– Прошу прошения, – Иванджелине было трудно сдержаться от вопроса, она не желала верить словам Правительницы. – Но разве волшебство, это не наука? Разве все мы, – теперь она обращалась к своим друзьям, – Не занимались в Институте Невероятных Чудес, тем, что шлифовали своё магическое искусство, точно камень?
– Всё так, сударыня, – принц ответил ей со снисходительной улыбкой, – но если в вашем мире, материя, из которого он соткан, готова отдаться в руки любому, кто готов сделать даже самый маленький шаг навстречу невозможному, то в Нурмии это удел избранных. Насколько я понимаю, все вы знакомы с таинствами магии, и, тем не менее, ваши навыки и знания не позволят вам сотворить здесь ни одного настоящего чуда. Но мы отвлеклись, продолжайте, Шадоу.
«Именно самобытностью наших земель мы объясняем появление всевозможных таинственных созданий и магических животных, которых мне не перечесть. Из них цивилизованными народами являются гномы и эльфы. Эльфов принято разделять на семь демосов, каждый из которых присягает кому-либо из Властелинов. Тиофильды, или цветочные феи повинуются Оттилии Эйлиотской. Диары, они же лесные эльфы и невидимые певцы древ – Зинфирду Дельсградскому. Морские русалки служат нашему доблестному военачальнику, а их озёрные сёстры составляют мою особую свиту. Снежальды эльфы снегов и маги льда являются вассалами Ингрид Зельзградской. Огневеры или эльфы закатного огня находятся в услужении у верховного судьи. Вральзги, они же тёмные эльфы подчиняются Юстции Гравелотской. Нашему принцу присягнули светлые эльфы. И кроме этого, все эти народы клянутся в верности мне, ибо подвластный мне некогда Край Южных Озёр был Родиной для них всех. Да, мы всегда старались найти общий язык с теми, кто поселился в наших владениях.
Это беда пришла к нам со стороны. Появился тот, кого мы вначале приняли так благодушно, пришелец из другого мира, Бернардер Валамбрез. Обманув наше доверие, он поднял мятеж, и развязал бессмысленную и беспощадную войну. Но это было ещё полбеды, отвоевав территории и получив власть над людьми, он получил возможность творить чары. Он был могущественным магом, и противостоять ему было почти невозможно. Так прошло больше двадцати лет нашей с ним борьбы, страшные, смутные годы, о которых я не могу вспоминать без слёз и содроганий. Он создавал ужасных, богомерзких существ, из-за которых гибли тысячи прекраснейших созданий Нурмии, сеял раздор между нашими народами, насылал болезни и проклятия.
Сильнее всего пострадал Край Южных Озёр, тот, которым правила я. Ах, лучше бы я погибла вместе с ним, чем жить со столь тягостным осознанием вины, осознанием того, что я не смогла защитить свой народ. Он назначил мне поединок, и я была столь самонадеянна и тщеславна, что приняла его вызов. Да, я хотела, пусть даже ценой собственной жизни вернуть покой и мир в наши земли, погубив врага. Мы сражались несколько часов, после чего я ослабла настолько, что потеряла сознание. Очнулась я лишь в замке принца Флюгерио, спасшего мне жизнь. Тогда я и узнала, что помощь подоспела вовремя. Объединив усилия, остальным семерым волшебникам удалось изгнать из Нурмии Бернардера Валамбрез, который был, так же как и я измучен нашим долгим противостоянием. Но всё же мы многим заплатили за нашу победу, с того самого момента от нас ушла почти вся наша магическая власть, которая не восстановилась и по сей день. Но строже всех за свою гордыню была наказана я. Перед тем как уйти Бернардер Валамбрез проклял мой чудесный и светлый край, чтобы отмстить мне, той, кого он считал виновницей своего падения. Так к бездне и во мрак моя благая цель всем выстлала дорогу. Собрав последние силы, остальные семь Правителей сотворили стену, которая отделила мои владения от остальной Нурмии и не пропустила его мрачных и пагубных чар дальше. И всё же бедствия не оставляют нас. Уже прошёл год, как был изгнан этот могущественный тёмный маг, а его тени всё ещё преследуют нас. Болезни, нищета и раздоры обрушиваются на наших подданных, возникая там, где их появление мы не могли бы предсказать. Мы делаем всё, что в наших силах, чтобы вернуть благополучие нашей стране, но путь наш ещё не кончен. И без волшебства устранить все беды, что принёс на Бернардер Валамбрез почти невозможно.
Со скорбью вспоминаю я о Крае Южных Озёр, том самом месте, из которого по приданию и пошло всё волшебство в Нурмии. Диковинные звери и птицы жили там, в ладу с людьми, эльфами и гномами. Я понимала языки всех, кто населял мои земли. Эльфы, диары и феи составляли мою изящную и легкокрылую свиту. Как нимфа я бегала босоногой девочкой по цветущим лесам и полям, в моих волосах струился ветер и травами звенел апрель. Я появлялась то тут, то там, и везде меня встречали лучезарные улыбки моих подданных. А озёрные русалки, эти величественные и такие чувствительные создания пели мне свои песни в ночи и заплетали цветы в мои косы. О да, этот край был чудом из чудес, а теперь, мне даже страшно подумать, что могло случиться с ним.
После поединка с Бернардером Валамбрез я долго пролежала больная в замке принца Флюгерио. Несколько месяцев я металась между жизнью и смертью, и однажды в бреду мне было явлено, что лишь своим смиреньем я искуплю свою вину и сниму проклятие со своих владений. С тех пор мною управляют лишь два чувства: чувство меры и чувство долга. Увы, но как я узнала, в слабость вводят одинаково и печаль и радость, и ненависть и любовь. Так для того чтобы взять на себя все несчастья и страдания своей земли я погрузилась в глубокий траур и дала обет молчания.
И всё же, я смею надеяться, что все эти жертвы не напрасны. Я до сих пор с ужасом думаю о преступлениях Бернардера Валамбрез. Так однажды он обманом заманил в этот мир семерых волшебников, приказав убить этих несчастных. Это было более двадцати лет назад, ещё в самом начале его владычества. В ту роковую ночь, мы с принцем Флюгерио объезжали его владения, когда мы заметили их схватку. Мы приказали нашим людям вмешаться, и оттого двоим путешественникам всё же удалось спастись».
– Нам известна эта история, – снова оборвала рассказ госпожа де*Кверлик. – И один из тех, кого Вы спасли тогда, ныне жив. Но что случилось со вторым, мне сказали, что мой отец вернулся в Нурмию, чтобы найти господина Валамбрез и отомстить за гибель друзей.
« Так вот оно что! – По лицу Ингрид скользнула зловещая улыбка. – Значит, дочурка Эдмунда Орнольдегольд, любопытно. А то я смотрю, кого-то мне эта девица напоминает. Такая же несносная, как и отец, но дайте срок, кончу и с ней».
– Если это действительно так, то он пошёл на верную смерть, – ответила Юстция, – впрочем, нам, увы, об этом ничего не известно.
«На этом кончаю, теперь вы знакомы с нашей печальной историей. Но я хочу, чтобы вы знали, я и остальные Властелины сделаем всё, чтобы помочь вам в ваших поисках, Миера Южноозёрская».
– Край Южных Озёр? – Задумчиво выговорил Фредерик Фейрфакс. – Может ли быть, что Бернардер Валамбрез отправил мою жену именно туда?
– Исключено! – Резко воскликнул Флюгерио, по понятным причинам уже спешивший кончить собрание. – Наложенное заклятие не даёт никому попасть туда ни из Нурмии, ни из вашего мира. Ну что же, я благодарен своей тайной советнице за то, что обязанность рассказать вам нашу печальную историю она взяла на себя. На этом предлагаю закончить наш маленький приём, вы должно быть устали с дороги, отправляйтесь в свои комнаты и отдохните. Вечером на балу вы снова сможете встретиться со всеми нами, разумеется, кроме Миеры, но я лично передам ей все ваши пожелания.
***
Фредерику, наконец, удалось уединиться с друзьями в его комнате. Сохраняя осторожность, Юнона прикрыла дверь, ибо вещи, которые они планировали обсудить, были не для посторонних ушей.
– Вы видели эту стерву, да она ненормальная! – Воскликнула Ива.
– Иванджелина, придержи язык, ты итак со своими неуместными вопросами вела себя опрометчиво, – стал отчитывать её господин Риверс.
– Артур, – жена обняла его за плечи, – ты несправедлив, это касалось её отца.
– И всё же, можно было вести себя дипломатичнее.
– Да ты видел их лица! – Ива дошла до точки кипения, – и эта женщина с крысой!
– И всё же, они ведь предложили нам свою поддержку, отвергать которую нам не следует, – заметил ей Эдвард.
– Как-то нехорошо мне было рядом с ними, – прошептала Оливия, уткнувшись в плечо Зинзивера, который стал гладить её золотые кудряшки.
– Мне тоже, – Юнона печально улыбнулась ей, – да ещё невольно вспомнилось убийство господина Эвирлок.
– Юнона, ну от тебя я такого не ожидал. То есть ты предполагаешь, что Правителям больше делать нечего, кроме как по первому зову Бернардера Валамбрез мчаться в наш мир и участвовать в его грязных авантюрах? И это после всего того зла, которое он принёс им? – Артур Риверс состроил крайне умное лицо.
– Да, женщина в вуали не скупилась на его обвинения. – Тихо отметил Фредерик. Конечно же, Миера заинтересовала путешественников сильнее остальных Правителей.
– Фредерик, ты допускаешь мысль, что она может походить на … – Зинзивер не решился кончить.
– Я уже нечему не удивлюсь, – слова Иванджелины прозвучали крайне зло.
– Не знаю, но речи её были разумны. Ах, боже, – Фредерик возвёл полные скорби глаза к потолку, – так вполне могла бы говорить и Милидия. И если эта женщина также благородна и жертвенна как она…
– Миера ведь в одиночку сражалась с Бернардером Валамбрез. – Отметил Эдвард.
–Но это лишь при условии, что Правители нам не солгали. – Баронесса никак не хотела изменить своего мнения.
– Да, – и в выражении лица Фредерика появилась жестокость. – И ныне мне всё равно, я убью любого, кто посмеет причинить вред Милидии и моему ребёнку, будь то хоть явный злодей, хоть двоедушный, коварный даритель лживых благ! Я клянусь Небом и Создателем, я верну свою жену, либо лягу во прах! За неё я вызову на бой хоть весь мир!
– Одумайтесь и не рубите с плеча! – Пылко воскликнул Артур. – Кто доказал, что это Правители принесли погибель господину Эвирлок?! Так враги ли они нам? А, как известно, без доказательств, нет и теоремы! А кто из Вас может доказать, что они убийцы, это слишком тяжёлое обвинение, чтобы так легко ими разбрасываться!
– И всё же, я думаю, нам следует быть осторожными. – Резонно заметила госпожа Риверс, как всегда искавшая компромисса. – Мы не можем доверять никому, из-за нашей опрометчивости уже итак случилось слишком много бед. Но и отвергать помощь, которую нам предложили, при данных обстоятельствах было бы просто глупо.
– Ты как всегда права, – Фредерик бросил девушке благодарный взгляд, гнев его уже утих, и он погрузился в свои тяжёлые мысли.
– С тобой нельзя не согласиться, – муж ласково поцеловал её в лоб.
Одна лишь Иванджелина обижено поджала губы и отвернулась от своих друзей, всем видом давая понять, что она осталась при своём мнении.
Глава 11. Ослеплённый.
Усилием воли она приказала себе не дрожать, от холода ей хотелось онеметь. Потайными ходами, а не с парадных дверей её привили в роскошные комнаты и отдали на попечение суетливым горничным. Все на одно лицо: с кукольными стеклянными глазами, туго собранными волосами, румяными щёчками, они проворно сновали по покоям, умывая, переодевая и причёсывая вверенную им Милидию. Сначала девушки молчали, но потом, осознав, что пленница принца их не слышит или, во всяком случае, не воспринимает их слов, они стали весело переговариваться между собой, шутить и смеяться. Когда же они совсем осмелели, они стали обсуждать саму Милидию.
– До чего же она бледненькая, вы только посмотрите на неё, девочки, – заметила одна. К чести отметим, что всё это говорилось без злобы, но, увы, и без участия. Они напоминали девочек, одевающих красивую куклу.
– Но ведь все аристократки бледные, Лили, – выговорила ей вторая.
– Да, действительно аристократка, даже полслова нам не сказала, – произнесла третья.
– Тише, она ведь всё-таки слышит нас, Нинет.
– И всё-таки, она красавица, какой свет ещё не видывал, – приговаривала Лили, расчёсывая каштановые волосы госпожи Фейрфакс.
– Нас бы одеть в этот бархат и в эти сапфиры, и мы бы были ничуть не хуже, – тихо, с завистью прошептала Нинет.
Милидия слышала её. Она содрогнулась и пронзительным взглядом карих глаз посмотрела на девушку. «Бедная, глупая девочка. Неужели она и вправду хотела бы поменяться со мной ролями? Нет, она не знает, о чём говорит».
Её красота была застывшей и печальной. Белая, как снег, холодная, точно лёд, надменная, как особа королевских кровей, она стояло перед огромным, во весь рост зеркалом. Её осанка, её стать говорили о неприступности нрава и величии души. Платье из ярко-синего бархата, под грудью подбиралось тяжёлым золотым поясом. Из-за сияния свечей, волосы отражались и точно нимб над головой светились червонным золотом, у шеи и лица напротив они тускнели и казались иссиня чёрными. Вырез на груди открывал дорогое ожерелье из сапфиров и золота, а дополняли его массивные серьги и венец. Хорошо обработанные камни поражали своей глубиной и чистотой, но куда глубже и чище были огромные глаза Милидии, окутанные таинством ресниц. В этих карих глазах можно было утонуть, как в омуте. Они возносили и чаровали, и в этом взгляде было сокрыто её сердце. О сколько скорби и несчастья было в её взоре, эта была растерзанная и распятая душа. Это были глаза ангела, свергнутого с неземной высоты в бездну ада.
Ни одна из служанок и не догадывалась, сколько боли причиняли Милидии её волшебные облачения, и то, что с ней поступали, точно с куклой. Массивный бархат казался хрупкой девушке тяжелее железных доспехов, золотое ожерелье сдавливало дыхание. А голова! Венец, возложенный на неё, стиснул виски и жёг точно раскалённым железом. Красные пятна на бледных щеках, которые горничные приняли за страстное и волнующее возбуждение, были не чем иным, как первыми признаками вновь начавшейся болезни. Это был нездоровый, лихорадочный румянец.
От предложенной ей изысканной пищи Милидия Фейрфакс наотрез отказалась. Сам вид еды, сама мысль о ней вызывала у неё отвращение. Она решилась было выпить немного воды, но проглотить её ей было тяжело. Вначале обманчивая прохлада коварно сковала горло, а затем встало в нём точно ком, прервав дыхание. Усилием воли она заставила себя проглотить воду, но из-за этого тут же зашлась приступом кашля и в глазах у неё помутнело. Слабость продлилась ещё несколько мгновений, железный характер несчастной девушки запретил выдавать её посторонним, оттого легкомысленные девицы, приставленные к ней, не заметили этого приступа. Покончив со своей работой, горничные ушли, оставив Милидию одну. Стоять она была уже не в силах, молодая женщина вяло опустилась в кресло, уронив голову на плечо.
Первые полчаса ей ещё удавалось сохранять трезвость ума. Она пыталась понять, кто она здесь: пленница или госпожа? И этот человек? Кто он ей? Имя, которым он назвался, немыслимое сходство с портретом в её медальоне, заставляли её верить в то, что он её муж и отец их ребёнка. Но его безучастность и равнодушие к ней! Нет, ему нужна не она сама и уж тем более не ребёнок, а что-то другое. Но он не получит этого от неё! Гордость переборола в ней даже болезнь. Она никогда не будет принадлежать этому человеку!
