Стрэнжвилл. Книга первая
– Она вообще на ходу?
Курьер, пересчитав деньги, ухмыльнулся и молча пожал плечами, да ушёл. Настолько неловко я ещё себя не чувствовала никогда. С недовольством на лице я посмотрела на отца.
– Вот скажи мне папа! Ты хоть раз в жизни покупал мотоцикл вслепую? – с возмущением спросила я.
Роллс замешкался и сказал:
– Нет.
Я вспылила.
– Вот именно! А это что? – указала пальцем в сторону сарая, – папа, в современном мире, тачка за 500 баксов не ездит – это же хлам, металлоломом. Какой у неё пробег? – отец промолчал, – продав квартиру за миллион баксов, можно было купить новый бюджетный автодом! – усмехнулась от ужаса.
Прохожие, слыша сумму мигом отрывали взгляды от смартфонов и таращились на меня.
– Я думаю, что твои переживания напрасны, Эмма. Продавец уверял, что пробег там незначительный. Он почти не пользовался машиной. Она просто стояла в гараже.
– Да неужели!? А гараж этот был без крыши? – проворчала я, – сейчас проверим! – огрызнулась я.
Осматривая трейлер, я с грустью и тоской мельком посмотрела на курьера, который пристраивал погрузочную платформу к моему «Линкольну». Приблизившись к водительской кабине, я посмотрела на воткнутый в дверной замок ключ и повернула его. Открыв дверь и увидев старый пыльный салон с сидениями из замши, я нервно вздохнула и забралась внутрь. К слову, водительская кабина была отделена от жилой части глухой стенкой, что мне не понравилось. Вытащив носовой платок из кармана кожаной куртки, я быстро протёрла панель с датчиками и присмотрелась к километражу.
– 280 000 км! – ошарашенно сказала я, – да, действительно! Совсем не пользовался! И наверное, в ремонте эта машина тоже не нуждается! – саркастично проворчала я.
Я вся кипела изнутри и смотрела на то, как курьер сел в мой «Линкольн» и заехал на погрузочную платформу. Закрепил колеса. А затем умотал восвояси. Просто сгорая от ужаса, я тяжело и громко вздохнула, да отправилась за вещами. Я всё ещё не могла поверить всему, что происходит!
Багажное отделение располагалось снаружи. Я молча затолкала два больших ящика с инструментами и чемоданы в багажник и заметила 2 канистры для бензина, 2 запасных колеса, а также 2 бутылки с водой. Захлопнув дверцу багажника, я недовольно посмотрела на отца, схватила валяющиеся на мокром тротуаре пакеты с вещами и подойдя к двери трейлера, снова опешила, потому как дверь оказалась значительно уже ширины инвалидной коляски! Чёрт возьми. Ещё раз взглянув на отца, я чуть не взорвалась, потому что коляска не пройдёт здесь. Открыв дверь, я вошла и всё осмотрела: небольшой диванчик, стол, стул, грязные окна, повреждённое покрытие пола и на этом, пожалуй, всё. Присмотревшись к дверце какого-то шкафа, я открыла её с осторожностью и с мыслью о том, что какой-нибудь хлам непременно сейчас свалится мне на голову и пришибёт, но увидела унитаз, покрытый столетней паутиной, а через днище прекрасно виднелся асфальт.
– Прямой сброс, – проворчала я и захлопнула дверь.
Бросив вещи в угол возле диванчика, я отправилась за отцом.
– Что-то не так? – спросил он.
– Дверь узкая. Коляска не пройдёт. Придётся на спине, – сказала я и повезла его к трейлеру.
Отключив и отсоединив трубки от кислородного баллона, я достала из специальной сумки, расположенной за спиной отца мобильный преобразователь кислорода, который стоит огромных денег и включила его. Особо ёмкостные аккумуляторы позволяли долго работать аппарату. Вставив трубки в специальные отверстия, я положила аппарат в глубокий капюшон куртки отца и повернувшись к нему спиной, встала на одно колено.
– Извини, но посвятить тебя в рыцари я не смогу, – сказал отец и обхватил мою шею истощёнными руками.
Я усмехнулась над его сарказмом. Протиснувшись через узкие двери и ударившись левым плечом об косяк, я быстро дотащила Роллса до дивана и сбросила его, да вышла. Пыль разлетелась по сторонам. Роллс начал чихать и кашлять. С тоской в душе, я посмотрела на подъезд и соседей, которые то входили, то выходили. Ловко я сложила инвалидную коляску, занесла её в трейлер, где вновь её разложила, чтобы Роллс мог сесть.
– Вроде, всё готово к отъезду, – подумала про себя и отправилась к кабине водителя, – если что-нибудь понадобится, постучи в стенку, – сказала я отцу.
По пути я вспомнила про специальный переносной пандус, оставленный возле подъездной двери, который мне не пригодился и дорожную сумку. Затащив пандус в трейлер, я вновь вышла и хлопнула дверью, отчего её тут же заклинило.
– Отлично! Просто замечательно! Развалина! – раздражительно пробубнила я.
Забрав свою дорожную сумку, я залезла в кабину водителя и швырнула её в противоположную сторону салона. Сумка на большой скорости проскользнула по материалу и завалилась за сидение. Быстро усевшись за руль и глубоко вздохнув, я повернула ключ зажигания, – машина мигом завелась, и мы поехали.
Мотор этой старушки жутко ревел и казалось, что в скором времени она развалится. Такое ощущение, что трейлер тащит за собой целый танкер с нефтью. В обычные дни я бы не выдержала терпеть этот шум, но сегодня, к сожалению, не те дни.
Не успели мы даже отъехать от города, как машина заглохла посреди трассы, – а это огромный риск для жизни. Мне пришлось лазить под капотом, чтобы найти причину. Немного покопавшись в проводке, я заметила, что один из проводов системы зажигания был обмотан синей изолентой, которая высохла.
– Как эта машина вообще работает? – вытащив провод, я оторвала старую намотку и осторожно закрутив тонкие жилки, вновь намотала свежую изоленту.
Я решила снова попробовать завести её и, о чудо! На третий раз она всё же завелась. Через двадцать километров показалась заправка. Я заправила полный бак и две канистры по пятьдесят литров, купила еды. Надеюсь, что этого нам хватит. Так, нужно не забыть про карту и положить её на видное место.
Жуя сандвич, я копалась в дорожной сумке и вскоре обнаружила карту, да отбросила сумку в сторону. Рассматривая с недоверием широту и долготу, я занесла данные в навигатор смартфона, но на экране спустя секунды возникла надпись: «Ошибка ввода». Далее система перебросила якорь на берег. Рассматривая прибрежную зону, я увидела несколько домиков, пляж и речку. Тогда я решила переключиться на спутниковые карты и приблизила место, но кроме леса ничего не увидела. Дожевав остатки сандвича, я с возмущением вздохнула и посмотрев на заправщиков, сделала выводы, что отец решил уйти в лес умирать, как поступают животные!
– Что ж в путь! – подумала я про себя, бросив карту в бардачок.
Пока мы будем двигаться по столь длинному и жаркому пути под палящим солнцем пустыни, я решила погрузиться в размышления о себе и своей жизни. Меня пугала эта ситуация, пугало это скоропалительное решение, и что вся жизнь в одно мгновение пошла наперекосяк. Я не знаю куда направляюсь, не знаю, что меня там ждёт, – да я вообще в полном неведении! В какой момент и, что я сделала не так?
Мне двадцать два года, родилась в Нью-Йорке, окончила высшую физико-математическую школу-интернат с отличием. Изучала параллельно двигатели автомобилей и мотоциклов. Высшего образования у меня нет, всё никак не получается до него добраться. Сразу после школы устроилась на СТО и проводила там всё время с утра до ночи, зарабатывая деньги на лечение отца.
Пока училась в школе, у меня были вечные проблемы с одноклассниками. Каждый тыкал пальцем, смеялся надо мной и распускал сплетни о том, что я из непутёвой семьи несмотря на то, что все дети, учившиеся в этом интернате, были из непутёвых семей, но я оказалась хуже всех. В школьной столовой я сидела одна позади всех и слушала, как про меня пускают слухи. Не обращать внимания было сложно. Мне хотелось иметь много друзей, но никто со мной не хотел дружить, а некоторые и вовсе боялись…
Отец в прошлом каскадёр. Роллс был очень позитивным человеком, до того момента, как стал инвалидом. По какой причине, – я не знаю и он не говорит. В жизни люди совершают множество роковых ошибок: одни винят во всех грехах Бога или родителей, а другие винят себя. Когда смотрю на Роллса мне кажется, что он в чём-то винит и проклинает себя. Но за что? До сих пор не понимаю. А когда спрашиваю, он молчит. Отец очень хорошо и тщательно скрывал от меня кто он и чем занимается. Потому что Роллс боялся, что я увлекусь опасным делом. Но как бы ни пытался однажды он всё же взял меня с собой на соревнования, которые проводились в пустыне. Как обычно было много народу, потому что все желали повеселиться от души. Роллсу пришлось оставить меня с его другом Бобби, чтоб тот присматривал за мной. А в место присмотра, Бобб сказал мне:
– Мы сейчас съездим в одно место и быстро вернёмся назад. Хорошо?
Похоже он забыл, что мне всего одиннадцать лет! И, что пообещал моему отцу присмотреть за мной. Я сразу почувствовала, что случится что-то плохое и сказала:
– Не хочу никуда ехать!
Но он всё же усадил меня на мотоцикл. Неторопливо мы подъезжали к железнодорожному светофору. Пока горел красный свет, я смотрела в небо. Ни единой тучи, жуткая жара! Раскалённый воздух душил меня. Было тяжело дышать и капли пота стекали по вискам. Только мы сдвинулись с места, как в нас на всей скорости, влетел бензовоз. Всё произошло так быстро! Водитель не подавал никаких тревожных сигналов и Бобб не услышал, как тот приблизился. От удара мотоцикл снесло с дороги. Несколько секунд Бобб удерживал равновесие, а потом мы свалились. Удар оказался настолько сильным, что, упав с мотоцикла, я летела за ним переворачиваясь пятьдесят метров, с силой ударяясь головой и спиной об камни и песок, периодически теряя сознание. Всё моё тело было изуродовано множественными ушибами и открытыми переломами. Было много крови, слёз, паники и страха, но самое ужасное – это боль… Боль была настолько невыносимо жуткой, что я не могла кричать! Я лежала и издавала какие-то звуки, похожие на задыхающиеся стоны. Мне так хотелось, чтобы всё это прекратилось раз и навсегда. В тот момент я думала, что это мои последние минуты жизни, но не понимала, почему они должны быть такими болезненными? Моя боль была бы намного легче, если бы я находилась в бессознательном состоянии. Но я видела, как Бобби лежал в нескольких метрах от меня, рядом с дымящимся мотоциклом.
Водитель бензовоза резко развернул цистерну вправо и задел проезжающий автобус. От удара автобус сбросило с дороги и перевернуло несколько раз. Многие водители останавливались и помогали вытаскивать людей из перевернувшегося автобуса. Через некоторое время цистерна, потеряв равновесие, перевернулась. Тонны горючей жидкости пролились через образовавшиеся бреши, которая быстро продвигалась к горевшему мотоциклу. От высокой температуры воздуха горючее резко вспыхнуло. Водитель бензовоза успел вылезти и через несколько секунд прогремел сильный взрыв. Цистерну разорвало на части. Образовавшаяся волна выбила стекла и подбросила стоящие рядом автомобили. Скопившееся огненное пламя, напоминало кучевые облака, которые давили друг друга и пытались вырваться в небеса.
Наблюдая за тем, как люди бегают вокруг в панике и в слезах что-то крича, я пыталась сделать что-нибудь, чтобы меня заметили, но никто, кроме маленькой девочки, так и не заметил. Истекая кровью, я лежала, стонала от невыносимой боли и периодически теряла сознание.
Кто-то из напарников, опоздавших на соревнования, увидел и доложил Роллсу о том, что его друг попал в аварию неподалёку от того места, где они проводили гонки. Отец тут же примчался, бросив свой старт. Конечно же, он не ожидал такого поворота событий. Он вообще не думал, что Бобби догадается взять меня с собой. Я смотрела на Роллса то теряя, то приходя в сознание. Отец крутился возле Бобби и вызывал скорую помощь. Я пыталась крикнуть или издать какой-то звук, чтобы привлечь внимание. Но было бесполезно пытаться что-либо издавать, моё тело онемело. Внезапно маленькая белокурая девочка, подбежала к моему отцу, подёргала его за штанину и указала своей маленькой ручкой в мою сторону. Роллс стоял, как статуя и всматривался в лицо этой девочки, а затем посмотрел вдаль… И, когда отец пригляделся, он сорвался с места и побежал в мою сторону, позабыв о Бобби. Я приходила в сознание, и моментами вновь теряла его. Лицо Роллса было бледнее мрамора. Отец бежал ко мне и кричал:
– Нет! Нет! Не может быть! Эмма?!
Я так хотела обнять его, но не могла.
– О! Боже! Да на тебе нет живого места! – разочарованно сказал Роллс.
Когда отец схватил меня на руки, я громко застонала, отчего он перепугался ещё сильнее. Не дождавшись скорой помощи, Роллс, бросив свой мотоцикл в пустыне, угнал чью-то машину и увёз меня в больницу.
Была жуткая паника и многие бросали свои машины, помогая пострадавшим. Вряд ли хозяин автомобиля сразу заметил пропажу.
Когда мы подъехали к больнице, я потеряла сознание. Силы были исчерпаны невыносимой болью, которая быстро поглотила меня.
В больнице меня держали четыре месяца. От обильной кровопотери и переломов по всему телу, нескольких сложных операций, я пробыла в коме две недели.
После рокового дня, Роллс понял, что меня нужно было как-то спрятать от этого страшного и опасного увлечения. Но в то же время он не мог этого сделать – это увлечение было единственным заработком.
Когда я пришла в сознание, после двухнедельной комы и открыла глаза, первое, что увидела – это яркий слепящий свет. Пошевелить телом не могла, – ноги и руки были в гипсе. Я случайно услышала разговор доктора и Роллса.
– Как она? Всё ещё в коме? – усталым и подавленным голосом спросил Роллс.
– С ней всё будет хорошо! Не беспокойтесь! Мы сделаем всё, что в наших силах! – успокаивал доктор.
– Сколько времени она здесь проведёт?
– У вашей дочери очень много переломов по всему телу. Вам вообще повезло, что она такая крепкая. Для человека это очень и очень необычно, – с изумлением ответил доктор.
– Сколько переломов? – спросил Роллс.
– Одиннадцать закрытых и пять открытых двойных. От сильного удара головой, кость треснула, образовалась гематома. Многие кости пришлось собирать по кусочкам, – сочувствуя ответил доктор, показывая на снимки рентгена.
Глядя на отца, было понятно, что он не спал как минимум три дня. Роллс присел на диван и обхватил руками шею.
– Поезжайте домой Мистер Уинскилсон и отдохните, а то ещё не хватало, чтоб и вы оказались рядом со своей дочерью на больничной койке, – сказал доктор.
– Нет, я, пожалуй, останусь, – в смятении ответил отец, массируя виски.
– Не беспокойтесь. Мы поместим её в отдельную реабилитационную комнату. С ней всё будет хорошо, – уверял доктор.
– Ну хорошо! Так и быть, я послушаю вас, поеду домой и отдохну, – выдавил отец.
Доктор сопроводил Роллса до выхода и вернулся. Посмотрев на показатели давления, доктор занёс данные в историю болезни и поместил планшет в специальный чехол, расположенный на стене у входа. Доктор всё время улыбался, но отвечать ему улыбкой мне не хотелось. Я не могла понять, откуда у него возникает столько положительных эмоций глядя на меня? Неужели я выгляжу смешной? Затем он достал шприц из кармана белоснежного халата и ввёл содержимое в систему. И спустя мгновение я заснула.
Проснулась я только следующим утром. Роллс сидел рядом со мной и что-то бубнил. Слегка подёргивая веками, я открыла глаза и попыталась вникнуть в смысл его слов. Догадаться было не сложно: прислонившись своим горячим лбом к моей руке, отец обвинял себя во всех моих бедах; говорил, что он плохой и не достоин иметь ребёнка, так как не может с ним справиться. Я слегка сжала его руку, и отец поднял голову. Глядя на меня, Роллс чуть ли не рыдал. Он гладил меня по голове и улыбался сквозь поглощающее чувство самобичевания.
– Папа! Ты ни в чём не виноват! – сонным голосом прошептала я.
– Виноват! – дрожащим голосом ответил Роллс.
– Ты же должен как-то содержать меня. И не забывай, что кроме тебя за мной больше некому присмотреть, – еле двигая сухими губами, произнесла я.
– Не защищай меня детка. Я знаю, что виноват. Не стоило тебя оставлять с Бобби, – говорил отец, вытирая слёзы.
Нет, плакал не отец, – а я от боли, которая возникала при любом движении.
– Бобби! Как он? – поинтересовалась я.
Отец насторожился и строго посмотрел на меня.
– Милая, тебе лучше не знать. Просто отдохни, хорошо, – прошептал Роллс.
– Он погиб? – продолжила я.
– Главное, что ты выжила!
– Странно. Столько человек погибло, а я выжила! ― сквозь боль выдавила я.
– Это простое везение, такое бывает! – утешительным голосом, сказал Роллс.
– Везение говоришь, что-то не верится! – сказала, разглядывая потолочные щели.
Больше я ничего не спрашивала.
Так шли дни…
Когда я впервые вышла из палаты, в коридоре меня увидела толпа журналистов, которых не пускала охрана. Я стояла как вкопанная и смотрела на их скорченные лица и дикие вопли. Все одновременно что-то кричали. Один всё же прорвался через охрану и побежал в мою сторону. Я прислонилась к стене спиной и выискивала отца потерянным взглядом, он должен был меня забрать. Журналист заметил, что напугал меня и не стал подходить слишком близко, а я удивлённо и испуганно смотрела в его огромные от предвкушения чёрные глаза.
– Вы не могли бы ответить на пару вопросов? – спросил журналист, роясь в сумке.
Видимо, искал диктофон, а может простой листок бумаги. Я с недоверчивым взглядом рассматривала его, следя за каждым движением рук. Когда журналист вытащил из сумки фотоаппарат, я немного удивилась, – обычно они его держат в руках. Внезапно журналист сфотографировал моё напуганное лицо несколько раз со вспышкой, отчего я даже не моргнула, только немного вздрогнула.
– Как вам удалось выжить? Каково ваше состояние? – продолжал задавать вопросы журналист.
Ни на один вопрос я не ответила. Через секунду кто-то схватил молодого журналиста за шиворот и отбросил в сторону, где стояла охрана и сдерживала остальных. Журналист шлёпнулся на пол, выронив фотоаппарат. Я посмотрела перед собой и увидела Роллса. Отец схватил меня на руки и потащил через запасной выход, на который ему указала медсестра. Этот выход привёл нас к парковке на заднем дворе.
Покинув больницу, Роллс побежал в сторону припаркованных машин, где одна из них уже стояла с двумя открытыми дверями. Затолкав меня на задние сидения чьей-то машины, отец мигом захлопнул дверь и запрыгнув на водительское место, резко нажал на газ, отчего передняя дверь сама захлопнулась. Мы очень быстро ехали по дороге. Я даже не успевала рассматривать людей, которые замечая мчащуюся машину, впадали в ступор у обочины или замирали на месте.
– Папа! – закричала я, – сбрось скорость, ты людей пугаешь!
– О чёрт! Прости милая, я просто задумался! – растерявшись, ответил отец и посмотрел на меня в зеркало.
Я вздохнула с облегчением и навалилась на спинку сидения. Отец привёз меня домой, накормил и уложил спать.
На следующий день, как обычно, рано утром, он отправился за газетой. Отец всегда следил за событиями, которые происходили в мире, но, когда прочёл на полосах «Нью Дэйс» статью с заголовком: «В страшной автокатастрофе погибло восемь человек, но одиннадцатилетняя девочка выжила!», Роллс сморщил лоб от вспыхнувшего возмущения. Читая статью, он затряс газетой и злобно, и громко прорычал:
– Что за бред?! Что они тут понаписали! Какая ещё девочка-мутант?!
Я проснулась от его возгласа и потирая глаза, вышла из комнаты, пройдя на кухню.
– В чём дело? Чего ты шумишь? – сонным голосом спросила я.
Роллс яростно порвал газету и выбросил её в мусорное ведро.
– Прости милая, что разбудил тебя, но то, что они понаписали в своих газетах, меня просто бесит, – злобно проворчал отец.
– А что они написали? – наконец открыв глаза, спросила я.
– Лучше тебе не знать! – проворчал он.
И так всю жизнь, что не спроси в ответ слышишь одно и то же: лучше тебе не знать, лучше тебе не смотреть, и так далее. Иногда слыша эти выражения, мне кажется, что я глухая, слепая и немая!
После выхода из больницы, я погрузилась в глубокую депрессию, из которой, как мне казалось, никогда не выберусь. Время продолжало беспощадно бежать вперёд, заставляя многое позабыть.
С того момента прошло уже одиннадцать лет, а я по-прежнему всё прекрасно помню. Иногда утешаю себя и говорю, что время – лечит… Но, похоже, что не все раны возможно излечить. И порою вспоминая всю эту страшную историю, моё тело начинает болеть и ныть.
Интересно сколько градусов снаружи? Всматриваясь вдаль дороги и наблюдая за миражом, я вспомнила про карту и сунула руку в пыльный бардачок. Так, по карте нам направо от центральной развязки, и пока что мы на верном пути. Я немного прибавила скорости, так как кондиционеры начали пропускать горячий воздух. Судя по расположению солнца, сейчас полдень, и мы попадаем в самый разгар невыносимой жары.
Чтоб хоть немного отвлечься от этой духоты, я продолжу воспоминания теперь о своей матери – Розалинде, или как ласково звал её отец Рози. По рассказам отца, я так поняла, что он не особо любил меня оставлять с Рози, так как боялся, что она может мне навредить. Однажды я поняла весь смысл этого слова – навредить. Тогда мне только исполнилось пять лет. Я, Рози и отец, решили отправиться в поход. Погода была в тот день отличная. Солнце светило и на небе не было ни одной тучки. Место, куда мы пришли, чтоб отдохнуть всей семьёй, напоминало сад из различных кустов и деревьев, а что больше всего мне запомнилось – так это широченная река, через которую тянулся деревянный мост, скреплённый канатами. Оглянувшись, я посмотрела на Рози и Роллса, который куда-то направился. В руке он держал что-то острое. Он пошёл к огромному дереву с толстым стволом, которому по легендам около одной тысячи лет. Я решила подойти поближе к мосту, чтоб посмотреть на его длину. Когда дотронулась до каната, Рози сказала:
– Не бойся, иди, ты же лёгкая, мост выдержит, – с волнительной улыбкой сказала мама и мельком посмотрела на папу.
Я недолго вглядывалась в бурлящую реку, но предчувствие говорило мне, что идти по мосту не стоит! И всё же я решилась и сделала шаг. Медленно ступая по деревянным брусьям, я старалась не смотреть вниз. Глаза то жмурились, то бегали в разные стороны, дыхание будто рвалось, а ноги налились тяжестью. Добравшись до середины моста, я внезапно остановилась. Сердце стало биться быстро и мне казалось, что от ударов вот-вот разорвёт грудную клетку. Канаты, будто слабели и растягивались. Обернувшись, я увидела, как Рози подбежала к мосту. Она смотрела на меня и в какой-то момент приподняла руку, в которой от солнечных лучей что-то блеснуло, – мне так показалось. Я внимательно, с волнением следила за действиями мамы. Её губы произнесли:
– Прости.
От страха, мой крик вырвался. Отец моментально отреагировал и обернулся. Лицо его было примерно таким же, как и в тот день, когда я переломала свои кости. Моё предчувствие говорило, что нужно бежать. Сбросив рюкзак, я ринулась к противоположному берегу. Мне осталось совсем немного, как вдруг, что-то хрустнуло, а нога провалилась и застряла между сломанными брусьями. От невыносимой боли, мой крик вырвался. Вытаскивая ногу, я порезала её об торчавшие куски дерева и алая кровь тут же проявилась и потекла по коже. Я испачкала руки, пытаясь хоть как-то остановить кровотечение. Ухватившись руками за канат, мой панический взгляд окутал отца. Он что-то кричал, но сложно было разобрать слова из-за шума воды. Внезапно мост стал подёргиваться и оторвался. Я с воплем полетела вниз и через мгновение рухнула в ледяную реку. Стараясь не выпускать из рук канат, я держалась за него изо всех сил. Пыталась бороться с течением, но оно оказалось слишком сильным. От холода мышцы скрутило судорогой. Руки перестали слушаться, и я упустила канат. Мне не хватало воздуха, и в глазах всё темнело. Я пыталась выбраться на поверхность, но от боли ничего не получалось. В конце концов, я поняла, что ничем не могу себе помочь. Медленно падая в глубь реки, я смотрела на то, как лучи солнца пробиваются сквозь воду. Выдохнув последние остатки воздуха, я медленно закрыла глаза и течение понесло меня в неизвестные края.
Роллс не стал выяснять отношения с Рози, – на это не было времени, и прыгнул в реку. Словно неведомая сила, он двигался по течению и старался не упускать из виду тело Эммилии. Рози же воспользовалась моментом и просто сбежала, сказав напоследок в сторону шумной реки:
– Простите меня, но это единственное, что я могу сделать для вас.
Через некоторое время сквозь плотную глухоту, раздался чей-то голос, он звучал всё громче и громче. Я приоткрыла глаза и увидела Роллса. Отец держал меня на руках и гладил по ледяной щеке тёплой ладонью.
– Я… умерла? – еле шевеля губами, вполголоса произнесла.
– Нет! Милая, ты жива, – с заботливым волнением ответил отец.
Коснувшись ладонью неуверенной улыбки отца, я почувствовала тепло. Кажется, действительно – жива, и Роллс настоящий. Некоторое время я лежала и прислушивалась к шумной воде и ветру, что раскачивал ветви. Роллс с волнением и некоторой загадкой на лице посмотрел на те же деревья. Я чувствовала, что чего-то или кого-то не хватает…