альтернативное «рекламное агентство». На базе того, в котором они работают сейчас: ведь есть вся информация, есть контакты с прессой и телеканалами, факс и интернет, начальство подтягивается крайне редко. Оставалось только придумать название, напечатать прайсы с логотипом и осторожненько разослать по клиентам. Первой эта идея появилась у Ляли, когда она через голову руководства разместила ролик своих старых клиентов с Кавказа на РЕН-ТВ. Интересно было не то, что она это провернула, в конце концов, продинамить родную фирму – святое дело, а то, что денег она, в итоге, так и не получила. Просто в тот день, когда надо было ехать подписывать договор, Ляле стало страшно лень вообще выходить из дома.
Она пролежала до вечера на диване, рассказывая по телефону несчастным производителям высокогорной минеральной воды, что у нее жуткая температура, и не могли бы они для простоты сами подъехать в рекламный отдел телеканала и все там подписать. Что они конечно и сделали, недоумевая, зачем им в таком случае вообще нужна была эта сумасшедшая девушка. Теперь Ляле почему-то казалось, что, если бы у них с Катей было подпольное «агентство», дела бы пошли более энергично. Только вот названия достойного никак не подбиралось…
Так что на встречу с Леней Катя шла с твердым намерением ниже пятидесяти не опускаться. Ну тридцать – по старой дружбе. В его деловые предложения она верила не больше чем в чек по почте.
Как ни странно Леня ее встретил не один – с ним была хмурая женщина в темных очках, как оказалось – юрист. Вот с этим юристом они и пошли обедать в «Hola Mexica!» – Катя почему-то была уверена, что платить за всех будет худосочная юридическая блондинка, и не ошиблась, хоть что-то в этом мире остается незыблемым.
– Катя, я собираюсь открывать журнал. Здесь в Москве – это золотое дно. Сейчас мы с Ларисой делаем юрлицо, чтобы зарегистрировать журнал на нас. Спонсоры у меня практически уже есть – осталось только подписать бумаги.
– Ну а я тебе зачем?
– Мне Антон сказал, что ты хорошо пишешь. Так что это для тебя реальный шанс. Журнал будет пафосный, о французской культуре в Москве, то есть для таких вип-приезжих. Ты там будешь всякие статейки тискать, тексты обрабатывать, переводить – в общем, мне нужен человек с образованием. Пока от тебя нужно вступление для бизнес-плана: каким ты видишь журнал, и какую хочешь в нем иметь должность. Только имей в виду – главным редактором буду я. А ты себе что-нибудь придумай.
С этим-то у Кати и были самые большие сложности. Она совершенно не понимала, как можно постоянно что-нибудь придумывать. Взять то же название для агентства, или скажем, название для журнала, а теперь вот еще должность себе какую-то. Ну, например, хорошо писать «джинсу», там все ясно и просто, именно такой человек клиентам и нужен: обыкновенный лжец, а не вдохновенный выдумщик. Ляля вот была богата воображением, или, как она сама говорила, креативом: устроить акцию, придумать красивый слоган, запоминающийся рисунок… Катя же была из тех, кто только может написать: «эта стиральная машина очень хорошая» или «учить английский язык в австралийском колледже в Сингапуре – это просто и престижно». Самое забавное, что подобная прямота всегда оказывалась страшнее любой фантазии и ничто по силе убеждения в сознании Кати не могло сравниться с древнейшей рекламной втираловкой: «возлюби ближнего своего как самого себя».
Каким образом Леня, чьим величайшим достижением на жизненном пути пока считалось полное освобождение от оргтехники и наличных денег американской конторы, которая в начале 90-х имела несчастье взять юношу к себе курьером, собирается делать собственный журнал, она совершенно не представляла. И, тем не менее, это произошло: в течение месяца был зарегистрирован издательский дом, найден спонсор, который и выделил помещение под редакцию.
Со спонсором по имени Василич Катя познакомилась только месяца через три, да и то просто случайно столкнулась на лестнице. Милый человек с трогательный пивным животиком пришел проверить, как идут дела у «рабочей группы» под чутким Лениным руководством, и тут же и был представлен Кате, пока Леня одной рукой выталкивал ее на улицу.
– Не светись перед ним особо, – сказал потом Леня, догнав ее у метро. – Будет вопросы задавать: скажи, что не в курсе, и посылай ко мне.
– Не поняла. Он же меня про статьи на первый номер хотел спросить. Я бы ему и ответила.
– Вот этого нам и не надо. Он ни фига в этом деле не понимает, и просвещать его не зачем. Я ему втер, что я наполовину француз, Сорбонну закончил с красным дипломом, поэтому знаю, как это все делается в цивилизованных странах. Василичу это просто бальзам на душу – он мне верит, а у тебя вид не того… не слишком… Я ему сказал, что девочка ты профессиональная, пишешь хорошо, но вот проблема – сильно заикаешься. Так что увидишь его еще раз, скажешь: «ззззззздддддддравствуйте», ясно?
– Подожди, не поняла, как это заикаюсь? А меня ты спросил?
– Я вообще мог бы сказать, что ты глухонемая, так что спасибо скажи. Я знаю, что делаю, так что не вмешивайся. Твое дело писать – вот и пиши, а деньги я буду из людей выбивать.
– А чем он занимается, Василич этот твой? Он совсем идиот?
– Да нет, конечно. Поэтому надо осторожнее… У него рестораны. И магазины еще какие-то. Ему хочется вложить деньги во что-то пафосное. Например, журнальчик наш будут клиентам вместе со счетом подавать – моя, кстати, идея, если счет больше чем на 200 баксов.
– А насчет Сорбонны ты не того? Это же проверить можно?
– А что проверить? Был я в этой Сорбонне, прошелся разок. В крайнем случае, у меня фотка есть, где я там пиво пью.
– А если он диплом потребует? Красный, ты вроде сказал? Там же вообще таких не выдают. Мог бы хоть поскромничать, сказать, что не доучился или еще что…
– Поскромничаешь – людей насмешишь. Попросит – нарисую. Натурально красного цвета. Ладно, ты давай двигай, а то мне еще в пару мест надо свалить сегодня. Вообще, пиздец это, конечно, надо уже завязывать с рабочей группой этой долбанной и первые деньги снимать со счета. А то, прикинь, у меня встреча с клиентами, а я к ним пешком хожу, даже в кафешку не могу нормальную пригласить. Главное, джинсы уже изнашиваются, вот, видишь, тут сбоку слегка морщат, да и цвет полинял… невозможно же в таком виде главному редактору ходить. Ботиночки еще бы прикупить новые… лето скоро, а в этих ноги потеют. Хорошо хоть у меня часы и очки пафосные достаточно, это я еще из дедули вытряс. Тут хоть люди как-то фишку секут, видят: «Айсберг», «Омега», значит, можно с парнем дело иметь…
