Город, который мы вспомним
Катерина Баклушина
В далеком городе идет снег, он там постоянный гость. Приходит, чтобы укутать дороги, холмы, присыпать вход в подъезд. Снег идет, и не слышно гудка поезда, и вообще звуков почти не слышно, они прячутся, чтобы ясно возникнуть в морозный день.Город умеет хранить свои тайны, запертый от мира на все замки. Он умеет проникать внутрь тебя, заставляя помнить всегда, где бы ты ни очутился. Это мой город и наша с ним история…
Город, который мы вспомним
Катерина Баклушина
© Катерина Баклушина, 2024
ISBN 978-5-0064-2850-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть 1
Глава 1. Мост к небоскребам
Порой мне нравится приходить сюда, на маленькую площадь у ресторана, где можно долго стоять, опираясь на перила, разглядывать реку, дома на противоположном берегу, думать, мечтать, вспоминать. На площади никого, удивительная тишина, такая плотная, что кажется, можно потрогать. Здания напротив мы называем небоскребами, они самые высокие в городе из тех, что нам удалось построить. И откуда только взялось это слово?
Сейчас пасмурно, идет крупный снег с мелким дождем, ветер толкает в спину, маленький термометр на рукаве показывает -2С. Я радуюсь этому внезапному июньскому потеплению, и все же внутри немного тревожно, что принесет тепло?
Слышен гудок поезда, кажется, что совсем близко, но на самом деле, это холодный воздух приближает звук. До поезда идти почти пол часа, здесь центр, а он объезжает город кольцом. Нет начальных и нет конечных, зато просто добраться куда угодно. Это вспомнил Конст, а потом пришел и долго слушал, какой он молодец. Ему воспоминания даются тяжелее, чем многим, пару лет в начале он совсем ничего не показывал на машине памяти, зато потом появился целый поезд и даже само его название. Помню, он сидел рядом в ресторане, и все повторял:
– Там еще была «ц», какие-то буквы и «ц», это точно.
А большой лохматый Ива возражал:
– Ну откуда может быть там «ц», не придумывай! «Ц» – это центральный, а зачем в центре поезд? Что я, из ресторана до набережной поеду?
– Нет, нет, «ц» – это же часть кольцевой! Кольцевой поезд, окружает город, я помню, раньше были такие дороги, кажется? – подал голос Гор, высокий мужчина в очках с серебристыми висками, – точно! Решено! Мы сделаем Кольцевой Поезд, чтобы он объезжал все районы. И станем ближе друг к другу.
– Как ладно ты все вспомнил, дружище, – кивает Конст, – уверен, Мил и собрание одобрят, а там и построится.
Мила в ресторане тогда не было, как всегда сидел в лаборатории, среди своих железок. Он тут практически за главного, потому что понял, как работать с машиной памяти, включил дроидов, построивших город, и почти уже разобрался, что было в до.
Внезапный порыв ветра почти сбивает с ног, приходится крепко хвататься за перила. Начинается метель, и я понимаю, что пора идти домой, если не хочу превратиться в сугроб. Конечно, одежда с подогревом не даст замерзнуть, но идти будет не удобно. Небоскребы почти не видно, их окна темные, на тот берег никто не провел электричество, и они стоят, как памятники, не более, чем воспоминания. Один похож на карандаш, второй хитро закручен, «подобно спирали ДНК» говорил Мурз, но ни он, ни кто-то другой не знали, что это за спираль, не все удается вспомнить. Третий выглядит странно, как неотесанный булыжник, но при этом самый высокий – этажей пятнадцать, если не больше. Я часто смотрела на них, чувствуя странное тепло внутри, но понимания ощущений не было.
Путь домой лежит через холм, где разбили парк с маленькими неказистыми деревьями. Их стволы, черные и безжизненные, изгибаются причудливым образом, как будто скрученные неизвестным великаном. Там, в глубине парка стоит палатка с горячим шоколадом (так называет свой напиток Тон) сладким и темным, куда повар добавлял маленькое облачко сливок. Тон смеется через усы, и всегда рассказывает какую-нибудь шутку, правда, я понимаю не все.
Но, сейчас, в метель, палатка закрыта, накрыта стальным тентом, чтобы не унесло, а Тон отдыхает в ресторане, рассказывая свои бесконечные шутки приятелям. Дорожку почти не видно, и я включаю лазерный навигатор на капюшоне, чтобы не заблудиться. Стремительно темнеет, как всегда, в сильный снегопад. Потепление отложилось еще на один год.
На вершине холма ютятся пятиэтажные панельки, странные на вид дома, с маленькими квартирами и большими балконами (зачем они были нужны в до мы не понимали).
Если присмотреться, можно увидеть маленький зеленый огонек, это зажег Ива, я могла бы зайти к нему в гости, он всегда рад и угощает чем-то вкусным. Ива работает на ферме – круглом большом здании, где выращивают растения, животных и птиц. Мы не убиваем зверей, употребляем в пищу только молоко и птичьи яйца, но иногда они умирают сами, особенно детеныши, те, что рождаются с большим количеством конечностей, чем у их родителей. Люди уже давно не бояться, а вот звери… Они не принимают их, отбегают, мычат, прогоняют. И все же, ферма скорее радостное место, чем грустное. Когда все началось, животные сами пришли к нам, в поисках пищи и защиты. Не знаю зачем, но те, кто жили здесь до нас, а может мы сами, построили в городе огромное хранилище с семенами, зерном, эмбрионами животных, как будто знали, что однажды все закончится. Впрочем, это уже не наше дело, ведь с нас все началось. Началась жизнь, город, целый мир. Один только Мил в лаборатории все бьется и бьется над загадкой, что было до? Таскает нас туда, использует аппарат по извлечению воспоминаний.
Миновав холм и панельки выхожу на красивую улицу, где расположились маленькие дома с уютными фонариками, за ней пустырь перед кирпичными домиком. Теперь там живет Роза, большая женщина с черными волосами, закручивающимися в забавные колечки на висках и на лбу. Мне кажется, Розе одиноко, она ощущает себя маленькой в этом большом доме, как будто чувствует, что должен быть кто-то еще, много других людей.
Наконец, показывается и моя улица. Первым видно книгохранилище – бело-желтое трехэтажное здание, такое красивое. Дома, идущие по улице, начинающейся от сквера, тоже желтые, но без белых колон и орнамента. Маленькие, двухэтажные, они создают целый квартал, в конце которого большой университет и лаборатория. В университет мы ходим изредка по вечерам. В лекционном зале Мил рассказывает нам о своих достижениях, демонстрирует открытия, обучает умным вещам. Иногда, я читаю там книги, чаще новые библиотечные, но один раз читала свою, первую сказку, всем тогда понравилось. Дре даже похлопал. Он ценитель, много читает и пишет стихи, часто выступает с докладами, поэтому его похвала дорого стоит.
Подхожу к книгохранилищу, с трудом пробираясь к дверям, засыпанным снегом. Достаточно нажать кнопку, и они отворяются, открывая маленькую комнату адаптации. Такие комнаты необходимы, чтобы отключить лицевой аппарат, вдохнуть подогретый воздух, снять термозащиту, и уже свободной и красивой, зайти в сияющий холл. Свет включается сам, стоит двери открыться – белые стены блестят, отражая огни. На первом этаже, за холлом типографская мастерская, где работает Тана, моя начальница. Второй этаж занимает читальный зал, там стоят диваны, столы, стулья, лавки и скамьи, за которыми можно провести время с книгой. Выносить тома отсюда нельзя, на улице с ними что-то происходит, книги темнеют и распадаются. Но это только старые, найденные среди руин, когда город еще не был отстроен, а те, что мы печатаем сегодня, так не реагируют. Быть может, это связано с тем, что мы издаем книги с листами из тончайшего пластика, а до этого использовали другой, нам не известный материал?
Тана бережно воссоздает тома, перепечатывая самые распадающиеся из них, чтобы навсегда сохранить память человечества. Из них мы узнали очень многое, например, что на планете живут драконы, сплоты, саламандры. Животные, которые описаны в книгах кажутся фантастическими, но мы не сомневаемся, что все они существуют, или существовали. Огромные знолоны на юге, в стране, где никогда не было снега, одно это невероятно. Я не помню ни одного дня без него, хотя бы пару часов.
Третий этаж мой любимый, туда ведет не большая парадная лестница, а маленькая, закругленная, сделанная из темного металла. Ее вспомнила Тана, как и типографию. Там, среди стеллажей стоит особенный запах – старости, сырости и еще чего-то, кажущегося таким знакомым.
Слышу шаги наверху, кто-то решил встретить, пока я замерла в холле, как всегда немного выпав из реальности, погрузившись в мысли.
– Мурз! – радостно вскрикнула, узнав тяжелые ботинки.
– О, Нани, а я думаю, кому не сидится дома в такую метель. Подумал, вдруг какой бедолага сумел забежать в тепло, а теперь лежит без движения, – мужчина улыбался, оперившись о перила.
– Ты начал думать у о других? Все нормально, это просто я. Как всегда задумалась.
– Надеюсь, планы грандиозные?
Стоило Мурзу сказать это, как из-за двери типографии показался длинный веснушчатый нос, а за ним и хозяйка долговязая, худая бело-рыжая Тана. Часть прядок у нее были седыми, по большей части со стороны электронного глаза.
– О, Нани пришла. Давай шустрее, у меня к тебе дело и задание, нужны руки и светлая голова. Если уговоришь Мурза помочь, это будет как нельзя кстати.
Мурз усмехнулся:
– Вообще, мы собирались обсудить грандиозные планы. Так что уговаривать придется обоих.
– Это он так шутит. У меня нет никаких грандиозных планов, кроме разве что поработать. Что нужно сделать?
Тана вздохнула, укоризненно глядя на мужчину. Ее в нем многое раздражало: его постоянная привычка брать одну книгу за другой, читать от силы страницу, а после рассказывать с важным видом какие-то сущие нелепицы. То, что на место он их, конечно, не ставил. Кажется, даже ботинки. И они раздражали. Мурз же в ответ постоянно подкалывал Тану, считая ее слишком уж занудной. Впрочем, все это скорее напоминало игру, приносившую обоим плохо скрываемое удовольствие.
– Принести книги с третьего этажа, пару томов, я отобрала самые аварийные. Тебе это будет проще сделать, сама понимаешь.
И она выразительно глянула на мою правую руку, а точнее, на роботизированный протез, заменивший ее.
– Как спустишь книги, посмотри станок, или это может сделать твой приятель, он стал слишком сильно нагревать пластмассу. Разберетесь – напою чаем, только вчера купила на ферме.
Я быстро кивнула и послала Мурзу умоляющий взгляд. Как женщина, не склонная к точным наукам, я не особо разбиралась в станках, о чем он прекрасно знал. В ответ, Мурз, конечно же закатил глаза, демонстративно вздохнул, и все же пошел вниз по лестнице. Пока в типографии ему пришлось выслушивать как он это называл «песню зануды», я быстро принесла все четырнадцать (а вовсе не пару) тяжелых книг за раз. Что ни говори, у искусственных рук есть свои преимущества.
Поломка аппарата оказалась совсем простой, да и не поломкой вовсе. Датчик температуры слетел градусов на двадцать, поэтому прибор плавил страницы слишком сильно, и наносить на них текст не особо получалось.
Как по мне, мы разобрались с делами слишком быстро, и могли бы сделать еще что-нибудь полезное, но напарник оказался категорически не согласен, и тут же потребовал чай.
Видя, что Тана еще занята текстом, я легко проскользнула на кухню первого этажа, разместившуюся за печатным залом, где задала дроиду программу приготовления ужина. Механизм ожил, внешне эта модель была чем-то похожа на человека, почти настоящая горничная. Только вместо пальцев появлялись необходимые насадки – ложки, ножи, терка, половник и прочее. Этот дроид был подарком города для жителей, любящих пить чай в уютной столовой книгохранилища, куда я вошла с небольшим подносом, с маленькими вазочками с сахаром и варением. Там был установлен электрический камин, стояли диваны и пуфы, столики для чашек и полочки для книг.
Села в одно из кресел, поджав ноги под себя, и стала наблюдать за огнем. Вскоре пришел Мурз, а я и не заметила, так тихо он стоял в проходе. Только возмущенное пищащие дроида выдало присутствие человека.
– Что ты там стоишь? Тоже подвисаешь порой?
– Бывает, как-то задумаюсь и проваливаюсь внутрь себя. Странное чувство, как будто вдруг перестаю понимать, где я, ощущения из другого мира. Ты не знаешь, кто все это вспомнил? Камин, комнату, плед? Здесь хорошо, но у меня чувство, как будто это не отсюда. Ну, не бывает так в книгохранилище.
– Здесь много чего того, что когда-то не было, – ответила я, принимая чашку у горничной, – и многое так, как не было никогда. Но мы сами создаем жизнь, с самого начала. Не могу понять, отчего ты, и Мил, и другие так хотите вспомнить, понять, вернуться в до? Разве, то, что мы создали плохо?
