Перемены к Лучшему

– Ты давно тут сидишь? – поинтересовалась она, уже садясь рядом с ним и разглядывая его, пытаясь зарисовать в памяти каждый миллиметр.

Женя уже второй час сидел на холодном жёстком полу чердака в наушниках с кассетным плеером. Из наушников по его сознанию били треки Crystal Castles. Самая подходящая музыка для свидания со своими страхами. Несмотря на то, что он изначально планировал спрятаться, приступы ужаса всё равно временами настигали его маленькое хрупкое и юное сознание… Сначала он отмахивался от страха, старался его не замечать, будто то надоедливая оса летним днем у бабушки в саду. Но от этого новый приступ был намного сильнее предыдущего. И стараться игнорировать страх тоже от этого стало сложнее. После нескольких таких приливов паники Женя был уже на пределе, а после ещё одного не выдержал.

Ужас, первобытный дикий ужас поглотил его. Он кричал, бил ногами по полу, рыдал и умолял проклятое зеркало оставить его сознание в покое. Но оно не оставляло. Зеркалу было так приятно мстить за то, что Женя разбил его. Слишком приятно, чтобы оставить мальчика даже после его просьб и слёз. В его помутнённом сознании мелькали картины:

Вот его мать лежит на полу с пустыми глазами и неестественно вывернутой шеей. У её головы собралась лужа крови, а по её лицу и телу ползают мухи. Их монотонное противное жужжание казалось, стало осязаемым. Вот они проели кожу его матери и начинают облизывать её уже гнилую плоть. А Женя стоит и не может ничего сделать, он просто молча наблюдает, как мухи едят, жирнеют, размножаются, откладывают яйца. Скоро трупы мух стали падать на пол вокруг тела, а из яиц вылупляются новые и новые… Только у новых мух человеческие лица. И они тело уже не трогают. Им нужна не мать Жени. Им нужен сам мальчик. Они садятся на парня и начинают покусывать его своими ртами.

– Ты останешься с нами! Ты останешься с нами! – гудели они.

Эта агония длилась до тех пор, пока Женя снова не разбил в кровь костяшки пальцев. В том же самом месте, что и утром, когда громил это проклятое зеркало. Его отпустило, и так резко, что парня чуть не вырвало на пол. Ему словно залепили пощёчину. Он сел и забился в дальний угол и сидел там – слабый, ничтожный, неспособный ни подняться и идти, ни даже думать. Больше всего это было похоже на вегетативное состояние. Так Женя лежал, не видя и не слыша ничего вокруг, пока чей-то голос его не позвал. Подняв голову, он увидел милую красноволосую девушку, однако долго до него не мог дойти смысл вопроса.

– Привет. Пару часов, я думаю. А что?..

Изучив мальчика, молодая Амелия протянула ему руку в знак помощи. Чем именно она хотела помочь, было неясно, но почему-то именно этот мальчик выглядел так, словно ему нужна хоть малая доля помощи, пара добрых слов и объятие.

– Ничего, просто я увидела тебя и решила, что одиночество для тебя не самый чудесный друг, можно мне его заменить? – Девушка улыбнулась, но, увидев разбитые руки мальчонки, с этого стало грустно… Пробежали в глубинах сознания воспоминания себя в прошлом детдоме, когда дралась там со всеми и даже с учителями, от кулаков пострадало так много людей, что голоса в голове твердили о том, что Амелия – убийца и однажды это поймет… Когда голоса начали это говорить, девушка закрылась сильнее привычного, а единственным человеком, кто смог вытянуть её, оказалась девчонка, похожая на неё характером… Девушки стали так близки там, защищали друг друга, а теперь этого нет…

– Потому что ты всегда будешь одинока, ты убила её, убила, убила, убила… – твердили голоса в голове, но, помотав головой, смолкли, словно встряхнули коробку с тараканами, которые шумели, а после переполоха заткнулись в непонимании. Амелия повернула свою руку так, чтобы не было видно шрамов на запястье, о которых часто спрашивали, но это не спасало, ведь она была одета настолько открыто, что виден каждый шрам, порез и синяк на её теле, за которые Уильямс так сильно ненавидела себя и готова задушить на месте каждого, кто эти следы оставлял, но, увы, те уже давно пропали без вести, о чем молчит красноволосая уже который год…

Женя не ожидал, что девушка предложила ему общение, и с радостью пожал ей руку. Но что-то в ней было не так. Это Женя понял сразу. У них было неосязаемое связующее звено, звено, что отличает среди остальных. Но, несмотря на это, было непонятно, насколько много тайн позволено будет ей доверить.

– Ты умеешь хранить секреты? – спросил грустный мальчик, вытягивая нитку из своего шерстяного свитера. Не дожидаясь ответа, продолжил:

– Слышала, что в мужской ванной на третьем ранним утром разбили зеркало? Это я разбил, – Женечка обмотал нитку вокруг указательного пальца правой ноги.

– У тебя было такое, что зеркало с тобой играет? Чаще всего ты видишь себя в нём жалкой, беспомощной. Вот со мной зеркало тогда сыграло в унизительную игру, и пришлось его разбить. И теперь я от него прячусь. Вернее, прятался. Оно всё равно нашло меня, – он перевел взгляд на Амелию и посмотрел ей прямо в глаза. – Не сочтите, конечно, за грубость, но ты можешь меня от него спрятать?

Парень и сам не уверен, зачем рассказал красноволосой в юбке это. Наверное, устал прятать в себе груз и нести это бремя в одиночку. Хоть и сваливать проблемы на девочку, которую ты видишь впервые, это грубо и невежливо. Амелия, выслушав, взглянула ему в глаза… Ей в мгновение стало тепло на душе… Она не знала ни имени мальчика, ни возраста, ни истории, но ощутила с ним связь. Словно родной брат, которых у неё отродясь не было.

– Я буду только рада, если смогу тебе помочь с этим, главное, не пропадай, ладно? – с улыбкой произнесла бунтарка.

В глубине души та не понимала, почему в этот момент её персона так лояльна и спокойна, ведь такое у неё было лишь раз в жизни… Рассмотрев заплаканные глаза мальчика, руки невольно потянулись, чтобы вытереть ему личико, но его кожа по ощущениям словно изо льда, отчего Ами пришлось поёжиться, после прикосновения оставила горячую руку на щеке парнишки, а вторую раскрыла для объятий в ожидании действий мальчика… Голоса в её голове замолкли либо просто стали тихими… Сейчас даже личности, находящиеся внутри, решили, что нужно молчание… Им почему-то был интересен этот момент и мальчик с разбитой в кровь кистью… Девушка не учла, что, открыв так руки, стали видны глубокие порезы на руках во все стороны, так что та молча надеялась, что ей не зададут лишних вопросов.

Хотя кожа девушки и обожгла мальчишку, от этих ощущений не захотелось отпускать ощущения. То ли от нахлынувших тёплых воспоминаний, то ли от этого ощущения связи, но Женечка не хотел просто так отпускать. Ему было тепло и уютно. Как сидеть в жаркий летний день под деревом возле озера в объятиях ветра. Как проснуться ранним утром в начале июня и, зарывшись в одеяло, прикрыть глаза в блаженном безделье. Как стоишь на заросшем берегу реки, раскрыв руки навстречу нещадным солнечным лучам, а потом с разбегу прыгаешь в воду в одежде.

Он наконец почувствовал себя так легко. Так, как никогда ещё себя не чувствовал за всё время пребывания в приюте. На ум пришли слова из его некогда любимой песни: «Твоя кожа тёплая, как печка. Твои поцелуи сладкие, как сахар. Твои пальцы мягкие, словно вата, когда ты обнимаешь меня…» Этой песней он в давнем прошлом признался человеку в любви. Он вспомнил, как репетировал её до боли в горле и крови из пальцев. И как потом сыграл её и как, посмотрев на возлюбленного человека неловким детским взглядом наивного мальчика, который только что прочитал стишок на утренике, спросил: «Ты дашь согласие встречаться со мной?» Помнил, как его любовь от умиления и счастья разрыдалась и сквозь слёзы сказала ему: «Да».

От таких воспоминаний Женю самого пробило на слёзы. Ведь его вторая половинка была теперь так далеко… Он еле сдержался, чтобы снова не заплакать. Женя обрадовался, что девушка в прямом смысле раскрыла перед ним объятия и крепко обняла его в ответ.

Амелия прижала паренька ближе к себе и гладила его по голове, чувствовала его дыхание и холодное хрупкое тельце… На улице темнело, потому чердак заполнялся холодным осенним воздухом, который так и шептал о том, что сейчас стоит выпить чашку горячего напитка и укутаться в плед… Амелия обхватила его обеими руками крепко и начала вставать, заставив мальчика схватиться крепче, чтобы было удобнее. Красноволосая девушка улыбнулась и шёпотом произнесла:

– Если я узнаю твоё имя, мне будет легче с тобой общаться, а пока пошли туда, где будет теплее. Если хочешь, можем уйти вдвоём в одну комнату, чтобы ты не боялся. – Она подняла его и выпрямилась, направляясь прямиком к спуску с чердака, не желая отпускать это маленькое, хрупкое, продрогшее тельце из своих жарких объятий. Моментами девушка наполняла свои лёгкие приятным запахом его волос, потому что он пах, как горячая карамель, запах, который она так любила, сросся с этим парнишкой, который уютно устроился на сильных руках юной особы… Женя вздрогнул, когда девушка подняла его на руки, но не сопротивлялся. Ему стало уютно и спокойно, и слова девушки доходили до него уже через сладкую полудрёму.

– Я Женя… Фамилия Глухов, отсюда и прозвище Глухарь… – пробормотал он, прикрывая глаза.

Перед помутнённым сознанием мелькали случайные обрывки воспоминаний: вот он собирает деньги с гитарой на улице, играя «Бездельника», вот он на футбольном поле с одноклассниками, запинается и разбивает обе коленки, вот выкуривает свою первую в жизни сигарету, вот купается с друзьями у реки. Последнее почему-то осталось в его голове. Чёткий отпечаток колкого запаха ржи, полевых цветов и бутербродов со сливочным сыром. Он поморщился. От чего-то воспоминание о сыре вызвало у него противный приступ тошноты. Наверное, оттого, что сыр был очень солёный и на пустой желудок его есть опасно, может начаться изжога.

Его размышления о сливочном сыре прервала внезапная правда, которая в сладкой паутине сна зажгла яркий огонь и заставила его проснуться. Много. Её очень много. Так много не должно быть человека. Обычно есть человек, и его мало, он песчинка, капелька, тля. Но Амелии было больше. И Женя, не зная, чем это объяснить, решил пока не спрашивать и снова подремать в объятиях девушки. Но сон не шёл. Парень был взбудоражен.

– Если её больше, чем должно быть человека, точно ли она человек?.. – От этой мысли он даже немного струсил, но, уцепившись за их незримую связь, унял свой страх. – Если даже она и не просто человек, а нечто большее, всё равно есть то, что нас связывает, и мне придётся с этим уживаться…

– Слушай, – начал он нерешительно. – А почему тебя так много?

Амелия моментами чуяла, как парень на руках засыпает, и потому держала ближе к груди и крепче, чтобы не упал, пока она медленно направлялась к лестнице. Услышав вопрос, девушка прикусила губу: это не был странный вопрос, а если и так, то это мгновенно объяснили голоса в голове, настолько быстро, что и не ясно.

– Хм… – Ами искала ответ в глубине сознания, в самых уголках, она знала ответ, но не думала, что однажды у неё спросят… В прошлых интернатах говорили о том, что её эго слишком велико, но по неизвестной причине конкретно в этот момент вопрос затронул каждую частицу мозга, заставив шевелиться тараканов в голове. – Потому что ещё никто не смог меня погасить… – Кроме одной, что утихомирила пыл, – пронеслось окончание фразы в голове. Но произносить это вслух было незачем.

Сильные ноги девушки уже спускали этих двоих по лестнице, хоть она и сделана крутой, спуск оказался прорезинен, а значит, убедительно безопасен. Когда ребята оказались на этаже, девушка поняла, что уже прозвенел отбой, но, видимо, эти двое его не услышали. Комнаты закрыты, и детей в коридорах быть не должно, так что без вопросов она пошла с Женей на руках в свою комнату. Этот парниша словно с каждым шагом пробирался в ледяное, жёсткое и грубое сердце бесстрашной. Он ломал камень и садил на нём траву, все слова и даже эти объятия заставляли этих двоих чувствовать себя так, словно они самая настоящая семья.

Эти двое уже пришли к комнате Амелии, на которой красовалась надпись «Не входи, тварь, а то убью», но когда она повернула ручку, сразу было ясно, что кто-то тут был. Девушка открыла дверь ногой и тихо вошла, отпускать Женю желания априори не было, а войдя и включив свет, Ами увидела. Её взгляд упал на открытую книгу, которая до того была закрыта, закрытые окна, хотя через это окно она полезла на крышу, а там и чердак, где встретила нового друга.

Женя уже мысленно перешёл со сливочного сыра к воде. А вода холодная. Наверное, приблизительно 53° по Фаренгейту. Странно, что даже в сорокаградусную жару вода такая холодная. Но она чистая, и в ней приятно купаться после того, как сильно обгорел на солнце. Особенно весело там купаться в полночь, когда яркий полукруг месяца отбрасывает белые блики на воду. Нырять туда в одежде и выпрыгивать через пару-тройку секунд с истеричными воплями: «БЛЯТЬ, ХОЛОДНО, ПИЗДЕЦ!». А остальные смеются и тоже прыгают. А после вся компания сидит у костра и пьёт слишком крепкий и горький чай, от которого вяжет во рту. А запах? Щекочущий нос запах ржи. И почему ржи? Почему не пшена? Но ведь пахнет рожью! Может, где-то там далеко целое поле ржи? А зачем поле там? Для хлеба? Саша, верный друг и товарищ, достаёт из рюкзака буханку хлеба и ножик. Удивительно, но хлеб ржаной. Удивительное совпадение? Тогда совпадение крайне удачное! Может, это хлеб из той ржи, запах которой ветром приносит к этому берегу?.. Это было бы так здорово! Один из компании принёс мягкое печенье с мёдом. Вернее, оно только называется печеньем. Печенье же по правилам постоянно жёсткое, твердое. А это мягенькое, как хлебная мякоть. Странное печенье. И вкус странный.

Слова девушки дошли до мальчишки поздно, когда тот уже размяк в полудрёме, и Женя, не обратив на них внимания, уснул. Амелия увидела, что Женя уснул, и потому уложила паренька на собственную кровать. Бесстрашной было сладко смотреть на него, и руками укрыла потеплее, поцеловала в лоб и принялась читать записку на столе, в которой осталась подпись. У неё потекли слёзы, а сердце сжалось ужасной болью. – Ты здесь. Я тоже тебя люблю. – Но, вытерев слёзы, она устроилась спать рядом с Женей, обняв его и прижав к себе. Голоса в голове шептали о том, как всё странно, вроде вот Ами лежит в постели с мальчиком, а её вторая половинка спит где-то там в своей кровати, жалостливо плача о любви. На этих мыслях она уснула тоже.

Сон снился чудесный, в нём были собраны все счастливые моменты ещё юной жизни, которых было не так много, девушка словно окунулась в озеро воспоминаний: первая встреча, которая оказалась близка к драке, но встретившийся взгляд лицом к лицу заставил два сердца удариться одновременно, после чего бунтарки прекратили спор… Первый разговор, который состоялся под лестницей того жуткого интерната, о страхах и голосах. Как Амелию сопровождала девушка до психиатра, держала за руку во время приёма таблеток… Каждая паническая атака, взгляд и действия, где рядом стояла неформальная особа… Первый поцелуй и первые тёплые слова вслух… Дни, когда приходила разноглазая и вступалась за Амелию, с обещаниями убить за любое грубое слово… Предложение руки и сердца, когда в Амелии что-то изменилось, когда она осознала, что наяву, а не во сне не одна… А потом последняя ссора, когда красноволосая собрала вещи и уехала… Девушка проснулась, глаза к этому моменту наполнились слезами.

– Твою мать, как же я могу любить?… Идиотка, зачем я это сделала?! – Ами винила себя за собственный уход, вероятно, не стоило этого делать, но тут глаза обратили внимание на мальчика, что лежал рядом и плакал сквозь сон, а через пару мгновений проснулся и закричал… Это был кошмар… Бесстрашной ничего не оставалось, как мгновенно сесть на кровать и обнять парнишу, прижав к себе, чтобы никто не услышал крика и чтобы у Жени вновь не произошла паническая атака, которой не хотела больше допускать, обняв хрупкое тело крепко обеими руками, она начала покачиваться и гладить его, шепча одни и те же слова, повторяя за голосами в голове.

– Это лишь сон… Всё хорошо… Я рядом… Не бойся… Кошмары не тронут… Я тебя защищу… Я охрана и берегу тебя… Теперь я твоя защита… Я здесь, я рядом, ну же… – практически все слова были точь-в-точь повторены за голосами в голове, а их было неимоверно много…

Женя почувствовал объятия девушки ещё до того, как успел проснуться и понять, где он и кто его обнимает. Заливалась слезами, обнял девушку за шею и разревелся. Страх сдавливал горло. Женечка до боли в животе боялся зеркал. Он ужасно не хотел в них смотреть, видеть себя таким…

– «Зеркала обманывают лучше величайшего фокусника. Если смотришь в них, не верь, а если веришь, не смотри» – вспомнились старые, оброненные кем-то тёплые слова. Сильные руки девушки стали для парня спасательным кругом.

– Если веришь, не смотри, – всхлипывая, повторял он, словно мантру. Но сильные объятия Амелии, её сильные руки – всё это его успокоило и быстро убаюкало. Захотелось лечь, укутаться в одеяло и долго-долго спать. Но на улице уже начинало светать, а значит, спать осталось приблизительно пару часов. Тут сквозь слова девушки он услышал крик и звук разбитого стекла. Не в жизни, скорее извне.

– Ты же… – сказал он. – Тоже была жертвой зеркала, да?.. – Внезапная догадка поразила сознание. Было непонятно, как же раньше не додумался. Вот оно! Вот эта незримая нитка, которая этих двоих связывает! Зеркало! На удивление, это мерзкое стекло способно хоть на что-то, кроме как мучать людей. – Я прав?.. – спросил Женя, смахивая ресницами кристаллы слёз, и заглянул девушке строго в глаза. Вопрос Жени ввёл её в ступор, и та посмотрела на свои руки и тело, которое было полностью в шрамах. Ей было сложно понять, как он додумался до этого вопроса, но это не так пугало, как завораживало. Ей нравится Женя, она ощущала себя старшей сестрой и начала расцветать, как её просила невеста. Переведя взгляд со шрамов в глаза Жени, она ответила:

– Да… И не один раз… – сказав такие горькие на вкус слова, перед глазами пронеслись все моменты, когда она находила острые предметы и резала себя, как она разбивала стёкла и на каждом осколке оставляла кровавые воспоминания о себе… «Твое тело сети… А твои мысли – это киты… Освободи их… Освободи…» – голоса начали говорить вновь, напоминая об этой безумной боли… Она вновь ощутила, как расходится по слоям её кожа и как вытекает кровь… Однажды это закончилось почти летально, но её спасли… Разноглазая влюбленная вовремя выломала дверь ванной и помогла, после чего, взяв клятву оставить сети в покое, ведь киты умеют выбираться сами… Сердце заскулило вновь… Амелия вытерла слёзы с лица Жени и оставила руки на его щеках. Но Глухарь убрал её ладони со своего лица и взял их в свои.

– Запомни, навсегда запомни. Зеркалам верить никогда нельзя! Они всем и всегда лгут. Никто не способен нанести такой вред, как зеркало. Не стань ещё одной его пленницей. Не позволь ему завладеть тобой! Ни в коем случае! Он уже перестал плакать и смотрел на неё самым серьёзным взглядом. В его голове внезапно мелькнуло ещё одно открытие:

– Лоскуты… Ты рвёшь себя на лоскуты… Он крепко обнял девушку, не отдавая себе отчёта в том, что, вероятно, сжал слишком сильно. – Ты же можешь рассыпаться! Не делай так, пожалуйста, не делай! Я боюсь, что ты вконец порвёшься. Пообещай, что такого не будет! Пообещай мне! Он снова заплакал. На сей раз он страшно боялся больше прежнего, что может потерять девушку, ставшую ему родной сестрой за одну ночь. Два разговора. Семь часов совместного сна. Но души словно дружили не менее пятидесяти лет. На поверхность его сознания всплыл обрывок воспоминания… Он вспомнил, как потерял любимого плюшевого зайца. Ему тогда было не пять и даже не семь лет. На тот момент Жене уже стукнуло 14, и, естественно, каждый, кто считал себя определенно взрослым, включая родную мать, высмеивал это. Но его друзья, самые близкие и верные люди, не смеялись. Они шили для его зайца одежду, помогали, если от старости из зайца выбивалась набивка или если его поела моль. И вот однажды это сокровище просто взяло и пропало. Женя в ту ночь убежал из дома на его поиски, а под утро один из ребят в его кампании нашёл его плывущим на берегу реки. Тогда мальчик обнял Женю, спел ему песню и пожалел его.

– Не плачь, солнышко… Всё на свете проходит. И это пройдёт. Мы найдём твоего зайца, и всё у тебя будет хорошо, – нежным голосом сказал тогда Женин близкий друг.

Тогда Глухарь подумал, что заяц, сшитый из лоскутов, в жестоком мире не продержится, и заплакал ещё больше. Ведь и сейчас он видел ту же самую картину. Всех, кто сделан из лоскутов, мир доводит до того, что они начинают портиться и в конце концов быстро рвутся, а иногда рвут себя сами.

Амелия внимательно выслушала нового младшего брата, внемля голос и понимая, насколько он прав. Всё, что ей оставалось, это осмотреть снова своё шрамированное тело и пообещать братцу. Она подняла правую руку и мизинец на руке в знак честности.

– Я обещаю, Жень, я больше не буду резать себя на лоскуты. – Она продиктовала это медленно, спокойно, глядя в глаза. Уильямс не хотелось врать, и ведь та правда не хотела больше трогать тело острыми предметами. Это было бы нечестно по отношению к уже близким людям.

– «Это ненадолго, он ещё маленький. Ты ему не нужна. Он не полюбит тебя, когда узнает истинное лицо. Ты умрёшь одна, в одиночестве. Невестка тебя не простит. Умри. Умри. Умри. Сети. Освободи. Беги. Умри. Хватит дышать. Таблетки. Стекло. Петля. Нож. Полёт. Лети. Ты птица. Лети». Голоса подняли вой, хотели заставить Амелию поступать так, как поступали бы все одинокие люди, но ведь Уильямс больше не одна. Ей больше незачем слушать голоса, хоть те и кричали громко. Время не тянулось так, как ночью, уже за дверью прозвенел подъём, и Амелия решила, что стоит переодеться.

– Тебе стоит сменить одежду, давай дам свой комбинезон, а то твоя одежда в крови..? – спросила красноволосая, уже роясь в ещё не распакованном багаже с одеждой, выложив комбинезон. Бесстрашная быстро сняла с себя одежду вместе с разорванными чулками и кинула в багаж, стоя в одном нижнем белье. Минуты за две решила, что наденет похожий комбинезон, но из более светлого материала, и сандалии. Затем девушка проверила медальон на шее и выдохнула. Медальон ей дорог, ведь это знак того, что девушки вместе по сей день. Так же, как и кольцо, на которое следом упал взгляд. Женя переоделся, но решил вернуться в комнату за своими вещами, заодно принять душ и взять учебники, пока было время. Уильямс молча проводила парня, заодно решила причесаться, убрать лицевые пряди заколками. Взгляд упал на себя в зеркало.

– Ты не посмеешь всё сломать. Я тебе не позволю. Я исправлю все свои ошибки. Я люблю их, и они мне родные. – Но голоса в голове твердили обратное. Ошалевшая начала с ними спорить, и вот пальцы медленно сомкнулись в кулак от напряжения, и было хотела вдарить по зеркалу, но остановилась. Женя. Обещание. Джина. Бунтарка вспомнила о клятве и обещании, расслабила руку.

– Я сказала тебе «нет», тварь. Ты не сломаешь меня больше! СЛЫШИШЬ?! НЕ СЛОМАЕШЬ!! – Перейдя на крик, она остановилась, услышав стук в дверь, а затем и голос своего названного брата, да, теперь он её брат, и не волнует. Уильямс улыбнулась зеркалу с сарказмом и пошла к дверям на выход, предварительно открыв окно для проветривания. Когда Ами вышла, она всей широтой рта улыбнулась брату.

– Надеюсь, я недолго? – шутливо сказала она и взяла его за руку, после чего они пошли на уроки.

Весь учебный день Амелия была словно не в себе… Девушка ощущала приближение чего-то, голоса внутри говорили, что день будет знаменателен и важен… На завтраке она сплетничала с одноклассницами, которые жаловались на парней, сложные уроки, жизнь, но интереса на это у Ами не было… Рядом был загруженный брат, который вечно залипал вне пространства… У обоих день был в своём сознании, которое переносило их в другие вселенные. Но всё же это не мешало ей интересоваться Женей, его самочувствием, его мыслями… Она беспокоилась, но понимала, что ему тоже надо бывать одному… Иногда Уильямс грубила проходящим мимо, дважды была паническая атака, но только когда она была одна. Её разрывало изнутри. Бесстрашная девушка ломалась, и ей сейчас как никому была нужна поддержка. Впервые за свои 16 лет она действительно хотела стать добрее, нежнее, и рядом был человек, который принимал её и боялся потерять. Ведь даже её любовь не принимала все ментальные проблемы и позволила себе исчезнуть из жизни. Вечером Женя много курил, долго, а после зашёл попрощаться.

– Амелия, сестричка. Я сегодня в своей комнате буду, давай встретимся потом? – Глухарев выглядел грустно, но сейчас ему действительно было нужно время побыть одному.

– Да, братик… – Ами подошла его обнять. – Пока… И не теряйся, прошу. Я рядом… – а после закрыла за ним дверь.

Теперь на неё давили стены… «Три… Я досчитаю, а ты умри. Два… Ты навсегда одна. Раз… Ломай крыши своей каркас. Ноль… Приветствуй свою боль». Голоса дали знак. Она упала на колени с размаху, сбив их о ковёр и пол до ссадин вместе с ладонями. Голоса начали орать неимоверно громко. Новая паническая. Девушке было больно, она свернулась калачиком на полу и начала обнимать саму себя, качаясь из стороны в сторону, но вместо объятий лупила себя кулаками по рукам, голове, ногам.