Наследник для чемпиона

1

Птичка

– Ты уже брала аванс в этом месяце, Полина, – равнодушно отзывается на мою просьбу управляющая клубом. – Я не могу снова одобрить такую сумму. На что в следующем месяце жить будешь, если сейчас все выберешь?

– Но в прошлом месяце я заплатила за учебу, а в этом приходится менять квартиру, – лепечу, ощущая, как жарко горят щеки. Ненавижу кого-то о чем-то просить. Полтора года прошло, как жизнь сбросила на самое дно, а я все еще хорохорюсь. Моя гордость сына не накормит, но порой так трудно ее запихивать в дальние дали и поступать практично. – Хозяйка требуют предоплату за три месяца. Все сбережения ушли, я снова накоплю, только…

– Прости, Полина, – резко останавливает меня Инга Игоревна, красноречиво давая понять, что мои проблемы ее вовсе не заботят. – Иди, работай.

Разговор закончен. Покидаю кабинет ни с чем.

Я не буду плакать. Рано отчаиваться. Да и бесполезно. Истерики еще никого не спасали. Самое время мобилизовать силы и думать. Думать, где взять деньги.

По дороге в зал раздраженно одергиваю впившиеся в задницу шорты. Клокочущее внутри негодование выдает и резкий перестук шпилек. Сейчас меня в высшей степени возмущает униформа, призванная поставить официанток на одну ступень со стриптизершами.

Нет, в это мгновение меня бесит абсолютно все! И эта работа, и собственное бессилие, и чертово стечение обстоятельств, которое вынуждает переезжать именно сейчас… Если бы неделю назад об этом знала, плюнула бы на университет. Жалко, конечно, пятый курс все-таки. Но, имея на руках ребенка, жилье куда важнее маячащего в будущем диплома. На маму рассчитывать – не вариант. Она вообще к жизни без мужчины не приспособлена. Когда ушел папа, именно нам с братом приходилось о ней заботиться, а не наоборот. А сейчас я одна… Хорошо, что мама хоть с Мишей помогает, и я могу работать.

Не плакать. Не плакать. Не плакать.

Когда очередной подвыпивший клиент пытается своей потной лапой ухватить меня за задницу, испытываю непреодолимое желание треснуть его подносом по голове. Только вот реальность вынуждает улыбаться.

Ловко увернувшись, обхожу стол и начинаю собирать пустую тару. Пытаюсь настроиться на позитивный лад. По крайней мере, сессия успешно закрыта, и я могу брать дополнительные смены.

– Полина, – хрипловато-лающий оклик Инги Игоревны настигает меня час спустя на кухне.

Встрепенувшись, едва не роняю бокалы. Медленно опускаю поднос и оборачиваюсь. Несколько недоумеваю взвинченному состоянию управляющей. Машинально прокручиваю весь сегодняшний вечер, на ходу прикидывая, мог ли кто-нибудь на меня пожаловаться.

– В VIP-зоне важный клиент. Займись им.

– Но я не работаю в VIP-зоне, – машинально напоминаю, хотя Инга Игоревна, безусловно, и сама об этом прекрасно осведомлена.

– Карина болеет, мы не справляемся, – оповещает, не забывая скорчить и без того вечно недовольную высокомерную физиономию. Вероятно, необходимость объясняться перед какой-то официанткой ее нехило коробит. – В третью комнату нужна красивая воспитанная девочка. Вперед, – это не служит мотивацией, после которой я, сбивая ноги, побегу на второй этаж. Учитывая затянувшуюся паузу, ИИ это отлично понимает. – Справишься, вместо аванса получишь премию, – кисло добавляет она.

– Хорошо, – холодно соглашаюсь, стараясь не выдать всплеска радости.

В душе, конечно, ликую. Хоть и волнуюсь из-за перспективы работать наверху. Там такие люди ходят… Либо вообще человека в тебе не увидят, что было бы прекрасно, либо забавы ради пожелают растоптать твое достоинство. Наслышана.

Но выбора у меня нет.

Прорабатывая взбунтовавшиеся эмоции, убеждаю себя, что смогу с этим справиться. Цепляю на лицо сдержанную улыбку, пока не улавливаю следующую оглушительную информацию:

– Тимур Тихомиров впервые в «Меркурии», и я очень надеюсь, что не в последний раз.

– Тихомиров? – повторяю осипшим голосом. – Тот самый Тимур «Медведь» Тихомиров?

На что я рассчитываю? Какая вероятность того, что в городе вдруг окажется еще один важный и известный человек с точно такими же именем и фамилией? В городе, который является его малой родиной…

– Именно, Тимур «Медведь» Тихомиров.

Это катастрофа – первая мысль, которая захватывает мой поплывший мозг. Полнейшая, мать вашу, катастрофа!

За ребрами разливается ноющая боль. Желудок скручивает до тошноты. Голова идет кругом.

Чтобы не грохнуться от таких новостей в обморок, вытягиваюсь струной и старательно контролирую легочную вентиляцию.

Черт возьми…

– Поторопись, Полина, – отбивает Инга Игоревна и с важным видом удаляется.

Конечно же, зная мою ситуацию, она не сомневается, что я как миленькая понесусь в VIP-зону.

Черт возьми…

Черт!

Я иду. И, должна отметить, горжусь тем, что в настигнувшем меня состоянии в принципе могу двигаться. С каждым шагом, раз за разом напоминаю себе об обещанном вознаграждении. Я не в том положении, чтобы отказываться.

Боже, ну зачем ему здесь появляться?

Зачем? Зачем? Зачем?

Столько лет прошло! Никого из родни у него в нашем городе не осталось. Сидел бы в своей Москве!

Поднявшись на второй этаж, подмечаю, что дыхание выровнялось, и держусь я достаточно спокойно. Но стоит войти в комнату и увидеть Тихомирова, происходит именно то, чего я подсознательно опасалась – меня отбрасывает в прошлое. Сердце резво толкается в ребра. Тело с ног до головы обдает жаркой волной. Трепещет каждая чертова клеточка.

Спешно напоминаю себе, что он больше не часть моей жизни. Мне давно не восемнадцать! В двадцать два глупо так реагировать на лучшего друга старшего брата. Даже если он является отцом моего сына… Даже если именно эти глаза я так часто вижу во снах… Даже если именно эти губы меня ласкают в забытье…

Я переборола в себе эту детскую влюбленность, когда Тихомиров покинул наш город и одновременно мой маленький кисейный мир. Да, предварительно пришлось излить тонны слез, но… Это все прошло! Я выросла. И прекрасно владею собой.

Подтвердить бы еще эти мысли физически. Особенно когда… Наши взгляды пересекаются, и я забываю о необходимости дышать.

Как же меня пугает эта забытая реакция… Пугает до чертиков! Даже глаза на эмоциях слезятся.

Миша.

Лишь мысли о сыне заставляют продолжить движение и подойти к столу, за которым, к слову, кроме Тихомирова находится еще какая-то девушка.

Чудесно! Действует отрезвляюще. Хоть и приходится сцеплять зубы от внезапной боли в подреберье.

Миша. Мой маленький медвежонок.

Я скорее умру, чем допущу, чтобы он оказался без крыши над головой. Мне очень нужна эта премия!

– Добрый вечер, – выбираю нейтральное приветствие.

Не знаю, каким стал Тихомиров. Возможно, пожелает сделать вид, что мы не знакомы. Так бывает, когда люди достигают таких больших высот, как он. Я ненавижу жестокость, но не могу прекратить следить за его карьерой. Неделю назад он получил еще один боксерский пояс и стал абсолютным чемпионом мира.

– Здравствуй, Птичка.

Я судорожно вдыхаю. По спине летит озноб.

Вот зачем он? Это старое прозвище осталось где-то там… Больше меня так никто не называет.

Нельзя… Нельзя просто взять и в одну секунду воскресить столько разрушающих эмоций, черт возьми!

Убеждаю себя, что делает он это ненамеренно. Очевидно, Тимур просто выше того, чтобы играть в незнакомцев. Хотя для меня он именно им и является. Казалось бы, какие-то четыре года прошло, а изменился он сильно. Вопреки здравому смыслу, хочется детально изучить это суровое лицо, чтобы отметить каждую мелочь. Да и просто смотреть на него тянет, как раньше… Вот же глупость! Даже хорошо, что он точно так же откровенно исследует меня – смущение вынуждает опустить взгляд. А то бы так и стояла с широко распахнутыми глазами, как школьница в планетарии.

– Что будете заказывать? – смотрю исключительно в планшет.

Черт, давно не чувствовала такой выкручивающей тело неловкости… Сердце вот-вот выскочит из покореженной груди.

Ей-богу, какая-то идиотка… Стоило Тихомирову объявиться, и моя тихая размеренная жизнь взрывается фейерверками.

– Что ты здесь делаешь, Птичка?

Этот вопрос по новой дух вышибает.

– Очевидно же, что работаю, – сердито выговариваю, поднимая глаза как раз в тот момент, когда его взгляд скользит вниз по моей проститутской униформе.

Если бы существовал шанс провалиться сквозь землю, я бы им воспользовалась.

Хотя нет, конечно… Плевать, что Тимур обо мне думает. Дома меня ждет сын. Его улыбка стоит всего, чем я здесь жертвую.

– Как Артур это допустил?

Вздрагиваю, едва сдерживая подступающие слезы. Говорить о брате до сих пор тяжело. Наверное, я все еще живу в отрицании. Строю иллюзии, что он в очередной командировке… Да, это очень больно. Едва ли не впервые мне приходится самостоятельно озвучить жестокую правду:

– Артур погиб полтора года назад.

Тихомиров не знал. Вижу это и по каким-то причинам выдыхаю свободнее. Я не должна думать о нем лучше, чем он того заслуживает, но эта новость все же дает серьезный перевес.

– Почему ты не сообщила мне?

Тон, каким Тимур задает этот вопрос, подчеркивает – он привык, что с ним все считаются и обо всем докладывают.

Я начинаю серьезно злиться.

Умышленно перевожу взгляд на его спутницу. Красивая укладка, идеальный макияж, шикарное платье – мне такой никогда не быть. Просто потому, что я не имею ни лишних средств, ни свободного времени. Ничего для себя. Постоянно в движении. Бегу, бегу… А потом, случается, упаду на кровать через двенадцать-четырнадцать часов после ночной смены и как разрыдаюсь.

– А должна была? Ты, когда уезжал, вроде как не рвался продолжать общение. С Артуром в том числе.

Тихомиров поджимает губы и, стискивая челюсти, сужает глаза. Злится? А мне-то что? Пошел он к черту! Только вот, вопреки всей моей защитной браваде, подспудно пугаюсь той природной мощи, что он в себе таит. При желании Тимур Тихомиров способен меня уничтожить.

– У тебя был мой номер.

Да, был… Знал бы он, сколько раз я его набирала, но так и не решалась нажать кнопку вызова.

– Прости, мне нужно работать, – тараторю, снова утыкаясь взглядом в планшет. – Давай-те, – приходится сделать паузу и совершить вдох, потому что выговорить на одной волне не получается. – Давайте, я расскажу о наших лучших напитках и закусках. Виски – не советую…

– Нет, не нужно, Птичка. Переоденься. Ты здесь больше не работаешь.

Что? Да что он, мать его, себе позволяет?

2

Птичка

Полина четырехгодичной давности, та самая Птичка, на этот властный тон растеклась бы лужицей и без промедления поскакала за Тихомировым домой. Она последовала бы за ним на край света! Но у сегодняшней меня это запоздалое вмешательство вызывает очередной прилив злости.

– Прости, сейчас я сама решаю, где мне находиться, что делать и когда идти домой.

Тихомиров молчит. Кажется, мое уверенное заявление не вызывает у него никаких эмоций. Вероятно, выказал заботу по привычке, я ее отклонила, и он вполне доволен тем, что нет нужды лезть из кожи вон. Раньше разошелся бы… Медведь, блин.

Нет, на самом деле отлично, что удалось так легко закрыть эту тему и плавно перейти к работе. Мне ведь нужно, чтобы Тимур ушел из «Меркурия» довольным. Тогда почему, когда он, наконец, делает заказ, я испытываю едкое разочарование?

Его девушка все время молчит. Должно быть, боится лишний раз рот при нем раскрыть. Не говоря уже о том, чтобы хоть как-то возмутиться из-за того, что ее мужчина столько времени потратил на препирательства с какой-то голозадой официанткой.

Полночи, что я их обслуживаю, Тихомиров за мной пристально наблюдает. Не просто внешне оценивает. Он как будто задался целью понять, что я собой сейчас представляю. Что ж… Да, я заметно изменилась за прошедшие годы. И горжусь тем, что эти метаморфозы заключаются не только в размере груди, которая вот-вот пуговицы на рубашке отщелкнет. Именно благодаря внутренним изменениям мне удается отключить эмоции и обслуживать Тимура с тем же спокойствием, с которым я обычно работаю в общем зале.

Еще никогда ночь не ощущалась столь затяжной, попросту бесконечной. Кто бы знал, каких сил она мне стоит. Не позволяю себе расслабиться даже после ухода Тихомирова. И не зря. Едва сознание не теряю, когда полчаса спустя снова вижу Тимура. Теперь он один и… он выходит из кабинета управляющей.

Боже… Что он там делал? Это связано со мной? А если наводил обо мне справки? Знает ли Инга Игоревна о Мише?

Одергиваю себя до того, как здравый ум охватывает паника.

Какая чушь! Слишком много чести для девочки из прошлого. Конечно же, он был там по вопросам, никак не связанным со мной. Боже мой… Что, если Тимур жаловался на плохое обслуживание?

От досады впору разрыдаться. Приходится напомнить себе, что я уже выплакала из-за него максимальное количество слез. Хватит. Пошел он к черту!

Ловить взгляд Тихомирова, в надежде что-то понять, нет нужды. Он сам инициирует зрительный контакт. Только я в тот момент забываю, что собиралась в нем разглядеть. Снова проваливаюсь в прошлое. Грудь опаливает жгучим жаром. В голове становится пусто, лишь «сверчки» в ушах поют, и в висках тарабанит.

…– Поцелуй меня, Птичка… Нет, не так… – хрипловатый смех Тимура вызывает у меня очередной слёт мурашек-активистов. За чьи права они сражаются? Мои или его? Мне все равно. – Иди сюда… Расслабься, маленькая… Расслабься, Птичка… Чего так дрожишь? Боишься?

Мотаю головой так же отчаянно, как и четыре года назад. Только тогда я испугалась, что он остановится, а сейчас пытаюсь избавиться от этих воспоминаний. От тех реакций, которые они вызывают.

Хуже всего то, что не успеваю я восстановить нормальное сердцебиение, Тихомиров сокращает расстояние. Подходит настолько близко… Все, что я могу видеть – ворот его белоснежной рубашки и смуглую шею. Резко вдыхаю, неосознанно принимая в себя его запах.

– Еще не передумала?

Поднимаю взгляд, чтобы увидеть, как движутся его губы.

Внизу живота формируется огненный клубок, а я ведь полагала, что после родов утратила чувствительность и больше не испытаю подобного.

– На счет чего? – спрашиваю зачем-то, будто не понимаю, что он имеет в виду.

– Едешь со мной?

– Нет, – отвечаю быстро, не позволяя себе думать и сомневаться. – Никогда я с тобой никуда не поеду.

И в этот момент он вдруг прикасается ко мне. Сжимает подбородок, вынуждая поднять лицо и встретиться с ним взглядом.

– Ты передумаешь, Птичка, – выдыхает со знакомыми вибрирующими интонациями и проводит большим пальцем по моей нижней губе.

Не знаю, чего больше в этом заявлении – угрозы или обещания. Отмереть и продолжить функционировать получается, лишь когда Тихомиров отходит и направляется к выходу. Ну, а полноценно расслабиться удается только в конце смены, когда Инга Игоревна, смерив меня каким-то странным взглядом, вручает конверт с премией.

Я справилась. Тихомиров на меня не жаловался.

Домой несусь едва ли не вприпрыжку, обдумывая на ходу все, что нужно успеть сделать за день.

Несмотря на раннее утро, мама встречает в своем лучшем луке: синий велюровый халат, объемные бигуди, которые она иногда попросту забывает снимать, и горящий энтузиазмом взгляд.

Раз, два, три…

– Доня! Я такой сюжет придумала – вот это точно станет бестселлером!

Сколько раз за последние месяцы я слышала нечто подобное? Не сосчитать. Мама каждую свою книгу начинает с таким рвением и воодушевлением. А потом оказывается, что полученный гонорар не покрывает расходов на графику и редактуру. Про рекламу, которой она периодически балуется, и вовсе молчу.

– Мам, ну ты снова всю ночь просидела за ноутбуком? – устало ругаюсь я. Устало, потому что это повторяется каждый день. – Тебе что врач сказал?

– Ой, да я бы все равно не уснула, – отмахивается она. – По-вашему, так лучше лежать и пялиться в потолок.

По-моему, лучше найти работу, которая будет приносить хоть какой-то доход, но вслух я этого, конечно же, не озвучиваю. Повесив на крючок куртку, переобуваюсь в комнатные тапки.

– Я решила вопрос с деньгами.

– Серьезно?

Мама улыбается, и я с ней заодно.

– Да. Отведу Мишу в садик и созвонюсь с хозяйкой. Думаю, сегодня и переедем. Так что иди, пока отдохни. После обеда мне будет нужна твоя помощь.

Мама на радостях не спорит, убегает в спальню. А я, вымыв руки и предусмотрительно нагрев их на змеевике, спешу в нашу с Мишей комнату. Вижу раскинувшегося на разложенном диване сына, и сердце теплом наполняется. Сегодня как-то особенно оно искрит. Хочется свернуться рядом, прижать крепко-крепко и никуда от себя не отпускать.

– Ми-и-ша, – шепчу, ведя ладонью по светлым кудрям малыша. – Просыпайся, медвежонок.

– Мамочка, – еще глазки не открыл, а уже улыбается, мой хороший.

– Пора собираться в сад.

– Хорошо.

Сын тянет ко мне ручки, и я, наконец, прижимаю его к себе.

Блаженство. Ни с чем не сравнимое блаженство обнимать своего ребенка.

– Ты мой сладкий, – машинально покачиваю, пока иду с ним к шкафу за вещами. – Постараюсь тебя забрать пораньше сегодня, окей?

– Бомба, – восклицает Миша и звонко смеется.

В его понимании это высшая степень одобрения.

От рождения и до двух с половиной лет мне казалось, что сын ничего от Тимура не унаследовал. В обход Тихомировских жгучих татарских генов, такой же светлокожий и светловолосый, как я. Но с недавних пор стала замечать, что пушистые белые кудри темнеют. Да и взгляд… Нет-нет, а как посмотрит – сердце екает, так Тимура напоминает.

Надеюсь, что эти мелочи замечаю только я. Мама, во всяком случае, молчит.

– Я первый! – радостно выкрикивает сын, когда ему удается опередить меня с верхней одеждой.

– Ты – мой чемпион, – хвалю и наклоняюсь, чтобы поправить криво надетую шапку и вяло свисающий шарф. Смеюсь тихонько, когда Миша ведет ладошками по моему лицу и целует в глаз. – Все. Вперед, чемпион, – выпускаю из квартиры и позволяю самостоятельно вызвать лифт.

В кабине сын любит стоять и раскачиваться в такт движению, но перед выходом на улицу милостиво позволяет взять себя на руки.

– Там снега намело целые горы, упадешь, и не найду тебя, – шутливо поясняю по пути.

– Санки!

Перехватываю малыша одной рукой, чтобы иметь возможность открыть тяжелую дверь подъезда.

– После сада, медвежонок…

Спускаюсь с крыльца и обмираю, забывая все, что хотела сказать. Как дядька Черномор из моря, из-за снежных валунов выходит Тихомиров.

3

Птичка

В глазах Тихомирова возникает редкая эмоция – удивление. А потом… В глубине его насыщенных темно-синих глаз разливается разочарование. Это чувство такое выразительное, проникает в мою грудь острыми шипами и разрывает душу.

Почти сразу же взгляд Тимура становится отстраненным и холодным. А я все еще не могу продышать боль, вызванную его реакцией на Мишу. На нашего сына, пусть он и не знает.

И хорошо, что не знает!

Прижимаю малыша ближе и пытаюсь закрыть от всего мира. Но он вертится и норовит вырваться.

– Ты замужем?

Казалось бы, простой вопрос. Тихомиров прямо его задает, а я понятия не имею, что должна ответить! Не потому он приехал, что имеет на меня какие-то виды. Конечно, нет. Я же не дура. Женским вниманием он не обделен. Интернет пестрит фотографиями-подтверждениями его кратковременных и страстных интрижек. Узнав о смерти брата, Тимур, очевидно, чувствует себя в какой-то мере обязанным позаботиться обо мне. Только мне это не нужно!

Врать я никогда не умела. Да и есть ли смысл, учитывая то, что он уже узнал адрес. Еще надумает выяснить все остальное, если не удовлетворю его любопытство и не успокою проснувшуюся совесть. Узнает все о Мише и тогда… Не дай Бог!

Страх костром в груди разгорается. И все тело дрожит, словно мамин незастывший холодец.

– Нет, я не замужем. И никогда не была.

Тихомиров хмурится. По всей видимости, серьезно озадачен текущим положением вещей. Ну, конечно… Сейчас, вероятно, рушатся все его представления обо мне. Милая невинная Птичка не могла нагулять ребенка вне брака. Нет, если бы не он, шикарный и расчудесный, она бы до сих пор оставалась девственницей.

– Кто отец?

– Ты его не знаешь.

Боже, пожалуйста, пусть он перестанет спрашивать! Пусть он просто уйдет!

Заполучить бы волшебную палочку, взмахнуть без сожаления, и нет его. Пока я мечтаю о невозможном, в глазах Тихомирова вновь вспыхивают искры разочарования. К ним примешивается злость. О, да, окажись рядом предполагаемый «виновник», он бы уже вмазал тому по роже. Себе вмажь!

– Кто это, мамочка? Кто этот дядя?

Мне вдруг становится больно оттого, что сын не знает, кто его отец, и что называет его «дядей».

– Это друг Артура, медвежонок, – поясняю, понижая голос. С Мишей это неосознанно получается. Сейчас, на контрасте с тем, как говорила с Тихомировым, особенно заметно – совсем другие интонации играют. Как можно спокойнее выговариваю для Тимура: – Прости, мы спешим. Если опоздаем, Мишу в сад не примут.

– Я могу подвезти.

Небрежно указывает на блестящий черный Мерседес, но я мотаю головой.

– Нет, не стоит. Это рядом. Через дворы быстрее будет.

Собираюсь проскользнуть мимо Тихомирова. Только едва ли больше трех шагов делаю, как он вдруг хватает меня за локоть, вынуждая остановиться.

– Тогда я подожду здесь.

– Зачем?

Правда не понимаю.

Рассеянно смотрю на Тимура в поисках каких-то ответов. На фоне снежной белизны синева его глаз ослепляет. Ни одной эмоции увидеть не получается.

– Ты должна мне все рассказать.

Отпираться бесполезно. Это было бы подозрительно. Мне необходимо собраться с силами и показать ему, что у меня все нормально. Тогда Тихомиров успокоится и уедет.

– Хорошо.

Всю дорогу до сада сердце вылетает. С трудом удается фокусироваться на веселой болтовне Миши. Он, как и обычно, периодически что-то спрашивает, а я то слишком много усилий для осмысления прилагаю, то и вовсе отвечаю невпопад.

Назад бреду, как на эшафот. Судорожно соображаю, что еще Тимур может спросить, и так же лихорадочно придумываю, чем крыть буду. Нет, кроме всего прочего, во мне еще таится надежда, что он не дождется. Однако закон подлости работает со вчерашнего вечера на полную мощность. Мало того, что Тихомиров никуда не исчезает, еще и Костя нарисовывается у подъезда. Завидев меня, улыбается во весь рот.

– Привет, Полин, – здоровается Измайлов, не обращая внимания на шагающего со стороны парковки мужчину.

Зато Тимур на него реагирует.

– Это он? – голос источает такую агрессию, что у меня дрожь по спине идет.

– Нет, – выдыхаю и машинально хватаю Тихомирова за руку.

Бездумно сплетаю свои пальцы с его, а когда соображаю, что делаю, он сжимает ладонь и не позволяет освободиться. Господи… Все равно, что за оголенный провод держаться. Кожу жжет и раздражает. Я забыла, как ощущаются мужские руки. Забыла, какие они большие, грубые и сильные. Вчера Тимур касался моего лица и даже губ, но почему-то именно прикосновение ладони к ладони вызывает у меня окончательно осознание – я хочу, чтобы он раздел меня и трогал всюду точно так же, как четыре года назад.

Подобные желания пугают до чертиков, и я повторяю попытку высвободиться. В этот раз действую решительнее, и Тихомиров выпускает мою руку.

Спрятав «обожжённую» ладонь в карман куртки, суховатым тоном представляю мужчин.

– Ты говорила, что нужна моя помощь, – важно проговаривает Костя.

Поглядывает теперь на Тимура так же враждебно, как и тот на него.

– Да. Ты будешь свободен?

– Конечно. Весь день твой.

– Супер, – с улыбкой киваю. – Я позвоню тебе.

И без каких-либо приглашений для Тихомирова направляюсь к подъезду. Он, конечно же, вопреки моим глупым чаяниям, идет следом. Нет, чтобы обидеться и укатить!

Избегая замкнутого пространства лифта, взбегаю по лестнице. Тихомиров не возражает. Поднимаемся на этаж в гнетущей тишине.

– Как видишь, живем мы нормально. Не хоромы, но вполне уютно и комфортно, – выдаю я в квартире, закидывая верхнюю одежду на вешалку.

Ни к чему ему знать, что мы находимся в этой квартире последние часы.

– Почему переехали?

Это вопрос я ждала, и у меня готов на него ответ. Честный ответ.

– Артур брал крупную ссуду для бизнеса. Когда погиб, платить стало нечем, и квартиру забрали.

Вот и все. Я это сказала. Не так уж и больно.

На кухне продолжаю создавать видимость, что ни Тихомиров, ни его присутствие в моем доме меня не заботят.