Дамаск опешил. Лишь через минуту он смог выйти из ступора.
– Ты хочешь сбежать? Почему?
В его вопросе было столько искреннего непонимания, что Шах даже посмеялся.
– Поверь, Белый, причин, чтобы сбежать из Гильдии, у меня куда больше, чем у тебя. Так вы возьмете меня с собой?
Всё происходило очень быстро. Жизнь начала резко менять свой ход, и скороспелый маг не успевал следить за ее событиями. Казалось, что всё идет по какому-то определенно заданному маршруту, и от него совершенно ничего не зависит. Шах мог помочь им выбраться из Керибюса. И то, что он присоединится к их троице было так логично, так правильно.
– Да. Возьмем.
Белый сидел в тени огромной круглой колонны на каменных светлых ступенях центрального собора святого Имара и невидящим взором смотрел в мелькающую по площади толпу богато разодетых горожан. В Верхнем Керибюсе всё выглядело иначе. Улицы чище, здания величественней и живописней, фонтаны с памятниками говорили о незаурядных талантах, живущих в этом восточном городе, омываемом океаном. Даже люди здесь казались красивей и здоровей. На бульварах, аллеях и площадях нередко можно было встреть стражников. Они рьяно оберегали покой своих достопочтенных граждан, владеющих тугими кошельками. Всех подозрительных оборванцев стража султана выкидывала взашей через арку Благочестия, являющуюся незримой чертой между миром богатых и бедных.
Сюда было сложно попасть кому-либо со Дна. Но так как именно отсюда шел основной доход для Гильдий, Атонах не скупился на приличную одежду для своих ушлых маленьких карманников. Сидя на паперти, Дамаск несколько раз уже натыкался взглядом на ребят из Шуш и Ангелов. В банду Ангелов входили самые прелестные дети, за невинными личиками которых прятались маленькие демоны, способные не только на воровство, но и на жестокие убийства. Ангелы являлись одной из самых опасных шаек Атонаха.
Глянув на белоснежный памятник святого Имара, расположенный прямо перед собором, названным в его честь, Дамаск заметил, как один из стражников выталкивает с площади Дена-бирмидена – старика лет ста, который под личиной страждущего больного с наклеенными гнойниками из воска на лице и руках просил милостыню. Это было очень доходное ремесло. В хорошие дни он выручал по несколько десятков серебряных чагалтов. Возле собора святого богачи охотней расставались со своими деньгами. И если бы не бдительное око стражников султана, наверняка Дену-бирмидену удавался бы выпросить намного больше.
Дамаск не особо привлекал внимания. Он был одет почти так же, как и эти богатые господа, серая шапка скрывала светлые волосы, а благородный цвет его голубых глаз, с которыми встречались стражники, заподозрившие мальчишку в богомерзких помыслах, мигом отметал предположение, что он принадлежит к касте воров или попрошаек.
Уже час с лишним Белый с нетерпением ждал возвращения Шаха. Он велел ему сидеть на этих выбеленных длинных ступенях, в то время как сам отправился к своей банде, чтобы дать им несколько распоряжений и забежать еще «в одно место». Дамаск уже порядком притомился и начал волноваться, не случилось ли что с главарем Скорпусов. Мысль, что он мог его предать, даже не возникала в голове мага. Единственным развлечением для него было разглядывание людей и маленькие шалости с помощью своей недавно обретенной магии. Дамаск легкими порывами ветра сдувал голубей и быстро бегающих маленьких серых пигалиц с черно-белыми полосками на загривке, которые разгневанно чирикали, когда их подбрасывало в воздух. Пару раз он задувал объемные юбки степенно вышагивающих дам с красиво «дырявыми» зонтиками в руках. Они громко визжали и, краснея спелыми яблоками, спешили убежать.
С площади уходила улица под странным названием – Послушница короля, где располагался огромный фонтан со стыдливо прикрывающейся обнаженной девой в центре. Он находился довольно далеко от собора. Однако Дамаск, желая испробовать свои способности, решил расплескать воду из-под ног «королевской послушницы». Он сосредоточенно моргнул, надеясь вновь увидеть разноцветные энергетические полотна, как тогда в заброшенной бухте и в переулке Пекарей. Сразу это у него не вышло. Белый уже начал злиться, когда наконец перешел на странное для него зрение. Над фонтаном эфемерно дрожало голубое прозрачное покрывало. Дамаск весь вспотел, пытаясь дотянуться до него своим сознанием. И вот, когда это у него получилось, он усилием воли встряхнул энергетическое полотно. Вода взлетела на добрых пять метров в небо, заливая всех и вся вокруг. Поднялся невообразимый визг мокрых с ног до головы людей. Стражники, патрулирующие на площади, рванули в сторону крика.
Дамаск довольно рассмеялся, наблюдая за воцарившимся бардаком. Воспользовавшись всеобщей суматохой, Ангелы бросились в толпу и начали нагло срезать кошельки с поясов добропорядочных граждан.
– Развлекаешься? – раздался за спиной насмешливый голос Шаха.
Белый обернулся, задрав голову кверху.
– Айда. Пора идти, – сказал главарь банды, хлопая Дамаска по плечу с такой силой, что он чуть кубарем не слетел со ступенек.
«Поговорить что ли с ним на эту тему», – недовольно пронеслось в голове бегом спускающегося Белого, бережно потиравшего лопатку.
– В общем, план такой, – нагнав хмурого мага, бодро заговорил Шах. – Скорпусам я сказал, что на все вопросы по поводу золотых деток и меня, отвечать, будто они видели нас в разных концах города. Мол, кто-то видел в Верхнем Керибюсе, кто-то, в Нижнем, кто-то, в порту, а кто-то, в заброшенных шахтах. На самом деле, мы два дня будем у бабы Розы торчать…
– У тебя совсем крыша поехала!? – перебил Дамаск, остановившись посреди площади. – Какая баба Роза? Атонах к ней через день да каждый день ходит! Она же выдаст нас ему с потрохами!
Похоже, Шах останавливаться был не намерен. Он спокойно вернулся обратно к затормозившему магу и, схватив его за рубаху, потащил за собой, обходя встречающихся на пути расфуфыренно одетых мужчин и не менее напомаженных женщин.
– Не выдаст. Она на него в последнее время зуб точит. Видать, он с ней был не очень-то учтив. И теперь она называет его не иначе как похотливый козел. Как только я упомянул, что нужна помощь чтобы укрыть золотых деток от Атонаха, она чуть в ладоши не захлопала.
Два быстро шагающих мальчика свернули на улицу «Сладких поцелуев». Им нужно было пройти ее до самого конца и выйти в переулок Банщиков, ведущего к арке Благочестия.
– Она дала мне Дурману и бармидос, – продолжал Шах вполголоса рассказывать свой план. – С Черным проблемы вряд ли возникнут, а вот с Гансом придется повозиться. Он ведь постоянно со своей нянькой. А на ней столько защитных заклинаний навешено, что и не подойдешь. Ей достаточно активировать их, от нас горстки праха не останется. Ганс постоянно при ней или при Атонахе, а это уже проблема.
Нужно убрать их обоих. Короче, суть в следующем. Я иду к няньке и отправляю ее в объятья сонных демонов с помощью Дурмана. Ты же идешь к Атонаху и проделываешь то же самое при помощи бармидоса. Если няньку нам нужно обезвредить на время, то Атонаха желательно надолго, чтобы тревогу подняли как можно позднее…
– Нет. Я иду к няньке. Ты – к Атонаху, – жестко произнес Дамаск, крепко стиснув кулаки.
Шах вопросительно посмотрел на Белого. Его предложение попахивало откровенной дуростью, а ведь главарь Скорпусов продумал всё до мелочей. Нельзя менять роли, иначе их будет ждать очень оглушительный провал. И если Золотым ничего не будет, то Шаха порвут на орифламму.
Заметив выражение лица координатора побега, Дамаск тяжело вздохнул.
– Атонах, как никто другой, умеет читать по лицам. А я плохо умею врать. Он будет задавать вопросы, на которые я не смогу соврать. Весь твой план полетит к Кардашу. Чернокнижники сотрут мне память, и я даже не вспомню, что хотел сбежать.
На лицо Шаха легла печать глубокой задумчивости. Какое-то время они шли молча, среди разносившегося людского гомона и очень настойчиво зазывающих криков торговцев.
– Это сложно. Атонах не принимает у себя такую мелочь, как я. Нужна очень веская причина, чтобы меня к нему пустили… Можно, конечно, сказать, что нам надо группу поменять. Мол, с Бурыми дела не клеятся. Но это как-то… Всё равно этого недостаточно для того, чтобы попасть к Атонаху. Такие вопросы Глаз решает…
– Или можно послать к нему не тебя, а Черного, – предложил Дамаск. – А мы с тобой разберемся с нянькой.
Шах облегченно выдохнул.
– Тоже вариант. Как только заберем Ганса, отправимся в Дикую Розу. Вы будете там сидеть два дня, а я буду в это время заниматься тем, чем обычно занимаюсь. Еще попробую узнать, какие корабли отходят из Керибюса в ближайшее время, куда они идут и есть ли у них пара свободных мест. Если здесь план провалится, придется уйти вглубь султаната и попробовать прибиться к какому-нибудь каравану.
Тяжелая черная дверь с коваными головами змей отворилась. Дамаск шагнул в сторону виллы.
– Эй! – послышался за спиной возмущенный вопль Шаха.
Белый обернулся и снизу вверх посмотрел на Дыру, толкнувшего разгневанного главаря Скорпусов в пыль.
– Он со мной, Дыра!
Мужчина перевел на Дамаска свои капельные злые глазки и отрицательно помотал головой.
– Что значит, нет!? Я говорю…
– Да ладно, Белый. Я здесь тебя подожду, – прервал колдуна Шах.
Дамаск посмотрел на главного Скорпуса, который с самой своей серьезной физиономией напутствующе ему кивнул, призывая к разумным действиям. Белый уже направился по гравиевой дорожке, как вновь услышал голос Шаха.
– Ах, да! Постой-ка.
Юный маг непонимающе обернулся и еле успел поймать фиолетовый мешочек с золотой тесьмой.
– Передай это Черному. Он всё-таки выиграл спор кардашев демон, – зло сплюнул на землю скорпус и незаметно подмигнул Дамаску.
Не намереваясь дольше держать ворота нараспашку, Дыра захлопнул железную дверь. Раздался металлический скрежет, и магический механизм запер замок. Белый забежал внутрь аляпистой виллы главы Гильдий. Прошерстив первый этаж и наткнувшись на дворецкого по имени Дьярмо – высокого сухопарого старика с двумя клочками седых волос на круглом загорелом черепе, Белый выяснил, что Черный находится в зале Волшебства. На самом деле, это было обычное помещение без окон, где доморощенным магам надлежало оттачивать свое мастерство.
Дамаск что есть духу забежал на третий этаж по винтовым кованным лестницам и, как только добрался до дубовой запертой двери, начал в нее барабанить. Послышались глухие шаркающие шаги. Через несколько секунд тяжелая дверь отворилась.
– Здравствуй, золотой. И ты пришел? – поинтересовался мягкий женский голос.
Дамаск с неудовольствием увидел в открывшемся проеме гладкое милое лицо няни Ганса, которая в свое время воспитывала его и Бирма. У нее были добрые чуть раскосые карие глаза и мягкие улыбчивые губы. Она всегда носила огромных размеров накрахмаленный чепец, делавший ее… уютной что ли.
– А… Чер… Бирм здесь? – стушевался Дамаск.
– Да, да. И Ганс здесь, – радостно защебетала няня, открывая дверь шире и впуская Белого внутрь.
В общем-то зал Волшебства не очень напоминал зал. Это больше походило на комнату с белыми грунтовыми стенами, каменным серым полом, большим добротным камином и столом, сплошь уставленным разноцветными колбами, большим графином воды и горшками с разнообразными растениями. Помимо прочего на нем сидел смеющейся Ганс, державший в руке изогнутую реторту, в которой бурлила жидкость кислотно-зеленого цвета. Перед ним крутил своим длинным черным пальцем Бирм как заведенный. Именно благодаря ему жидкость бурлила.
Дамаск сначала растерялся, когда увидел няню и Ганса, но быстро понял, что всё складывается как нельзя лучше. Ничего неподозревающая женщина повернулась к только что вошедшему магу спиной и плавной походкой направилась к столу. Белый быстро вытащил из кармана мешочек Шаха, споро развязал золотые тесемки и вытащил две маленькие бутылочки. В одной из них плескалась фиолетовая жидкость, а во второй лежал желтый блестящий порошок. Подумав, что порошок – это и есть Дурман, Дамаск сунул бутылку с жидкостью обратно в мешок, откупорив оставшуюся.
Он быстро сократил расстояние между собой и няней и негромко воскликнул:
– Кайра!
Услышав свое имя, няня обернулась и, не успев ничего понять, вдохнула желтую пыль, которую Дамаск метнул ей в лицо из бутылочки, предварительно задержав дыхание. Женщина начала дико чихать. Ее сильно мотнуло, а веки вдруг упали на глаза. Она отчаянно пыталась устоять на ногах, шатаясь из стороны в сторону. Однако Дурман оказался сильнее ее, и милая добрая Кайра опрокинулась на твердый каменный пол. Какое-то время полное тело сотрясали конвульсии, после чего она затихла.
– Белый, ты чего!? – возопил Черный, первым придя в себя. – Ты ее убил!?
Ганс тут же захныкал. Дамаск и сам был в ужасе от увиденного. Но ведь Дурман не убивает! Перепуганный маг подскочил к няне и прижался ухом к ее груди, пытаясь выслушать стук сердца. Прошли томительные секунды, прежде чем раздались заветные глухие удары.
– Она жива! – вскакивая с пола, чуть громче чем нужно, сообщил Дамаск.
Он подбежал к ревущему Гансу и, вырвав у малыша реторту, подхватил его на руки.
– Ты был прав. Нам нужно убегать отсюда. Атонах устроил мне ловушку. Щербет мертв. Сейчас ты пойдешь…
– Щербет мертв!? – выкатив глаза из темных орбит, громко переспросил Бирм.
– Ш-ш-ш-ш-ш!! – яростно зашипел на него Белый, обернувшись на дверь. – Да, мертв. Сейчас ты должен пойти к Атонаху и сделать так, чтобы он выпил вот эту жидкость…
Держа одной рукой взахлеб ревущего Ганса, второй, Дамаск пытался вытащить из мешка бутылочку с бармидосом. Это у него плохо получалось, поэтому Черный вырвал у него мешок и сам достал снотворное. Казалось, он ничуть не удивился, а только повертел перед носом склянку с сиреневым содержимым, после чего недовольно спросил:
– И как ты это представляешь? Ганс, тихо! С няней все хорошо. Она спит.
Малыш тут же замолк.
– Я не знаю, – честно признался Дамаск.
– Ты не знаешь, и поэтому решил спихнуть это дело на меня?
Белый оскорбился. Всё, что он мог сделать сам, он никогда не перекладывал на других.
– Нет, просто я не смогу сдерживать себя в присутствии Атонаха. А ты сам знаешь, как его кабинет (да и он сам) нашпигован всякими артефактами. Мы никуда не убежим, если пойду я. Чернокнижники сотрут память и тебе, и мне, и мы снова будем жить в неведенье.
– Ладно, ладно. Я всё понял. Только надо придумать, как заставить его выпить это зелье.
Повисло молчание. Прошло минут десять, прежде чем Бирм подал голос.
– А зачем нам усыплять Атонаха? Всё равно он хватится нас только к вечеру.
– Нас-то – может быть, а вот Ганса он проверяет куда чаще. К тому же, если он обнаружит пропажу раньше вечера, мы ничего не сможем сделать.
– Тогда надо заставить его как-то выпить эту дрянь…
– Может, подлить в его любимый кофе? – спустя пару минут предложил Бирм.
– Ну конечно! Зайди и скажи: «Отец, я тут решил за тобой поухаживать, вот кофе тебе сварил, которое умеют варить только тармийцы из ядовитых зерен, которые убьют тебя, если приготовить неправильно».
– Ну, предложи ты что-нибудь! – разозлился Черный, метнув на Белого яростный взгляд.
У Дамаска тоже идей не было. Но замысел с кофе зацепил его. Думая о способах влить в Атонаха бармидос, он почему-то снова и снова возвращался к этому горькому неприятному напитку. Пока наконец его не озарило.
– Сейчас идешь на кухню, берешь чай, сок, неважно. Вливаешь туда снотворное. Направляешься с этим делом к Атонаху. Говоришь, что научился превращать один напиток в другой. Заставляешь его отпить чай, врешь, что сейчас превратишь его в лучший тармийский кофе, а пока ты врешь, он уже уснет!
Бирм широко улыбнулся, обнажив свои белоснежные блестящие зубы.
– А что дальше?
– Мы с Гансом будем ждать тебя на улице.
– Это я понял. А дальше-то что мы будем делать? Куда направимся? – допытывался Бирм.
– На месте объясню. Время не ждет.
Черный согласился. Выбегая из зала Волшебства, Дамаск резко остановился и замер в проходе, смотря на спящую няню. Он подтянул сползающего с рук Ганса, который отчего-то становился всё тяжелей и тяжелей, и глянул на Бирма. По нервным движениям темнокожего парня стало понятно, что волнение его растет с каждой секундой.
– Что? – нетерпеливо спросил он молчащего Белого.
– Закрыть-то мы ее здесь закроем, но вот когда она очнется, то такой шум поднимет, что до самого Заршора будет слышно…
Бирм быстрым движением глянул за спину Белого, в зал Таинств.
– И что ты предлагаешь?
Мысли метались в голове, как рой взбешенных пчел. У Дамаска было ощущение, что он опаздывает. Что если сейчас он что-то не придумает, то разверзнутся небеса, и его поразит молния. Маленький Ганс, не издавая ни звука, крепко вцепился в жилетку старшего брата и испуганно смотрел на Бирма своими огромными зелеными глазами.
– Ты ведь маг! Поставь глушилку на дверь! – почти радостно воскликнул Дамаск, окрыленный этой идеей.
– Ты дурак что ли? Какая глушилка? Я из тридцати четырех магических рун знаю только пятнадцать, а воспроизводить худо-бедно могу только три. Но даже с ними никакие заклинания у меня не получаются.
– И это я после этого дурак… – недовольно проворчал Белый, злобно зыркнув на Бирма из-под светлых бровей. – Ладно. Ты иди к Атонаху, а я что-нибудь придумаю.
Долго уговаривать Черного не пришлось. Ничего не говоря, он сунул Белому ключ от двери, после чего ринулся в сторону винтовой лестницы. Дамаск же, посадив Ганса около стены в коридоре, начал усиленно думать.
Он долго пялился на колбы и реторты, заполненные непонятными разноцветными жидкостями. Жутковатая идея возникла не сразу. Белый рассеянным взглядом безотрывно смотрел на колбу с зеленой вязкой жижей, потом медленно перевел взор на лежащую няню. Не спеша, он взял три реторты – с розовым содержимым, большую колбу с зеленым и поменьше с синей дрянью. Подойдя к женщине и поставив ношу на пол, Дамаск всё внимание сосредоточил на невидимый простым людям мир энергий. Но, как всегда, перейти в него оказалось делом не из легких. Он весь покраснел, пока пыжился увидеть разноцветные нити. Спустя несколько минут ему это удалось.
Следуя наитию, ведущему его за руку через все трудности, Дамаск переплетал обволакивающие колбы пестрые энергетические волокна, где-то затягивая, а где-то распуская их ход.
В итоге содержимое начало нехотя подниматься со своих насиженных стеклянных мест, синхронно выскальзывая из круглых горлышек. Сначала розовая, синяя и зеленая жижи были чересчур жидкими, поэтому Дамаск придал им консистенцию густых липких соплей, собрав в большой шар. Он пытался растянуть его над Кайрой, но ничего не выходило. Чувствуя, что выдыхается, Белый непроизвольным движением развел руки в стороны и с удивлением увидел, как розово-зеленый «мяч» развернулся в большое резиновое полотно.
«Так значит, можно пользоваться не только головой», – пронеслась и забылась мысль.
Белый медленно опустил руки, а вслед им, прямиком на Кайру опустилось и его творение. Оно полностью укрыло ее, съежившись по фигуре, вырисовывая даже черты лица. Дамаск уже собрался было идти, но увидел, как грудь няни начала судорожно дергаться. Через несколько мгновений она и вовсе начала биться в конвульсиях. До Белого дошло, что она задыхается.
В панике мальчик кинулся к ней. Он не придумал ничего более умного, чем ткнуть пальцами ей в ноздри. Зелено-розово-коричневая пленка не поддалась. Всё еще смотря на магический мир энергий, Дамаск перестроил плотность резинового полотна и точным ударом пробил две ровные дырки для ноздрей. Няня со свистом втянула воздух, после чего ее дыхание начало выравниваться.
Радости от содеянного Дамаск не испытывал, даже несмотря на то, что очень успешно использовал магию. Подгоняемый тревогой и страхом, он спешно выбежал из зала Волшебства, начав запирать дверь.
– Старая мышь! – звонко крикнул Ганс, так что Белый дернулся и больно ударил руку об косяк.
Он быстро обернулся, заметив поднимающегося по лестнице Дьярмо. Старой мышью его обычно звал Атонах. Ганс перенял эту привычку у него.
– Ты чего здесь-то? Черный внизу шастает. Как вы разминулись-то? А Кайра где? Хозяин точно пришибет эту бабу, – проскрипел старик, подслеповато щурясь с другого конца коридора.
От рождения совершенно не умея врать, Дамаск начал придумывать на ходу более или менее правдоподобную ложь, постоянно запинаясь и жутко краснея.
– Так виделись мы с Черным… Он это… С Гансом в зале сидел… Кайра-то, она того… ушла куда-то опять… А Черный он это… Придумал чего-то там со своей магией… Пошел Атонаху показывать… А меня с Гансом попросил посидеть… Вот. Так всё и есть.
– Няня там! – ткнув пальчиком на дверь, пропищал Ганс.
Перепугавшись, что всё сейчас раскроется, Дамаск резко подхватил мальчонку на руки и злобно шикнул ему: «молчи!».
– На улицу она ушла. Ганс попросил у нее пряничного коня. Вот она и ушла. Да ведь, Ганс? – очень уверенно произнес он, после чего поспешно прошипел ему на ухо: – Скажи да.
– Да! – весело прозвенел мальчик, воспринимая всё как игру.
– Да мне-то какое дело… – проворчал Дьярмо, разворачиваясь в другую сторону и зашаркав прочь, в чердачную комнату, больше напоминавшую кладовую и являвшуюся опочивальней «Старой мыши».
У старика даже мысли не возникло, что Белый его обманывает. Как только дверь за Дьярмо захлопнулась, Дамаск, что есть духу, понесся к лестнице. В полукруглом пролете между вторым и первым этажом, он наткнулся на поднимающегося Бирма.
– Получилось? – в один голос спросили мальчишки друг друга, вызвав громкий режущий смех Ганса.
– Тихо, Ганс! – шикнул на него Дамаск, после чего вновь озабоченно обратился к Черному: – Атонах выпил бармидос?
– Выпил. Как Кайра?
– Шуметь не будет.
Тиски страха немного ослабили свою хватку, и Дамаск ощутил облегчение на краткий миг. Но расслабляться было рано. Быстро спохватившись, он вновь бегом начал спускаться по лестнице, сопровождаемый топотом ног Бирма позади. Пробегая по залу первого этажа, Дамаск услышал, как хлопнула входная дверь. Используя набранный разбег, он одним резким движением проскользил по гладкому мраморному полу за толстую колонну, заранее зажимая рот Гансу, чтобы тот не рассмеялся. У Черного с реакцией было похуже. Он почти пробежал мимо, но Дамаск вовремя схватил его за рубаху и дернул на себя.
Бирм аккуратно выглянул из-за каменного рельефного столба и едва слышно прошептал:
– Это Ветер.
У Дамаска сразу же неприятно засосало под ложечкой. Из всех, кто мог сейчас пожаловать в дом, это было самое ужасное создание. Правая рука Атонаха, человек, который первым кинется на поиски золотых детей.
– Он к Атонаху идет, – в ужасе зашипел Бирм Белому, округлив свои и без того немаленькие голубые глаза.
В поле зрения Дамаска показался высокий крепкий бородатый мужчина с широченной грудью, которая до писка натягивала расстегнутую на три пуговицы кроваво-красную рубашку, откуда клубилось облако черных волосатых дебрей.
– Ты не запер кабинет? – уже догадываясь об ответе, спросил Дамаск, чувствуя, как легкие сперло от страха.
– Откуда ж я знал, что Ветер припрется!
– Да кто угодно мог припереться! Давай, быстро атакуй его! – зашипел Дамаск, понимая, что пока он сам настроится на свое магическое зрение и сможет что-то сделать, этот Кардаш во плоти уже завалится в кабинет главаря Гильдий.
Шипение за колонной донеслось до Ветра. Мужчина обернулся. Перед ним предстала престранная картина. Возле колонны стоял худой чернокожий парень, поднявший руки кверху, будто держал на пальцах марионеток на ниточках, и с лицом полным потугов пытался совершить какое-то, по всей видимости, крайне сложное действо. Несмотря на очевидную нелепость и комичность его позы, Ветер почувствовал неладное. Ему никогда не нравился ни этот Черный, ни второй этот голубоглазый блондин. Да и этот мелкий Ганс вызывал лишь раздражение и желание прихлопнуть крикливую букашку, что вечно носилась возле Атонаха.
– Слышь, ушлепок, я не посмотрю, что ты любимый питомец хозяина. Метнулся-ка отсюда быстро, а то растопырки-то повыдираю с корнями…
Дамаск как-то сразу ему поверил. Не зря же Ветер управлял гильдией наемных убийц. Туда просто так никого не брали. Человек, попавший именно в эту гильдию, обладал «особыми» личностными характеристиками, о которых даже на исповеди у отца святой Сакры стыдно говорить.
– Эй, обмудок, ты оглох? Не прекратишь кривляться, я из тебя весь дух вышибу! – нахмурив густые брови гаркнул Ветер, сделав пару шагов в направлении Бирма.
Видимо, это подстегнуло парня и, совершив дерганный пас своими худыми руками-плеточками, Ветра отшвырнуло в стену. Мужчина с железным грохотом рухнул на пол. Но, к ужасу мальчишек, сознание этот кабан не потерял, а лишь временно дезориентировался. Тряхнув головой, он красными бычьими глазами уставился на Бирма.