– Вовсе отменить свой приговор я не могу, дамы отправятся в монастырь, но и пренебречь вашей просьбой, дорогая герцогиня, я не могу тоже, потому монастырь они выберут себе сами. – Гарет выдержал небольшую паузу. – Но так как я сегодня особенно милостив, – он усмехнулся, – я дарую одной из дам шанс. Я обещал вам, граф, – Гарет взглянул на Кальтенштайна, – устроить ваш брак с дамой из древнего и знатного рода. Вот перед вами четыре дамы из самых знатных и древних семей Междуречья. Вашей избраннице я верну титул, свободу и часть имущества, которое она принесет вам в приданое.
Дамы покраснели и растерялись. Анна Сэведж, вполне осознавая свое превосходство над товарками, слегка оживилась и кокетливо потупилась.
Но Гарет недооценил щепетильность рыцаря Кальтенштайна. Тот поклонился всем дамам разом и произнес своим глуховатым низким голосом, как всегда, медленно и слегка уныло:
– Все четыре дамы кажутся мне безупречными и прекрасными, ваша светлость. Я не могу оскорбить трех из них, отдав предпочтение четвертой. Но если одна из них сама захочет взять в мужья вдовца с четырьмя дочерьми, я буду горд…
– Я согласна!!! – Рванулась вперед Маргарита Бергстрем. На несколько секунд все замерли, потрясенные, даже сама Маргарита, которой вдруг стало так страшно! Но сильнее всех были потрясены Гарет Хлоринг и Анна Сэведж. У Гарета окаменело лицо и глаза превратились в синий лед, а Анна самым натуральным образом открыла рот и вытаращила глаза. Первым опомнился Кальтенштайн. Если он и имел в виду красавицу Анну, то ничем своего разочарования не выдал. Учтиво поклонившись на этот раз только Маргарите, он произнес:
– Вы оказали мне неслыханную честь, сударыня. Примите мои руку и сердце, и я не дам вам малейшего повода пожалеть об этом.
Гэбриэл первым понял, что отныне Кальтенштайн перестал быть фаворитом герцога Элодисского. Раз и навсегда. Но сам проникся еще большим уважением и некоторым восхищением в адрес этого человека. Отец прав: рыцари существуют. Говорить о том, что никаких рыцарей нет и не было никогда, любят те, кто сами давным-давно предали все идеалы рыцарства и страстно не желают признать свою низость, пытаются внушить всем и себе в том числе, что благородство, честь, чистота – ложь, притворство, иллюзия.
– Браво, граф. – Сказал Гэбриэл. – Благодаря вам, еще одним Бергстремом на Острове станет меньше.
– Вновь вы оказали нам огромную услугу, рыцарь Кальтенштайн. – Гарет поймал подачу брата, глаза снова потеплели – но не до конца. – В бездну Бергстремов – да здравствует Маргарита Кальтенштайн! Мое слово твердое. Я возвращаю вам, дама Кальтенштайн, замок Шайлар со всеми угодьями.
– А с меня, – сказал Гэбриэл, – пятьсот дукатов приданого. Совет да любовь!
Остальные дамы с трудом приходили в себя. Возможность устроить свою судьбу мелькнула молнией – и исчезла навеки. Особенно потрясена была Анна, которая несколько секунд была абсолютно уверена, что станет графиней Анвилской. Граф, конечно, так себе жених, старый, некрасивый, и не смотря на богатую одежду, все равно какой-то… словно молью траченный. Но в ее-то положении, и привередничать?.. И тут, благодаря этой бледной лошади, Бергстремше, все рухнуло! Машинально подтвердив, что, как и ее подруги по несчастью, она выбирает монастырь святой Бригитты в Разъезжем, Анна подарила напоследок Маргарите такой взгляд, что если бы взглядом можно было убить, Маргарита не только умерла бы на месте, но и была бы самым жестоким образом расчленена на мелкие куски, которые были бы втоптаны в грязь табуном бешеных лошадей!
Счастливице же было не до нее. Вообще ни до кого. Она сама себе не верила, сердце выпрыгивало из груди. Стало вдруг понятным выражение: «Не чуя под собой ног». Именно так она и ощущала себя: словно не стоит на земле, а парит в воздухе, легкая, взволнованная, испуганная, счастливая. В отличие от Анны, Унылый Ганс Маргарите нравился. Длинное его лицо ей казалось благородным и очень привлекательным, низкий глухой голос – волнующим.
Сам счастливый жених, если и ощутил разочарование, если и отдавал в душе предпочтение красавице Анне или юной Патриции, не позволил себе ни единым жестом или взглядом выразить это. Со своей благоверной Унылый Ганс всегда впоследствии был учтив и ласков, неизменно обращаясь к ней не только при слугах и гостях, но и наедине, на «вы», и только «любовь моя». Так же обращалась к нему и жена. Так не бывает, но так они и жили потом: не сказав друг другу ни одного грубого слова, всегда внимательные, заботливые и любящие. Более того! Через год супружества Маргарита подарила своему супругу мальчика – не смотря на свой возраст, двадцать восемь лет, по меркам Нордланда, старуха. Некоторые утверждали даже, будто во время крестин своего позднего сына и наследника Унылый Ганс улыбался, но мало кто этому верил. С падчерицами Маргарита даже после рождения сына была неизменно ласкова и внимательна, а мужа просто боготворила. Гарет, как и думал Гэбриэл, Гансу этой выходки так и не простил по-настоящему, и слегка к рыцарю Кальтенштайну охладел, но Гэбриэл напротив, проникся безграничным уважением, так что в смысле покровительства сильных мира сего Ганс Кальтенштайн почти ничего не потерял.
Узнать, что сэр Гохэн обретается в трактире «У Красной королевы» Дрэду было нелегко, но он узнал. К этому моменту мух стало неисчислимое множество, так как множились они в геометрической прогрессии, и достали они посла-инквизитора так, что он превратился в дерганого невротика, пугая постоянными вспышками неконтролируемой ярости слуг и даже секретаря. Настроение его менялось по нескольку раз за час, он то истерически язвил и смеялся, то приходил в бешенство, то погружался в пучины меланхолии – со стороны казалось, что инквизитор повредился в уме. Понимая, что рассказывать про осаждающих его мух – значит, только подтвердить подозрения, которые он с легкостью читал во взглядах и опасливом поведении окружающих, Дрэд молчал, но ночи ждал с ужасом. Привыкнуть к невидимым мухам оказалось невозможно, они раздражали, бесили, изводили. От них невозможно было ни закутаться в какое-нибудь покрывало, ни отбиться, ни притерпеться. Спал он урывками днем, а ночью начинался кошмар – а ночи удлинялись с каждым днем, наступала осень, самое красивое и приятное время в Нордланде, хоть и самое короткое. Отступила изнуряющая летняя жара, исчезали постепенно надоедливые летние насекомые, частые небольшие дожди сделали воздух влажным и пахнущим мокрой землей и грибами. Особенно красиво было осенью в Элиоте. Сама эстетика этого слегка пафосного, чопорного города была какая-то осенняя, пасмурная, дождливая. И уютнее всего в этом неуютном городе было именно в дождливый осенний день, когда улицы его раскрашивались разноцветными кленовыми листьями, пахли влажными мостовыми, поблескивали мокрым умытым камнем. В такие дни в чистых его кварталах было много прогуливающихся горожан, любующихся осенними улицами, красотой осенних кленов. На мостиках через каналы встречались друзья и влюбленные; под ними неспешно скользили лодки торговцев по темной, украшенной яркими листьями, воде, как дорогое зеркало, отражающей город, мосты, горожан, клены, буки и тисы.
И мастера Дрэда, который целенаправленно двигался в сторону Фонарной улицы, находившейся в одном из самых богатых районов Города Мертвой Королевы. Замученный, подгоняемый надеждой и сомнениями, Дрэд шел по улице, не замечая ничего и никого, как никогда прежде, похожий на чудака не от мира сего, настолько, что прохожие, праздно прогуливающиеся по мостовым, переходили на другую сторону улицы при виде этого странного чудика, который шел какой-то дерганой, неровной походкой и постоянно гримасничал, обсуждая сам с собой что-то непонятное: какие-то мухи, какие-то чары, какого-то демона…
– Убить его оказалось нелегко, – бормотал Дрэд, жестикулируя при этом, – но это обязательно будет сделано, даже не сомневайтесь, сударь… не знаю, как обращаться к вам…
– Мессир будет наиболее уместно. – Холодно ответил ему сэр Гохэн, когда Дрэд наконец-то добрался до «Красной королевы», и был допущен внутрь. – Что касается моего заказа, он аннулирован. Ни один волос не должен упасть с головы Гэбриэла Хлоринга.
– Но… – Изумился Дрэд. – Но как же… но почему?!
– Я не собираюсь объяснять тебе свои действия и намерения, человек. – Все так же холодно возразил Гохэн. – Теперь вместо награды за вред, причиненный Хлорингу, тебя будет ждать смерть.
Они сидели в углу, подальше от остальных постояльцев, в которых Дрэд угадывал соплеменников загадочного сэра Гохэна, демона, дьявола, кто бы он ни был. И черт с ним, с Хлорингом, Дрэду плевать сейчас было на него, на Остров, на золото, драконов, на самого Папу – он хотел избавления от своих мук, которые считал слишком жестокими и совершенно им не заслуженными.
– Как прикажешь, мессир. – Дрэд отбросил всякую гордость и все попытки сохранить лицо. – Если надо, я сам готов его охранять. Только прошу, умоляю: помоги…
– Я не стану тебе помогать. – Возразил тот. И добавил:
– Да и если хотел бы – не смог. На тебе эльфийское проклятие, его не снять. Судя по силе – это какой-то эльф Старшей Крови, – глаза сэра Гохэна сверкнули. – Такое проклятие может снять либо тот, кто наложил, либо сильный маг с помощью крови того, кто наложил. Мертвой крови. Наложивший должен быть мертв. – Он встал. – Тебе больше нечего здесь делать. Ступай. И больше не приходи – тебя сюда больше не пустят.
Дрэд вышел, почти не ощущая, что идет и где, и куда. Но первые мгновения самого сильного разочарования и унижения прошли, и вдруг надежда просияла в сердце: ну, конечно же! Сильный маг! А точнее – очень сильная ведьма… Эльфа, который, предположительно, проклял его, он, Дрэд, знает: это тот, который явился в Гонор за Хлорингом, как его – Тис? А еще у него есть знакомая очень сильная ведьма, которая, как говорят его информаторы, уже уничтожила одну эльфийку Старой Крови… Вместе с надеждой вернулись и уверенность в себе, и внутренняя сила. Знать решение проблемы – это, считай, она уже решена!
Выяснив, что София Эльдебринк искренне влюблена в Гарета, что сам Гарет твердо намерен жениться на ней, принц Элодисский не против этой женитьбы, а Бешеный Зубр тем более, королева решила действовать иначе, чем прежде. Этому браку, – решила Изабелла, – не быть, но воспротивиться ему открыто – значит, настроить против себя всех: брата, племянника – даже обоих племянников! – и герцога Анвалонского, а это было вообще фатально. Будучи просто дьявольски изощренной интриганкой, Изабелла не долго мучилась с решением проблемы, и, легко разгадав характер Софии, взялась за дело именно с этого конца.
Как и все самые опытные сердцееды и сердцеедки, Изабелла виртуозно владела секретом покорения самых защищенных сердец. Очень многие, пытаясь завоевать предмет своих желаний, начинают дарить ему (ей) подарки, окружать заботой и вниманием, отдавать предмету всего себя, все свое время, все свои сокровища и ресурсы, все свои душевные силы… А в ответ чаще всего получают пренебрежение и неблагодарность, разочаровываются и утверждают, что ни любви, ни благодарности нет в мире. Опытный манипулятор никогда не станет дарить жертве себя, никогда не станет окружать ее заботой, вниманием, предвосхищать ее желания, навязывать ей свою заботу. Нет, он просто узнает, какой себя хочет видеть жертва, что любит в себе больше всего, какой ей хочется выглядеть в глазах окружающих. А потом просто возьмет, и подарит жертве ее саму – такую, какой та и мечтала себя увидеть, и увидела наконец-то в глазах вот этого замечательного человека, настоящего, лучшего на свете друга, который (которая) сразу понял (ла) ее. И вот с этого крючка человек соскочить уже не в силах. Изабелла приручила Софию практически походя, фигурально позевывая и скучая. Это было так легко! Умненькая, но честная и наивная девушка была в восторге от того, что такая блестящая, умная, интересная и опытная женщина, как королева, находит ее, Софию, интересной и достойной внимания и своей дружбы.
– Ты не понимаешь! – Воскликнул Гарет, когда София излила на него свои первые восторги в адрес Изабеллы, ее красоты, ее ума, обаяния, короче, абсолютного совершенства. – Она же против нашего брака, и хочет ему помешать!
– Как ты можешь?! – Ахнула София. – Да она в восторге от него! Она так за нас рада!
– Ты же умная девушка. – Сделал попытку повлиять на нее логикой Гарет. – Сама подумай, станет она открыто противиться нашему браку, если мы оба, а главное, твой отец, – если мы все этого хотим? Она никогда не рискнет отношениями с Анвалонцами! Да и мой отец рад нашему браку, и крепко дружит с твоим отцом, с ним тетка тоже ссориться никогда не станет… Вот и начала облизывать тебя, чтобы с этой стороны клин вбить…
– Ты даже мысли не допускаешь, что я ей понравилась, да? – Обиделась София. – И никакой дружбы я не достойна, только притворства?
Гарет оказался и умнее, и сдержаннее Гэбриэла, который в таких случаях начинал злиться и заводиться сам.
– Ты – достойна. – Терпеливо сказал он. – Тетка – не способна ни на какую дружбу вообще. Дело не в тебе, в ней, пойми!
– Я не верю! – Софии была невыносима даже не мысль о притворстве Изабеллы, а то, что все комплименты и тонкие похвалы Изабеллы в ее, Софии, адрес, были ложью. Девушка сама считала себя довольно умной, чувствовала себя выше обычных людей, и то, что королева это заметила и оценила, казалось ей и правдоподобным, и лестным, и правильным. Рядом с Изабеллой она расцветала, начинала гордиться собой больше обычного. И не желала даже слышать ничего, что обесценивало бы эту дружбу.
Гарет намерения тетки понимал, но чем она так зацепила Софию – понять не мог, а потому противопоставить королеве ему было нечего. Зато та прекрасно просчитала все его возможные шаги, и сама вечером того же дня завела речь о нем и его отношении к их с Софией дружбе.
– Вот так я и живу, Софи. – Улыбнулась она горькой улыбкой в ответ на перемежающиеся извинениями и оправданиями в адрес Гарета признания Софии. – Для них я беспринципная интриганка. Где-то так оно и есть, конечно. – Она вздохнула. – Невозможно в политике выжить и победить, не будучи мастером интриг, особенно это верно для женщины. Женщина должна быть выше мужчины на две головы, чтобы он нехотя признал в ней хоть какие-то достоинства. Нельзя показывать свои истинные чувства – это все равно, что открыть мягкое брюшко, в которое тут же вопьются рогатины заклятых друзей! Но дома, среди своих, мне хотелось бы… – она вздохнула, краем глаза отметив, как искренне и пылко сочувствует ей София. – Не суди Гарета, Софи. За то время, что не было с ним брата, он столько пережил! Такой юный, такой уязвимый! Такой открытый. Он просто потерялся среди врагов, друзей, которые оборачиваются врагами, да и брат его… Что мы знаем о нем? Что сам Гарет о нем знает? Они двадцать лет были разлучены! А теперь – ты не замечаешь это, Софи? – Гарет кажется лидером, считается старшим, но на самом деле…
– О, да! – Воскликнула София, которая тоже это замечала. И добавила неуверенно:
– Но мне очень нравится Гэйб.
Изабелла легко рассмеялась и поцеловала Софию в лоб:
– Милая моя! Я тебе сейчас кое-что скажу, а ты хорошо подумай над этим. Ты же не нуждаешься в долгих разжевываниях и объяснениях, верно? Это меня в тебе и восхищает. Если бы врагами были только те, кто не нравится, жить было бы очень легко. А если бы преступники походили на преступников, на свете не случалось бы нераскрытых преступлений.
– Я понимаю! – Воскликнула София, и приятный восторг от того, что она не глупее такой мудрой и опытной женщины, целой королевы, охватил ее. – Думать, что все хорошие и умные люди априори твои единомышленники – наивно! Человек может быть умным, благородным, честным, и в то же время – твоим врагом! Например, вы можете служить разным герцогам, верить в разные вещи…
– Гэйб, в отличие от брата, окружает себя эльфами и полукровками. – Одобрительно кивнув ей, заметила Изабелла. – Он Ол Таэр, наследник Белой Волчицы, Белого Орла и Лары. Гарет посвятил себя людям, но что, если его брат видит Остров, и себя на этом острове, иначе? Что, если он с эльфами? Он объявил свою дочь принцессой эльфов – почему? Я не утверждаю, я лишь предполагаю. Позволит ли ему Гарет пойти против людей? И что сделает Гэйб, если Гарет встанет у него на пути?
– А что, если… – У Софии аж мурашки брызнули по коже. – Что, если он все это время был не в северной банде, а… у эльфов? И они просто прислали его… прислали обратно, воспитав так, как им надо было?! Чтобы он здесь приготовил почву для их…
– Тс-с! – Королева приложила палец к губам. – Мы не знаем этого точно. Мы только подозреваем. Понимаешь?
– Но если и вы это подозреваете… – Дернулась София, но королева приложила палец на этот раз к ее губам:
– Ни звука! Без доказательств, без железных аргументов, ни Гарет, ни его высочество нам не поверят, они обожают Гэйба. И он достоин восхищения – во всем, кроме одного…
Теперь королева была почти спокойна: София будет искать подтверждение своей теории, обязательно вообразит, что нашла, не сдержится, бросится «спасать» Гарета, и тот не простит ей наезда на брата. Но процесс следовало контролировать. Жизненный опыт подсказывал Изабелле: там, где имеет место пресловутый человеческий фактор, все может пойти в ненужную сторону в любой момент, и руку на пульсе нужно держать постоянно.
В первые же минуты своего появления на борту «Наяды» с ребенком на руках, Вепрь столкнулся с тем, чего совершенно не ожидал: разбойницы наотрез отказались нянчиться с малышом. Даже Зяблик! Которая после стычки с Манул и так была зла страшно. Ни угрозы, ни вопли Вепря насчет того, что «Ты же баба, черт возьми, слышь!!!», – не действовали от слова совсем. И Вепрь оказался со своим новым приобретением один на один в панике и раздражении. Манул тоже лишь посмеялась. Конфетка сделала мальчонке «козу», прыснула и убежала. Ворон, как самый опытный, пофыркивая, сообщил Вепрю, что тот «чудила!», поздравил и тоже слинял.
– Ему молоко нужно. – Сжалился над Вепрем один из контрабандистов, у которого была семья «на берегу». – Козье. Каши там на молоке всякие. И это… Он пока еще под себя ходит. Пеленки ему нужны.
– Куда ходит? – не понял Вепрь. Поддатый контрабандист захихикал.
– Серет он под себя! И по-малому тоже того… Короче, убирать тебе придется-то.
– Чего?! – Опешил Вепрь. Ребенок выдал губами порцию слюны и жизнерадостное:
– П-ф-ф-ф-ф! – И улыбнулся Вепрю беззубым слюнявым ртом, замахал ручками в непонятном Вепрю восторге.
– Да ну. – Сказал Вепрь. – Не, не может быть. Нет!!!
– Ге! – Сказал ребенок. – Бы-бы-бы! П-ф-ф-ф-ф! – И пустил лужицу.
Глава третья: Незабудки.
– Ах! – Вскрикнула Аврора, роняя цветы. Гарри Еннер, которого коварно толкнул в спину друг Кирнан, густо покраснел, опускаясь на корточки и пытаясь собрать их.
– Оставьте. – Махнула рукой Аврора. – Они уже помялись, их не спасти.
– Простите, леди. – Выпрямляясь, пробормотал сконфуженный Гарри. – Я нечаянно…
На периферии кривлялись и подмигивали Кирнан и Марк. Гарри с трудом удержался, чтобы не показать им кулак: Аврора смотрела прямо на него своими ясными, красивыми, холодноватыми глазами. Повела изящной кистью с видом великомученицы:
– Забудьте.
– Я могу помочь чем-то? – расхрабрился Гарри, сообразив, что его не собираются обливать презрением и гневом. Аврора среди мужчин Хефлинуэлла слыла неприступной гордячкой, вдобавок, злой на язык и очень опасной – за нею маячила тень герцога Ивеллонского, супруга ее лучшей подруги, который, по общему мнению, опекал подруг жены. В виду последних событий о девушках из Южного Сада даже шепотом сплетничать теперь не смели. Случившееся с Конрадом излечило местных сплетников от излишней игривости на раз. Даже Клэр больше не обсуждали и не осуждали – она словно исчезла из Хефлинуэлла, все разговоры о ней стали табу. Что уж говорить о лучшей подруге и фаворитке Хозяйки Южного Сада, как теперь стали называть Алису Хлоринг, герцогиню Ивеллонскую!
Аврора, которой это поначалу понравилось, уже успела приуныть немного: флиртовать, как раньше, молодые люди с нею боялись. Потому инциденту с Гарри Еннером Аврора даже обрадовалась. И постаралась ласковым обращением и заинтересованными взглядами дать ему понять, что у него есть шанс.
Ну, а почему нет? Он, конечно, слишком молод… Но уже граф, хозяин Фьесангервена, да и всего северного Междуречья, наследник знаменитого Лайнела Еннера, крестник его высочества, жених ничуть не хуже, чем тот же Седрик, отбитый бессовестной Юной. Даже лучше. Еннеры – род не менее славный и древний, чем Эльдебринки, в родстве с теми же Эльдебринками, даже с Хлорингами! И если Седрик станет герцогом неизвестно, когда – Бешеный Зубр не похож на того, кто в ближайшее время сыграет в ящик по естественным причинам, – то Гарри-то эрл Фьесангервена уже теперь! В какие-то секунды, меньше, чем за минуту, Аврора вышла за него замуж, утерла Юне нос, вошла хозяйкой в один из самых знаменитых замков Нордланда и зажила счастливо с любимым мужем. Улыбнулась ничего не подозревающему юноше:
– Нет. Но за намерение – спасибо.
– У вас красивая прическа. – Ободренный ее улыбкой, а больше того – изумлением и откровенной завистью на лицах друзей, сказал Гарри. Аврора самодовольно дернула плечиком. Эту прическу они сегодня придумали с Алисой вместе, назвав ее «Мышкины ушки». Еще бы она не была красивой!
– Вы читали? – Указала она на книгу «Флуар и Бланшефлер», которую, в отличие от цветов, не уронила.
– Н-нет. – Гарри почему-то не посмел признаться, что вообще не любит читать. – В последнее время было не до книг.
– А хотите прочитать? Завтра мы будем обсуждать эту книгу в Южном Саду, вы можете прийти.
– Я приду! – Обрадовался Гарри. В Южный Сад приглашала только сама герцогиня Алиса, даже близнецы не могли привести туда кого-то без ее на то согласия. Но Авроре, как ближайшей подруге и фаворитке, позволено было многое. А среди обитателей Хефлинуэлла такое приглашение считалось огромной привилегией. Что бы ни отдали за него друзья Гарри, которым пока что вход туда был заказан! Когда Аврора удалилась, они набросились на Гарри, как черти на невинную душу, выспрашивая и люто завидуя.
– Говорят, все ее девушки – зашибенные красотки! – Кирнан не мог скрыть зависти. – А в саду у нее роскошно, как в раю! И эльфы живут… с эльфийками…
– Ты же читать не умеешь. – Не отставал от него Марк. – Что ты там говорить-то будешь? Только опозоришься!
– Вы завидуйте, завидуйте. – Величаво кивнул Гарри. – А я пошел читать про этих… про эти… Про цветы, короче.
– Про Флуара и Бланшефлер, деревенщина! – Фыркнул Марк. – Про Сарацинского принца и христианскую пленницу.
– Ого! – Обрадовался Гарри. – Мне уже интересно. Пока, неудачники!
– Он такой симпатичный! – Аврора изо всех сил старалась изобразить легкую снисходительную заинтересованность, но возбуждение так и бурлило в ней, заставляя глаза сиять, а щеки – розоветь. – Правда же, Алисочка?!
– О, да! – Алиса была рада за подругу и не думала это скрывать. Как и Аврора, она считала, что это великолепная партия. – Такой молодой, и уже эрл, представляешь? Вы не будете никому подчиняться, только моему Гэбриэлу, а это, считай, что сами себе господа, потому, что мой Гэбриэл, конечно,… Что случилось, Мария?
На старшую дочь рыцаря Кальтенштайна обе признанные красавицы Южного Сада смотрели с легким превосходством, но в целом доброжелательно-снисходительно. Девушка с узким лицом, крупным носом и смугловатой кожей казалась им слишком некрасивой, чтобы конкурировать с ними, но, разумеется, они были девушки добрые и справедливые. И к тому же, в Марии была бездна обаяния, не смотря на крупный носик и не особо правильные черты лица. Особенно хороши у нее были глаза, темные, живые, с ярко-белыми блестящими белками и длиннющими ресницами; но и улыбка, белозубая, озорная, была прелестна, так же, как ямочки на смуглых гладких щеках. Очень худенькая, еще по-детски угловатая, она уже приобрела девичью грацию, а ее длинная шея и хрупкие ключицы притягивали взгляд даже записного сердцееда Иво.
– Ювелир из Гранствилла нижайше просит вашей аудиенции, миледи. – Ответила Мария с легким поклоном. Алиса порывисто встала:
– Мой алмазный гарнитур! – Воскликнула с воодушевлением, и девушки поспешили в приемную.
Алиса была права: Соломон принес готовый гарнитур из розовых алмазов и драконьего золота. Помимо этого, хитрый еврей захватил значительную часть лучших своих новинок, и девушки с головой погрузились в созерцание, примерку, обсуждение и прочие восхитительные занятия. И разумеется, Авророчке нужно было что-то новое и восхитительное, способное разбить сердце любого мужчины вообще, и одного конкретного молодого эрла – в частности. Так же требовались немедленно новые украшения для осенних шляпок и сумочек, новые застежки на модные плащи, новая обувь, для которой тоже требовались украшения из золота и поделочных камней, – в общем, дел у девушек из свиты герцогини Ивеллонской было выше крыши. А еще обязательные обеды и ужины с королевой и дамами ее двора, которые составили серьезную конкуренцию гранствиллским красавицам и вовсю отбивали у них ухажеров из числа рыцарей его высочества… Новость о том, что королева, возможно, отправится в свой осенний вояж раньше, чем собиралась, и отбудет из Хефлинуэлла вместе с новобрачными, то есть, через три дня, была принята на «ура!».