Пленить охотника
Тело он моё отдаст, благодетель желтоглазый! Нужно что-то делать. И как можно скорее. Умирать не хотелось совершенно. Но это, если можно так выразиться, меньшее из зол. А большее – это то, что, получив на руки мой труп, – мысль заставила поёжиться – отец не переживёт такого счастья, особенно после того, как он потерял маму. Или ещё хуже, и папа начнёт мстить. Но он такой же лайне, как и я. Инкуб. Хитрый, изворотливый, двуличный, но всё же не соперник охотнику. Вывод прост. Как бы ни обернулось дело для меня, этого допускать нельзя. Только вот выдержу ли я сдирание кожи? Вряд ли. Уж лучше подвал и огонь. Представив, как меня сожгут в печи, я села прямо на пол и на пробу всхлипнула.
Не скажу, что сильно понравилось, но стало чуть легче.
– Думай, Ани, думай, – скомандовала я себе.
Как же не хотелось в народные мученицы. Какая из меня героиня? Разве что отрицательная, рядом с которой приличным мученицам и стоять-то зазорно.
Я шмыгнула носом и потёрла глаза. Как назло, мысли были все какие-то отрывочные и бестолковые. То представляла, как расцарапаю лицо охотнику, то вспоминала молодого оборотня, которого угораздило так некстати откинуть лапы. Вот говорила же мне бабушка, что охотиться на нелюдей чревато, так нет же, не смогла пройти мимо молодого волка.
Он казался таким потерянным и несчастным, что я невольно замедлила шаг, а потом и вовсе подошла к лавке. Сиденье было мокрым от дождя, но для молодого плечистого парня это не имело значения. Чувствовалось в нём что-то некрасивое, изломанное, какой-то надрыв. И вкус этого надрыва манил меня, словно огонь в ночи. Он раздул ноздри и сразу понял кто я, пусть до вечерней охоты было ещё несколько часов, пусть сейчас на мне были обычные джинсы и кофта. Поправка: очень обтягивающая кофта вот с такенным вырезом, куда не посмотрел бы только ленивый. Парень посмотрел и сглотнул.
Я не стала ничего говорить, просто взяла его за руки и повела за собой к ближайшей гостинице, к ближайшему свободному номеру, к ближайшей свободной постели. А он пошёл, не задав ни одного вопроса.
Толкнула его на кровать, а он упал, продолжая смотреть на меня снизу вверх. Я стащила и отбросила в сторону блузку, а молодой оборотень торопливо возился со своими пуговицами…
Воспоминания мелькали, как кадры из старого кино. Он уронил рубашку на пол, пальцы чуть подрагивали от напряжения. В нём было столько силы, она клубилась, рычала, билась и царапалась внутри него, как запертая в клетку фурия. Он был на грани срыва. Скоро человек обернётся зверем и убьёт всех, кто в этот момент будет рядом. Это один из этапов взросления перевёртышей, и чем сильнее должен стать волк, тем кровавее будет срыв. Обычно они чувствовали его приближение и успевали принять меры, да и наставники не одну собаку на этом съели, причём многие – буквально. Но за этим, видимо, не досмотрели. Или он настолько хорошо себя контролировал, что когда подошло время, оказался не в изоляции на псарне, а посреди улицы, посреди людей, средь бела дня. Я могла понять его страх перед подступающей яростью, страх перед первым обращением в зверя. Могла, потому что у лайне свои особенности переходного возраста.
Я наклонилась и накрыла его руки своими, но он оттолкнул их и зарычал. Предплечья парня покрылись короткими серыми волосками. Он был на грани. Если обернётся – убьёт! И в первую очередь – меня. Я дёрнула за пояс, отрывая пуговицу и стаскивая свои джинсы. Парень обхватил меня за талию и одним резким движением уронил на кровать, оказавшись сверху. Его тело дрожало, у него не осталось времени… У нас не осталось. Никаких изысков и ласк, никаких поцелуев, никаких сладких игр, никакого дразнящего промедления. Я схватила его за ремень брюк, расстегнула, чувствуя, как тело продолжает дрожать, стащила грубую ткань и… Никакой романтики, только действия, торопливые, порывистые. Его кожа казалась странно холодной, секунда промедления и она сползёт с парня, как одежда, и я окажусь под разъярённым зверем. Это страшно. И это, вопреки всякой логике и чувству самосохранения, возбуждает. Моё тело тоже, только не от ярости, а от предвкушения.
Он схватил меня за руки, заставляя вытянуться, и прижал ладони к покрывалу над головой. Мужские бёдра раздвинули мои, и он вошёл в меня сразу и до конца, нисколько не заботясь о моих ощущениях и не боясь причинить боль. Если его кожа была холодной, то плоть – просто ледяной. Я подалась вперёд, встречая его движение. Он вошёл в меня и вышел. Воздух казался обжигающе горячим по сравнению с его членом.
Тепло и холод сменяли друг друга всё чаще. Из его пальцев выскочили когти. Один из них проткнул мою ладонь в тот момент, когда член в очередной раз вошёл в моё лоно. Потекла кровь, взывая к зверю. Парень захрипел, сильное и гибкое тело покрылось испариной. Мои чёрные волосы спутались, его светлые стали похожими на шерсть.
Тепло и холод. Миг движения и миг покоя. Он не выдержал, отпустил руки и вцепился в мои бёдра, входя так глубоко и так сильно, что я вскрикнула. Оборотень захрипел, и его зрачки сузились, став маленькими-маленькими. Черты лица поплыли, а чресла содрогались и содрогались. Он почти упал на меня, и ставшие вдруг острыми зубы прокусили кожу над ключицей.
Миг покоя, миг наполнения, миг абсолютного холода. Миг, когда жизнь оборотня принадлежала мне. Я обхватила руками его голову и пила, пила, пила звериную силу, дерзкую и кусачую, которой, казалось, не будет конца. Я пила и захлёбывалась, но никак не могла остановиться. Молодость, напор, ловкость и магия древней, как мир, крови – оглушительный коктейль, терпкий до дрожи, до крика наслаждения. Его и моего. Теперь мы дрожали вместе.
Я тогда хлебнула столько, что дней десять не охотилась. Могла бы валяться в постели и несколько месяцев, но сидеть дома оказалось на удивление скучно, и вчера я снова вышла на улицу. Не потому что была голодна, а из любви к искусству, так сказать.
За всё время, что мы провели вместе, молодой альфа сказал мне лишь одно слово. Он приподнялся на руках и прошептал: «Спасибо». Сила схлынула, и его кожа снова стала тёплой, изменился запах. Теперь он пах растерянностью, виной и другой женщиной. У него уже была пара. Настоящая пара, и он хотел быть с ней, а не со мной. Но не смог остановиться.
Я взлохматила светлые волосы молодого оборотня и выбралась из постели, а потом и из номера. Когда я уходила, он был жив, валялся на кровати со спущенными штанами и горестно разглядывал потолок. Можно, конечно, пофантазировать и представить, что терзаемый угрызениями совести парень сам перерезал себе… Что? Вены? Горло? Вспорол брюхо? Какая собственно разница, главное, пустил кровь. Точно, а потом, передумав умирать, встал и ушёл в неизвестном направлении. Или вместе с телом вознёсся на небеса, оставив меня всё это расхлёбывать.
Ведь это не игра, не недоразумение, которое вот-вот разрешится. Ибо думать так – прямой путь в подвал. Охотник не шутил и не врал. На меня заключили контракт. И теперь либо охотник убьёт меня, либо невыполненный контракт убьёт его.
– Что же с тобой случилось? – вслух спросила я. – Кто вошёл в тот номер после меня, когда ты был удовлетворён и расслаблен, как щенок? Кто воспользовался тем, что я выпила твою силу?
Я медленно встала. Сидя здесь, в ошейнике из секс-шопа этого не узнаешь. Вывод прост – надо выбираться. Я зло дёрнула цепочку. Если ошейник был самым обычным, то цепочка оказалась добротной, легко не разорвёшь. То есть оборотня не удержит, а вот лайне – вполне.
Стоп. А зачем рвать цепочку, когда можно… Я снова ощупала ошейник. Так и есть, самый обычный, фабричная штамповка. Я повидала таких немало, как и клиентов, предпочитающих этот аксессуар другим. Одни примеряли его сами, другие смотрели, как это делаю я. Одни освобождали, иные уходили, оставляя меня в слезах и на привязи. Им доставляла необъяснимое удовольствие мысль, что девушку в таком виде найдёт горничная. О да, я открыла немало таких замочков. И могла сделать это с закрытыми глазами обычной шпилькой. Вот только шпильки у меня сейчас не было. Я задумалась. Шпильки не было, зато была… Я коснулась мочки уха. Была серёжка.
Зря ты не раздел меня, охотник. Надо было отобрать всё, даже серебряные листики – серёжки, что качались в ушах.
Я слишком торопилась, и замок поддался с третьей попытки. Две полукруглые половинки упали на пол. Что ж, было приятно погостить. Я бросилась к окну и потянула створку, до последнего ожидая подвоха. Но окно беспрепятственно открылось. Никакой блокировки, никаких скрытых датчиков. Я оглянулась на пустую комнату и, повинуясь наитию, подхватила стул и приставила к ручке двери. Конечно, надолго это охотника не задержит, максимум на минуту. Но это будет моя минута.
Глава 3. Чужой дом
Подвох всё-таки был, но я поняла это слишком поздно. Он ждал внизу, когда я вылезла в окно, осторожно свесила ноги, потом тело и наконец, повиснув на руках, разжала пальцы. В плане силы и ловкости лайне далеко до оборотня или охотника, но мы всё же сильнее, выносливее и крепче людей.
Я мягко приземлилась и тут же бросилась к кустам, к ближайшей тени, где смогу затеряться так, что никто не найдёт. Там меня и поджидал сюрприз. Даже целых три, и ещё два маячили в отдалении. Собаки. Матёрые кобели. Уж кого-кого, а кобелей я определяю сразу, даже если они бегают на двух лапах вместо четырёх.
Псы вскочили. Я мысленно застонала. Вот угораздило же отпустить гормоны на волю. И главное без толку, только себе хуже сделала. На собак выделяемые лайне запахи действуют несколько иначе, чем на людей и другую нечисть, вроде ведьмаков и оборотней. В псах тоже просыпается желание. Желание разорвать тебя на части. Я редко отпускаю гормоны, и в основном мы с собаками сохраняем вооружённый до зубов нейтралитет и порыкиваем друг на друга издалека.
От псов не ускользнёшь в тень и не убежишь, хотя попытаться, конечно, можно. Однажды бродячая стая загнала меня на дерево и убралась только после того, как приехала служба отлова, которую естественно вызвала я. Так что у собачьего рода ко мне накопилось немало претензий.
Псы оскалились, подрагивая от напряжения.
Я бросилась обратно к дому, слыша за спиной мягкий перестук звериных лап, и рассерженной кошкой взлетела на подоконник. Собачьи зубы клацнули в миллиметре от моей ноги. Серьёзные зверюги, не игрушки для гостиной, а бойцовые псы из той гладкошёрстной породы, что протёр тряпочкой – и на ринг. Послушные, быстрые, не пустолайки. Даже шум не подняли, умницы какие.
Пёс поставил лапы на стену и уставился на меня с антигастрономическим интересом. На широкой морде явственно читалось отвращение. Я всё детство выпрашивала у отца щеночка, а он вместо этого отвёз меня в зоопарк. Звери в клетках словно взбесились. Это было ужасно… познавательно. Правда, собаку захотелось ещё больше.
Опоздавшие псы пробежались вдоль фасада и уселись под окном, не спуская с меня чёрных внимательных глаз. Я подёргала створку. Заперто. Самое время взлететь на второй этаж, залезть обратно в комнату, надеть ошейник и сесть в ожидании прихода хозяина, как вот эти собачки. Я переступила голыми ногами по подоконнику, вытянула шею и посмотрела на соседнее окно. Створка была чуть приоткрыта. Тот пёс, что стоял на задних лапах, тоже покосился на соседний подоконник и насторожил уши.
– Ага, – подтвердила я самые худшие собачьи опасения и, прижавшись к шершавому кирпичу, полезла на следующее окно.
Пёс оттолкнулся лапами от стены и негромко гавкнул, отбежал и вернулся к фасаду. Остальные тоже заволновались. За меня переживали, не иначе. Особенно, когда едва не сорвалась. Но всё-таки мне удалось перебраться на соседний подоконник. Я выдохнула, толкнула раму, обернулась и послала псам воздушный поцелуй, чем, похоже, разозлила их ещё больше. Через сутки уровень гормонов в крови пойдёт на спад, тогда мы с ними снова сможем делать вид, что не подозреваем о существовании друг друга.
Я села на подоконник и спрыгнула в комнату. Голые ноги коснулись пушистого ковра. На секунду после светлого дня комната показалась непроницаемо чёрной, но зрение быстро перестроилось. Тёмные обои и шторы, шкафы, полки с книгами – кабинет или библиотека с камином, в котором алыми всполохами тлели угли. Два кресла рядом с круглым столиком, на нём мерцал экран открытого ноутбука. Одно кресло повёрнуто к огню, а вот второе…
Из второго торопливо поднимался молодой человек. В первый момент я даже приняла его за охотника, тем более, что ледяной аромат знакомой туалетной воды ощущался очень отчётливо. Но мужчина, сделавший шаг навстречу, выглядел моложе, волосы были длиннее, а вот глаза оказались такими же светлыми. Разве что лучиков-морщин не хватало.
– Вы… вы… – начал он.
– Я, – подтвердила я с готовностью, тряхнула головой, и волосы рассыпались по плечам.
– Вы кто? – наконец сформулировал он свой вопрос.
– Гостья. – Я коснулась пальцем его груди, и даже сквозь тонкий свитер почувствовала, как незнакомец вздрогнул.
Его сердце забилось быстрее. Ну хоть кто-то реагирует как надо. Я подошла вплотную к мужчине, а тот растерянно отступил на шаг и упал обратно в кресло. Я не дала ему опомниться, склонилась и…
В последний момент он отвернулся, и я вскользь коснулась губами его подбородка.
– Чья гостья? – почти шёпотом спросил он, а его руки уже сжимали мою талию.
Я улыбнулась, касаясь пальцами его шеи. Пульс был просто сумасшедший.
– Чья? – повторил он, притягивая меня к себе на колени.
На журнальный столик с тихим и каким-то будничным звуком опустился бокал с янтарной жидкостью. Я подняла голову и встретилась взглядом с яркими глазами цвета мёда.
– Моя, – произнёс, сидящий в соседнем кресле, охотник и иронично спросил: – Я вам не мешаю?
– Нет, – искренне ответила я, и поёрзала на коленях у парня. Тот тихо охнул.
– Тогда прошу, – он взмахнул рукой – продолжайте. И саркастично добавил: – Гостья.
За окном заскулил пёс.
Парень, на чьих коленях я устроилась, вдруг вскочил и едва не скинул меня на пол.
– Я должен… должен идти. Денис, извини. – Он быстрым шагом направился к выходу. Джинсы спереди красноречиво оттопыривались. – Ты бы хоть предупредил, что у нас здесь… Здесь такое, – растерянно закончил он, закрывая за собой дверь.
– Ну вот. – Я села на освободившееся кресло.
Охотник отпил из бокала, поставил его на столик, встал и подошёл к окну.
– Место, – отдал мужчина команду, и я услышала, как псы бросились обратно к кустам, как скребли их когти по каменной тропинке двора. Охотник закрыл створку, никак не прокомментировав мою попытку побега.
– Что там ещё? Кроме собак? – спросила я.
– Много чего, – ответил он. – Захочешь узнать – узнаешь. Но помни, сегодня ты и двух метров от дома не прошла. Может, хватит с тебя и собак?
Я отвернулась. Экран компьютера продолжал гореть. Что там у него? Какие-то графики, покупка, продажа. Вернувшийся к столику охотник закрыл ноутбук и спросил:
– Чего надумала? Будешь сотрудничать? Или в подвал?
Я пожала плечами. Хороший жест, ни к чему не обязывающий. Звякнуло стекло, мужчина поставил на столик второй бокал и плеснул в него янтарной жидкости.
– Выпей со мной. – Он легонько коснулся моего бокала своим.
Я принюхалась. Коньяк, лет десять выдержки, а может, и больше. И хотя обычно я избегаю алкоголя, сейчас подняла бокал.
– А потом ты снимешь с меня кожу?
– Я же обещал, – серьёзно ответил мужчина.
И я ему поверила. Он не рисовался, не врал, не брал меня на понт, он констатировал. Это-то и пугало.
Я пригубила напиток. Желудок отозвался недовольным бурчанием. Магическая часть лайне была сыта, а вот физическая…
Живот заурчал вновь. Очень хотелось есть.
– Идём, – скомандовал охотник поднимаясь.
От неожиданности я хлебнула ещё коньяка и закашлялась.
– В подвал тебе придётся меня тащить. Буду орать дурниной. И почти наверняка кусаться, – предупредила я.
– Учту, – кивнул он. – Но я дал тебе время до вечера. А пока, – он открыл дверь и приглашающе взмахнул рукой – идём есть. Или ты на диете?
Взгляд мужчины оценивающе скользнул по моей фигуре. Уже лучше.
К сожалению, в кухне, куда меня привёл охотник, к аппетитным запахам прилагалась повариха. Или домоправительница. Или кем приходилась охотнику эта пожилая сухопарая женщина с короткими выбеленными волосами?
– Валентина Павловна, накормите нашу гостью. – Охотник первым присел к полированному столу.
Современное оборудование, стекло, хром, глянец и холодные серые глаза накрывающей на стол женщины. Глаза, которые не упустили ничего: ни короткого, едва прикрывающего попу платья, ни выреза, ни голых ног.
Кроме собак, лайне ещё очень не любят такие вот женщины. Они прожили свою жизнь правильно. Правильно работали, правильно выходили замуж, правильно рожали детей и правильно их воспитывали. Они познали сокровенный смысл слова «правильный», и такие как я в этот смысл не вписывались. Совсем. Эта, к примеру, смотрела так, словно я уже побывала замужем поочерёдно за каждым из её сыновей и теперь не давала ей видеться с внуками.
Тарелка с умопомрачительно пахнущим куском мяса стукнулась о столешницу передо мной чуть громче, чем это необходимо.
– Спасибо, – с чувством поблагодарила я.
Женщина поджала губы, отчего её рот сразу стал похожим на куриную гузку.
– Валентина Павловна, Ани поживёт у нас некоторое время, – обрадовал её охотник. Не знаю, что меня удивило больше: то, что он знал моё имя, или слово «поживёт». – Обеспечьте девушку всем необходимым.
На лбу женщины появились вертикальные морщины.
– Она суккуб, – пояснил охотник.
А вот это уже интересно. То есть повариха в курсе, кому служит и какие в этом доме бывают гости?
– И подрабатывает девочкой по вызову.
– Точно, – поспешила согласиться я. – А он меня вызвал.
Женщина с грохотом опустила крышку на одну из кастрюль и вышла. Надеюсь, не за мышьяком.
Ели в молчании. Вернее, я ела, а мужчина смотрел куда-то поверх моей головы. Тишина казалась вязкой, как кисель, иногда её разбавляло фырканье закипевшего чайника или стук столовых приборов.
Аппетит улетучился раньше, чем опустела тарелка. Я отложила вилку.
Что я тут делаю? Почему мирно сижу напротив, вместо того чтобы расцарапать охотнику физиономию?
Словно поняв, о чём я думаю, взгляд его золотистых глаз задержался на моих руках. Я отодвинула тарелку. Открылась и закрылась дверь, в кухню вернулась… как её там? Валентина Падловна?
– Спасибо, всё было очень вкусно, – проговорила я.
Она посмотрела на недоеденный кусок мяса. Складка на лбу стала ещё глубже.
– Вот, переоденься. – Женщина положила на стол что-то хлопковое, с пуговицами и ромашками по ткани.
– Спасибо.
Я с готовностью вскочила и одним движением стащила с себя платье. Переодеваться, так переодеваться. Жаль только, что белья на мне не было – бюстгальтер не надела, а трусики остались на память тому парню в отеле. Хотя вру, ни капельки не жаль.
Бабка охнула и перекрестилась. Неужели верующая? Занятно.
Охотник был куда сдержаннее на эмоции. Он окинул меня взглядом от пальцев ног до макушки. А потом обратно.
– Заканчивай цирк, – лениво произнёс он.
Слишком лениво. Лишь слегка изменилась интонация. Настолько слегка, что человек бы ничего не услышал.
Я склонилась к мужчине, накрывая его ладонь своей. Моя грудь оказалась прямо напротив его глаз. Пусть хорошенько рассмотрит то, от чего отказывается. Рука охотника едва заметно дрогнула, пульс замедлился, чтобы тут же пуститься вскачь. Мои соски напряглись…
Наверное, тот глоток коньяка был лишним, или я слишком воодушевилась, поняв, что не настолько безразлична мужчине, как тот пытался показать. А может, ещё что… Но итог один – я совершила ошибку.
– А ты не такой неуязвимый, каким кажешься, Денис.
Я ещё не успела договорить, а тарелка уже полетела в одну сторону, стол в другую. Зазвенела и рассыпалась стёклами столешница. Крепкие пальцы обхватили мою ладонь. Он дёрнул меня на себя. Я ударилась коленями о стул и упала, осколки впились в голые ступни. Второй рукой охотник схватил меня за волосы, заставляя задрать голову и посмотреть в лицо.
– Скажу один раз, сук… суккуба. – Он дёрнул так, что у меня на глаза навернулись слёзы. – Во-первых, я запрещаю произносить моё имя. А во-вторых, можешь вертеть задом как угодно. Можешь гордиться этим, но даже если я снизойду до грязи вроде тебя и трахну в ту дырку, что ты сейчас с таким усердием демонстрируешь, это ничего не изменит. Тебя ждёт уютная могилка метр на два.
Я судорожно выдохнула, потому что знала, что последует за этим. Он отбросит меня, как грязную тряпку. Отбросит и перешагнёт, а вечером вернётся, и тогда я смогу до хрипа выкрикивать его имя и сотню других до кучи, но это уже не будет иметь никакого значения.
Одна ошибка уже есть, и думаю, что ещё одна не будет иметь никакого значения. Несмотря на боль, я подалась вперёд и посмотрела ему в глаза.
– Ты прав, охотник, – прошептала я. – Я суккуб. Ты знаешь, как мы убиваем. – Я почти коснулась губами его уха. – Так зачем мне пачкаться? Зачем пускать кровь мальчишке, если он и так был мой, от члена до затылка. Я могла осушить его до дна одним глотком, и он бы умер с улыбкой на губах. Моё дело – это удовольствие, а ножи и кровь – это по твоей части, охотник. Не моей.
Несколько секунд мы так и смотрели друг на друга. То ли враги, то ли любовники, то ли бывшие, то ли будущие. И он всё-таки отбросил меня. Отбросил на битое стекло, перешагнул и ушёл, не оглянувшись. Но вопреки боли, вопреки порезам и страху, вопреки всему, я знала – этот раунд остался за мной.
Тогда почему же на глаза всё ещё наворачивались слёзы?
– Вставай, нечего сырость на моей кухне разводить.
Я подняла голову. Надо мной, уперев руки в бока, стояла Валентина.
– Вставай-вставай. – Она покачала головой и поставила на стул, где сидел охотник, аптечку. – Ишь какая. – Повариха или домработница, или кто там она в этом доме, смотрела, как я поднялась с пола. – Где это видано, чтобы девки платья перед мужиками скидывали?
Я едва подавила желание подробно объяснить ей, где.
– Нашла из-за чего реветь. – Она легонько стукнула меня по руке, не давая дотронуться до пореза на бедре, и ловко вытащила осколок стекла невесть откуда взявшимся пинцетом. – Чего глазищи бесстыжие вытаращила? – Я моргнула. – Зеленеющие, как у кошки, а волосы… – Она обвиняющее ткнула в меня бутылочкой с перекисью. – Красишь, небось? Чёрные, как вороново крыло. Красивая же девка.
Я покорно кивнула, а она стала обрабатывать порез, продолжая говорить:
– Такую не грех и в жёны взять. Так зачем на мужиков вешаться? В гетеры потянуло? – спросила Валентина, и от того, с каким значением она произнесла это старомодное «гетеры», я едва не рассмеялась. – Под мужиков ложиться, разве ж это дело? Кто себе такую судьбу выберет? И чем только девки думают?
– А вы когда выбирали свою, о чём думали? – с интересом спросила я. – Когда решили стать человеком?
– О чём ты? – Домоправительница наклеила на рану пластырь и подняла голову. – Я не выбирала. Я родилась человеком.
– Так и я, – пожала я плечами – такой родилась. Заниматься сексом для меня, – губы женщины снова сжались, думаю, слово «секс» ей не понравилось – так же естественно, как дышать. И без этого «кислорода» я очень скоро задохнусь и умру.
Ну не рассказывать же ей, что это «скоро» растянется лет на двести. Я не человек и стареть буду очень медленно. Другое дело, что я планирую навсегда остаться девчонкой-старшеклассницей.
– Прикройся, бесстыдница! – Валентина швырнула в меня чем-то похожим на пижаму. – И шагом марш в комнату.
– Может, вам помочь прибра…
– Второй этаж, третья дверь с правой стороны, – отрезала бабка. – Надумаешь бежать, скажи, чтобы я обед собачьим иродам не готовила.
Я остановилась возле двери, всё ещё нагишом, прижимая к груди ворох одежды.
– Валентина Павловна…
– Чего тебе, греховодница?
– Я дверь в комнате стулом подпёрла. Изнутри. Когда убегала, – пришлось признаться мне.
Бабка закатила глаза к потолку и пробормотала что-то очень похожее на молитву. Нет, не на молитву, а на ругательство. И некоторые словосочетания были мне незнакомы.
Глава 4. Гостиничный номер
То, что охотник не пришёл за моей шкурой, я поняла лишь на следующее утро, проснувшись и обнаружив все части тела на положенном месте. А ведь думала, что не засну. Но, побегав по комнате в своё удовольствие и вдоволь полюбовавшись на ошейник, я прилегла на край кровати и не заметила, как уснула.
Один день я у охотника отыграла. Отыграть бы ещё один, и когда гормоны пойдут на спад, можно стащить на кухне кусок колбасы для собачьих иродов и снова попробовать сбежать. План, конечно, так себе, но другого пока не было.
– Разве что рассказать охотнику правду, – пробормотала я. Открыла глаза и увидела своё красное платье. Вычищенное и отглаженное, оно висело на спинке кровати. Я села. На полу стояли мои туфли на высоком каблуке.