Он опустился на колени рядом с животным, взял в руки его голову… Ничего не изменилось, единорог все так же тяжело, со всхлипами дышал, даже не пытаясь подняться на ноги. Но миновало несколько минут, и он дернулся, всхрапнул и, едва не стоптав Торваля, поднялся на ноги.
– А как же рог? – спросила я, вовремя отскочив подальше. Повторяю, единорог – это очень большое и опасное животное, и лучше не вставать у него на пути.
– Ничего не могу с этим поделать… – Торваль тоже поднялся на ноги. Лицо у него было – краше в гроб кладут.
– Думаешь, он выживет в одиночку? – спросила я. – В табун ему теперь возвращаться нельзя.
Торваль вопросительно взглянул на меня.
– Другие жеребцы забьют его насмерть, – пояснила я. – Осень на дворе, начнутся схватки за самок, а рога у него нет, и неизвестно, отрастёт ли он заново.
Торваль только пожал плечами:
– Всё что мог, я сделал. Теперь его жизнь в руках судьбы.
– И в его собственных копытах, – мрачно добавила я. У меня неважное чувство юмора.
2
Как ни странно, единорог не убежал. Он следовал за нами, не приближаясь, но и не отставая. Торваль пробовал приманить его, но безуспешно. Впрочем, скоро ему стало не до единорога.
С Торвалем что-то было не так. Он и так-то молчун, но, не услышав от него за три дня ни единого слова, я насторожилась. Впрочем, сама по себе необщительность ещё ни о чем не говорила, но вот когда Торваль умудрился не заметить торчащего из земли корня и едва не упал, я не выдержала.
– Что-то не так? – спросила я на ближайшем привале.
Торваль поднял на меня глаза. Странно, что я раньше не заметила, как глубоко они запали.
– Ты не чувствуешь? – ответил он вопросом на вопрос. – Ах да…
– Чего я не чувствую? Скажи толком!
– Этот лес… – Торваль взглянул по сторонам. – Он совсем мёртвый… словно кто-то выжал его досуха…
Я вдруг вспомнила, что несколько дней подряд мы обходили груды бурелома. Живи в этой чащобе лесовик, он не допустил бы такого безобразия! С виду лес был обыкновенным… а это хуже всего. Не хватало какой-то крохотной составляющей, которая отличала леса здешнего мира от лесов моей родины. Той составляющей, что была необходима альям, как воздух.
– Такое впечатление, – сказала я, размышляя вслух, – что кто-то пытается извести под корень все волшебство в этом мире. Твой народ, единороги, теперь этот лес… Но зачем?
– Думаю, я не ошибусь, если скажу, что этот кто-то – человек, – хмуро ответил Торваль. – А зачем – не могу сказать. Знаю лишь, что нам стоит побыстрее выбраться отсюда, пока я не начал спотыкаться на ровном месте! Идем…
К вечеру следующего дня мы вышли к реке. Торваль, не говоря ни слова, начал спускаться к воде.
Река была неглубокая, но достаточно широкая, и я точно знала, что переплыть ее не смогу. Когда-то я чуть не утонула в бассейне, и с тех пор могу только бултыхаться на мелководье, где чувствую под ногами дно.
– Подожди! – окликнула я. – Я не могу… не умею плавать. К тому же вода не моя стихия, она меня не примет!
Торваль прикусил губу.
– Течение не очень сильное, – сказал он. – Но вряд ли я смогу перетащить тебя на тот берег… Выше по течению есть мост…
– Ты думаешь, стража нас пропустит? – усмехнулась я. – Ты же аль.
– Ты пойдёшь одна, – спокойно ответил он. – Я переберусь вплавь.
– Меня тоже задержат, – сказала я, прикинув расклад. – Если я попытаюсь заплатить пошлину тем золотом, что у меня с собой… думаю, завтра ты сможешь выловить мой труп чуть ниже по течению.
– Нечего было копить одно лишь золото, – хмыкнул он. – Ладно, идем, хотя бы взглянем на стражу!
Мост оказался ближе, чем мы рассчитывали. Охраны тоже оказалось порядочно: на другом берегу стояла немаленькая деревня, богатая, судя по виду, было, что сторожить!
– Я могу перестрелять их, – шепнул Торваль, пересчитав охранников.
– А если на том берегу ещё с десяток? – ответила я. – Да пусть хоть парочка, тревогу они поднять успеют, а на всех у тебя стрел не хватит.
Сзади что-то зашуршало. Я оглянулась. В нескольких шагах позади нас стоял вороной единорог. Торваль вдруг двинулся к нему, шепнув мне:
– Отвлеки его!
– Что ты задумал?
– Ты видела когда-нибудь, как скачут единороги? – Вороной вдруг насторожил уши, и Торваль замер на месте, договорив едва слышно: – Он вынесет нас обоих и сметет всё на своем пути!
Торваль снова начал шаг за шагом приближаться к единорогу. Интересно, как я должна его отвлекать? Эти звери, я слыхала, любопытны… Я присела на корточки, сделав вид, будто что-то ищу в траве. Единорог насторожил уши и вытянул шею, переступая с ноги на ногу. Любопытство в нем боролось с осторожностью и, в конце концов, видя, что я не делаю попыток напасть на него, вороной сделал несколько шагов вперед… Этого Торвалю хватило, чтобы невероятным прыжком оказаться на спине единорога. Тот пронзительно взвизгнул от ярости и взвился на дыбы, а Торваль, намертво вцепившийся одной рукой в гриву, другую протянул мне, закинул меня себе за спину (я схватилась за алья обеими руками), и пришпорил жеребца.
– Ну, выноси! – скомандовал он, и вороной понесся через лес.
Как Торваль направил обезумевшего зверя к мосту, не имею представления. Так или иначе, копыта единорога скоро прогрохотали по настилу, стражу разметало в разные стороны и, по-моему, никто даже не попытался нас остановить.
Единорог унес нас довольно далеко. Когда чаща стала совсем уж непроходимой, Торваль разжал мертвую хватку (не представляю, какая сила нужна, чтобы удержаться на неистовом диком единороге так долго!), и мы свалились в траву. Вороной, взмахнув хвостом, умчался в лес, только его и видели…
Я после этой скачки с трудом стояла на ногах, однако Торваль и не подумал задержаться. Мне ничего не оставалось, кроме как следовать за ним.
На мое счастье, вскоре лес начал редеть, а под ногами захлюпало.
– Остановимся здесь, – сказал Торваль. – В болото ночью лучше не лезть.
– Надо же, какой осторожный, – буркнула я, присев на поваленное дерево и вытянув гудящие ноги.
– Костер разводить не будем. – Аль не обратил на меня никакого внимания. – Могут заметить.
– Как знаешь, – ответила я. – Только не стучи во сне зубами от холода, я от этого просыпаюсь.
Торваль не ответил, да и вообще больше не сказал мне ни слова.
Ночь выдалась на редкость холодной, к тому же земля была сырой. Я не мерзла: пусть я и заперта в человеческом теле, внутри меня по-прежнему бушевало пламя. Торваль, хотя и не стучал зубами, как я предрекала откровенно дрожал от холода – его одежда явно не годилась для ночевки в осеннем лесу. В конце концов мне стало его жаль, и я придвинулась к нему вплотную. Торваль на секунду приоткрыл глаза, но отодвигаться, против обыкновения, не стал, явно почувствовав мой жар, а отогревшись – уснул. Через пару минут заснула и я.
Утром я обнаружила голову Торваля на своём плече, а руки… Хм, лучше я об этом умолчу. Решив не давать повода к неловкости и возможным недоразумениям, я осторожно высвободилась, отодвинулась и встала.
Утро выдалось на редкость противным: моросил мелкий дождик, в тучах не было видно ни единого просвета. Порадовал меня только куст орешника. Орехи, правда, были ещё неспелыми, но уже вполне съедобными. А вот малину кто-то уже обобрал, изрядно при этом вытоптав, и, надеюсь, это был не медведь. А если это был всё-таки он, то я надеюсь, что он уже вернулся в свою берлогу. Надежда вообще замечательная вещь! Казалось бы, глупо, но я продолжала надеяться, что маг, которого подстрелил Торваль, каким-то чудом выжил. Тогда я смогу его разыскать и вынудить освободить меня от чар…
