Хотя чего ждать-то? Как раз в дождь его никто не увидит. А дверь можно вышибить, если как следует приналечь. Чай, не железная. А ну-ка…
Молодой человек набросился на проклятую дверь с такой силой и лютой злобою, будто перед ним оказался самый настоящий враг: из тех, что или он, или ты, а существовать вместе никак невозможно! И дверь убоялась – почувствовала напор, дрогнула… Ну, еще разок… ух!!!
Со скрипом отлетели петли, и молодой человек радостно выскочил наружу, под проливной дождь. Тут же ему бросилась в глаза группа людей: римляне с мечами и копьями, да много, несколько десятков. Лица все были незнакомые, и Беторикс застыл в изумлении – это еще что? Откуда взялись в таком количестве и так далеко от лагеря?
А потом у него и вовсе отвисла челюсть: за собой римляне вели вереницу связанных пленников – лохматых, одетых в грязные обноски…
– Что там за шум, Луций? – обернувшись, грозно окликнул гордо восседавший на белом коне центурион в шлеме с поникшими от сырости перьями и мокром коричневато-красном плаще.
На коне? Откуда, во имя Эпоны? На маневрах не было ни одной лошади, хотя обещали их не первый год.
– Сейчас посмотрю, господин оптий! – раздался ответ, и Виталий с изумлением понял, что оба собеседника говорят по-латыни!
– Марцеллин, Кассий, ко мне! – распорядился Луций.
– А можно и мне, господин тессарий?
– Давай и ты, ладно.
Ага, Луций-то непростой легионер, а тессарий. Иными словами, гвардии сержант! – мысленно переводил Виталий, по-прежнему не понимая, кто перед ним и что происходит. «Кино снимают» – вспомнился бригадир Василич, и иного объяснения он, Беторикс, тоже не мог сейчас подобрать. Никакого взятия римлянами пленных женщин и детей в плане маневров, своевременно доведенного до совета командиров, не значилось.
– Ого! Да тут галл какой-то! Лови его, парни!
Задумавшись, Виталий не сразу понял, что последнее сказано о нем. Римляне метнулись к нему, он привычно подумал о мече, но тот остался в лагере. Поэтому Беторикс сумел лишь в изумлении спросить:
– Ребята, вы кто?
– Чего, чего ты там говоришь, бракатая морда? – Тессарий, коренастый и сильный мужик уже в возрасте, махнул рукой воинам. – Вяжите его, и к остальному стаду.
«Нет, этот точно не из наших!» – мысленно отметил Виталий. Реконструкция – увлечение молодежное, особенно на ранние эпохи, сорокалетние и старше там все наперечет. Да и пленные выглядели уж слишком натурально – угрюмые, грязные, полуголые, с длинными патлами, мокрыми от дождя, многие босые. Были здесь и женщины с детьми, выглядевшие не лучше, а это уж точно вещь невозможная! Нередко молодые женщины приезжают на фестивали с детьми, но ни себя, ни малышей до такого состояния никогда не доводят! У Беторикса было дикое ощущение, что с маневров он попал на съемки исторического фильма – давно известно, что киношники, гримируя «под древность», в первую очередь делают людей очень, очень грязными и лохматыми, будто вода и ножницы – новейшие достижения современной цивилизации. Но где же тогда камеры, осветители, режиссеры, кто там еще должен быть?
– Вы откуда, мужики? – попробовал Беторикс спросить еще раз, сам не зная, что ожидает услышать в ответ.
Никто не отозвался, даже не взглянул в его сторону. И вид у легионеров был уж слишком злобный и решительный. Такие вполне могли и морду набить… Ишь, как грубо толкнули, погнали куда-то по склону холма – к дороге или озеру.
– Эй, парни…
– Заткнись, бракатая тварь!
Тессарий Луций еще и ухмыльнулся – на редкость неприятная рожа. Что-то на артиста он не тянет.
Общаться с легионерами как-то не хотелось, и Виталий, оглядевшись, выбрал шагавшую рядом женщину в длинном порванном платье.
– Эй, послушай! – окликнул он по привычке по-русски.
– Не разговаривать! – по-латыни рявкнул тессарий, угрожающе выхватив из-за пояса плеть. – Я кому сказал?
– Ладно, ладно, – покладисто улыбнулся Беторикс. – Просто хотел спросить, откуда вы прибыли?
– Не твое собачье дело, галл! – Легионер хмыкнул и засмеялся, оборачиваясь к шагавшим рядом воинам. – Не, вы слыхали, как говорит этот пес? Обхохочешься!
– Наверное, думает, что это латынь.
– Да, наверное… В их лесах и болотах вообще говорят непонятно как: бар-бар-бар, гыр-гыр-гыр… Римскому уху и слушать-то противно!
Римскому уху! В глаза бросилось надменное лицо оптия – этот вообще натуральный Цезарь! Подозвал зачем-то тессария, что-то сказал, засмеялся…
Виталий обернулся. Позади облаченных в доспехи легионеров, месивших калигами мокрую грязь, шли легковооруженные воины, иначе велиты: лучники, пращники, метатели дротиков. Лучников в настоящем римском войске традиционно было мало, предпочитали пращу и дротик. В рваных грязных туниках, с короткими обрубками-мечами, без всяких доспехов, велиты напоминали просто вооруженный короткими копьями сброд, и вступать с ними в беседу тоже не сильно хотелось. В древности оно было бы понятно: велиты набирались из бедняков и сражались всегда под прикрытием основного состава – тяжелой пехоты, гастатов. Но в наше-то время в такой рванине никто не ходит.
Зато у тяжелых пехотинцев все было как надо: полуцилиндрические щиты, уложенные сейчас по-походному, в чехле за спиной, шлемы с султанами болтались на груди, ударяясь о нашитые на кожаный панцирь бляшки. Даже чешуйчатый панцирь, лорика сквамата, имелся здесь у немногих, тессарий щеголял в «галльской» кольчуге, называемой лорика хамата, в такой же, разве что покачественнее, красовался и оптий. И это тоже приводило в недоумение: откуда взялось такое единообразное снаряжение и в таком количестве? Не существует подобных «команд», если бы были, Беторикс бы знал! За границей, может… Но как заграничные реконструкторы попали в русский лес? Опять же, он не мог бы не знать. Если бы организовывалось подобное мероприятие международного масштаба.
Мозг, как говорится, «зависал», не в силах объяснить происходящее хоть сколько-то убедительно. Да, конечно, реконструкторы-«римляне» любят бить себя в грудь и кричать: «Мы – Империя! У нас команды на латыни!» Команды на латыни – это круто, кто бы спорил, но к ним бы еще подготовку соответствующую. Беторикс прекрасно знал, что в нашей реконструкторской реальности, в отличие от исторической, варвары римлян бьют только так. Нынешние «легионеры», которых в «легионе» бывает человек по пять, не умеют по-настоящему держать строй: варвары ударом ногой в щит легко разбивают шеренгу, а в схватке один на один легионер со своим щитом-«бронедверью» и коротким гладиусом неизбежно проигрывает варвару с круглым, более легким и маневренным щитом и длинным мечом. Здесь же ситуация была совершенно иной, и Виталий не мог не видеть разницы, пусть даже рассудок отказывался верить глазам.
Пленники были связаны между собой, что доставляло неудобства – перед Виталием, поникнув головой, шла молчаливая женщина в изодранной длинной тунике, позади – светлоголовый мальчик лет десяти, с которым серьезный разговор тоже вряд ли был возможен. Впрочем, стоило попробовать.
– Эй, мальчик! Пуэр! – улучив момент, Виталий обернулся и окликнул уже по-латыни. Что-то подсказывало ему: по-русски тут никто не понимает.
Но мальчик не понял и латыни: ответил на каком-то неведомом языке.
– Откуда они? – кивая на легионеров, быстро спросил Беторикс. – Когда приехали? И вообще, что здесь происходит?
– Тит Лабиен, легат…
Ага! Мальчишка, оказывается, и латынь чуть-чуть знает!
– Они идут. Уходят. На зиму.
Поняв, что больше ничего не добьется, Виталий принялся крутить головою по сторонам. До него наконец дошло, что и окружающая местность сильно изменилась с тех пор, как он зашел в дровяной сарайчик возле заброшенной фермы. Ни просеки, ни самой фермы с трансформаторной будкой он так и не увидел, не говоря уж о Весте или Васюкине. Куда делась Веста? Осталась на ферме или тоже попала сюда? А где, в таком случае, осталась сама ферма? Или, вернее, куда таки попал он, Беторикс? Так, за этим холмом с елками должно проходить шоссе, то есть та лесная дорожка, по которой ехали линейщики в своем кунге…
Оптий тем временем дал команду, и весь отряд свернул на более широкую тропу, ведущую на холм, а через него к дороге. Дорога вскоре и появилась – широкая грунтовка с наезженной колеей и многочисленными лужами, кое-где засыпанными песком и щебнем.
Виталий уже начал замерзать: дождь закончился, но теплее не стало, поскольку дул холодный, пронизывающий насквозь ветер. Оранжевый солнечный шарик скрылся за вершинами сосен, быстро начало темнеть.
Оптий снова остановил всех, что-то скомандовал, указав рукой влево, где на склоне холма виднелся какой-то хутор с деревянными изгородями, сараями и избой. Нет, избой это строение сложно было назвать – какая-то не совсем понятная архитектура, гибрид украинской мазанки и финской мызы.
Видно было, что хутор заброшен: дверь сорвана с петель, ворота распахнуты. Однако двор, хоть и выглядел запущенным, еще не успел зарасти травою, а рядом с сараем валялся заготовленный хворост.
– Хорошо, что не успели спалить эту адифицию, – произнес тессарий Луций, бросив взгляд на своих воинов. При этом он поеживался: видать, тоже было не жарко. – Хоть есть пристанище. Давайте, загоняйте стадо в амбар.
– А что, кормить их не будем? – хмуро поинтересовался молоденький велит с метательным копьем-пилумом на левом плече.
– Кормить? А чем? – сержант усмехнулся. – Если только ты пожертвуешь своей похлебкой.
Внимавшие тессарию воины обидно захохотали, а кто-то даже хлопнул незадачливого паренька по плечу:
– Так что, дружище Юний, и впрямь не жалко похлебки?
Велит сконфуженно отстранился:
– Да пошли вы…
Этих слов Виталий не понял – все-таки у него не было привычки воспринимать латынь на слух, да и матерные слова в университете не изучали, но о смысле догадался. Что, впрочем, общую ситуацию не прояснило. Никаких принадлежностей киносъемки он по-прежнему не видел, да и длинноват эпизод получался. Но тогда – что это? Сон? Бред?
– Стадо! В стойло! – Не дав ему подумать, оптий резко взмахнул рукой, и легионеры принялись пинками и тупыми концами копий загонять пленников в амбар.
Удары были чувствительными, и аспирант даже выругался – вот суки! Закрыли ворота, будто это обычное дело – так просто взять и запереть две дюжины человек, в том числе детей и женщин.
Хорошо, Беторикс успел по пути оправиться, а впрочем, здесь подобные тонкости никого не смущали. Мужики отворачивались, а девчонки и женщины, развязав друг дружке руки, справляли малую нужду у дальней стены.
– Нет! – увидев такое, громко воскликнул Виталий. – Ну и скоты эти римляне, а?! Не пора ль им бить морды?
На его крик никто не прореагировал, лишь какая-то молодая женщина, погладив по голове стоявшего рядом ребенка, взглянула изумленно.
– Да что вы все смотрите-то?! – завелся молодой человек.
Бросившись к двери, он принялся стучать в нее ногами и материться, пока не оттащил кто-то из мужиков.
– Ну? – несколько успокоенно вопросил Виталий. – Вы тоже русского не понимаете?
– Кам? Кам мулон дун? – попытался ответить один из мужчин, изможденный почти до крайности.
– Откуда вы? – по-русски и по-латыни спросил Виталий, потом попробовал по-английски и даже на всякий случай на французском, который учил пару лет в гимназии.
– Не понимаю, – на ломаной латыни ответил собеседник и покачал головой. – Не по-ни-ма-ю. Ты кто? Ты римлянин?
– Нет. Вы на каком языке говорите?
– А! Ты германец! – Доходяга хлопнул себя по лбу и тут же состроил страшную гримасу. – Тевтон! Враг!
«Инимикус» – так это звучало по-латыни.
– Инимикус! Инимикус! – загудело вокруг. – Тевтон! Враг! Враг! Враг!
Кто-то из подростков, незаметно подкравшись, опустился позади Виталия на коленки – и тут же молодой человек ощутил сильный толчок в грудь. Конечно, не удержался на ногах, упал – и тут на него набросились все, даже женщины!
Виталий пытался отбиваться, да куда там – всем скопом накинулись! Пару раз удалось высвободить руку, звездануть по сусалам непонятно, кому – в бараке было темно, приходилось бить наугад. Ах, какая-то сволочуга сильно дернула за волосы, чуть скальп не сорвала!
– Да что вы делаете-то? За что?
Казалось, его сейчас затопчут, растерзают на тысячи кусков! Что он им сделал? Навалились, налетели, словно вампиры на свежую кровушку. Сволочи…
Вдруг кто-то повелительно крикнул, похоже, женщина. Кто-то что-то переспросил, и Виталий почувствовал, что его отпустили. Ну наконец-то пришли в себя…
Молодой человек медленно сел, привалившись спиною к стене, осторожно потрогал разбитые губы… Хорошо еще, зубы не выбили, а ведь могли бы.
– Ты – тевтон? Кимвр? – присев напротив, спросила женщина, одетая в бесформенную хламиду.
Лица ее Беторикс в темноте не видел, как всех прочих, лишь смутно различал очертания фигуры. И что отвечать, не знал. Что сказать – я аспирант и социолог? Или командир клуба «Галльский вепрь»? И то, и другое казалось равно неуместным в этой чудовищной обстановке, которая имела одинаково мало общего как с реалиями двадцать первого века, так и ходом фестиваля исторической реконструкции.
– Ты – враг римлян? – продолжала допытываться незнакомка.
– Да. – Молодой человек вытер ладонью кровь. Это была, пожалуй, единственная сейчас правда, ибо симпатий увиденные вживую римляне не внушали. – Враг.
– И мы – враги. Теперь уже – рабы, пленники. Почему ты не говоришь, как мы?
– Потому что не знаю вашего… языка!
Виталий с трудом подбирал слова – душа просила мата, но материться по-латыни он не умел, а русского тут не поймут. Хоть обстановка и располагала, ни одного из «родных» выражений он ни разу не услышал!
– Враг римлян – наш враг. Но ты ведь не галл!
– Пожалуй, нет… – Беторикс сам не знал, к какому народу себя сейчас отнести. – Русский я.
– Этруск, что ли? – с удивлением переспросила женщина. – Вот не знала, что ваш народ еще существует!
– Существует вроде…
Бухх!!! Что-то ухнуло в дверь снаружи, потом послышался громкий смех и пьяные вопли. Видать, римляне нажрались уже! Успели!
Потом запахло паленым, и, проникая сквозь щели, по стенам запрыгали оранжево-красные зайчики. Римляне жгли костры? Или факелы?
Левая створка двери распахнулась, освобождая путь дрожащему свету и вошедшим римлянам. Первым в сарай явился сержант Луций, за ним еще с десяток воинов, вооруженных пилумами и мечами.
Взвились к потоку факелы, пленники инстинктивно попятились, женщины прижали к себе захныкавших детей.
Заложив руки за спину, тессарий гнусно ухмыльнулся и, кого-то высмотрев, указал рукой:
– Ты!
– Я, господин?
– Да ты, ты… Хотя нет, погоди-ка… Ты слишком стара… а впрочем… Выходи!
– Но…
– Выходи, или мы убьем твоего ребенка, а всех вас спалим!
Возмущенный Виталий шагнул было вперед, но ему не дали даже рта раскрыть – ударили с ходу концом копья в грудь, да так, что едва не сломали ребра!
Аспирант отлетел к стенке и скрючился, причем кто-то из галлов еще прижал его к земле, видно, боясь, что чужак накличет неприятностей.
– Ты! И ты! – С видом опытного работорговца тессарий продолжал выбирать женщин.
– И вот эту… вон ту… – радостно оскалился другой легионер, помоложе, с высохшим, словно у старой воблы, лицом.
– Нет, Коморий, – обернувшись, сержант погрозил ему кулаком. – Этих нельзя.
– Да почему же?
– Показать тебе? Эй, девка!
Юная девушка несмело вышла на середину. Из глаз ее потоком текли слезы.
– Не реви! – ухмыльнулся Луций. – Мы ничего с тобою не сделаем… А ну-ка, держите ее, парни…
Нагнувшись, тессарий одним движением разорвал на девчонке одежду и, засунув руку в промежность, осклабился:
– Так я и думал – девственница. Ты знаешь, Коморий, сколько она стоит?
– Да разве мало сейчас будет рабынь?
– И насколько она упадет в цене, после того как мы ей попользуемся? Чего они будут после этого стоить? Ты настолько богат, Коморий, чтобы перечить нашему оптию?
– А-а, так это оптий приказал.
– Ну да, он хорошо умеет считать денежки. Что пригорюнился, друг мой? Возьми лучше мальчика, клянусь, они ничуть не хуже!
– Мальчика? – Коморий прищурился. – А что ж, и возьму, может!
– Да вы что творите-то? – снова вскочил на ноги аспирант.
– Опять этот? – тессарий нехорошо ухмыльнулся и махнул рукой. – Ну, надоел! Кассий, Сергий, Тит! Тащите его на конюшню да хорошенько выпорите. Я вам даже свою плетку дам.
– А сам неужто не примешь участие в экзекуции? А, господин тессарий?
– Может быть, и приму… – гулко хохотнул Луций. – Но сперва женщины! Говорят, жительницы Бракатой Галлии такие обворожительные, куда лучше нарбоннок. Правда, я пока что-то этого не заметил. Может, не на тех смотрел? Да, и вон ту красавицу прихватите… Вон, в том углу, с малышом… Да куда вы ребенка-то тащите, бросьте его, дурни!
– Так ты же сказал – «с малышом», господин Тессарий!
– О, боги… На что мне ее малыш? Женщину, женщину тащите… Да! И этого – на конюшню, живо!
Виталий и опомниться не успел, как его уже подхватили под руки, поволокли, по пути умело отоварив по почкам, так что молодой человек принялся хватать ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.
Конюшней служил расположенный неподалеку сарай – длинный, глинобитный, заваленный навозом и сеном. С хохотом бросив пленника в навоз, римляне закрыли ворота снаружи на засов. Приводить приговор в исполнение немедленно никто не рвался, слава богу, несмотря на приказ сержанта.
У воинов имелось занятие поинтересней: уже слышался женский визг, затем плач, потом хохот… Причем они так торопились принять участие в развлечениях, что даже не связали Виталия. Расслабились, так сказать, аж службу забыли. Вот уж нагорит им от легата…
Сплюнув, Виталий поднялся на ноги и прислушался к собственным ощущениям. Губы были разбиты в кровь, в боках саднило, однако ребра не сломаны и почки не отбиты – хоть одна хорошая новость за этот день!
Брезгливо смахнув с себя прилипший навоз, аспирант в задумчивости оперся локтем о стенку и вдруг почувствовал, что опора прогибается и подается назад. Ну, конечно! Плетеная лоза, обмазанная глиной – вот и вся стена. И как только здесь зимой кони не мерзнут?
Притихнув, Виталий прислушался, выждал секунд пять, а затем начал осторожно ломать стену. Пришлось повозиться, хоть плетенка поддавалась довольно легко, но глина отваливалась слишком большими кусками, с шумом падая под ноги. Это было опасно – могли услышать.
Молодой человек действовал осторожно, сбивая в кровь ногти; если поблизости раздавались шаги или голоса, он совсем прекращал работу, выжидал, чтобы чуть погодя начать снова.
Вот наконец дыра стала достаточно большой, чтобы можно было пролезть. Он уже опустился на четвереньки, как вдруг рядом, за стенкою, послышались какая-то возня, ругательства, истошный женский визг.
– Ори сколько хочешь, тварь! – злорадно произнесли по-латыни. – Никто тебе не поможет!
– Нет, пусть заткнется! У меня уже заложило уши… Кому говорю, заткнись!
Донесся звук ударов и стон:
– Нет, нет… не надо…
– А ну-ка, разложим ее поудобнее… Руки, руки держите.
– Я же говорил, лучше связать!
– Ничего, никуда она от нас не денется! Ишь, какая стройненькая… а грудь-то, грудь! Вы только потрогайте, парни!
И снова вопль – крик ужаса, ненависти и боли.
Крик резко оборвался, послышалось довольное сопение, сладострастный стон и приглушенный хохот.
– Ну, хватит, хватит, Бовис, теперь моя очередь.
– Успокойся ты, всем хватит.
– Друзья, а может, привести еще одну девку?
– А где ты ее возьмешь? Отнимешь у оптия или тессария?
Похоже, за стенкой еще кого-то насиловали.
– Что-то скользко здесь, да и холодновато. Может, к костру подадимся? Там как раз и сено, и лапник.
– Ага, и желающих полно. Вон, сидят, облизываются.
– Да ну… Они носами клюют давно.
– Ладно… Тут и в самом деле скользко. Эй, Фабий! Кому говорю? Ишь ты – увлекся…
Снова послышался женский стон, только теперь уже приглушенный – судя по всему, пленница больше не сопротивлялась.
– Все, говорю! К костру пошли… погреемся.
– Вижу, ты еще не нагрелся!
И вот голоса удалились, и смех раздался уже в отдалении. Виталий осторожно выглянул. Вся гоп-компания вольготно расположилась у костра, разложенного напротив дома, в полусотне шагов от конюшни: четверо легионеров в туниках и обнаженная женщина, уже разложенная у костра, на охапке сена. Один из воинов, задрав тунику, уже пристраивался сверху, и голая задница его сверкала при луне со всем бесстыдством. Вот, задергалась…
Молодой человек сплюнул – ну и скоты! Из дома, сквозь дверной проем и прорехи, тоже слышались сладострастное уханье, женские крики и гулкий похотливый хохот.
Уже начинало светать, да и костер горел ярко, освещая двор. Виталий сделал несколько шагов к воротам, как вдруг рядом раздался резкий крик, полный неприкрытой ярости. Упав лицом в грязь, Беторикс пополз, откатился в кусты, а из дому вдруг выбежала – точнее сказать, выскочила, словно пробка – молодая женщина с растрепанными волосами. Нагая, с окровавленным кинжалом в руке. Порезала кого-то?
Вот, сволочи – доигрались!
– Ах ты, сучка! – следом выскочил полуголый мужик с кривыми ногами, за ним еще трое.
– Держи ее, держи! Эта тварь ранила оптия!
Подняв голову, аспирант узнал в кривоногом тессария Луция, лица остальных рассмотреть покуда не удавалось.
Что-то просвистело в воздухе, бегущая девчонка вскрикнула, споткнулась и повалилась в траву, прямо перед теми кустами, в которых прятался беглец. Упала как-то нелепо – на бок, дернулась, изо рта вылетел кровавый сгусток. Потом тело вытянулось и застыло. Меж грудей ее торчал наконечник дротика, пущенного, несомненно, умелой рукой.
Виталия едва не вырвало. Он даже не мог поверить, что все это произошло прямо на его глазах! Ее убили… Господи, куда он попал? Когда кончится этот кошмарный сон?
Легионеры тем временем с хохотом столпились вокруг убитой.
– Ловко ты ее, дружище Луций!
– Ишь, захотела крови, тварь!
– И получила!
– Нет, все же наш тессарий – настоящий мастер!
– А вы думали? – почесав между ног, ухмыльнулся сержант. – Кого ни попадя командиром не назначат! Ну, пошли, чего тут торчать? Так и быть, возьмем сейчас другую, молоденькую девственницу! Надеюсь, господин оптий не будет против.
– А сильно он ранен?
– Да ерунда, поцарапан просто. Правда, крови много. Думаю, мы даже задержимся здесь на пару дней.
В этот момент снова послышались вопли – жалобные, громкие. Кто-то кричал от боли, умолял…
– Коморий балуется, – повернув голову, ухмыльнулся Луций.
– Не слишком ли увлекся?
– А пусть! Незачем его звать – с молодкой ведь мы и без него управимся, верно?
Слова сержанта потонули в глумливом хохоте и одобрительных воплях. Легионеры, смачно шутя, направились к амбару с пленниками, а их жертва осталась лежать в грязи. В мертвых, навеки застывших глазах ее отражалась узкая полоска рассвета.
Виталий едва справился с дрожью. Бежать! Бежать немедленно! Единственной мыслью сейчас было добраться до лагеря – или до того места, где тот должен располагаться, а там уж станет ясно, в своем он мире еще находится или уже в каком-то другом. С одной стороны, в нашей действительности ничего подобного происходить не может, а с другой… А что с другой-то? Никакого разумного объяснения происходящему Виталий подобрать не мог. Для ролевой игры или киносъемок все происходящее было слишком уж натуралистично и жестоко. Будто впрямь в Древний Рим попал! При мысли об этом кружилась голова, и Беторикс жаждал добраться до лагеря, сориентироваться хоть на местности, если по времени не получалось.
Однако следовало поторопиться. Выбравшись из кустов, молодой человек тенью метнулся в ворота и вскоре уже бежал по склону холма вниз, в любой момент рискуя споткнуться.
И даже не сразу услыхал крик:
– Стой! Кто идет?
Часовой! Эти ублюдки выставили часового!
Это был тот самый парнишка, Юний, из велитов. Не останавливаясь и не обращая внимания на спешно вытащенный молодым воином меч – привык, что неточеное оружие при ударе без замаха очень уж серьезных повреждений причинить не может – Виталий с разбега заехал часовому кулаком в ухо!
Отлетев в сторону, юный легионер покатился по косогору, а Беторикс, не сбавляя ходу, нырнул сквозь смородиновые кусты в глухую чащу. А уж там волей-неволей пришлось поубавить прыти – кругом бурелом, разноцветные папоротники, густой колючий подлесок. Вот это лес! Настоящая тайга… Хотя нет – для тайги слишком много широколиственных деревьев – дубов, вязов, а вон, похоже, платан! Это здесь-то! И каким ветром его сюда занесло?
Приостановившись, Виталий настороженно осмотрелся: лес казался густым и непроходимым. Кроме дубов и вязов, невдалеке виднелись и привычные ели, осины, липы и даже сосны, правда, не высокие, корабельные, а раскидистые, кривые.